скачать книгу бесплатно
В Америке его привлекли бы за сексуальные домогательства, в Империи же существовала сложная система классификации допустимых и недопустимых тактильных контактов, поэтому, в случае возникновения проблем, Кеннет всегда мог извиниться – мол, не знал, что так поступать нельзя.
В свое время Эдельвейс предупредили, что подобное поведение капитана вполне вероятно, но обусловлено оно может быть рамками отданного ему командованием приказа, а вовсе не его личной инициативой. По некоторым признакам она и сама понимала, что он просто проверял ее реакцию на тактильный контакт… В другой ситуации Эдельвейс или тактично намекнула бы Кеннету, что ей это не нравится, или послала бы его подальше, но… На это она пойти не могла. Она была на работе.
А вот теперь он хочет еще и проводить ее до остановки… Пришлось изобразить милую улыбку и терпеть. И надеяться, что проводами дело и ограничится. Без прощальных объятий и поцелуев, конечно.
Контрабандисты поджидали клиентов возле пирса, на берегу моря Нево. Чтобы никто не принял их именно за контрабандистов, они делали вид, что удят рыбу, или пишут пейзажи, или торгуют всякой мелочью… В самом деле, если просто сидеть и пялиться на звездолеты, могут принять не только за контрабандиста, но и за агента контрразведки или, еще хуже, за террориста.
Вся эта публика завистливыми взглядами провожала Эдельвейс, принимая ее за контрабандистку, ведущую клиента на демонстрацию товара. В другой стране ее могли бы принять за… Тьфу, было даже противно думать, за кого ее могли бы принять, но в Парадизской Империи этого позорного явления не то что бы вообще не было, просто женщины легкого поведения принимали клиентов на дому, а не разгуливали с ними по улице.
У Эдельвейс было такое чувство, как будто ее ведут на эшафот. Ей так и хотелось крикнуть:
– Ну, не хочу я с ним никуда идти! Даже до остановки рейсового!
А внутренний голос отвечал ей:
– Вот ты не хочешь, а ведь придется!
Кеннет не понравился ей с самого начала. Высокого роста, он возвышался над ней, как скала. Эдельвейс не любила рослых мужчин – в их присутствии она чувствовала себя еще миниатюрней, чем была на самом деле. Впрочем, она мужчин вообще терпеть не могла, хотя бы за то, что все они превосходили ее по росту и комплекции, и, хотя физическая сила не находится в прямой зависимости от этих данных, в схватке эти качества все же имели значение. Даже если речь идет о схватке на холодном оружии. Учитывая комплекцию и разворот плеч, Кеннет был бы опасным противником…
У нее было ощущение, что она идет под конвоем. И что подумают знакомые, увидев ее в обществе капитана американского звездолета!?
Вот был бы Кеннет старым и уродливым, тогда бы никто ничего предосудительного не подумал. Вот бывают же пожилые степенные капитаны… С такими не стыдно пройтись до аэробуса. Особенно если они имперцы. А этот… Увы, капитан Кеннет был молод – тридцать с небольшим- и, к сожалению, хорош собой. Как будто не могли американцы назначить капитаном на «Инвиктус» какого-нибудь заслуженного старичка! Тогда прохожие смотрели бы одобрительно: молодая гражданка Империи показывает дедуле-иностранцу дорогу к остановке рейсового аэробуса.
Пока они с Кеннетом шли вдоль берега Большого канала, заходящее солнце еще согревало их своими последними лучами, а закат окрашивал блузку Эдельвейс в нежно-кремовые тона, но когда они под оглушительное пенье соловьев вошли в аллею, под сенью деревьев их накрыли голубоватые сумерки. Здесь было значительно прохладнее, чем на берегу. Пахло хвоей, влагой и торфяным болотом. Эдельвейс слегка поежилась и испугалась, что Кеннет это заметит и, еще не хватало, набросит ей на плечи свой китель. И это увидит кто-нибудь из ее знакомых…
Вот тогда ей будет уже не отмыться…
«Я не просила меня провожать, он сам навязался!» И кто-то поверит! Она представила кривые ухмылки знакомых…
Они шли по утрамбованной земле грунтовой дорожки, к которой с обеих сторон почти вплотную подступали заросли малины, среди которой кое-где возвышались березы, чьи стволы заходящее солнце окрашивало розовым светом. Листва в легких сумерках наступающих белых ночей казалась голубоватой.
