скачать книгу бесплатно
Истории дождя и камня
Инга Лис
… Шарль снова ощутил, как где-то в небесной выси возобновили свой ход стрелки невидимых часов. Он помолчал, вглядываясь в такие знакомые лица – зрелые и совсем юные, безусые и давно небритые, внимательные и скучающие, ироничные, откровенно-раздражённые и просто уставшие, – а затем произнёс: – Уверен, не следует объяснять, что Корби значит для нас и для безопасности Парижа, а потому нам с вами следует приложить максимум усилий, чтобы освободить его как можно быстрей. Я не требую каких-то неимоверных подвигов, потому что уверен: каждый из вас и без лишних напоминаний знает о долге перед Францией. Просто хочу пожелать удачи и сказать, что буду очень рад увидеть вас всех завтра в добром здравии. Да, и вот ещё что… сражаясь, помните не только о родине, но и о своих товарищах, которые будут драться бок о бок с вами. Потому что в бою многое зависит не только от личных умений или удачи, а, в первую очередь, от того, насколько надёжно ваш товарищ прикрывает вашу спину, а вы – его… Надеюсь, вы поняли меня, господа… Воцарилось молчание. Мушкетёры хмурились, а губы у некоторых шевелились, словно они проговаривали следом за лейтенантом его слова. А затем Атос выступил вперёд и отсалютовал ему шпагой: – Мы не подведём, ваше сиятельство. И помним также наш девиз… – он обернулся к товарищам, а сотня глоток выпалила на едином дыхании: – Один – за всех и все – за одного! В соседней рощице с шумом вспорхнула стая птиц, и взвились на дыбы привязанные неподалёку кони. У Шарля морозная волна прокатилась вдоль позвоночника, и от волнения окончательно перехватило дыхание. Как же долго он стремился внушить этим сорвиголовам, что рота всегда будет нечто большим, чем просто голубой плащ и неплохой заработок. Рота – это своеобразная семья, члены которой должны горой стоять друг за друга. Кто-то не понимал его, кто-то игнорировал, кто-то откровенно скалился в ответ, а вот теперь – поди ж ты… неужели сработало? … Один – за всех и все – за одного. Наверное, сложно отыскать такого человека, чьё сердце, замерев на мгновение, не забьётся в сладкой истоме при звуках заветной фразы. И вряд ли найдётся тот, кто, распрощавшись с д’Артаньяном на последней странице «Трёх мушкетёров» и листая затем «Двадцать лет спустя», хоть раз не задался бы вопросом: как могла бы сложиться жизнь молодого гасконца во временном отрезке между этими двумя великими книгами? Хотите узнать? Об отрочестве Шарля д’Артаньяна и его семье, о том, кем, на самом деле, оказалась миледи, действительно ли лейтенант мушкетёров и великий Ришелье были врагами, а кроме всего прочего – историю заговоров Великого Конюшего и королевского брата Месье, тайну писем Валь-де-Граса и наиболее кровопролитных сражений Тридцатилетней войны? Тогда милости просим, господа, и, надеемся, автору удалось не просто перенести читателя в легендарный мир мушкетёров, но и по-настоящему поразить воображение даже самых требовательных поклонников мушкетёрской саги.
Инга Лис
ИСТОРИИ ДОЖДЯ И КАМНЯ
Тому, кто за меня в ответе
Прелюдия
– Можно войти, г-н лейтенант? – двери приоткрылись, и на пороге появился посыльный. – Вам письмо.
Человек в плаще мушкетёра, стоявший у окна, обернулся, протянул слуге монету.
– Спасибо, – произнёс с сильным гасконским акцентом, который ничуть не ослаб за три года, проведённых в Париже. – На сегодня ты свободен.
Посыльный ушёл, и тогда мушкетёр запер за ним дверь, вернулся к окну. Прислонившись к подоконнику, долго рассматривал конверт, поглаживая печать тонкими изящными пальцами.
Человеку у окна, которого посыльный назвал г-ном лейтенантом, с равным успехом можно было дать и двадцать, и сорок лет.
