скачать книгу бесплатно
– Слушай, – погладил осторожно по плечу, – ты не обижайся на Жана и Андре. Они… мы все тогда были не в себе.
– Я не обижаюсь, – молодой человек поднялся. Подобрал с земли куртку, отряхнул её. – Разве можно… обижаться на очевидное?
– Это не очевидное вовсе, – губы мельника задрожали, как и всегда, когда он слышал, по его мнению, какую-нибудь несправедливость. – Я знаю, ты был ему, – кивнул в сторону могилы, – лучшим другом, чем мы все, вместе взятые. Просто… ты не умеешь показывать своих чувств. Но разве это означает, что их не было вовсе?
– С ума сойти, – д’Артаньян-младший усмехнулся невольно. – Я и не помню, чтоб ты когда-нибудь произносил такие длинные и умные речи, толстый.
Серж тоже улыбнулся нерешительно, однако затем снова стал серьёзным:
– Просто я знаю, как тебе плохо. Ты ведь мучаешься и, наверняка, винишь себя в том, что Жак погиб.
– Потому что так и есть, – Шарль не отрывал взгляда от креста на могиле. – Если бы он не пошёл меня провожать… Я не звал его собой, поверь… Но если бы он не пришёл, я бы погиб.
– Если бы я был на его месте, – возразил ему Серж, – я бы, наверное, тоже так поступил. А Жак – тем более… Жан, конечно, палку перегнул, но… Жак ведь и вправду тебя любил, Шарль. Потому что ты был хорошим другом. А разве можно думать о себе, когда нужно спасать друга?
– Я не знаю, – юноша едва сумел разомкнуть пересохшие губы. Вздохнул растерянно. – А ты и впрямь думаешь… что я заслуживаю… и что он не жалел?
Серж взглянул на него даже с откровенным недоумением, а потом, протянув руку, вдруг потрепал по голове – как, бывало, делал раньше:
– Ты и впрямь ещё плох, раз говоришь такое. И потом, разве ты сам, если бы пришлось… неужели ты бы поступил по-другому?
Шарль ничего не ответил.
Он всегда знал, что мельник только притворяется недалёким растяпой, теперь же только ещё раз убедился в этом.
По крайней мере, от слов парня на душе действительно стало легче. Как и при мысли о том, что они расстанутся, будучи по-прежнему друзьями.
А толстяк словно услышал, о чём он думает, потому что спросил:
– Когда ты уезжаешь?
– Не знаю, – юноша покачал головой. Дотронулся до креста, словно прощаясь с любимым. – Наверное, до конца недели уеду. У меня практически не осталось дел в Кастельморе.
– Ну да, – пробормотал Серж, – больше тебя здесь ничего не держит… Ты бы зашёл к нам перед отъездом, а? Помирился бы с нашими.
– Посмотрим, – уклончиво ответил Шарль. – Идём отсюда. По дороге договорим.
– Идём, – легко согласился мельник. Похлопал ладонью по кресту. – Ну, бывай, Жак, – а потом обернулся к другу. – Я ещё вернусь сюда, как-нибудь на днях. Слушай, я просто уверен, что его душа попала в рай.
Ничего не сказав, д’Артаньян-младший только ускорил шаг: слушать подобные рассуждения было просто невыносимо.
– А ещё я думаю, – Серж, пыхтя, едва поспевал за ним, – что у тебя теперь будет одним ангелом-хранителем больше…
Прекрати, хотел было крикнуть Шарль, но взглянув на приятеля, сдержался. Спросил вместо этого:
– Скажи, а что с кузней? Там… уже работает кто-нибудь?
– Нет, – Серж помотал головой. – Сеньор Поль и наш староста чуть ли не каждый день проверяют кандидатов, но пока… сам понимаешь, не хочется брать, кого попало.
– Ну да, – пробормотал молодой человек, а его приятель внезапно остановился, и губы у него отчаянно задрожали:
– Как же так, малыш? Я… представить себе не могу, что приду в кузню, а там будет кто-то другой! И что Жак уже… никогда не будет ворчать, что я своей болтовнёй отрываю его от работы…
Шарль закашлялся. Горло мгновенно забил солёный комок – не то слёз, не то крови, – юноша даже удивился, как это его хватило на спокойный ответ.
– Ты привыкнешь, – сумел даже улыбнуться краем рта. – Просто должно пройти время. Ведь Господь никогда не посылает нам испытаний, которых мы не смогли бы перенести. Считай, что это тоже… своеобразное испытание.
