banner banner banner
Истории дождя и камня
Истории дождя и камня
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Истории дождя и камня

скачать книгу бесплатно


То, что вы – племянник моего учителя, отнюдь не главная причина тому, что меня так заботит ваша судьба…

Означает ли такая фраза то, что Жак и впрямь небезразличен своему лейтенанту?

Или это просто он слышит в словах командира тот подтекст, который хочет услышать?

Молодой человек так задумался, что едва не отстал от общего строя.

Только с большим усилием заставил себя встряхнуться и выбросить подобные мысли из головы.

Ведь сейчас действительно не время.

А отряд в этот момент выехал на пригорок, и солдаты увидели вдалеке Ла-Рошель.

Отовсюду на Жака обрушилась лавина звуков и запахов. Гул далёкого прибоя смешался с солёным ветром, слепящим солнцем и криками чаек.

Обладая отличным зрением, д’Эстурвиль без труда разглядел городские укрепления – древние стены со множеством сторожевых башен. Со стороны долины они прикрывались тремя рядами бастионов, угловых укреплений и кронверков, каждый из которых представлял собой небольшой, выдвинутый вперед и хорошо обороняемый ансамбль с маленьким гарнизоном.

Наконец, как обычно, позади гласиса шла объездная дорога, подле которой пролегала крытая траншея. На некотором расстоянии, к западу от города, на холме возвышалась крепость Св. Николая – мощный бастион с казематами и контрэскарпом, являвшийся частью общей оборонительной системы.

Знаменитой дамбы, как и самого моря, с той стороны, откуда они приехали, видно не было, зато с вершины холма полностью просматривался лагерь королевских войск.

В первый момент лионцу показалось, что всё это скопление людей и животных двигается совершенно хаотично, но потом он убедился, что лагерь, на самом деле, строго упорядочен.

Животные и отвечающая за них прислуга располагались на окраине, а дальше стояли палатки, украшенные флажками в строгом соответствии с родом войск, а также их статусом.

Между палатками сновали пехотинцы, кавалеристы, сапёры, мелькнуло также несколько голубых мушкетёрских и красных гвардейских плащей.

Вдалеке, у самых крепостных стен, отряды землекопов и солдат, вооруженных лопатами и кирками, выполняли, пожалуй, самые тяжёлые работы, которые всегда сопровождают осаду.

Солдаты, что несли караул у главного въезда в лагерь, загородили было новоприбывшему отряду дорогу, однако, увидев золотой галун лейтенанта мушкетёров, тут же посторонились.

– Пусть кто-нибудь, – сказал их командиру д’Артаньян, – проводит нас к месту расположения роты. Де Бемо на месте?

– Да, сударь, – капитан годился гасконцу, наверное, в отцы, однако почтительно склонил голову, потому что хорошо помнил его ещё по осаде Ре. – Последние несколько дней у нас затишье. Вроде бы готовится штурм, но поговаривают также, что до приезда его величества ничего не будет. Так что пока приходится скучать. Оборванцев вот гоняем, будь они неладны…

Д’Артаньян приподнял вопросительно бровь, а старый солдат пояснил:

– Так беженцы из Ла-Рошели никак не успокоятся. Всё лезут и лезут – пытаются в окрестные деревни пробраться… А монсеньор герцог запретил. Говорит: пусть лучше подохнут от голода и сэкономят нам пули. И жалко ведь – одни бабы да малышня, – а как ты приказ нарушишь?

– Да, приказ… – Жак даже со своего места в строю увидел, как побледнел лейтенант, как вздулись желваки у него на скулах. – Приказ нам с вами нарушать никак нельзя… Однако поживём-увидим… Благодарю за рассказ, командир.

А потом он повернул коня к остальным мушкетёрам:

– Слушаем внимательно! Капитан проводит вас к нашим товарищам. Все вопросы по обустройству – к г-ну подпоручику. В остальном – ждите моих распоряжений. Да, и никакого пьянства: пока ещё рано что-то праздновать.

– А вы, сударь? – спросил де Мелен, негласно выполнявший в походе роль заместителя лейтенанта. – Готовить для вас палатку?

– Де Бемо всё знает. Мне надо доложить о нашем прибытии Месье и получить указания относительно дальнейших действий.

С этими словами д’Артаньян стегнул плёткой лошадь и принялся спускаться с холма.



Конечно же, Шарль без труда отыскал палатку Месье. Этим титулом именовался Гастон Орлеанский, младший брат короля. Номинально он считался командующим осадой, хотя на самом деле мог решать что-то исключительно в отсутствие кардинала.