Дренажные канавы тянулись по обеим сторонам аллеи, отделяя ее от заболоченного леса, среди деревьев которого преобладали низкорослые сосны. В канавах дрожала и мерцала черная торфяная вода.
За спиной у Эдельвейс и Кеннета, за полосой леса разливалось оранжевое сияние. Оранжевые лучи заходящего солнца били сквозь тонкие стволы берез, ложились желто-оранжевыми полосами на припорошенную пухом цветущих ив поверхность воды в дренажных канавах. Влажный воздух был насыщен испарениями торфяного болота, влажного мха, сосновой хвои.
Кеннет с интересом осматривался вокруг. Когда они только что прибыли, американцев возили на экскурсию в Парадиз и Нижние Клоны на аэрокарах. Пешком по лесным тропкам он еще не гулял. Кеннет надеялся, что не заблудится, возвращаясь назад в одиночестве.
По обе стороны аллеи за дренажными канавами тянулся лес. Болотистый лес не отличался красотой, но было в этих зарослях своеобразное очарование. Полузатопленный и крайне неопрятный ранней весной, когда из воды поднимаются только стволы деревьев, сейчас лес напоминал джунгли. Замшелые пни, обросшие трутовиками, заросли черничника, пышные папоротники по берегам канав…
Сейчас, в конце мая, в лесу было довольно сухо, воду оттягивали канавы, но торфяное болото, даже осушенное, все равно остается болотом. Неудивительно, что вокруг роятся комары и какие-то мерзкие мошки!
Местные комары и мелкие вредные серые мошки! Кеннет уже знал, что те женщины с «Инвиктуса», которые, находясь в увольнении, рисковали гулять вдоль Большого Канала с голыми ногами или в тонких колготках, потом обращались в лазарет с искусанными, покрытыми красными пятнами ногами.
От Эдельвейс не укрылось, каким хозяйским взглядом окидывает Кеннет лес. Вероятно, прикидывает, сколько элитных коттеджей можно было бы построить вдоль Большого канала, если бы вырубить лес и полностью осушить болото.
– Право, вы слишком беспокоитесь обо мне, капитан, – наконец нарушила молчание Эдельвейс. -Уверяю вас, что мне ничего не грозит, даже если я пройду через лес одна. У нас тут спокойно, -улыбнулась она и добавила, – как и вообще в Империи.
Кеннет знал, что в Империи крайне низкий уровень преступности потому, что любые преступления против личности караются с особой жесткостью, и желающих нарушать закон, как правило, действительно не находится.
– Да, у вас блюдут букву закона, -согласился Кеннет.
– У нас блюдут не только букву закона, но и дух закона, то есть справедливость. Буква закона может не иметь ничего общего со справедливостью. В Империи приоритетом является именно дух, а не буква закона, именно поэтому Храм Немезис возвел справедливость в ранг религии.
«В противном случае справедливость – это всего лишь слово на букву „С“ в словаре, как любит говаривать мой тренер по кикбоксингу,» -хотела добавить Эдельвейс. Она давно знала, что если вовремя и к месту упомянуть про тренера по кикбоксингу, можно вмиг поставить на место любого мужика. Однако все же решила про тренера пока не упоминать. Мало ли что может подумать этот Кеннет…
Кеннет проводил взглядом группу людей, шедших на вечернее купание. Кеннет всегда удивлялся русским: желание искупаться у них возникало даже при такой температуре воздуха, при которой американец предпочел бы надеть теплую куртку. Какие закаленные! Они несли с собой водный велосипед, ходовая часть которого была выполнена в форме гиппогрифа. Водные велосипеды Кеннет недолюбливал: купальщики на водных велосипедах, выписывая кренделя, крутились в опасной близости от «Инвиктуса».
