скачать книгу бесплатно
А д’Артаньян вдруг подошёл к нему вплотную и прижался всем телом – Жак явственно ощутил, как член гасконца встаёт и упирается ему в бедро, – обхватил обеими руками за виски, заставил нагнуться.
– Только не кусайся больше, ладно? – и поцеловал, даже не дождавшись ответа.
Губы лейтенанта были солёными после морской воды, и лионец с удовольствием ответил на поцелуй. Постарался быть просто нежным, хотя догадался бы кто, чего ему стоила эта сдержанность.
– Если бы я знал раньше, как ты целуешься, то не стал бы столько ждать, – д’Артаньян отстранился, принялся натягивать штаны. Уселся на выступающем валуне, взглянул насмешливо. – Садись, время есть.
– Ох… – ноги у Жака мгновенно сделались ватными; он буквально упал на песок. – Что же вы делаете со мной, д’Артаньян?
– То, что и ты со мной, – сказал гасконец, но уже безо всякой насмешки. – И вообще, тут не лагерь, и не казарма: можно без «вы». Коль у нас начало получаться более-менее нормальное общение… Сильно устал? Это ведь твой первый бой, верно?
– Да, – д’Эстурвиль только сейчас ощутил в полной мере, как ноют руки и плечи. – Если честно, у меня в голове такая каша… Поэтому я и решил искупаться. Я искал… тебя, чтобы предупредить, но не нашёл… Если бы я знал, что ты здесь…
– Каша – это нормально, – д’Артаньян наклонился и отжал мокрые волосы, тряхнул головой. – Но ты хорошо дрался, я видел. Без лишней жестокости… и это правильно.
– Никогда не понимал, как можно с лёгкостью убить человека, – сказал Жак. – Тем более, если ты видишь его впервые, и он… лишь отвлечённо… временно считается твоим врагом…
– Даже настоящего врага трудно убить, – возразил лейтенант. – Однако к чёрту бои… Ты любишь море?
– Очень, – кадет улыбнулся невольно, забыв, что ещё мгновение назад хотел попросить разъяснить фразу о врагах. – Я ведь даже… по окончании пансиона… хотел записаться на корабль, пусть для начала простым моряком… это ведь не настолько важно… Но тут пришло письмо от дяди, и я поехал в Лион. Решил, что это, наверное – знак.
– Да уж, точно знак… – а потом гасконец сощурился вроде бы насмешливо:
– И как, не жалеешь?
Д’Эстурвилю почему-то даже жарко сделалось от этого, в общем-то, простого вопроса, да ещё и произнесённого таким равнодушным тоном. Он поднялся и подошёл к д’Артаньяну. Валун, на котором тот сидел, был достаточно высоким, и теперь молодые люди практически сравнялись в росте.
При его приближении лейтенант улыбнулся, словно ожидал именно такого шага, и лёд в его глазах растаял окончательно.
Больше всего в этот момент Жаку хотелось снова ощутить солоноватый привкус его губ, однако он сдержался, понимая, что в окрестностях в любой момент могут объявиться посторонние.
А потому он просто протянул руку и отбросил с глаз командира мокрую чёлку. Погладил по щеке, кончиками пальцев прошёлся от шрама на виске и до самого плеча, тоже отмеченного огромным, глубоким, по-настоящему уродливым шрамом.
Хотел было поинтересоваться о происхождении такой ужасной отметины, однако встретился взглядом с гасконцем, и все мысли разом оставили его.
– А ты как думаешь? – спросил, чувствуя, как от возбуждения кружится голова. – Или тебе тоже нужен аванс?
– Скажем так, я бы не отказался, – Шарль склонил голову и на мгновение прижался щекой к ладони лионца. На душе сделалось так легко, как не было ещё никогда со времён гибели его друга из Артаньяна. Неужели Пьер прав, и судьба действительно решила подарить ему в лице этого парня новый шанс?
– Знаешь, – д’Эстурвиль отошёл, однако уселся не на песке, а на соседнем камне – так, чтобы по-прежнему видеть глаза командира, – когда ты уехал… я ведь страшно обозлился. Решил, что это напоминает дешёвый роман: они переспали, и один из них сбежал, чтобы не пришлось объясняться.
