скачать книгу бесплатно
– О, нет, – гасконец повалился обратно на подушки. – Я никого не жду.
– Вот и я так сказала, – женщина поджала губы. – Что вас вообще дома нет. А он: ничего, я подожду, пока не вернётся. Потому что ни в казармах, ни в Лувре г-на д’Артаньяна нет, а значит, он может быть только дома. И сидит уже третий час! Убираться мне, между прочим, мешает! Хотя что с этих провинциалов возьмёшь? Все они – хамы и невежи, покуда в Париже не пообтешутся…
– Погоди, – Шарль прижал ладони к вискам. – Какой посетитель, какой провинциал… ну что за чёрт, я спать хочу…
– Выгнать его? – деловито осведомилась тётушка Мари, однако молодой человек покачал головой:
– Нет, не надо. Я сейчас спущусь. Всё равно уже не засну.
– Сами не знаете, чего хотите, – пробурчала служанка, направляясь к двери. – То «не жду», то «не выгоняй»… Ладно, я пока за завтраком для вас схожу. Но чтоб к моему возвращению ноги его здесь не было!
– Слушаюсь, – невольно фыркнул Шарль и начал одеваться.
* * *
Он не стал мешкать, потому что, учитывая вчерашние события, неожиданный посетитель мог означать всё, что угодно.
Мог быть банальным просителем – тогда и в самом деле, мрачно подумал Шарль, стоит позволить тётушке Мари вышвырнуть его при помощи метлы, – но мог и оказаться посланником Тревиля или кардинала.
Хотя, конечно, лучше, чтоб просителем, потому что голова у гасконца болела немилосердно, и вникать в разные поручения начальства не было ни малейшего желания.
Он спустился вниз, в парадную гостиную, и, находясь ещё на середине лестницы, увидел человека, стоящего у окна.
Человек был высоким, одетым в дорожную куртку и со шпагой на боку.
Его плащ и шляпа были аккуратно сложены в одном из кресел.
При звуке шагов человек обернулся, попав при этом в полосу света. Яркие солнечные блики заиграли в его длинных волосах и зелёных глазах цвета светлого винограда.
А ещё у незнакомца было загорелое лицо с высокими скулами и упрямой линией губ – Шарль даже поразился, сколько деталей он ухитрился заметить за эти несколько мгновений.
Смотрел на прибывшего и никак не мог понять, отчего не ощущает ни рук, ни ног, а воздух никак не хочет попадать в лёгкие.
Перед ним стоял Жак. Живой-здоровый, а вовсе не погибший три с половиной года назад. Только одетый, как дворянин, а не в свои обычные штаны и просторную рубаху. И волосы у него почему-то не отливали медью, а просто были цвета спелой пшеницы.
Но при этом с таким же спокойным прищуром смотрели глаза – даже не просто зелёные, а с примесью тёмного золота, – и так же знакомо кривились губы.
Какой восхитительный кошмар, подумал лейтенант, вцепившись до крови под ногтями в дерево перил: такого в моей коллекции ещё не было…
В том, что всё это, начиная с прихода тетушки Мари, ему снится, он не усомнился ни на мгновение. Потому что в самом деле… ведь не мог же ему привидеться наяву давно погибший друг?
– Мальчик, – сказал тем временем незнакомец, – где твой хозяин?
У него был мягкий акцент уроженца севера, а Шарль даже глаза зажмурил от ужаса: нет, так не пойдёт, нужно срочно проснуться…
– Мальчик, – повторил приезжий, – твой хозяин дома? Или ты немой?
– Нет, – ответил наконец гасконец, не узнавая своего голоса, – я не немой и прекрасно понял ваш вопрос.
На негнущихся ногах он спустился в гостиную и, старательно обойдя кошмарного посетителя, уселся за стол.
Воздуха по-прежнему не хватало, а сердце стучало уже не в груди, а прямо в ушах – Шарль испугался, что сейчас просто лишится чувств.
Однако затем многолетняя выдержка всё-таки взяла своё. Лейтенант откинулся на спинку стула и, стараясь не смотреть двойнику Жака в глаза, спросил резко:
– Вы кто? Вам что надо?
Парень несколько раз ошалело моргнул, а потом вдруг рассмеялся:
– Я… чёрт побери, простите, что не узнал, г-н д’Артаньян! Даже не знаю, как так вышло, ведь дядя описывал мне вас…
– Дядя? – тупо переспросил гасконец, а молодой человек тут же сделался серьёзным:
– Учитель фехтования из Лиона, шевалье д’Эстурвиль. Он навещал вас недавно. Понимаю, вы могли забыть…
А потом приезжий чуть наклонил голову:
– Позвольте представиться. Жак д’Эстурвиль, к вашим услугам.
– Что? – переспросил Шарль и тоже засмеялся. Ему сделалось дурно.
