скачать книгу бесплатно
Остановился возле д’Эстурвиля, встретился с ним взглядом. С удивлением подумал о том, что впервые вот так спокойно смотрит в знакомые зелёные глаза. И вспоминает при этом не своего Жака, а сегодняшнее утро в конюшне. Прикосновение губ и горячих ладоней: я даже представить себе не мог, что это будет так мучительно – целый месяц не видеть вас…
Он с трудом удержался, чтобы не улыбнуться. А потом всё-таки протянул руку и подтянул перевязь кадета на нужную высоту.
– Вот так, – сказал негромко. – Так, мне кажется, вам будет удобнее.
– Может быть. Благодарю, – и д’Эстурвиль, поправляя пряжку, якобы случайно коснулся в ответ его руки. Всего на одно мгновение, но это прикосновение стало для Шарля настоящим подарком.
Снова окатило горячей волной, а Жак увидел, как злые глаза гасконца вдруг вспыхнули мягкими огоньками – как и тогда, когда тот впервые по-настоящему ответил на его поцелуй.
– Д’Артаньян, – собственный голос вдруг показался ему хриплым и сдавленным, однако плевать, что подумают окружающие, – мы… можем поговорить?
– Конечно, – лицо лейтенанта тут же стало вежливо-холодным. – Возможно, я смогу уделить вам несколько минут… однако не сейчас. Вы же понимаете. Лучше доведите до ума оружие.
Я уже ни черта не понимаю, подумал д’Эстурвиль: то вы улыбаетесь так, что впору… чёрт, даже слов не подберёшь… а в следующий момент смотрите на меня, как на пустое место…
И как же всё-таки вызвать вас на откровенный разговор?
– Простите, сударь, – произнёс вслух. – Я сделаю выводы и в дальнейшем не стану отвлекать вас без нужды.
Однако д’Артаньян даже не стал дожидаться окончания фразы. Нетерпеливо шевельнул плечом и двинулся по направлению к следующему солдату.
* * *
А вот проблема с Женевьевой решилась неожиданно просто.
Он так и не решил, каким образом будет лучше сообщить ей о своём незамедлительном отъезде, однако неожиданно столкнулся с девушкой в одном из коридоров Лувра, когда собирался идти проверять посты.
– Шарль! – белошвейка, уронив корзинку с шитьём, бросилась к нему и буквально повисла на шее. – Когда ты вернулся?
– Сегодня утром, – гасконец обнял подружку за талию и аккуратно поцеловал куда-то между щекой и уголком рта. – Здравствуй, малыш.
Оглянулся, прикидывая, где бы уединиться для разговора, а потом толкнул двери первой попавшейся комнаты.
Она, к счастью, оказалась пуста, и теперь Женевьева уже безо всякой опаски прижалась к своему кавалеру.
– Ну наконец-то! – улыбнулась счастливо. – Я так соскучилась по тебе! Почему ты не пришёл ко мне ещё утром? Ты же знаешь: по утрам я всегда дома.
– Потому что первым делом мне надо было отчитаться перед капитаном о своём прибытии, – терпеливо пояснил Шарль, готовый на всё, лишь бы, пусть на время, но мирно расстаться со своей пассией. – Ведь начались военные действия, и…
– Я даже слышать не хочу ни о какой войне! – девушка капризно надула губки. – Я знаю только, что месяц не видела тебя… я так соскучилась! И я хочу, чтобы ты поцеловал меня!
Какая удача, что я встретил её здесь, подумал молодой человек; как бы теперь аккуратно сказать, что я уезжаю, и ближайший месяц мы точно не увидимся?
А Женевьева, ещё мгновение тому льнувшая к нему, вдруг напряглась и спросила изменившимся голосом:
– Что это? Что у тебя с лицом?
– О чём ты? – удивился Шарль, а белошвейка с совершенно нехарактерной для неё силой ухватила его за плечи и развернула к стоявшему у стены довольно большому зеркалу.
– Вот! – взвизгнула некрасиво. – Что с твоей губой?
