скачать книгу бесплатно
Вот уже несколько часов д’Эстурвиль, сменив де Террида, нёс караул у одной из боковых застав.
У главных ворот при въезде в лагерь стояли гренадёры и бывалые мушкетёры, кадетам же доверяли охрану менее значительных объектов.
Впрочем, Жак был, что называется, не в претензии.
Потому что так он мог позволить себе поразмышлять.
События последних дней оказались более чем насыщенными, а молодой человек не любил, когда в голове у него была каша из мыслей и чувств.
Итак, боевое крещение, которое он получил во время штурма крепости Св. Николая, оказалось успешным.
При этом он жив-здоров и даже не получил ни царапины… жаль только, что в Лион написать никак нельзя, а ведь дядя, наверняка, следит за новостями из-под Ла-Рошели и переживает, что от племянника уже давно нет писем.
Потому что его самое первое письмо на данный момент было последним. Он отправил его, выйдя из-под ареста, да и то далеко не сразу, а лишь когда узнал, что д’Артаньян на месяц уехал в Гасконь и хоть чуть-чуть перестал злиться по этому поводу.
Просто боялся, что в противном случае не выдержит и напишет дяде, что его бывший ученик – бессовестный сукин сын. Да ещё и трусливый в придачу.
Это только потом, уже немного остыв, он понял, что гасконец, вероятно, ошарашен случившимся не меньше его, и что ему тоже нужно время для размышлений.
В результате, в отличие от первоначального варианта, письмо получилось коротким, даже каким-то дёрганным. Жак в двух словах рассказал, как устроился, что служба ничем особенным от службы в Лионе не отличается, а о д’Артаньяне вообще не написал ни строчки.
Конечно, теперь бы он поступил совсем по-другому.
А может быть, и нет, потому что в противном случае письмо вышло бы не в меру восторженным, и дядя имел бы все основания заподозрить неладное.
Итак, с новым письмом придётся подождать до возвращения в Париж.
А тогда…
А что, собственно, изменится?
Он продолжит служить, пока не получит плащ мушкетёра… если заслужит, конечно.
О том, как изменятся при этом его отношения с лейтенантом, лионец даже не загадывал.
Просто боялся.
Потому что д’Артаньян, как бы кадет ни обнадёживал себя, не перестал быть крайне тяжёлым в общении и совершенно непредсказуемым человеком. И то, что они несколько раз вполне откровенно поговорили, ещё не означало, что он захочет по-настоящему впустить Жака в свою жизнь.
Ведь все эти разговоры, по сути, пока означают лишь то, что гасконец чувствует вину перед своим протеже и хоть таким своеобразным образом, но пытается извиниться.
Интересно, что сделало его таким?
Вероятно, должно было произойти не одно трагическое событие, чтобы у обычного мальчишки, каким д’Артаньян был когда-то, сформировался настолько невыносимый характер.
Не последнюю роль, конечно, сыграли чахотка, остатки которой мучают его до сих пор, и, наверное, вражда со старшим братом – что такого они могли не поделить?
А потом брат умер, и отец тоже, и с человеком, которого гасконец любит до сих пор, во всей видимости, тоже пришлось расстаться…
А ведь была ещё смерть сына, и неважно, что он узнал об этом только сейчас…
Из всего перечисленного Жака почему-то больше всего пугали именно воспоминания о том, какое было у д’Артаньяна лицо, когда тот говорил, что его сын умер ещё совсем маленьким: не дай бог пережить смерть собственного ребёнка…
Д’Эстурвиль тряхнул, головой, прогоняя тягостные мысли, и постарался сосредоточиться на дежурстве.
Подумал только мельком, что им, конечно, очень повезло участвовать в боях летом, а не промозглой осенью или сырой весной.
Потому что попробуй выстоять полночи в карауле под проливным дождём, снегом и по колено в грязи.
А так… тёплая ночь, в кустах поют сверчки, и ветер, слава богу, дует с моря, принося солёную свежесть, а не запахи, связанные с отправлением естественных потребностей огромного количества людей и животных, вот уже несколько месяцев кряду сосредоточенных на побережье.
Интересно, чем закончился совет у короля, и какие действия он решит предпринять в отношении мятежной крепости?
Потому что Жаку, например, совершенно не хочется воевать.
Во-первых, по причине полного равнодушия к вопросам веры, а во-вторых, потому, что ла-рошельцев, страдающих от всех ужасов осады, откровенно жаль. Ну и, конечно, оттого, что возвращение в Париж означает совершенно новый уровень отношений с д’Артаньяном.
Он не успел подумать, какими, собственно говоря, видит эти самые отношения, потому что гасконец ведь – не женщина, за которой можно открыто ухаживать и даже жениться. А отношения между мужчинами в армии, мягко говоря, не приветствуются, следовательно, им придётся встречаться тайком… и выйдет ли что-нибудь путное из этих встреч?