Кеннет вполголоса выругался.
Эдельвейс удивленно покосилась на него.
– Эти любители водного спорта крутятся рядом со звездолетом… Нам уже несколько раз прорезали силовую защиту с помощью нейтрализатора силового поля. Насколько я понимаю, такие артефакты, как нейтрализаторы, в Империи свободно не продаются?
– Не продаются, -согласно кивнула Эдельвейс. – Но их могли приобрести и не в Империи. Полиция регулярно изымает подобную контрабанду, но увы, все равно находятся любители…
Она знала, что портативные нейтрализаторы силового поля действуют только на близком расстоянии. Поэтому для того, чтобы прорезать силовое поле звездолета, стоящего на рейде, нужно подобраться к этому полю по водной поверхности вплотную. И для этого сгодится любое плавсредство – вплоть до надувного матраса.
– А через прорезанные отверстия проникают и нерпы, и птицы, а иногда и сами нарушители, рискуя получить серьезную травму или, что куда хуже, повредить обшивку «Инвиктуса», – объяснил Кеннет. Временами он начинал уже подумывать о том, чтобы попросить кока сливать отходы не в молекулярный дезинтегратор, а в ведро, чтобы потом, вроде как случайно, выплеснуть эти помои из иллюминатора на голову очередного лихача. А еще лучше зарядить помоями водомет…
– Однако если бы не эти отверстия, взрывная волна отразилась бы от сплошного силового поля и ударила по «Инвиктусу», -покачала головой Эдельвейс.
– Да, отверстия в силовом поле сыграли роль клапанов для снятия давления… Нам пришлось заплатить большую компенсацию рыболову, попавшему под взрывную волну.
Усилием воли Кеннет справился с раздражением, придал лицу выражение спокойной уверенности и сменил тему.
– Вы постоянно живете в Нижних Клонах? – поинтересовался он.
Невинный вопрос… А ведь Кеннет знает на него ответ! Эдельвейс не сомневалась, что, прежде чем начать с ней сотрудничество, Кеннет позаботился собрать о ней как можно больше информации. Эдельвейс в этом не сомневалась: прежде чем пустить иностранного специалиста на борт боевого звездолета, следует самым тщательным образом проверить этого человека. Уж американская агентура поработала! Интересно было бы взглянуть на свое досье…
– Вообще-то я живу то в Парадизе, то в Секретной Федерации, в замке моей наставницы Аиды. Но пока, какое-то время, я проживу здесь: я не хочу, чтобы моя бабушка пока оставалась одна. Учитывая обстоятельства…
– Позвольте выразить вам сочувствие…
Эдельвейс кивнула.
Несчастный случай с ее матерью… Впрочем, все к этому шло.
Интересно, что знает о Сельвии Акка капитан Кеннет? Скорее всего, достаточно много, чтобы составить о ней, Эдельвейс, определенное мнение. И мнение соответствующее…
Впрочем, подумала Эдельвейс, если Кеннет именно тот человек, которого они ждали, то ее моральный облик волнует его меньше всего, и сейчас он плавно перейдет от выражения сочувствия к вопросам об истории их семьи, а затем… Но Кеннет так и не задал того вопроса, которого она ожидала, как и никакого другого, проливающего свет на то, для чего он пытается завязать с ней дружеские отношения. Вместо этого он перешел к разговорам на другие темы, не имевшие ни малейшего отношения к семье Акка.
Редкие встречные зажмуривались и протирали глаза: не каждый день встретишь на лесной тропинке среди Нижнеклонских болот прохожего в мундире капитана первого ранга американских ВКС! Так далеко американцы не забредали.
Эдельвейс заметила, с каким любопытством прохожие косились на нее и Кеннета. Не хватало еще встретить кого-нибудь из знакомых… Припомнят ей потом капитана! Эдельвейс покосилась на Кеннета. Ох, не хотелось ей, чтобы ее видели в его обществе… В обществе американца да еще в военной форме. Вот надел бы ты, мужик, ватник – сошел бы за нормального человека.