Месье был высоким красивым юношей с пронзительными чёрными глазами и безвольным, капризным ртом. Будучи всего на год младше самого Шарля, весь свой досуг он посвящал участию в разного рода интригах против его преосвященства.

Это донельзя раздражало лейтенанта мушкетёров.

Конечно, учитывая амбиции королевского брата, трудно стерпеть то второстепенное положение, которое досталось ему, однако молодой человек решительно не понимал, отчего обязательно надо враждовать с кардиналом. Ведь куда больше пользы можно принести стране, объединившись с королём и первым министром.

Но был ещё один нюанс, делавший общество Месье крайне неприятным.

Едва только поступив на службу и ознакомившись с нравами двора, в числе прочей информации Шарль узнал ещё и о весьма разносторонних, но при этом крайне сомнительных вкусах герцога Орлеанского. Он не придал этим сплетням никакого значения, пока однажды брат короля не остановился рядом с ним, когда гасконец нёс караул в одном из коридоров Лувра. Долго расспрашивал о том, кто таков и откуда, а затем попросил показать шпагу: мол, сразу видно, что это – дорогая игрушка. Стараясь не выказать своего раздражения, юноша повиновался и обнажил клинок. А ещё через мгновение понял вдруг, что герцог, вроде бы рассматривая эфес, медленно гладит его по руке. У кадета не было возможности выяснять, чем же он так заинтересовал его высочество – они вообще впервые общались близко, – однако прикосновение узких прохладных ладоней вызвало неудержимый рвотный позыв.

Он страшно испугался, что сейчас действительно произойдёт непоправимое, но, видимо, выражение его лица оказалось красноречивее. Потому что Месье вдруг отшатнулся и побледнел. А затем, всё так же не говоря ни слова, развернулся и быстро зашагал прочь.

С тех пор при виде гасконца брат короля каждый раз поджимал губы и демонстративно отворачивался. Однако Шарль не сомневался, что тот не забыл своего конфуза и не упустит случая, чтобы поквитаться за унижение, пусть даже невысказанное, и пусть даже этого никто не видел.

И вот теперь лейтенант медленно ехал по направлению к палатке, над которой развевался штандарт с лилиями, с досадой думая о том, что по какой-то нелепой прихоти судьбы исход осады может зависеть от порочного, завистливого мальчишки, считающего, что всё в этом мире служит исключительно для его развлечения.

Что он сам, пока не приедут Тревиль и король, будет вынужден исполнять любые, даже самые нелепые или неоправданные приказы герцога, и следует хорошенько подумать над тем, как уберечь д’Эстурвиля в таких неизбежных боях.

А также приложить максимум усилий, чтобы выполнить задание кардинала, ведь это – необходимое условие для безопасности Жака и, быть может, для его дальнейшей успешной карьеры тоже.

Чёрт побери, не слишком ли много сложностей для простого участия во взятии гугенотской крепости?

* * *

Он вошёл в палатку и, сняв шляпу, склонился в поклоне:

– Ваше высочество…

Кроме самого Месье здесь находились генерал-майор де Монталь и бригадир от инфантерии де Монброн.

– Вы очень кстати, г-н лейтенант, – произнёс герцог скучным голосом, едва скользнув взглядом по фигуре вошедшего. – Когда вы прибыли?

– Только что, – хочешь не хочешь, а пришлось изображать поклон. – Пока мои солдаты обустраиваются, я посчитал нужным доложить о прибытии.

– И это правильно. Потому что уже завтра ваши мушкетёры будут нужны нам, – Месье поманил его длинным холёным пальцем. – Взгляните сюда, сударь.

Шарль подошёл к столу, однако остановился у его противоположного конца, рядом с де Монталем.

– Де Монброн, посвятите лейтенанта в план завтрашнего сражения, – сказал герцог, а гасконец насторожился: так-так, значит, Месье решил предстать перед своим братом героем, увенчанным военными лаврами… а расплачиваться предстоит солдатам, в том числе, и его мушкетёрам.

Это заставило юношу максимально собраться и выбросить из головы все размышления о наклонностях герцога.

– Итак, – сказал между тем бригадир, неприязненно поглядывая на гасконца, – атака на город будет производиться с трех сторон. Первая – справа от моря в направлении городского района Вик, вторая – слева, со стороны ворот Порт Мобек, и, наконец, третья будет направлена на башню Шен.

– Какое из направлений главное? – спросил Шарль.

– Его высочество считает, что следует ударить по башне Шен. Потому что она даёт прямой доступ в город.

