скачать книгу бесплатно
– Зачем, нога же не сломана? – спросила Эдельвейс и посмотрела на него так, как будто Кронин сделал ей непристойное предложение.
Капитан Кеннет связался по видеофону с главой службы безопасности Храма Немезис.
Леди Керкира, глава службы безопасности Храма Немезис, была смуглой кареглазой брюнеткой лет 35-ти. Шапку темных кудрей охватывал золотой обруч. Твердый, выразительный взгляд блестящих карих глаз и высокие скулы придавали ее лицу выражение мужественности и решительности. Кеннет знал, что видит перед собой полусильванку, чьи жесткие, резкие, характерные для сильванов черты лица были смягчены прилитием крови представителя вида Человек Разумный. Так, по крайней мере, было указано в досье, с которым он ознакомился еще в США. По долгу службы Кеннет был обязан внимательно изучить досье на всех высших должностных лиц Империи.
Женщина, являющаяся гибридом человека и сильвана, занимает одну из самых высоких должностей сверхдержавы… Во всех государствах к гибридам относились настороженно и на высокие должности старались не назначать. Но в Империи, видимо, расизма действительно не было!
Кеннет вспомнил случай, которому сам был свидетелем.
Молодая полусильванка с двойным гражданством, младший офицер с «Инвиктуса», отправилась в кафе на берегу Большого канала. Рожденная в Парадизской Империи, она не приняла правил игры, по которым следовало дружить только с представителями своего биологического вида. В этом кафе она часто сидела со своими имперскими подругами, поскольку подруг среди членов экипажа «Инвиктуса» у нее так и не появилось.
Был теплый солнечный день, но, как часто бывает в этих краях, погода изменилась внезапно. Небо заволокли темно-серые тучи, начал накрапывать легкий дождичек, внезапно перешедший в ливень. Девушка решила переждать непогоду в кафе, так как была в одном только легком платьице: ни куртки, ни зонта она с собой не захватила. Дождь не прекращался.
Девушка занервничала: ей надо было немедленно возвращаться на звездолет, приближалось время заступать на вахту.
И тут ее заметила возвращавшаяся домой Эдельвейс. У нее-то, хорошо знавшей местную переменчивую погоду, была с собой и ветровка с капюшоном, и зонтик. Эдельвейс отдала девушке свою ветровку, уверив, что ей самой вполне хватит зонтика.
Потом девушка вернула ей ветровку выстиранной, и Кронин обратил внимание, что Эдельвейс эту курточку потом надевала.
А ведь та девушка была полусильванкой… Конечно, одолжить ей ветровку могла не только имперка, но и гражданка США, но, получив свою вещь назад, вряд ли стала бы надевать ее снова. Предубеждение людей против других биологических видов все же было слишком велико. Но в Империи, по-видимому, таких проблем не было.
Леди Керкира внимательно выслушала Кеннета. При этом она быстро просматривала досье Эдельвейс.
– Да, здесь отмечено, что она занимается фехтованием, – с явным облегчением кивнула Керкира.
– Она же вся в синяках, взгляните на снимки.
– Фехтование – жестокий вид спорта, как и все единоборства, – Керкира пожала плечами, мельком бросив взгляд на изображение избитой Эдельвейс.
– Что за порядки в их спортклубе! Куда смотрит их тренер! У нас в Америке на такой клуб подали бы в суд!
– А у нас – свободная страна, – Керкира улыбнулась и развела руками. -Леди Эдельвейс имеет полное право распоряжаться своим телом по своему усмотрению. Но если ее внешний вид оскорбляет ваши эстетические чувства… Я прикажу поставить глушилки для электроники вблизи пляжной зоны, чтобы ваши офицеры не фотографировали граждан Империи в пляжном варианте. Тем более, – тут Керкира со значением подняла указательный палец, – еще и без согласия означенных граждан.
Отключая видеофон, капитан подумал, что если он попытается возобновить этот разговор, ему, вероятно, предложат еще и закрасить иллюминаторы «Инвиктуса», так как иначе американские офицеры с большой долей вероятности увидят снаружи еще что-нибудь порочащее действительность великой Парадизской Империи.
В своем рабочем кабинете Эдельвейс уставилась на сферический монитор… Чего только ей ни приходилось моделировать! Синтезатор спирта был практически закончен, оставалось только отослать файл в фирму, осуществляющую материализацию артефактов.
Эдельвейс покосилась на свой голографический браслет. Она заметила, с каким восхищением смотрит на этот браслет старший штурман Ральф Маккормик.
Было в старшем штурмане что-то мальчишеское… Эдельвейс подумала, что вряд ли его взяли на должность старшего штурмана за особые заслуги – еще не успел заслужить, слишком молод, и уж конечно не за природное обаяние. Она выяснила, что он – родственник какой-то шишки из НАСА – кажется, сын адмирала Маккормика. Конечно, парня так и тянет спросить у нее, при каких обстоятельствах получен этот браслет. Но он не спросит, так как понимает, что она не имеет права ему ответить. Эдельвейс снисходительно улыбнулась.