Аллея вывела их к заросшему ивами и черемухами берегу Малого канала. Через канал был переброшен узкий деревянный мостик. По этому мостику они, непринужденно беседуя, дошли до остановки рейсового аэробуса. Строго говоря, рейсовый останавливался в любом месте по требованию, но были и фиксированные крытые остановки. Вот как раз у этого мостика и была остановка. А на остановке могли быть люди. И даже знакомые.
Эдельвейс уже представляла, как за ее спиной насмешливо напевают:
– Молодой капитан корабля
Из какой-то далекой страны
Улыбнулся тебе втихаря…
Как назло, рейсовый подошел не пустым: из окон на Эдельвейс и Кеннета пялились озадаченные физиономии нижнеклонцев.
Войдя в салон и ловя любопытные взгляды, Эдельвейс небрежно повела подбородком в сторону оставшегося на остановке Кеннета:
– Ничего удивительного, снимается малобюджетная космоопера…
– То-то вроде лицо знакомое… – неуверенно заявила одна пожилая женщина, рассматривая через стекло Кеннета.
– Вы не ошиблись, это известный имперский артист… Слишком известный, так что я не буду называть его фамилию, а то поклонники, сами понимаете…
– А как все-таки на американца похож… Я бы не отличил, – протянул, задумчиво щурясь на Кеннета, подозрительный пенсионер, ветеран силовых структур, сидящий у окна с правой стороны аэробуса.– Ну, артист! Это ж надо – так вжиться в образ!
Как-то капитан Кеннет заметил у Эдельвейс на запястье ссадину, до этого прикрытую длинным рукавом. Кеннет вопросительно поднял брови но, поскольку Эдельвейс промолчала, спрашивать о происхождении ссадины не решился. Это случилось еще тогда, когда она демонстрировала ему виртуальную модель «Волшебной мельницы». С тех пор прошло несколько дней. «Волшебная мельница» исправно работала, а Эдельвейс уже конструировала для лазарета синтезатор спирта.
А через пару дней к Кеннету на капитанский мостик буквально ввалилась целая делегация женщин-офицеров корабля. Мрачный Кронин замыкал это шествие.
Женщины возмущенно галдели и жестикулировали, и капитан понял из их сбивчивой и эмоциональной речи только то, что ему давно уже пора принять меры: Эдельвейс кто-то регулярно и жестоко избивает. И происходит это на протяжении длительного времени. Вот доктор подтвердит: часть синяков свежая, а часть – старая, причем разной степени давности. Дамы буквально сунули капитану под нос планшет со снимками Эдельвейс в разных ракурсах. Оказывается, несколько женщин-офицеров в погожий денек решили прогуляться вдоль Большого канала, и увидели на другом берегу Эдельвейс, только что вышедшую из воды. Женщин так поразил ее внешний вид, что они сделали снимки с помощью своих коммуникаторов.
На фотографиях Эдельвейс была в голубом закрытом купальнике, состоящем из топика и плавок. Топик закрывал грудь ниже ключиц, а также живот и спину, но руки… От запястий и до плеч они были покрыты синяками: и свежими, и уже почти незаметными. Ноги… На внешней части правого бедра, от колена до тазобедренного сустава, темнели почти параллельные синие полосы, на левом бедре – всего одна полоса, но зато почти черного цвета и очень широкая. Но больше всего разъярило женщин небольшое, но очень темное пятно в том месте, где левая нога переходила в низ живота. Плавки были недостаточно глубокими, чтобы прикрыть это повреждение, а оно наводило на вполне определенные, нехорошие мысли. Да и на правой ноге, почти симметрично этому синяку, красовалась длинная розовая царапина.
А еще был виден свежий синяк под ключицей, рядом с бретелькой топика, и еще один синяк на лице, крохотный и почти незаметный, под левой бровью.