Одним словом, впереди – полнейшая неизвестность, так почему же при одних только мыслях о лейтенанте сердце Жака начинает буквально заходиться от счастья?
Я, наверное, сошёл с ума, подумал юноша, а затем вдруг насторожился.
Вокруг была всё та же спокойная тишина, однако он явственно ощутил, что рядом с заставой кто-то есть.
Лионец напряг глаза и различил за кустами, со стороны одной из дорог, ведущих к городу, какое-то движение.
Он подошёл поближе к изгороди и вытащил наполовину шпагу из ножен.
– Выходите, – произнёс как можно спокойней. – Быстро и без глупостей. Ну?
Ещё с минуту ничего не происходило, а затем кусты зашевелились вновь, и кадет увидел группу людей.
Несколько женщин и детей мал мала меньше – они стояли, не двигаясь, и даже не пытались заговорить. Измождённые, закутанные в лохмотья, с потухшим, затравленным взглядом – у д’Эстурвиля сердце сжалось невольно при мысли, что все эти люди, наверняка, отлично знают, что обречены.
Подумал: как жаль, что при себе нет даже краюхи хлеба. Хотя… разве поможешь им одним ломтем?
Разве что…
Он оглянулся по сторонам – по-прежнему, тишина, нарушаемая только дыханием беженцев да отголоском перекличек с соседних застав.
И молодой человек потянул на себя перекладину, закрывающую проход в сторону ближайшей деревни.
– Проходите, – сказал хрипло и сам не узнал своего голоса. – Только быстрее.
Женщины продолжали стоять, словно не слышали его. Ребёнок на руках одной из них начал тихонько хныкать.
– Быстрее! – рявкнул Жак. – Да что ж за люди такие… Вы хоть понимаете, что вам говорят?
А откуда-то со стороны вдруг метнулась ещё одна тень, и лейтенант, вцепившись д’Эстурвилю в рукав, буквально отшвырнул его от ворот, вернув перекладину на место.
– Ты что творишь? – его лицо было бледным до невозможности, он дышал тяжело, словно долго бежал. – С ума сошёл?
Женщины, сдавленно ойкнув, мгновенно растворились в темноте, а молодой лионец с откровенной досадой уставился на своего командира.
– Откуда вы взялись тут? – спросил, даже не думая о том, что, по сути, нарушает субординацию и вообще не имеет никакого права на подобные вопросы.
– Что? – глаза д’Артаньяна вспыхнули зло, он ухватил кадета за ворот куртки и основательно встряхнул. – Ты что несёшь? Ты вообще в своём уме, сукин сын?
– Я прекрасно знаю, что делаю! – Жак стряхнул его руки. – Потому что… разве можно спокойно смотреть на мучения этих людей?
– Какой же дурак… – гасконец хватил с размаха кулаком по перекладине. – Под трибунал захотел? Я же предупреждал…
– Я помню, – сказал молодой человек, понемногу приходя в себя. – Но г-н лейтенант… Шарль, так нельзя! Я уже не первый раз наблюдаю за этими людьми… что же мы делаем? Они ведь не виноваты, что оказались жителями города, который нужен нам!
– Это никого не интересует, – в голосе командира зазвучал металл. – А ты, если попадёшься, лишишься головы! Или ты забыл, что такое законы военного времени, щенок? А если бы тебя застал за подобным не я, а кто-то другой?
– Да плевать! – д’Эстурвиль упрямо наклонил голову. – Потому что моя совесть не позволяет мне отказать этим людям в помощи! – он замолчал на мгновение, а затем спросил едва слышно:
– Шарль, посмотри на них… Я не верю, что ты не понимаешь! Ведь у тебя же был сын… неужели…
И осёкся, только сейчас увидев в траве какой-то свёрток, который лейтенант явно принёс с собой.
Д’Артаньян проследил его взгляд и улыбнулся криво, пожал плечами, словно удивляясь сам себе:
– Вот как-то так. Погоди минутку.
Он нырнул под перекладину и скрылся в кустах. А через мгновение вернулся вместе с группой беженцев. В руках одной из женщин был уже знакомый Жаку свёрток.
Гасконец открыл ворота:
– Убирайтесь. Живо! И пеняйте на себя, если попадётесь патрулям!
– Господин… – одна из женщин всхлипнула и попыталась поцеловать его руку, но д’Артаньян оттолкнул её так, что она едва устояла на ногах:
– Прочь, дура! У вас каждая минута на счету!
Через мгновение возле поста уже никого не было, и тогда лейтенант обернулся к д’Эстурвилю.
– Ты дурак! – его глаза вновь смотрели не просто неприязненно, а по-настоящему зло. – Ты хоть соображаешь, что творишь? Во время дежурства пропускаешь чёрт знает кого… ты разве не в курсе, что всякого, кто попытается выбраться за посты… да этих людей велено расстреливать безо всякой жалости, а ты выпускаешь их из окружения! И где твоя кираса, дьявол тебя подери? Кто позволил тебя заступать на смену без подобающего вооружения?