Твою мать… гасконец пригляделся и только охнул удивлённо: как же он мог забыть! Его многострадальная нижняя губа, прокушенная несколько раз ещё во время пребывания дома, снова пострадала сегодня из-за чересчур страстных поцелуев д’Эстурвиля. Но если утром ещё ничего не было видно, кроме небольшой трещины, то к вечеру губа распухла, а в углу рта вообще проступил безобразный кровоподтёк.
А он так забегался из-за предстоящего отъезда, что даже внимания не обратил.
Но выглядит всё это, конечно, совершенно однозначно: неудивительно, что Женевьева так возмутилась.
И вместе с тем Шарль даже растерялся поначалу, потому что сцен ревности ему не устраивали уже очень давно.
Да и к тому же… он просто целовался… Хотя нет, ведь и до этого их с д’Эстурвилем общение было далеко не невинным… но при этом за последние два года он не взглянул по-настоящему ни на одну женщину – так чего же хочет его пассия? И можно ли назвать изменой Женевьеве то, что он влюбился в мужчину?
От этих мыслей гасконцу почему-то стало смешно, он едва сохранил приличествующее выражение лица.
Потому что, как бы там ни было, но в его планы никак не входил окончательный разрыв с подружкой. Он хотел спокойно попрощаться с ней на время войны… ну и, конечно, пока не прояснятся его отношения с Жаком… а вовсе не выслушивать какие-то странные претензии.
– Малыш, – сказал он, чувствуя вместе с тем, как фальшиво звучат его слова, – не сердись…
– Что? – Женевьева изо всех сил ударила его острыми кулачками в грудь. – Зачем ты лжёшь? Ты же изменил мне, разве не так? Да такие синяки ни с чем не спутаешь!
– Разве? – пробормотал Шарль, а белошвейка запустила в него мотком ниток из своей корзинки, а затем – ещё и ещё:
– Я чувствовала… я уже давно подозревала, что ты неверен мне! Как же ты мог, а? Чем та, другая, лучше меня?
Нет, ну где в подобных обвинениях логика? Он или неверен давно, или изменил только что, по дороге в Париж…
– Чему ты улыбаешься, негодяй? – и очередной клубок с глухим стуком ударился мушкетёру о грудь. – Бессовестный!
– Женевьева… – пробормотал гасконец, впрочем, настолько вяло, что девушка теперь уже по-настоящему залилась слезами.
– Уйди! – она подхватила полупустую корзинку и метнулась к дверям. – Видеть тебя не могу!
Стук её каблучков уже давно затих в конце коридора, а Шарль всё стоял у небольшого настенного зеркала, очень кстати оказавшегося здесь, и удивлённо разглядывал злополучный синяк.
Нет, ну надо же…
А разве ты не этого хотел, спросил он сам себя.
Ты ведь уже давно задумывался над тем, не разорвать ли тебе отношения с чересчур требовательной любовницей, а тут даже никаких усилий не понадобилось.
Тем более, пока ты будешь на войне, Женевьева с чистой совестью может подыскать себе нового обожателя… хотя это не означает вовсе, что тебя простят.
А ты спокойно сможешь определиться, наконец, в своих чувствах к д’Эстурвилю.
Так-то оно так, но по отношению к девушке это всё равно выглядит некрасивым, хотя, видит бог, он не планировал такого разрыва.
Шарль вздохнул и принялся собирать клубки.
Сейчас объясняться с прекрасной белошвейкой нет смысла: она по-настоящему обижена на него. А вот когда он вернётся из-под Ла-Рошели, то постарается помириться с Женевьевой. Не для продолжения отношений, а потому, что нет врага хуже, чем ревнующая женщина.
И возвращённые клубки станут для этого неплохим предлогом.
…
Он проверил посты, а вернувшись в казарму, припрятал клубки в одном из ящиков стола.
За время его отсутствия стол оказался завален самой разнообразной корреспонденцией. Какие-то письма, записки, черновики списков дежурств, которые составлял вместо него де Бемо, даже листки парижской газеты, где сообщались последние придворные сплетни.