Женщины вопили, что капитан должен поговорить с имперской полицией, Храмом Немезис и начальством Эдельвейс, что пора прекратить это безобразие, иначе они сами пойдут в имперскую полицию, обратятся в прессу и на телевидение…
– Но я же не видел ее без… то есть в одном купальнике… Откуда я мог знать… – пытался оправдаться капитан. -Но я непременно разберусь…
«Влип», -мрачно думал Кеннет. С самого начала это была дурная затея… Как сердцем чуял, что будут неприятности… Но что поделаешь, приказ есть приказ.
А ведь предупреждал его старший инженер…
– Ну и специалиста вы взяли… Хорошо, если эта девица хоть что-то умеет… Это же полевой агент Храма Немезис!
– Откуда вы знаете? – капитан нахмурился: у него подобных сведений не было.
– Так у нее на запястье… Сами взгляните.
Капитан выругал себя за невнимательность. В Америке для определения чина военнослужащего служат нашивки на рукавах и воротнике, а у сотрудников Имперской Государственной Комиссии по урегулированию конфликтных ситуаций, выходящих за рамки существующего законодательства – голографические браслеты. Кеннет с досадой нахмурился. Действительно, что-то у нее на запястье было надето… Он принял это за обычное украшение – узенький браслет с цветными вставками. А оказалось, то, что он принял за украшение – аналог нашивок. Не то, чтобы он не знал… Но одно дело знать, а другое – увидеть воочию. Если бы он был повнимательнее… Хотя, с другой стороны, такие браслеты он до сих пор видел только на снимках, а не в реальности. А вот старший инженер оказался внимательнее Кеннета и браслет заметил.
– Так вот те цвета, которые на ее браслете, даются за участие в хронооперации, за опыт боевых действий на чужой территории и за боевое ранение. Так что этот специалист у нас – оперативник с опытом боевых действий. Скорее всего, оперативник, списанный по ранению и переведенный в отдел техподдержки… Хорошо, если эта девушка-оперативник хоть что-то понимает в моделировании…
Кеннет задумался. Неудивительно, что она вся в синяках… Чем еще она там занимается помимо трехмерной графики? А может, она и вправду списана по ранению? Перед капитаном Кеннетом стояла трудная задача. С одной стороны, он не хотел вмешиваться в личные дела гражданки Империи, с другой… Эти феминистки с его корабля и вправду могут устроить скандал и в прессе, и на телевидении и сорвать тщательно спланированную операцию.
– Это может быть провокация, – выдвинул идею Кронин, когда Кеннет обсуждал с ним план дальнейших действий. Игнорируя кресло, Кронин уселся на край стола с терминалом и, задумавшись, начал переставлять предметы с места на место. Было видно, что он нервничает.
– Нужно связаться с ее начальством и поставить в известность, – сказал Кронин, -Нужно сделать это немедленно, пока еще можно доказать, что самые старые синяки появились еще до ее появления на «Инвиктусе». Иначе мы можем попасть в весьма щекотливую ситуацию. Повреждения очень нехорошие: оборонительные травмы на руках, синяки и царапины на ногах и в такой зоне, что… Выглядит это так, как будто ее, как минимум, пытались изнасиловать.
Кеннет был согласен с Крониным: игнорировать такое было неразумно.
Он еще раз вгляделся в снимки и подумал, как много можно узнать о человеке на основании всего лишь нескольких снимков.
Был еще только конец мая, но загар у Эдельвейс был такой, как будто она все свободное время проводила на солнце. Кеннет вспомнил, что всего несколько дней назад Эдельвейс рассказывала, что использует лоджию в качестве солярия. Тогда он не мог оценить качество загара, полученного ею на лоджии под северным солнцем, но теперь оценил в полной мере. По границам загара было понятно, что в усадьбе она ходит в шортах и коротеньком топике, оставляя открытым живот и спину выше и ниже лопаток. Это было ясно по тому из снимков, на котором топик купальника задрался. Из-за того, что большую часть времени Эдельвейс ходила в шортах, загар покрывал ее ноги только до того места, где заканчивались штанины, то есть до середины бедер, а выше этой границы находилось незагорелое пространство. В результате в купальнике она выглядела так, словно на ногах у нее были надеты светло-коричневые чулки. В ярко —голубом купальнике и «чулках» Эдельвейс выглядела весьма пикантно. Кеннет усмехнулся забавному зрелищу. Но улыбка его увяла, когда он осознал, что в скором времени ему предстоит серьезно поговорить с Эдельвейс на весьма щекотливую тему.