Что ж, всё понятно: идея принадлежит герцогу. Но вот только зачем интересуются его мнением?

– А я бы не спешил, – возразил вдруг де Монталь. – Башня хорошо защищена угловыми укреплениями – видите, как удачно расположены равелин и гласис? Взять её будет непросто.

Ага, так значит, между этими троими единство мнений отсутствует. Монброн готов поддержать Месье, а вот Монталь более осторожен, но открыто возражать тоже не решается. И явно не прочь сделать это руками лейтенанта мушкетёров.

Шарль снова склонился над картой. Конечно, благодаря бумагам кардинала, он давно уже назубок выучил особенности местности, однако демонстрировать подобную осведомлённость не стоило.

Краем глаза отметил, как брат короля подвинулся к нему поближе, а затем и вовсе встал за спиной.

Твою мать…

Стиснув зубы, чтобы только не выказать своего раздражения, молодой человек заговорил ровным голосом:

– Вы что-то путаете, Монброн. Должно быть, его высочество имел в виду крепость Св. Николая, и это действительно было бы отличным решением.

– Св. Николая? – переспросил изумлённый бригадир, а принц, придвинувшись ещё ближе, словно невзначай положил руку юноше на плечо:

– Ну-ка, дайте взглянуть…

– Крепость расположена выше самой Ла-Рошели, – пояснил гасконец таким тоном, будто всего лишь хотел напомнить Месье его собственные размышления. – Как только мы захватим крепость, её пушки можно будет тотчас повернуть против города. Наблюдая за передвижениями осаждённых, наши артиллеристы быстро заставят замолчать огневые точки врага.

Вот интересно, почему он так по-разному реагирует на близость д’Эстурвиля и брата короля? Ведь тот, по сути, вполне привлекательный юноша, а у Шарля так давно никого не было, что прикосновение мужских рук однозначно должно было подействовать возбуждающе, и уж никак не наоборот…

О чём я думаю, чёрт побери, с досадой сказал себе лейтенант и аккуратно высвободил плечо из-под ладони принца.

С минуту они с герцогом смотрели друг другу в глаза: гасконец – холодно, однако спокойно, Месье – с удивлённым раздражением.

Но вот, наконец, принц первым отвёл взгляд.

– Монталь, – сказал он, – командующего артиллерией ко мне. А вы, г-н д’Артаньян, ступайте и ждите наших дальнейших распоряжений. И подготовьте своих людей. Я думаю, они будут рады принять участие в таком важном сражении.

– О, да, – Шарль поклонился, однако протянутой для поцелуя руки демонстративно не заметил. – Я просто уверен, что мои люди, как и всегда, покажут себя с самой лучшей стороны. Буду ждать ваших распоряжений.

И, не дожидаясь ответа, вышел.

* * *

Утром следующего дня начался яростный артиллерийский обстрел, уничтожавший батареи противника одну за другой. На крепость Св. Николая обрушился адский огонь. В течение тридцати шести часов грохот взрывов и залпов, производимых двадцатью батареями со стороны королевской армии, раздирал воздух.

Штурм крепости был осуществлён совместными силами войск короны, королевского полка под командованием бригадира от инфантерии г-на де Монброна, отряда из трёхсот гренадеров и ста мушкетеров во главе с д’Артаньяном.

Ла-рошельцы сопротивлялись, бросая фугасы, горящую смолу и стреляя из мушкетов, однако им пришлось отступить перед неистовством атаки.

Обессилевшая крепость выбросила белый флаг.

К вечеру Жаку удалось улизнуть из лагеря, гудевшего после победы, словно встревоженный улей.

Самые бесшабашные собрались отмечать это событие, самые бывалые, пользуясь возможностью, отправился спать, нескольких человек, впервые принявших участие в бою, жестоко рвало на околице лагеря.

Сам бой, как ни странно, не произвёл на молодого лионца ожидаемого впечатления.

Он переживал, сумеет ли сориентироваться во всеобщей кутерьме, и хватит ли у него духу по-настоящему проткнуть шпагой живого человека. Или застрелить… хотя стрелять, конечно, намного легче, чем чувствовать, как твой клинок неумолимо входит в живую плоть.

На деле всё оказалось проще.

Выяснилось, что в сумасшествии боя нет времени для моральных дилемм, и когда на тебя наводят мушкет, не до размышлений о ценности человеческой жизни.