– Ты… – толстяк остановился даже, разинул рот. – Ты это серьёзно? Или язвишь, как всегда? Какой же ты… какой же ты всё-таки недобрый!
– Добавь ещё, как это Жак мог любить меня такого, – как юноша ни пытался, но остановиться не смог. А если уж совсем честно, то просто не захотел.
– А вот не скажу! – на лице Сержа была написана самая искренняя обида. – Потому что вы с ним… два сапога – пара были! Стоили друг друга, уж я-то точно знаю!
И добавил задумчиво:
– Кто знает… может, наши парни всё-таки были правы насчёт твоего сердца?
После чего развернулся и пошёл прочь.
…
Шарль не стал его останавливать. Даже окликать не стал.
На душе было до противного пусто, а в памяти всё крутились слова приятеля о том, как привыкнуть, что в кузне теперь будет работать кто-то другой.
Разговаривая, они с Сержем вышли как раз с той стороны Артаньяна, где находилась кузня, и вот теперь юноша стоял перед её воротами, всё пытаясь представить себе, как здесь будет работать новый кузнец.
Представлялось запросто, и от этого по спине у молодого человека бежал муторный холодок.
Он не решился размышлять над этим всерьёз. Как и вспоминать о том, что именно здесь Жак чинил ему шпагу, подковывал Ворона. И, конечно же, здесь он сделал для него кольцо, с которым Шарль теперь не расстаётся.
Просто ушёл.
Хотел было зайти к Жаку в дом, но у крыльца нежданно-негаданно обнаружились Пьер и мэтр Бертран.
Староста, как обычно, размахивал руками, убеждая в чём-то его брата; д’Артаньян-старший слушал, наклонив голову, и лишь изредка ронял какие-то фразы.
Поначалу юноша решил обождать, в надежде, что они скоро уйдут, но староста и брат всё говорили, и тогда он передумал.
В конце концов… разве недостаточно ему было кладбища? Чего он ожидает от посещения дома?
Новой порции мучительных воспоминаний?
Слабой надежды, что, пройдясь по пустым комнатам – там, наверняка, прибрали всё ещё тогда, когда готовили Жака к похоронам, – сделает ещё одну попытку принять смерть друга?
Или, наоборот, окунувшись в эти самые воспоминания, снова сможет вернуться мысленно на две, даже три недели назад, когда Жак ещё был жив, и Шарль мог каждую ночь засыпать в его объятьях?
Нет, невозможно.
Жак погиб, его не вернуть.
И можно бесконечно ходить в кузню, можно даже переселиться к кузнецу в дом, круглосуточно вспоминать запах его кожи и то, как друг целовал его – ничего не изменить.
Необратимость.
И чем скорее удастся принять это, тем лучше.
Юноша стиснул зубы и раскашлялся.
А затем, сделав над собой неимоверное усилие, направился в сторону замка.
Пора переговорить с отцом и начинать готовиться к отъезду.
Не желая ни с кем встречаться, д’Артаньян-младший ускорил шаг и уже дошёл до самого конца улицы, когда его внезапно окликнули.
Погружённый в свои мысли, он услышал не сразу, и Катрин пришлось даже на крыльцо выйти, повторив громче:
– Шарль!
Молодой человек подошёл, улыбнулся невольно:
– Здравствуй.
– Я даже не сразу поняла, что это ты, – девушка улыбнулась в ответ. – Зайдёшь?
– Почему бы нет, – Шарль поднялся на крыльцо, прошёл в дом.
Последний раз он был здесь прошлым летом, когда вернулся в Гасконь, окончив первый курс пансиона. Помнится, выяснил, что Катрин вышла замуж и недавно родила, и пришёл навестить бывшую подружку.
Тем летом у них было несколько мимолётных встреч, но затем две недели, проведённые в обществе Антуана, вкупе с обострившейся чахоткой заставили его напрочь забыть об интрижке с артаньяновской красоткой.
А потом, уже перед самым отъездом, он по привычке остался ночевать у Жака – как ночевал до этого сотни раз, – и тот вдруг поцеловал его…
Юноша мотнул головой, прогоняя несвоевременное воспоминание, уселся на табурет у стола.
– А где твой сын? – закинув ногу на ногу, прислонился к стене.
– Мишель отвёз его к своей матери на несколько дней, – девушка взглянула на него насмешливо. – Он не твой, не переживай.