Невысокий, но при этом тонкий и стройный, он был удивительно ладно сложен. У него было худое скуластое лицо с насмешливо изогнутыми губами и тонким, с характерной горбинкой, носом. Волосы цвета воронова крыла юноша обычно собирал в небрежный хвост, однако сейчас они просто рассыпались по воротнику, украшенному дорогим брабантским кружевом. Непослушная чёлка скрывала глаза, и они-то путали все карты. На первый взгляд, гасконцу было не больше двадцати – возраст просто непозволительно юный, чтобы носить мундир лейтенанта королевских мушкетёров, – но вот глаза, умные, внимательные, непроницаемо холодные, заставляли усомниться в чрезмерной молодости их хозяина. Это были глаза человека, успевшего пережить чересчур многое, а потому и повзрослевшего слишком рано. Седые виски и такие же седые пряди в чёлке только служили ещё одним подтверждением этому.
Шарль д’Артаньян, новоиспечённый лейтенант мушкетёров его королевского величества, поднялся в кабинет и уселся в кресло, однако ещё долго не распечатывал конверт. Он прекрасно знал, от кого оно – подобные послания приходили неизменно с интервалом в три-четыре месяца, – но каждый раз волновался настолько, будто получал их впервые.
Пьер был верен своему слову и писал стабильно, ухитряясь передавать письма так, что за эти три года ни одна из его весточек не пропала.
И, каждый раз вскрывая конверт, молодой человек испытывал самые противоречивые чувства.
Радость, словно брат рядом, лёгкую печаль – всё-таки он скучал по родным, – сожаление, потому что понимал: ему ещё нескоро представится возможность навестить их.
Но каждый раз эти чувства сопровождало ещё одно. Глухая тоска, от которой сердце начинало болеть так, что пропадало дыхание, и на глазах выступали непрошеные слёзы.
С тех событий прошло уже больше трёх лет, а Шарль так и не привык.
Он ждал письма из Гаскони не столько из-за сообщаемых в них новостей, но ради нескольких строчек, приписываемых братом в самом конце.
Всегда одних и тех же, но, только прочитав их, юноша наконец находил в себе силы, чтобы хоть частично справиться с чувством вины, которое не отпускало его ни на минуту. Как раз до следующего письма.
Тонкое железное кольцо, крестик на потёртом кожаном шнурке да не проходящее осознание утраты, жестоко терзающее душу – вот и всё, что осталось в память о человеке, которого он так любил.
Наконец юноша всё-таки вскрыл конверт. Раскашлялся тяжело, не глядя, вытер губы платком. С трудом удержавшись, чтобы не скользнуть глазами сразу в конец листа, заставил себя начать чтение с первых строк.
«Шарлю Ожье де Кастельмор д’Артаньяну,
лейтенанту королевских мушкетёров,
в собственные руки
Здравствуй, малыш.
Надеюсь, мне и впредь можно будет обращаться к тебе так, невзирая на тот высокий чин, что ты получил недавно, а, братец?
Позволь поздравить тебя с повышением, которое ты заслужил, как никто другой. Твои родные так же присоединяются к моим поздравлениям.
Новостей, у нас, сам понимаешь, немного, хватит нескольких строк.
Матушка, слава богу, жива-здорова. Она стойко переносит недавнюю утрату, а вести о твоих успехах поддерживают её особенно.
Нэнси снова родила. И опять девочку. Уже третью. Бернар, наш счастливый отец, просто в ужасе. По крайней мере, мне так кажется.
Кэтти с мужем переехали в Фезензак. Всё зовут навестить, но мы с Полем что-то никак не выберемся. То одно, то другое… ну, ты понимаешь.
А вот Анна, наша с тобой невестка, недавно разрешилась от бремени мальчиком. После недолгих размышлений мы решили назвать его в честь батюшки – Ангерраном. Наконец-то есть, кому продолжить славный род д’Артаньянов.
Что до меня, то я потихоньку превращаюсь в старого, занудного ворчуна, озабоченного лишь тем, чтобы Кастельмор и Артаньян продолжали приносить более-менее стабильный доход. Ладно, ладно, шучу. Не переживай: у меня всё в порядке.
Конечно, до хозяйственных способностей отца мне далеко, да и староста наш с каждым годом не становится моложе, но вместе с ним и Полем я справляюсь потихоньку.
Пару слов о твоих бывших приятелях. Если тебе, интересно, конечно.