Чтобы разобрать всё это, требовалось время, а за окном уже был поздний вечер, и Шарль ощутил внезапно, насколько он устал.
Какой-то бесконечный получился день, и даже не верится, что он вернулся только сегодня утром. А ведь он и не обедал совсем, что уж говорить об ужине… а ещё предстоит собраться в дорогу, заплатить наперёд тётушке Мари, отдать распоряжения кузнецу, чтобы поменял подковы на копытах Ворона… чёрт, только не это…
Мысль о том, что надо будет идти в кузню, по-прежнему вызывала муторную слабость, и в какой-то момент Шарль даже подумал малодушно, не отправить ли с этим поручением кого-нибудь из кадетов.
Однако затем с досадой прогнал эти мысли: достаточно тех глупостей, что уже рассказывают о нём.
Ладно, он быстренько переговорит с кузнецом, не допуская при этом никаких мыслей о Жаке, а потом направится в Пале-Рояль.
Потому что, хотя монсеньор не вызывал его к себе, переговорить с ним просто необходимо. Именно в Париже, ведь в лагере под Ла-Рошелью он будет, как на ладони, а ему меньше всего хотелось бы афишировать своё участие в планах первого министра.
Оставив плащ мушкетёра в малой приёмной и надвинув шляпу на глаза, Шарль двинулся в сторону кардинальского дворца.
То, что время близилось к полуночи, было ему только на руку, потому что сейчас он вовсе не желал быть узнанным. Ну а в том, что, несмотря на такой поздний час, Ришелье не спит и примет его, даже сомневаться не приходилось.
И вправду, едва только он появился возле дворца, его остановил гвардейский патруль:
– Стой! Кто таков?
– Д’Артаньян, – хочешь не хочешь, но пришлось сдвинуть шляпу. – К его высокопреосвященству.
– Лейтенант! – один из гвардейцев посветил ему в лицо факелом, и гасконец узнал де Жюссака. – Я не знал, что вы уже вернулись, – а потом крикнул солдатам у ворот:
– Это свой! Пропустите его!
Свой? Интересно, что бы сказал Тревиль, узнай он, как на самом деле относятся к его лейтенанту гвардейцы кардинала?
Юноша усмехнулся невольно и, не мешкая, поднялся по ступеням дворца. Двери открылись, и старый слуга по имени Луи, склонившись в поклоне, принял у него шляпу, а потом кивнул в сторону лестницы.
Шарль прошёл в знакомый кабинет.
Он не ошибся. Его преосвященство и не думал спать. Склонившись над картой, что-то вычерчивал на ней остро отточенным пером.
– Проходите, шевалье, – сказал, даже не обернувшись. – Я ждал вас.
– Монсеньор, – молодой человек поклонился и подошёл к столу. – Я посчитал, что мне следует увидеться с вами до моего отъезда.
Ришелье выпрямился и какое-то время рассматривал мушкетёра.
Шарль спокойно выдержал его взгляд, и кардинал неожиданно улыбнулся:
– Вы выглядите намного лучше, чем месяц назад. Рад, что поездка пошла вам на пользу.
– Весна в Гаскони – это всё-таки по-настоящему весна. Особенно когда она готовится вот-вот перейти в лето, – лейтенант позволил себе улыбнуться в ответ, одними только уголками рта. – Монсеньор, ваше поручение остаётся в силе?
– А ваше согласие? – в тон ему спросил Ришелье. – Подойдите, сударь.
Шарль склонился над картой. Это было детальнейшее изображение крепостных стен Ла-Рошели и прилегающих деревень.
Кто бы ни рисовал эту карту, но он был настоящим мастером. Юноша без труда различил очертания острова Ре, форт Сен-Мартин, куда он первым ворвался со шпагой наперевес, как только в стене после череды взрывов открылся пролом, увидел дамбу, перегораживающую бухту. Помнится, в своё время она по-настоящему поразила его своими масштабами. Построенная из огромных валунов, мешков с песком, ракушника, а также обломков старых кораблей, дамба протянулась на несколько лье и легко выдерживала таранную атаку даже тяжёлых английских судов.