– Я знаю, – спокойно ответил Шарль, а Катрин досадливо прикусила губу:
– Ну да, ты всегда был осторожен… даже слишком.
А потом подошла, погладила своего гостя по щеке:
– Если честно… я думала, что это из-за него… ты так охладел ко мне.
– Какие глупости ты говоришь, – молодой человек убрал мягко её руки. – Я же уже говорил: у тебя есть муж. Мишель – отличный парень, и я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня проблемы.
– Муж, муж… – Катрин капризно надула губы. – В прошлом году тебя никакой муж не останавливал…
Она безо всякого стеснения уселась к Шарлю на колени, обняла его за шею.
– Скажи честно, – потёрлась носиком о его щёку, – в кого ты влюбился? Я сколько ни думала, сколько ни спрашивала… тебя не видели ни с одной из наших девушек. Только на танцах да на посиделках с парнями…
– Ну почему обязательно должна быть другая? – от прикосновений Катрин в душе всколыхнулось вдруг какое-то полузабытое чувство, однако тут же пропало. Тем не менее, Шарль не стал больше отталкивать девушку. – Могу представить себе, как вы с подругами перемыли мне все кости…
– Это кто-то в Лионе, да? – Катрин вздохнула. – Наверное, какая-нибудь благородная дама… не чета мне…
Ох, уж эти женщины: если что вобьют себе в голову – ни за что не отступятся. И юноша решил подыграть бывшей подружке.
– Это всё в прошлом, – впрочем, ему и лгать не пришлось. – Всё ушло… и не вернётся уже никогда.
– Несчастная любовь… – теперь Катрин смотрела на него уже с искренним сочувствием. Опять погладила по лицу, убрала чёлку с глаз. – Я так и подумала. Ты такой бледный, Шарль… И синяки под глазами, и щёки небритые…
– Ну, – Шарль улыбнулся невольно: наивное любопытство девушки почему-то не вызвало ни малейшего раздражения, – мне в последнее время было не до регулярного бритья.
– Конечно, я понимаю, – она кивнула, продолжая гладить молодого человека уже не только по щеке, но и по шее, забираясь постепенно пальчиками за воротник. – Разбойники… это же так страшно… и Жак погиб… Мне ужасно жаль его. Он хороший был, хоть и ворчал вечно… Ты знаешь, что мэтр Бертран хотел моего Мишеля к нему в подмастерья отправить?
– Да, я слышал, – отчего-то говорить с Катрин о случившемся оказалось совсем просто – словно речь шла о чём-то обыденном. Возможно, потому, что в её словах не было никакого скрытого подтекста, и она ни в чём не обвиняла Шарля. Или это следует расценивать как начало привыкания? – Может, ещё и отправит. Когда нового кузнеца возьмут.
А Катрин вдруг прильнула к нему всем телом, прижалась к губам.
– Если честно, я не хочу больше говорить ни о разбойниках, ни о муже… Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.
Губы бывшей подружки были мягкими и тёплыми, а волосы пахли какими-то травами. А ещё у неё была высокая грудь и по-прежнему тонкая талия, которую ничуть не испортило недавнее материнство. Юноша хорошо помнил и запах, и то, как любил когда-то касаться этой груди губами.
Однако теперь он снова убедился, что от прежних чувств не осталось и следа. Даже возбуждения, как такового, не было.
Зато вспомнилось вдруг, какими нетерпеливыми были всегда губы Жака, и Шарля мгновенно бросило в горячую дрожь.
Он привлёк к себе девушку, впился поцелуем в горло. Потом скользнул ниже, рванул шнуровку корсажа.
Что я делаю, зачем мне всё это, мелькнуло, а тело продолжало действовать независимо от подобных мыслей. Телу требовалась срочная разрядка, и оно не желало слушать никакие доводы про отсутствие чувств и тоску по умершему другу.
Да и, в конце концов… не он ли сам недавно признавался Пьеру, что единственным, кто заставил его испытать нечто большее, чем плотское желание, стал Жак?
И вот всё вернулось на круги своя.
Его друг мёртв, а он занимается любовью с Катрин, не испытывая при этом не то что каких-либо чувств, но даже, по большому счёту, и особого удовольствия.
Только тоску и острое, болезненное желание избавиться, наконец-то, от напряжения последних недель.
Забыть обо всём.
О нападении, о болезни отца, об Антуане.
О Жаке и о том, что Шарль никогда и никого, наверное, уже не сможет любить так, как любил его.