– Твою мать, – лейтенант скривился. – Честно говоря, я рассчитывал услышать другое, но… коль ты заговорил об этом… В общем-то, ты не совсем ошибся.
– Я знаю, – Жак отреагировал на удивление спокойно. – Но потом я подумал, что это, наверное, даже к лучшему. Что ты не мог уехать просто так, и тебе, возможно, тоже нужны были ответы на какие-то вопросы.
– Я хотел побывать на могиле отца, – сказал Шарль, подумав с удивлением, что малоприятное направление, которое приняла их беседа, почему-то не вызывает у него ни малейшего неприятия. – Он умер прошлой осенью, когда мы штурмовали Ре. И я подумал, что… мало ли, кого я не застану в живых, когда вернусь после этой осады? А может быть, и сам не вернусь… Ну и, конечно, мне надо было кое-что выяснить для себя, тут ты не ошибся.
Д’Эстурвиль ничего не ответил, только молча ждал продолжения, предоставив лейтенанту самому решать, о чём стоит рассказывать.
А Шарль как-то особенно остро почувствовал вдруг, до чего же он устал от этих постоянных недомолвок, когда рядом нет никого, кому можно было бы даже просто сказать, насколько ему иногда бывает плохо.
Конечно, такое ощущение появлялось далеко не первый раз, но впервые за все последние годы рядом оказался человек, которому неожиданно захотелось довериться.
– В Гаскони у меня остались мать, двое братьев и две сестры. Куча племянниц и даже один племянник, – он зачерпнул пригоршню камешков и стал по одному швырять их в море. – Такое большое у меня семейство. И с ними, слава богу, всё в порядке.
– Тогда почему у вас прибавилось седины? – спросил Жак, невольно переходя опять на «вы». – Что случилось с вами во время этой поездки, д’Артаньян?
– Разве прибавилось? Я не заметил… Да нет, ничего не случилось. Просто… те вопросы, которые были важны для меня, так и остались нерешёнными, – а потом Шарль поднял на д’Эстурвиля глаза и сказал с кривой улыбкой:
– А ещё я узнал, что у меня был сын. И что он умер два года назад, совсем маленьким. Вот так-то.
Зелёные глаза Жака расширились и потемнели.
– Мне жаль, – произнёс он таким тоном, словно и впрямь был готов принять на себя частичку боли своего лейтенанта. – Тебе, наверное, очень плохо… Прости, но можно… я ничего не буду говорить?
Юноша взглянул на солдата с откровенным удивлением, потому что, испытывая потребность выговориться, в то же время, где-то боялся, что услышит в ответ набор каких-нибудь стандартных фраз.
Этого не произошло. Словно догадавшись о его опасениях, д’Эстурвиль, по сути, не сказал вообще ничего, но от его слов Шарлю даже дышать стало как-то легче.
– Спасибо, – ответил совершенно серьёзно, а кадет только плечами пожал:
– Знаешь… кое-кто… сравнивает тебя с глыбой льда. Поначалу мне тоже казалось, что это так. Но я тем более рад, что ошибся.
– Надеюсь, тебе не придёт в голову поделиться с кем-нибудь подобным открытием? – фыркнул гасконец, а Жак тогда решился задать вопрос, который уже давно мучил его:
– Шарль… а ты действительно… убил на дуэли брата своей… возлюбленной?
Лейтенант засмеялся. Высыпал на песок остатки камешков, долго отряхивал ладони.
– Вот как? – хмыкнул. – Занятно… Такой вариации я ещё не слышал.
Д’Эстурвиль испытал неимоверное облегчение, что ему всё-таки ответили. Потому что теперь, после того, как их отношения вдруг начали развиваться таким стремительным образом, он больше всего боялся, что д’Артаньян снова оттолкнёт его.
– Я так и знал, что это всё враньё, – он позволил себе улыбнуться краем рта. – Но тогда… почему ты так относишься к дуэлям? Ведь ты же сам дрался, и не раз: это понятно любому, кто пусть мельком, но видел твои шрамы!