Особо на карте были отмечены узкие ворота, рассчитанные на прохождение только малогабаритных кораблей, красные кресты обозначали расположение батарей.
Не менее детально оказались вычерчены двенадцать крепостных башен самой Ла-Рошели; возле каждой из них было надписано количество пушек противника, а также указано возможное направление выстрелов. Шарль хорошо помнил, что пушек насчитывалось около ста пятидесяти, но дамба была построена на таком расстоянии, что, несмотря на все усилия ла-рошельцев, ядра не долетали, а падали в воду.
Так что у защитников крепости оставалась надежда только на бои непосредственно под стенами или на помощь извне.
– Знаете, что меня удивляет? – произнёс он наконец. – Как они держатся до сих пор. Потому что крепость обречена. Это лишь вопрос времени.
– Вот именно, только вопрос времени, – кардинал сощурился довольно, будто кот. – А также хороший пример тому, насколько может быть губителен религиозный фанатизм.
– Меня всегда пугали крайние проявления любых чувств, – пробормотал Шарль, а первый министр взглянул на него с откровенным удивлением:
– Вы нравитесь мне всё больше и больше, д’Артаньян. Поначалу я видел в вас только ловкого исполнителя опасных поручений, но теперь лишний раз убеждаюсь, что приобрёл в вашем лице верного единомышленника, а также умного собеседника.
– Вы преувеличиваете мои добродетели, – с усмешкой сказал молодой человек. – Однако я действительно придерживаюсь ваших взглядов, когда речь заходит об интересах нашего отечества.
– Отечества? – первый министр приподнял бровь. – Интересное слово вы употребили только что. Видите ли, я давно уже вижу Францию не простым скоплением парижан, бретонцев, бургундцев и ваших земляков, а единым могучим организмом, жители которого, вне зависимости от места проживания, одинаково чувствовали бы свою принадлежность к французской нации. Отечество, говорите вы? Надо будет чаще употреблять в своих докладах его величеству именно это слово. Однако я увлёкся…
– Я слушаю, – Шарль снова принялся рассматривать карту. – Что мне предстоит сделать?
– То же, о чём мы говорили в прошлый раз. Незаметно проникнуть в крепость, разыскать членов магистрата и убедить их капитулировать. Каким образом – вам решать. Я же даю разрешение применить любые методы.
– Любые? – недоверчиво переспросил гасконец, а взгляд кардинала стал жёстким:
– Вы совершенно верно расслышали. Я говорю об этом с такой лёгкостью, потому что уверен: вы не станете без нужды проливать кровь. Так что предоставляю вам полную свободу действий. Только крепость не сильно разрушайте: она мне ещё пригодится.
– Договорились. Ох, простите, ваше преосвященство… И всё же… Как я попаду в Ла-Рошель?
– Видите обозначение? Это ворота Порт Мобек, через которые в город доставляются лодки с солью. В начале весны наши сапёры пытались взорвать их. Пять тысяч человек были готовы ринуться на штурм, едва только пролом был бы готов, но, к сожалению, они не рассчитали силу снарядов, а также того, что из-за холодной погоды порох отсырел. Одним словом, операция не удалась, хотя ворота и перестали использовать по назначению. И брешь в них осталась. Вполне достаточная для того, чтобы ней мог воспользоваться один человек. Особенно – вашего сложения.
А потом Ришелье вынул из ящика стола запечатанный конверт:
– Это – детальный план города. Хорошенько изучите его, пока есть время, чтобы вы могли свободно ориентироваться. Помните, быстро добраться до ратуши и не быть при этом задержанным уличными патрулями – уже половина успеха.
– Хорошо. Как я узнаю, что пришло время действовать?
– Мой посланник разыщет вас и передаст все необходимые распоряжения. Пароль: «Король и Ре».
– А ответ?
