скачать книгу бесплатно
Какое-то время они целовались – жадно, торопливо, только сейчас поняв окончательно, насколько их тянет друг к другу.
Кажется, Жак прокусил Шарлю губу, потому что поцелуи гасконца вдруг стали оставлять на его лице и шее кровавые следы.
Кажется, у Шарля случился оргазм, словно у подростка, ещё не умеющего контролировать собственное тело. Пропало дыхание, а с губ сорвался тяжёлый, судорожный стон.
Он едва сумел сделать над собой усилие, оттолкнул кадета:
– Жак… Погоди…
Отвернулся резко. Согнувшись и прижав руки к паху, всё пытался хотя бы выровнять дыхание. Слышал, как д’Эстурвиль так же тяжело дышит за его спиной – интересно, он понял, что между ними произошло?
Почему-то от подобных мыслей накатило вдруг безудержное веселье, а на душе сделалось легко-легко. Выходило, что они вот так запросто перешли ту непростую черту, что разделяла их из-за событий последней ночи, и никаких выяснений отношений не понадобилось.
Наконец он сумел совладать с собой. Выпрямился, вытащил платок, намочил его в воде.
– Стой спокойно, – принялся вытирать молодому человеку кровь с лица и шеи. – Вот ведь дурак… ну зачем кусаться, а?
Лионец молчал, только продолжал улыбаться непонятно.
– Зачем я тебе? – спросил тогда Шарль, а кадет протянул руку и погладил его по щеке.
– Да откуда ж я знаю? – скривил губы в такой знакомой усмешке. – Просто… я вдруг понял… что больше не могу без вас. Просто не могу и всё.
– Ты что… – лейтенант прислонился поспешно к ближайшему стойлу, потому что ноги едва держали его. – Наверное, нам и вправду пришло время поговорить. Это всё… слишком серьёзно.
– Хорошо, – Жак согласился так легко, как будто и не слышал этих интонаций. – Но тогда… я спрошу вас об одной вещи. Можно?
Гасконец кивнул, и тогда д’Эстурвиль продолжил:
– Я всё вспоминал… тот наш странный разговор… Когда вы почему-то удивились, узнав, что я люблю лошадей. И нашу последнюю… встречу… – тут он запнулся и покраснел. – И всё никак не мог понять, отчего вы повели себя так. Сначала я думал, что это я… сделал что-то неправильно. Но потом…
Он долго молчал, подбирая слова, а потом всё-таки закончил:
– Конечно, быть может, я ошибаюсь, но мне кажется, что я имею право знать. Мне кажется, что всё это неспроста. Я ведь напоминаю вам о ком-то, верно? Можно узнать, о ком?
Этого вопроса Шарль не ожидал. Создалось такое впечатление, будто он получил удар под дых. Да уж, действительно крайне проницательный мальчик…
И всё же лейтенант постарался ничем не выдать своих мыслей. Тем более, меньше всего он был готов рассказывать кадету о Жаке из Артаньяна. Особенно после такой мучительной поездки в Гасконь, когда давние раны не только не успокоились, но и принялись болеть с новой силой.
– Простите, но вам показалось, – произнёс ровным голосом, а сам машинально запахнул плотнее ворот сорочки. – Это… не имеет к вам абсолютно никакого отношения, поверьте.
– Что? – на скулах д’Эстурвиля проступили багровые пятна. Он явно не рассчитывал услышать подобное. – Вы это… серьёзно?
– Вполне, – в какой-то момент Шарлю даже интересно стало: как его протеже поведёт себя дальше? – А что, собственно говоря, вы хотели услышать?
– Я не верю вам, – лионец покачал головой, отступил на шаг. – Вы только что спросили: зачем вы мне… А я? Зачем вам я? Вы… не похожи на человека, которого интересует лишь физическая близость… подобного рода. Что вообще происходит, д’Артаньян?
– Я не знаю, – совершенно искренне ответил Шарль. А потом всё-таки смалодушничал. – Возможно, мы с вами совершили ошибку, о которой стоит забыть.
– Ошибку? – глаза кадета потемнели от ярости, но потом он всё-таки взял себя в руки, заговорил спокойней. – То есть… та ночь… Вы считаете, что вправе вот так воспользоваться… затем пропасть на целый месяц… Теперь вот вы вернулись и снова утверждаете, что мне всего лишь показалось? Что это ошибка, о которой просто следует забыть? И я, по-вашему, должен проглотить эту очередную ложь?
Гасконец не ответил. Смотрел куда-то сквозь собеседника и лишь улыбался криво. Д’Эстурвиль тоже молчал, упрямо наклонив голову. Видимо, до последнего надеялся услышать хоть какое-то вразумительное объяснение происходящему.