Серж женился недавно, а Жан окончательно заменил на посту лекаря своего отца. У Роже-старшего к старости стали сильно дрожать руки, и он отошёл от дел. Хотя советами, конечно, помогает по-прежнему. Об Андре давно ничего не слышал.
Да, кстати, уже несколько раз собирался написать, но всё забываю.
Поскольку тело Антуана так и не нашли, бальи Фезензака официально признал его умершим. Вот уже год, как мы с Полем окончательно вступили в права управления Кастельмором и Артаньяном.
Я подумал, тебе надо об этом знать.
Вот, собственно, и все новости.
Береги себя, малыш. И пиши чаще. Теперь-то ты должен понимать, что значит для нас хоть раз в полгода получить пусть несколько строчек, написанных твоей рукой.
Будь здоров, и да хранит тебя Господь.
Твой Пьер.
P. S. Я регулярно навещаю твоего друга. Знаю, как это важно для тебя. Там… всё в порядке. И где бы сейчас ни была его душа, поверь, он знает, что ты помнишь о нём. Уверен также: он в полной мере заслужил такие чувства с твоей стороны и такую память.
Пусть даже я окончательно понял это только сейчас».
Глава I. Жак
* * *
Шарль вздохнул и покачал головой.
Конечно, письмо брата обрадовало его – хотя бы потому, что это был знак, что дома всё в порядке, – однако вместе с тем вызвало такую душевную боль, что юноша даже продышаться смог не сразу.
Сидел, скомкав в руке листок, и всё повторял про себя строки постскриптума: поверь, он знает, что ты помнишь о нём, поверь, он знает…
Поверь…
Как, если сам Шарль до сих пор не может принять тот факт, что друг его мёртв?
Если до сих пор каждую ночь видит его во сне, а идя по улице, невольно вглядывается во все встречные лица, словно кузнец из Артаньяна выжил и каким-то чудом смог очутиться в Париже?
А потом гасконец до боли прикусил губу.
Так, сказал сам себе, а ну-ка, соберись.
В самом начале, когда после смерти Жака прошло совсем немного времени, он ужасно боялся, что постепенно начнёт забывать лицо друга. Раз за разом мысленно вызывал образ любимого человека, вспоминая каждую чёрточку: всё казалось, что, если хоть какие-то подробности о нём сотрутся из его памяти, он, таким образом, предаст его.
Постепенно страх этот ослабел, но привычка беседовать с приятелем, особенно в минуты душевного напряжения, осталась.
Вот и сейчас Шарль откинулся затылком на спинку кресла и прикрыл глаза.
Привычно вызвал в памяти знакомую картинку.
Кузня, погружённая в вечный полусумрак, грубо сколоченный стол, инструменты… Жар, от которого моментально хочется засунуть голову в бадью с ледяной водой, хотя она предназначена совсем для других целей.
Жак в штанах и переднике на голое тело. Рыжие вихры подвязаны кожаным шнурком; прищурившись, внимательно разглядывает горячую заготовку, которую держит в щипцах.
Он всегда самым тщательным образом проверял качество деталей, предпочитая скорее задержать заказ и получить взбучку от старосты, чем отдать бракованное изделие.
А потом кузнец обернулся.
«Ты чего, малыш? – спросил он, усмехаясь краем рта. – Всё в порядке?»
Да, мысленно ответил Шарль, улыбнулся невольно тоже, всё в порядке… наверное.
«Гляди мне, – и Жак, словно наяву, вытер грязной рукой мокрый лоб. – А то ведь… я всегда готов выслушать тебя, ты же знаешь…»
– Да, – пробормотал молодой человек. Поднялся, налив себе вина, и залпом опорожнил кубок. – Я всё знаю, приятель. По-прежнему не знаю только, как мне быть без тебя…
И тем не менее, как и всегда после подобной беседы, на душе стало легче.
Юноша в последний раз пробежал глазами письмо, а затем порвал его на клочки и бросил в камин.
Ну вот, на ближайшие несколько дней душевный покой ему обеспечен.
А потом… потом он опять будет ждать очередной весточки из Гаскони, а ночью просыпаться от невозможно реальных и оттого ещё более мучительных кошмаров.
…
Молодой человек собрал волосы в хвост и, прихватив шляпу, спустился вниз.