– Я занимаюсь фехтованием, – заявила Эдельвейс в ответ на осторожные расспросы.
Разговор состоялся в лазарете, когда она туда принесла почти готовую голографическую модель синтезатора спирта.
– Что? – чуть ли не в один голос воскликнули Кеннет и Кронин, оглядывая ее с головы до ног.
Эдельвейс не удивилась такой реакции. Она уже привыкла, что при ее росте и комплекции она как-то не тянет на фехтовальщицу. Внешне, по крайней мере.
Однако Кеннета с Крониным удивило не сколько то, что она фехтовала, сколько то, что она получает такие травмы.
Кеннет и сам в детстве фехтовал на рапире: в закрытой частной школе фехтование входило в обязательную программу обучения, однако он не мог припомнить травм серьезнее легкого синячка или царапины. А чтоб отделать человека так, как была отделана Эдельвейс… Это что ж за фехтование такое?
– Фехтуете на рапире? – наконец спросил Кронин.
– Не только.
Она взяла планшет.
– Вот это, – она показала на горизонтальные темные полосы на правом бедре, – спортивная рапира.
– Это, – показала Эдельвейс на пятно на внутренней части левого бедра, возле границы плавок, – то же самое оружие. А вот тут, – она показала на левый бицепс – ренессансная рапира. Синяк на груди – тоже. И это след от того же оружия, -указала она на почти черную широкую полосу на левом бедре.
– А вот это, – продемонстрировала она синяк и поджившую ссадину на левом запястье, – хаттоновская сабля. Есть еще следы от спортивной сабли… так что, думаю, вы уже все поняли, – с явной гордостью закончила она эту небольшую экскурсию по местам «боевой славы».
– Вы что, не пользуетесь защитными костюмами? – удивился Кеннет.
– Если бы не пользовались, было бы значительно хуже. Конечно, рапирный колет, предназначенный для защиты от спортивной рапиры, даже с дополнительно надетым горжетом и налокотниками, не очень помогает от ренессансной рапиры и тем более от хаттонки, но зато в нем легче двигаться, чем в более плотных колетах, усиленных защитными вставками. А защиты на основе силовых полей в имперских спортивных клубах нет, такая защита поставляется только силовым ведомствам.
Эдельвейс активировала свой коммуникатор. В воздухе развернулся экран. Эдельвейс вывела на экран изображение – она сама в белом рапирном колете и спортивных штанах.
– Вот такой у меня колет – позволяет двигаться легко и свободно.
– Это – колет? – удивился Кронин. —Вообще-то колет – это нечто вроде жилета из промасленной дубленой кожи. В эпоху Ренессанса был необычайно популярен. Колет – аналог современного бронежилета. А то, что на вас – это скорее можно было бы назвать дублетом.
– О, вы разбираетесь в ренессансном костюме? – восхитилась Эдельвейс.
– Моя бабушка была художником по костюмам, она моделировала костюмы для исторических постановок. Благодаря ей я немного разбираюсь в этом вопросе.
– Вы абсолютно правы насчет колета, – кивнула Эдельвейс, – просто это традиция такая во всех наших клубах – называть защитные куртки не дублетами, а колетами. Не знаю, когда появилась такая традиция, но, кажется, так давно, что никто уже и не задумывается над значением этого слова!
– Вы понимаете, что, фехтуя на тяжелом оружии в таком легком …э-э… рапирном колете вы можете получить серьезную травму? – не выдержал Кронин. – И почему вы в обычных спортивных, а не в специальных защитных штанах? Вот это вот у вас на ноге – натуральная гематома. Вы хотя бы к врачу обращались?