Прищурившись, смотрел на племянника своего учителя, о приезде которого действительно уже давно успел забыть, а в висках стучала только одна мысль: Жак д’Эстурвиль… Жак… не может быть… нужно срочно проснуться, потому что…
Невероятно. Невозможно представить себе, чтобы два разных человека были так похожи между собой, да ещё и носили одинаковое имя. Выдержать подобный кошмар невозможно тоже.
– Сударь, – молодой д’Эстурвиль смотрел обеспокоенно, – что-нибудь не так?
О да, дружок, ты даже не представляешь себе, насколько не так… Однако вслух Шарль ограничился скупым вопросом:
– Надеюсь, рекомендательные письма при вас?
– Конечно, – и юноша вытащил из внутреннего кармана куртки конверт. – Вот.
Гасконец вскрыл его, искренне надеясь, что руки у него дрожат не так сильно, как ему кажется.
Он несколько раз начинал читать письмо заново, потому что глаза перепрыгивали со строки на строку, и лейтенант никак не мог уловить содержания.
«Дорогой Шарль, – писал учитель, – как мы и уговаривались, направляю к тебе своего племянника. Он неплохой мальчик и, обещаю, не подведёт тебя. Я рассказывал ему о тебе… в общих чертах, конечно… а потому он знает, что обретёт в твоём лице строгого, но справедливого командира. Ещё раз сердечно благодарю, что ты согласился принять участие в его судьбе».
– Сударь, – вновь подал голос приезжий, а Шарль, не удержавшись, прикрикнул на него:
– Молчите! Вы мешаете мне сосредоточиться!
И снова уткнулся взглядом в листок. Какое-то время молчал, борясь с искушением сообщить учительскому племяннику, что вакансии нет ни в одной из рот и не предвидится в ближайшее время, а, следовательно, парню желательно как можно скорее убраться восвояси.
А потом взялся за перо и быстро написал следующее: «Любезный де Бемо, прошу оказать подателю сего письма всяческое содействие во всём, что касается зачисления на должность кадета в роте мушкетёров его величества. Д’Артаньян».
– Вот, – по-прежнему избегая смотреть в глаза, протянул гостю сложенный лист. – Отправляйтесь обратно в казарму… полагаю, вы найдёте дорогу? Отыщите там подпоручика де Бемо. Он всё устроит.
– Спасибо… – д’Эстурвиль переводил растерянный взгляд с записки на гасконца, а Шарль поднялся, давая понять, что разговор окончен:
– Ступайте. И постарайтесь оправдать надежды своего дяди.
Возможно, молодой человек хотел спросить ещё о чём-то, но потом передумал.
– Благодарю, – уронил скупое и направился к двери.
…
Шарль даже не шелохнулся.
Жак д’Эстурвиль уже давно ушёл, а он всё продолжал сидеть, уставившись невидящим взглядом в письмо своего учителя, что по-прежнему лежало перед ним.
И даже не мог понять, что чувствует.
Удивление, обиду или боль, от которой по щекам ползли непрошеные слёзы… или все эти чувства, вместе взятые.
А может, ещё чувство искреннего восхищения изобретательностью Господа Бога, разыгравшего с ним такую бесподобную шутку. Такую изощрённую пытку… и по сравнению с ней боль в обломанных до крови ногтях – просто пустяк.
Пришла тётушка Мари. Долго что-то спрашивала. Кажется, о том, куда принести завтрак. Пусть с третьего или пятого раза, но Шарль всё же ответил. Кажется, чтоб поставила у него в спальне.
Затем он поднялся наверх. Не для того, чтоб поесть, а чтоб собраться на службу. Потому что сегодня герцог Бэкингем, если Шарль ничего напутал, конечно, отъезжал, наконец, в свой Лондон. А это значило, что лейтенант королевских мушкетёров, согласно своим обязанностям, должен был лично проводить карету первого министра за городские ворота.
О том, что в казарме он может столкнуться с племянником своего учителя… что теперь это будет происходить ежедневно… более того, что с сегодняшнего дня он обрёл протеже, за которого отвечает, но которого предпочёл бы больше не видеть вообще, гасконец старался не думать.
Он даже дышать старался не слишком глубоко, потому что в области сердца тяжело ворочалась такая горячая боль, что просто темнело в глазах.
Наконец, лейтенант собрался. И даже вроде бы успокоился. Даже глаза не выглядели такими красными, а лицо, наоборот – до невозможного белым.
Однако затем Шарль снова вспомнил, как удивлённо смотрели глаза приезжего парня – такие знакомые, в окружении таких же знакомых золотистых ресниц, – а следом наткнулся взглядом на поднос с едой и не выдержал.
Видимо, он всё-таки переоценил свои силы – юноша ещё успел отвернуться от кровати, когда его жестоко стошнило прямо на ковёр. Слезами и жёлчью – выворачивало долго и тщательно, даже когда в желудке уже не осталось намёка не то что на вчерашний ужин, но и на позавчерашний.