Тётушка Мари, его приходящая служанка, как и всегда, с тряпкой наперевес воевала с несуществующей пылью.
В своё время, едва приехав в Париж, Шарль снял комнату над трактиром «Зелёный лис», что на улице Вье Коломбье.
Просили недорого, а шум юноше не мешал ничуть, потому что, будучи занятым службой, он практически не бывал дома.
Однако не прошло и двух недель, как жена трактирщика, разбитная смазливая бабёнка, стала делать своему постояльцу довольно недвусмысленные намёки о преклонном возрасте мужа и женском одиночестве.
Поначалу молодой гасконец вообще не обращал внимания ни на улыбки, ни на якобы случайные прикосновения – его мысли были совершенно о другом, – но когда хозяйка попыталась перейти к более активным действиям, молча собрал вещи и тем же вечером съехал.
Несколько дней он жил в казарме, но там всегда было слишком шумно – даже сильней, чем в трактире, – а каждый второй просто считал своим долгом попытаться залезть к новобранцу в душу, поэтому Шарль принялся искать новое пристанище с удвоенным энтузиазмом.
Это оказалось не так легко, особенно если учесть, что ввиду недавнего плачевного опыта, юноша стал чересчур требователен к условиям проживания.
Он даже успел приуныть и где-то смириться с перспективой ещё надолго застрять в казарме, когда совершенно случайно наткнулся на дом на углу улицы Бак и набережной.
Дом был трёхэтажный, но небольшой и какой-то очень аккуратный; особенно привлекательным Шарлю показалось то, что первый и третий этажи были снабжены каминами, а первый этаж, в довершение ко всему, ещё и настоящим очагом, что по тем временам было редкостью. Владельцем значился мастер-кровельщик Пьер Юло. Вот его сын Никола и сдал жильё молчаливому юноше с седыми висками и ужасным гасконским акцентом.
Шарль сразу поставил условие: жильё только его, никаких других квартирантов. Ни под каким предлогом.
И, не торгуясь, заплатил за аренду довольно круглую сумму.
Всё равно тратиться ему было особенно не на что, ведь в еде и одежде гасконец всегда был достаточно неприхотлив.
Куда сложнее обстояло дело со слугой.
Многие молодые дворяне зачастую приезжали в Париж уже в сопровождении слуги, однако Шарлю, как известно, это не удалось.
Более того, мысли о том, что вот они с Жаком могли бы жить под одной крышей, не вызывая ни у кого никаких подозрений, провоцировали такие приступы душевных мучений, что и речи не могло быть, чтобы пустить в дом кого-то постороннего.
Но без слуги тоже было не обойтись. Хотя бы для того, чтобы изредка прибираться в помещении и носить прачкам его одежду. Ну и доставлять еду из трактира, когда молодой гасконец чувствовал себя плохо и был не в состоянии оставить постель.
Проблема решилась сама собой, когда однажды вечером в двери дома постучалась невысокая старушка и суровым голосом сообщила, что зовут её тётушка Мари, что живёт она в доме по соседству и, если сеньор не против, может взять на себя хлопоты по хозяйству. Откуда она узнала, что требуется служанка? Так это по молодому господину сразу видно. Что называется, без слёз не взглянешь.
Так и сказала: без слёз не взглянешь. Шарль тогда от неожиданности засмеялся даже и без колебаний согласился.
И не прогадал.
Старушка оказалась довольно забавной, но при этом очень ответственной.
Во-первых, она сражалась с пылью и беспорядком так, будто они были её персональными врагами.
Во-вторых, так же активно попыталась опекать своего нового хозяина, а когда гасконец вежливо намекнул, что делать этого не стоит, страшно обиделась и всерьёз дулась несколько дней.
Потом, конечно, перестала, однако теперь при каждом удобном случае демонстрировала своё глубокое убеждение в том, что молодой человек без неё просто пропадёт.
Шарля всё это крайне забавляло, и он только улыбался, наблюдая, каким осуждающим выражением лица тётушка Мари каждый раз сопровождает выполнение всех его просьб.
Мол, что этот юнец может смыслить в решении хозяйственных проблем?
Да, не смыслил и не собирался, но визиты служанки, несмотря на всё её ворчание, привносили в его существование подобие стабильности и даже какого-то уюта.