Шарль вздохнул и долго не отвечал.
– Это… длинная история, – сказал наконец. – И не самая приятная. Возможно, когда-нибудь я расскажу, но не сейчас. Потому что нет времени, да и вспоминать, если честно… Но в двух словах это можно описать так: я не выношу поединки по многим причинам, одна из которых состоит в том… Короче, однажды я едва не убил на дуэли родного брата. Нет, те двое, что живут в Гаскони, тут ни при чём. У меня был ещё один брат, самый старший из нас всех… он уже умер… И когда-то мне пришлось скрестить с ним шпаги. По-настоящему.
А потом он соскочил с камня, подобрал рубашку.
– Одевайся, – сказал, как ни в чём не бывало. – Скоро будут трубить вечерний сбор, а мне следует присутствовать на военном совете.
– Ты пожалел его, правда? – спросил вдруг д’Эстурвиль, а Шарль обернулся резко.
В не заправленной ещё рубашке и без сапог, освещаемый лучами заходящего солнца, он показался лионцу каким-то удивительно-юным и почему-то – совершенно беззащитным.
И потом, не имея возможности увидеть лейтенанта или переговорить с ним, Жак каждый раз вспоминал именно этот последний эпизод их встречи.
Заходящее солнце, запах соли, который доносил с моря лёгкий бриз, и тонкую фигурку гасконца на фоне тяжёлых тёмных скал.
Перехватило дыхание, и у кадета вдруг мелькнула совершенно отчётливая мысль, что именно с этими звуками и запахами у него теперь всегда будет ассоциироваться чувство влюблённости.
– Слушай, – сказал между тем Шарль и улыбнулся растерянно, – откуда ты такой взялся на мою голову, а?
Тогда д’Эстурвиль снова подошёл к нему. Забрался обеими рукам под рубашку, потому что вдруг ужасно захотелось ощутить под ладонями не ткань, а именно голую кожу спины и бёдер, притянул к себе. Встретился взглядом с улыбающимися глазами д’Артаньяна, улыбнулся в ответ:
– Из Нанта. Ну, или из Лиона, как тебе больше нравится. А ты рад?
Шарль перестал улыбаться. С минуту молчал, слушая, как тяжёлыми, резкими толчками бьётся сердце кадета, а потом привстал на цыпочки и легко коснулся его губ:
– Ты и сам знаешь ответ. Я действительно рад. А теперь идём. Нам не стоит опаздывать.
…
Через несколько дней к месту военных действий прибыл Людовик.
Д’Эстурвиля самым безжалостным образом разбудил де Террид, когда молодой человек наслаждался крепким предутренним сном. Забрался к приятелю в палатку и стал бесцеремонно трясти за плечо.
– Вставайте! Ну, сколько можно дрыхнуть? Приближается король со своей свитой, лейтенант объявил общий сбор!
– Лейтенант? – Жак сел резко и принялся тереть глаза. – Здесь был д’Артаньян?
– Да при чём здесь д’Артаньян? – приятель взглянул на него с явным сочувствием. – Я ему про короля, а он… вот уже не думал, что вы позволите какому-то гасконцу так запугать вас!
– Я буду готов через десять минут, – Жак благоразумно решил не развивать дальше тему о командире. – Где нас собирают?
– На равнине, к востоку от крепости, которую мы взяли на днях, – де Террид направился к выходу, однако на пороге остановился и сказал с улыбкой:
– Буду ждать вас уже там. А на мои слова не обижайтесь. Я в первый год службы тоже бегал от нашего лейтенанта, как чёрт от ладана.
– Не сомневаюсь, – в тон ему хмыкнул Жак, и де Террид, довольный установившимся взаимопониманием, наконец-то оставил своего друга в покое.
* * *
Он успел вовремя.
Построение уже заканчивалось, и лейтенант как раз дошёл до последних рядов шеренги, где, согласно уставу, полагалось стоять кадетам.
Остановился перед запыхавшимся лионцем, окинул цепким, внимательным взглядом.
– Шляпу снимите и держите под мышкой, – произнёс негромко. – Короля принято встречать с непокрытой головой.