Гасконец выглядел крайне обозлённым, и раньше кадет решил бы, что гауптвахты ему не миновать. Тем более, нарушение устава действительно имело место, причём нарушение двойное. Однако теперь он не сомневался, что природа этого гнева совершенно иная, а потому пояснил спокойно:
– Насчёт кирасы – виноват, исправлюсь. Просто в ней ужасно жарко, и я решил, что ночью она мне вряд ли пригодится.
– Вряд ли? Да ночью опасность возрастает в разы, хотя, конечно, откуда тебе, зелёному сопляку, знать подобное…
– Давно ты это делаешь? – спросил тогда лионец, словно эти грубые слова и не задели его вовсе, а Шарль вздрогнул удивлённо, и злость в его глазах мгновенно погасла.
– С тех пор, как приехали… – устало потёр переносицу. – Да какая разница?
– Прости, – Жак коснулся его руки. – Я вовсе не хотел обвинять тебя в бессердечности. Просто всё так неожиданно случилось… А ты… ты и вправду испугался за меня?
– А ты как думаешь? – ответное пожатие гасконца оказалось неожиданно крепким. – Можно встречный вопрос? Ты действительно был готов рискнуть всем ради этих оборванцев?
– Наверное, – молодой человек пожал плечами. – Я знаю, это глупо, но есть вещи… Я не могу объяснить…
– Наверное, я понимаю, что ты имеешь в виду, – д’Артаньян оглянулся по сторонам, а потом подошёл к Жаку и вдруг обнял его, быстро коснулся губами щеки. – И я рад, что не ошибся в тебе. Только пообещай, что впредь будешь вдвойне осторожен в делах подобного рода. И что кирасу станешь носить постоянно: не стоит рисковать своей жизнью тогда, когда в этом нет нужды.
– Я тоже, – д’Эстурвиль вздохнул с облегчением, а затем привлёк лейтенанта к себе и поцеловал в ответ. – Я рад не меньше. Что ты понял меня, и что я… тоже не ошибся в тебе.
…
Шарль так углубился в изучение карты, что не услышал даже, как полог палатки приподнялся, и вовнутрь заглянул дежурный. Сегодня им был Луи де Сен-Симон, совсем молоденький кадет, только недавно появившийся в роте.
Хотя, почему совсем молоденький? Шарлю ведь было столько же, когда он приехал в Париж, а может, и того меньше…
Юноша снова поймал себя на мысли, что чувствует себя на добрый десяток лет старше остальных солдат, и даже во время коротких встреч с Жаком, когда есть возможность обменяться улыбкой или несколькими фразами, ему далеко не всегда удаётся перестроиться.
Впрочем, д’Эстурвиля, как ни странно, злое выражение лица своего командира не смущало совершенно. Он каким-то особенным чутьём улавливал, когда к гасконцу можно подойти, а когда тот действительно бывал занят.
Это что-то неимоверное, думал молодой человек, вспоминая, как улыбались в такие моменты зелёные глаза лионца: как подобное вообще может быть, чтобы один человек с такой лёгкостью читал всё, что происходит в душе другого? Причём речь ведь идёт не о догадках вовсе, а о способности точно уловить малейшие оттенки настроения и настоящих чувств…
Но затем юноша останавливал себя: нет, не стоит дразнить судьбу и так откровенно радоваться своему счастью. Потому что война не окончена, а впереди – задание кардинала, и неизвестно, чем вообще может обернуться его выполнение.
Да и ситуация с беженцами… дай бог, чтобы об их с д’Эстурвилем действиях не стало известно королю или кому-то из его свиты.
– Г-н лейтенант, – сказал между тем кадет, – там постовые задержали человека… Он утверждает, что приехал к вам, и что он – ваш брат…
– Брат? – сердце прыгнуло к самому горлу, и Шарль едва удержался, чтобы не выскочить из палатки. – Привести немедля!
Дежурный исчез снаружи, а юноша прижал ладонь к бешено колотящемуся сердцу.
Что случилось дома, если Пьер решился приехать прямо в район военных действий?
В том, что это именно Пьер, гасконец не усомнился ни на мгновение.
А возле палатки, тем временем, раздались шаги и какие-то голоса, и уже через мгновение появился д’Артаньян-старший в окружении нескольких солдат.
Юноше стало по-настоящему страшно, он едва сумел произнести обычным голосом:
– Всё в порядке, благодарю. Оставьте нас.
А как только солдаты ушли, задёрнул плотно полог и спросил резко, безо всяких предисловий:
– Что произошло?
– Всё в порядке, – поспешно ответил Пьер. – Клянусь.