И вместе с тем, случившееся как-то сразу отрезвило его.
Снова ощутив ту же восхитительную пустоту, какая присутствовала в его душе разве что три года назад, он спустился в кухню. Не объясняя ничего служанке, взял первую попавшуюся тряпку и кое-как прибрал в комнате. Потом выпил добрых полбутылки вина, чтобы заглушить резкий привкус горечи во рту.
Изо рта горечь послушно переместилась в душу, и тогда Шарль отправился на службу.
* * *
Жак д’Эстурвиль сидел в казарме в ожидании своей очереди заступать в караул и, от нечего делать, наблюдал, как остальные мушкетёры играют в карты.
Занятие это не одобрялось ни королём, ни кардиналом, но, несмотря на все запреты и штрафные санкции, продолжало процветать. Особенно если учесть, что играли в этот раз не на деньги, а на желание, и что лейтенант д’Артаньян отсутствовал вот уже несколько дней.
Конечно, командир всегда смотрел на подобное нарушение сквозь пальцы, но мушкетёры предпочитали не искушать судьбу.
Лейтенанта откровенно побаивались и на рожон старались не лезть.
Это было тем более удивительно, если вспомнить, при каких обстоятельствах произошла их первая встреча. Впрочем, молодой человек благоразумно предпочитал об этом помалкивать.
Он вообще был не любитель откровенничать, особенно с людьми, которых практически не знал.
К тому же д’Артаньян действительно произвёл на него неизгладимое впечатление.
«Жак, – сказал дядя юноше перед отъездом, – я немало рассказывал о моём бывшем ученике, но тебе следует хорошенько запомнить одно: он очень талантливый, но при этом очень своеобразный… я бы даже сказал, крайне тяжёлый человек. Следи за своими поступками и словами, потому что заслужить его уважение будет очень непросто».
И что же?
Человек, о котором дядя всегда говорил с таким искренним восхищением, оказался практически мальчишкой. Из его рассказов Жак знал, что будущему командиру около двадцати одного года, а увидел худого подростка с измученным серым лицом и обильной сединой в волосах.
Это и впрямь была очень странная встреча.
Конечно, д’Эстурвиль-младший где-то подозревал, что человек, занимающий подобную должность, всегда крайне занят, а потому вряд ли помнит об обещании позаботиться о чьём-то там племяннике, однако такого неприязненного приёма, который был оказан ему, всё-таки не ожидал.
Д’Артаньян, создавалось такое впечатление, всем своим видом хотел показать молодому человеку, насколько некстати его появление в доме на углу набережной и улицы Бак.
Был бледен, смотрел тяжело и всё время куда-то в сторону, разговаривал резко… вообще не дал рта открыть. Даже о дяде не спросил.
И как же глупо получилось… как его вообще можно было спутать с прислугой?
Может, оттого он и обиделся?
Хотя, с другой стороны… как д’Артаньян должен был поступить? Броситься к незнакомому просителю с распростёртыми объятьями?
Он и так сделал для него чертовски много.
Подпоручик де Бемо, к которому д’Артаньян направил Жака, принял лионца весьма радушно. Прочёл записку, поцокал языком, а потом сообщил, что молодой человек – почти счастливчик, коль за него просит сам лейтенант. Потому что на его памяти – а память у него преотличная, – такое случается впервые.
Помог снять пристойную комнату на соседней с казармами улице, объяснил обязанности, представил остальным мушкетёрам.
Конечно, поинтересовался, впрочем, достаточно деликатно, кем кадет приходится лейтенанту.
Жак честно ответил, что его дядя обучал д’Артаньяна фехтованию, когда тот учился в Лионском военном пансионе, после чего подпоручик сказал: «О!» и всякие расспросы прекратил.
Обязанности кадета оказались простыми, скучными и мало чем отличающимися от тех, которые молодой человек исполнял при лионском гарнизоне.
Мушкетёры его величества дежурили в караулах возле Лувра, а также во внутреннем дворе королевской резиденции. Непосредственно в монаршие покои доступа не было: там несли службу швейцарцы и королевские жандармы.
Как поговаривали, потому, что от сапог господ мушкетёров, украшенных каблуками и шпорами, слишком много шума и грязи.
Караулы тщательно проверялись непосредственно лейтенантом, а в его отсутствие – подпоручиком.
Существовали ещё проверки оружия, занятия по фехтованию и верховой езде, где лейтенант безжалостно гонял своих солдат и за малейшую небрежность, как загодя просветили новенького, запросто мог отправить на гауптвахту или в дополнительное дежурство.
Впрочем, за эти дни Жак видел д’Артаньяна всего однажды.
Тот вошёл в казарму стремительным шагом, едва прикасаясь рукой к шляпе в знак приветствия.