Он даже не помнил, скольких человек убил – двоих или троих, – и скольких ранил. А может, это была защитная реакция организма, и завтра воспоминания нахлынут с такой силой, что он будет блевать не хуже своих товарищей…

Пока же кадет хотел только одного: вымыться. Он и в Париже плохо переносил вечное отсутствие воды, что уж говорить о том слое пота и пыли, которым он покрылся в ходе боя?

Конечно, по уставу нужно было получить разрешение лейтенанта, но того нигде не оказалось; тогда Жак, поспешно стащив казавшуюся пудовой, разогретую от боя кирасу, предупредил де Террида и отправился на побережье.

Море он любил ещё со времён своего обучения в Нанте, а потому быстрым шагом поспешил к скалам. Ещё накануне, только прибыв в лагерь, поставив палатку и поручив уставшего коня слугам, юноша принялся изучать окрестности, пользуясь всеобщей неразберихой и довольно продолжительной отлучкой лейтенанта. Конечно, территорию всего лагеря он обойти не успел, да и незачем было, однако всё-таки успел приметить множество укромных бухточек в скалах со стороны дамбы. Да и сама дамба надёжно защищала местность от возможных выстрелов с крепостных стен, что обещало вполне безопасное купание.

В одной из таких бухт Жак разделся и, припрятав одежду со шпагой между камней, торопливо вошёл в воду. Даже не думая, холодна она или нет, потому что желание вымыться к тому времени стало просто нестерпимым. Да и к тому же времени у него было совсем мало, потому что его отсутствие в лагере могли заметить в любую минуту. И неизвестно, как д’Артаньян воспримет эту его самовольную отлучку, а портить такое хрупкое перемирие с гасконцем хотелось меньше всего.

Как и ожидалось, вода, нагретая солнцем, была не просто тёплой, а по-настоящему парной. Молодой человек несколько раз окунулся с головой и, постанывая от наслаждения, смыл с себя грязь, усталость и все возможные дурные воспоминания.

А потом с не меньшим удовольствием растянулся на тёплой гальке, ожидая, пока подсохнут влажная кожа и волосы.

Сощурившись, стал рассматривать небо, похожее на опрокинутую синюю чашу с чёрными точками чаек на нём, которые оглашали окрестности пронзительными криками. Постарался максимально расслабиться, не допуская в измученное сознание ни малейшей, даже самой невинной мысли: в конце концов, у него ещё будет время для беспокойных раздумий.

А затем, наверное, он всё-таки задремал, потому что не услышал шагов, а только насмешливый голос откуда-то сверху и сбоку:

– Вам не кажется, что валяться в таком виде во время военных действий – весьма рискованное занятие, а, господин кадет?

Жак подскочил, пытаясь нашарить рукой шпагу, и только в последний момент остановился: хорош же он – голый, но зато со шпагой…

– Ага, смешно, – д’Артаньян хмыкнул, словно угадав его мысли. – Привет.

– Привет… – сообразив, наконец-то, кто перед ним, лионец сел и неловко попытался прикрыть рукой пах. – А ты… вы… Я не заметил вас…

– Потому что я как раз в соседнюю бухту заплыл, – и лейтенант подал кадету его штаны. – Но вещи-то мои… вот же они.

– Я не особо смотрел по сторонам, – д’Эстурвиль натянул штаны и наконец-то почувствовал себя уверенней. – Уж очень хотелось в воду.

Теперь он уже открыто взглянул на своего командира, а тот стоял и не спешил одеваться. Словно приглашал Жака получше рассмотреть его.

При своём небольшом росте и изрядной худобе д’Артаньян оказался просто отлично сложен: тонкий, стройный, с гладкой кожей, покрытой ровным загаром. И вместе с тем, под этой кожей явственно проступали твёрдые узлы мускулов. А ещё д’Эстурвиль отчётливо разглядел на плечах, груди и даже бёдрах гасконца белые полоски шрамов. Их было немало, и это не были следы одной лишь охоты или каких-то случайных мальчишеских шалостей. Большинство из них были совершенно очевидными дуэльными шрамами – так значит, д’Артаньян не всегда был таким ярым противником поединков…

Жак ещё раз прошёлся глазами по красиво очерченной груди лейтенанта, по которой стекали блестящие капельки воды, узкой талии, длинным ногам с тонкими сильными щиколотками – не зря же говорят, что у гасконцев, выросших в гористой местности, поистине стальные икры, – а потом перевёл взгляд на плоский худой живот и ниже – помнится, ему уже давно было интересно, как его командир выглядит обнажённым.

Тут же накатило желание, причём настолько сильное, что молодому человеку показалось, будто он попал под удар штормовой волны. Он хватанул ртом воздух, отвёл поспешно глаза.