И улыбнулся глазами:
– Соня…
От этого одного-единственного едва слышного слова на душе у Жака вдруг сделалось неимоверно радостно, прямо до одури.
Он с трудом удержался, чтобы не улыбнуться в ответ, стащил поспешно шляпу:
– Виноват, г-н лейтенант, исправлюсь.
Д’Артаньян ничего не ответил, двинулся в обратном направлении.
…
Долина, где выстроились войска, была довольно широкой и без труда вместила всех. Первыми стояли гренадёры, затем – артиллеристы, в центре – мушкетёры, замыкала построение пехота.
Учитывая то, что ожидали самого короля, мушкетёры, вопреки своему статусу, были не верхом и с непокрытыми головами.
Хорошо, что сейчас раннее утро, подумал Жак, поглядывая на встающее солнце: потому что в противном случае, попробуй выстоять на жаре без головного убора несколько часов кряду!
А из-за поворота дороги тем временем показалась кавалькада. Довольно скоро она приблизилась настолько, что д’Эстурвиль без труда смог разглядеть короля в мушкетёрском плаще, а рядом с ним – кардинала, одетого в красный плащ гвардейца. Из остальных юноша узнал ещё королевского фаворита Сен-Мара, разряженного, словно павлин, а также герцога Орлеанского. Лицо у Месье было сонным и крайне недовольным, ведь ему, чтобы встретить брата, как того требовал церемониал, пришлось не только встать ни свет, ни заря, но и ехать в соседний город.
Основную часть кавалькады замыкали швейцарцы и пятьдесят мушкетёров во главе с капитаном де Тревилем.
Хвост королевского кортежа терялся за холмом, и лионец перестал напрягать глаза, потому что самое интересное он уже увидел.
Да и особого трепета при мысли, что на него сейчас будет смотреть сам король, он тоже почему-то не ощутил. Куда большее волнение вызывала фигура лейтенанта в праздничном камзоле и шляпе с развевающимися белыми перьями, и молодой человек сосредоточил всё своё внимание на ней.
Когда кортеж подъехал совсем близко, в стороне весело грохнула пушка, потом – ещё и ещё. Швейцарцы и мушкетёры чуть отстали, а король в сопровождении кардинала, Месье и Тревиля проехал к центру долины.
Естественно, он направился прямиком к мушкетёрам, которые, как известно, всегда пользовались его особой благосклонностью.
Тогда д’Артаньян сделал шаг вперёд и, обнажив голову, скомандовал, легко перекрыв голосом шум, который невольно издавало такое количество скопившихся в долине людей и животных:
– Мушкетёры, равняйсь! Смирно! Его величество, король Франции!
Жак снова поразился чистоте и мальчишеской звонкости его голоса; по спине у него побежали мурашки, и он едва не пропустил момент, когда вместе со всеми следовало крикнуть троекратное «ура».
– Подойдите, г-н лейтенант, – произнёс, между тем, Людовик, и Шарль, оставив своих солдат, приблизился к королю и его свите.
Снова поклонился, а потом поднял глаза, спокойно выдержав пристальный взгляд монарха.
В короле гасконец, прежде всего, уважал умение вовремя прислушаться к разумному совету, а будет он исходить от Тревиля, кардинала или ещё кого-нибудь – неважно.
Во всём остальном Людовик казался ему самым обычным, довольно несчастливым человеком, личная жизнь которого вынужденно выставлена на всеобщее обозрение.
Он представил себе, что было бы, если бы вдруг кто-то узнал о его отношениях с д’Эстурвилем, и невольно поёжился.
– Мы даже не спрашиваем, как вели себя наши мушкетёры в последнем бою, – со слабой улыбкой сказал в этот момент король. – Потому что уверены: по-другому и быть может.
– Ваше величество, как всегда, правы, – всё так же спокойно подтвердил Шарль. – Я ни в коей мере не хочу умалить достоинства остальных рот, но ваши мушкетёры действительно дрались в первых рядах.
– Вы обязательно составите для нас список тех, кто сражался особенно храбро. Какие потери понесла рота?
– Погибших нет, раненных – двенадцать человек. Из них по-настоящему тяжёлых – пятеро.