– Что ж, – сказал наконец, кривясь так, словно ему было больно дышать – наверное, я действительно неправильно оценил ситуацию. А может, просто ошибся в вас. Прощайте. Потому что я не желаю быть просто заменой кому-то, кто остался в прошлом.
После чего повернулся и вышел из конюшни.
* * *
«Пьеру де Кастельмор д’Артаньяну,
в собственные руки
Ну, привет.
Из-за тебя, между прочим, я не пошёл в баню. Сижу дома – грязный, пропахший лошадиным потом – и сочиняю это письмо.
Можешь, конечно, возмущаться, но оно всё равно получится коротким.
Потому что писать на данный момент не о чем.
Добрался без приключений. Дом едва узнал: в моё отсутствие служанка не вылизала разве что крышу… хотя не уверен: просто заглянуть ещё и туда мне как-то не пришло в голову.
Относительно интересующего тебя лица, могу сообщить лишь то, что мои опасения полностью оправдались.
Мне выставили самый, что ни есть настоящий ультиматум, к выполнению условий которого я пока совершенно не готов.
А учитывая то, как я люблю ультиматумы, сомневаюсь, что мы вообще когда-нибудь сумеем договориться.
Расстраивает ли меня это?
Безусловно.
Видишь, я предельно честен с тобой.
Не жди следующего письма слишком скоро, потому что неизвестно, как долго я пробуду в отлучке по служебным делам.
Целуй матушку, передавай остальным от меня привет и наилучшие пожелания.
Да, напиши, пожалуйста, как дела у Катрин.
Шарль.
P. S. Надеюсь, ты не подумал, будто я злюсь на тебя? Ни в коей мере. Наоборот, рад, что есть возможность выговориться хоть таким образом. Спасибо».
…
Шарль запечатал письмо, но ещё какое-то время сидел за столом и барабанил кончиками пальцев по его поверхности.
Он ничего не утаил от брата, впервые написав всё, как есть, и это было непривычно. А, следовательно, раздражало. И, в довершение всех последних событий, никак не могло улучшить настроения.
Потому что он действительно злился.
В первую очередь, конечно, на себя. За то, что так непозволительно расслабился и забыл, что у д’Эстурвиля тоже есть характер. Что не решился по-настоящему объясниться, хотя вроде бы доверяет лионцу, да и тот, по большому счёту, заслужил, чтобы с ним были откровенны.
Потому что в противном случае ситуация выглядит уж совсем неприглядной. Получается, будто он заморочил мальчишке голову, а когда дело дошло до вполне закономерных вопросов, заявил, что их близость, видите ли, была ошибкой, о которой вообще следует забыть. Впору не просто обидеться, но и вызвать на дуэль…
Вот интересно, а если бы Шарль всё-таки рассказал… как бы развивалась ситуация? И где продолжилось бы их дальнейшее общение? Вероятно, в постели, и при мысли об этом лейтенанта накрыло волной такого возбуждения, что с ним едва не случилось повторение событий в конюшне.
Вот это да, он сам от себя не ожидал подобной реакции, как-то отвыкнув от столь бурного проявления физиологических характеристик собственного организма.
И вместе с тем, сожаление об утраченных возможностях только усилило злость.
Но теперь уже в отношении д’Эстурвиля. С какой стати кадету обязательно знать его прошлое? Прошлое Шарля д’Артаньяна принадлежит только ему и Жаку, а мальчишка пусть довольствуется настоящим. Если, конечно, и впрямь испытывает к своему командиру какие-то чувства, как пытался убедить его в этом Пьер.
В конце концов, ведь та же Женевьева не претендует на подобное знание… и вроде бы всем довольна…
Ну, ты сравнил, тут же остановил сам себя гасконец. С белошвейкой у тебя отношения совершенно определённого характера, изначально не предполагающие никакой душевной близости… с твоей стороны, точно, а д’Эстурвиль – совершенно другое… по крайней мере, до сегодняшнего дня хотелось так верить.
Кстати, о белошвейке. Шарль ведь отсутствовал целый месяц и теперь просто обязан навестить её. Да ещё и изобразить, как сильно соскучился. И желательно, правдоподобно изобразить.
Твою мать…
Нет, положительно, он не готов к встрече с Женевьевой. Ни под каким предлогом. Потому что все его мысли совершенно о другом… так и оскандалиться недолго.
Или просто забежать к ней и, быстренько чмокнув в щёку, солгать, что прямо сегодня уезжает на войну?
А может, так оно и случится: он ведь ещё не был у де Тревиля и не знает ничего о предстоящей осаде.
Решительно, надо срочно вымыться и отправляться в особняк капитана. А потом уже можно будет сориентироваться в дальнейших действиях.
В частности, подумать над тем, что делать с д’Эстурвилем и как свести к минимуму общение с Женевьевой.
Какая же ты всё-таки скотина, Шарль д’Артаньян…
* * *
Капитан, как ни странно, искренне обрадовался его возвращению.
– Ну, наконец-то! – сказал он, когда Шарль появился на пороге. – Вы очень кстати, г-н лейтенант!
– Здравствуйте, – юноша постарался ничем не выдать своего удивления, поклонился, как положено. – Готов к исполнению ваших распоряжений.
– Как съездили? – спросил его де Тревиль. – Как здоровье мадам Жанны?
– Благодарю вас, дома всё в порядке.
– Отлично. А знаете, молодой человек, – тут капитан усмехнулся вдруг, – что в своё время я тоже ухаживал за вашей матушкой? Так что, предпочти она меня… вы вполне могли бы оказаться моим сыном.
– О! – только и сказал Шарль, который никак не мог понять причин такого тёплого приёма. Интересно, что произошло в его отсутствие?
– Ну наконец-то я вижу на вашем лице отголосок хоть каких-то эмоций. Знаете, сударь, несмотря на некоторые разногласия, случившиеся между нами, я очень ценю то, как вы относитесь к выполнению своих обязанностей. Уверен, что Ангерран, будь он жив, гордился бы вами.
Чего же ты хочешь от меня, хитрый лис?
– Спасибо, – лейтенант наклонил голову. – Если честно, мне очень не хватает отца. Поэтому… тем более хотелось бы оправдать его ожидания.
– Я считаю, что вы уже… более чем оправдали, – сказал де Тревиль. – А учитывая то, что начались военные действия, у вас будет ещё много возможностей снова доказать свою верность престолу.
Ага, вот это уже ближе к делу…
– Военные действия уже начались? Когда?
– В начале мая к Ла-Рошели подошел английский флот. Не меньше сотни кораблей, – ответил капитан. – Но все его действия ограничились перестрелкой с батареями дамбы. Ничего не добившись, англичане ушли домой… кажется, 18-го числа, не помню точно. Так что, как видите, вы не пропустили ничего важного. И у вас, повторюсь, ещё не раз появится возможность проявить себя, выполняя различные поручения, которые я не могу доверить рядовому солдату.
Надеюсь, эти поручения не будут связаны с ситуацией, подобной событиям в Амьенском саду, подумал юноша, а вслух произнёс другое:
– Я выполню любой приказ, который будет способствовать возвышению нашего государства.
– Замечательно, – де Тревиль сделал вид, что не расслышал ударения, с каким его заместитель произнёс окончание фразы. – Тогда ваши дальнейшие действия таковы. Часть наших солдат во главе с де Бемо уже отправились под Ла-Рошель… и ваши друзья Атос, Портос и Арамис, кстати, тоже. Вы же формируете оставшуюся сотню в два отряда, проверяете их боеспособность… ну да что вам объяснять… Один отряд оставляете для несения дежурств в Лувре… и подумайте хорошенько, кого оставить в нём командиром… Ну а с другим через два дня выступаете к месту боевых действий.
– Слушаюсь, – Шарль поднялся, надел шляпу. – Насколько я понял, поручения последуют позже? Когда вы планируете приехать под Ла-Рошель?
– Как только у его величества пройдёт лихорадка, и он будет в состоянии совершить столь длительное путешествие. Ну а что до поручений… пока просто будьте готовы к ним. И да, кстати, – добавил де Тревиль, когда юноша уже стоял в дверях, – удерживайте наших молодцев от разных безрассудств. Следите, чтобы вражда, которая завязалась между некоторыми из них, не была перенесена на поле боя. Потому что война, знаете ли, дело непредсказуемое, и законы тут будут действовать совсем другие.
Шарль ничего не сказал, молча вышел.
И только в коридоре дал волю чувствам, изо всех сил ударив кулаком о стену.
Значит, история с дуэлью не забыта.
Конечно, Тревиль не дурак, и было бы крайне самонадеянным думать, что он поверил до конца его россказням о шуточном бое, но вместе с тем, Шарль всё-таки рассчитывал, что по прошествии времени, а особенно с началом военных действий, эта неприятность забудется.
Ан нет, более того, капитан, видимо, решил, что будет нелишним напомнить о ней своему подчинённому. И всё это смахивает на откровенный шантаж…
Интересно, о каких поручениях может идти речь?
И как отказаться от них, если он в ответе за учительского племянника, а капитан помнит об этом?
А самое скверное то, что все его приятели уже отбыли под Ла-Рошель, и выяснить, что происходило в роте в его отсутствие, нет никакой возможности.
Не у д’Эстурвиля же об этом спрашивать, в самом деле, хотя… чёрт, как же хочется увидеть его!
…
Всё-таки он не удержался от соблазна.
И хотя убеждал сам себя, будто направляется в казармы исключительно чтобы отдать распоряжения о сборах, что поговорить с кадетом необходимо, предупредив его о злопамятности капитана, знал: всё это на самом деле – лишь отговорки.