…Тот случай, за который она получила браслет, ей особо запомнился… Это так романтично – работать в отделе техподдержки Сектора хроноопераций! Это был дикий случай, но в ее работе случается и такое.
…Этот храм в нижележащем времени еще только отстраивался, аппаратуру не успели смонтировать, силовое поле не успели установить, и только этим и объяснялись последовавшие события. Поскольку Эдельвейс принимала участие в создании трехмерной модели храма с размещенным оборудованием, ее вместе с группой сотрудников и командировали на место для выполнения дальнейших работ.
Было холодно. Толстые стены глушили звуки, а в открытые двери задувал ветер, поэтому из-за воя ветра они не сразу услышали топот скачущего галопом коня.
Одним прыжком конь перелетел ступени… Не удержавшись на скользком каменном полу, лошадь рухнула на колени и завалилась на бок у самых ног Эдельвейс… Всадник перелетел через шею лошади, от резкого рывка разорвался ремешок его шлема, и тяжелая конструкция, которой полет всадника придал дополнительное ускорение, со всего маха врезалась Эдельвейс в живот. От этого удара Эдельвейс, согнувшись, отлетела в сторону и врезалась спиной и затылком в стену. Силовой защитный костюм спас ее от внешних ранений, но вот от контузии и психологического потрясения спасти не мог…
…А потом был длинный переход через подземный тоннель, потом езда на верховом роботе по заснеженному полю… Путь казался бесконечным, голова болела, хоть и не сильно, поэтому она и не стала принимать обезболивающее, но потом ее стало подташнивать, и тошнота все усиливалась… Эдельвейс мучилась головными болями с подросткового возраста. Не проходило ни одной недели, чтобы она хотя бы сутки не страдала от головной боли, часто сопровождаемой подташниванием, слабостью и разбитостью. Тогда она часами лежала на диване, повернувшись лицом к стене. А с возрастом головные боли стали мучить ее еще чаще, теперь приступы могли продолжаться по нескольку дней, никакие анальгетики не помогали… Откуда ей было знать, что обезболить мигрень анальгетиками невозможно? В Секретной Федерации ей подобрали обезболивающее, но если его принимать часто, можно нанести вред организму, а если не принимать…
Эдельвейс терпела до последнего, но по возвращении в коридоре Храма упала на колени, и перегнувшись пополам, исторгла содержимое желудка прямо на пол. Затем выпрямилась, но в следующий момент снова согнулась в приступе рвоты.
– Черт возьми, -заметила начальница отдела, – сколько прошло после травмы?
– Да уж несколько часов… Часа три или четыре.
– Так, значит, больше часа… Говоришь, у тебя после удара о стену текла кровь из носа?
– Только из одной ноздри, да и то чуть-чуть…
– Кровь из носа – это еще ничего, но… Головная боль. И рвота неоднократная. Это уже серьезно, – начальница задумалась. – По правилам следует вызвать врача.
Эдельвейс не возражала. Она не стала говорить врачу, что голова у нее болела еще и до травмы и что вообще она страдает головными болями с 13 лет, с тех самых пор, как… Нет, об этом не то что говорить имперскому врачу, даже вспоминать нельзя… Достаточно одного неосторожного слова, и… Этот врач все равно ей ничем не поможет, так ей объяснили в Секретной Федерации.
В результате врачом был составлен документ о травме, полученной на работе, во время боевой операции, и, хоть Эдельвейс и не являлась оперативником, эта травма считалась боевым ранением. И по имперским законам считалось, что человек, получивший боевое ранение во время исполнения служебных обязанностей, участвовал в боевой операции. Вот за участие в той боевой операции она и получила этот голографический браслет.
Капитан Кеннет нервничал. Эдельвейс оказалась хорошим специалистом, но для реализации плана это было не важно. Она держалась особняком, на контакт не шла. Была дружелюбна, но необщительна. И проломить эту стену вежливой настороженности Кеннет никак не мог. Впрочем, специалисты, составлявшие психологический профиль Эдельвейс после того, как Кеннет сообщил им новые данные о некоторых подробностях ее биографии и ее необычном хобби, не удивились тому, что она привыкла держать чужих людей на расстоянии, и предложили Кеннету необычный выход из положения.
Уточнив, в каком фехтовальном клубе занимается Эдельвейс, Кеннет решил заглянуть туда лично. Кронина он уговорил сопровождать его в качестве переводчика, так как знал, что автопереводчики правильно переводят отдельные слова, но не всегда точно передают смысл фразы. Кронин, помявшись, согласился.
Фехтовальный клуб размещался в похожем на складское помещение здании 19 века, сложенном из потемневшего от времени кирпича. Как только Кеннет вошел в залитый солнцем огромный фехтовальный зал с высокими окнами, он стал объектом повышенного внимания со стороны местных спортсменов. В зале было многолюдно. Фехтовальщики обоих полов в объемных колетах и масках сражались на различном оружии, от легких спортивных рапир до мечей.
Кронин, прищурившись от яркого света, оглядывался по сторонам. Он не любил шумных сборищ, избегал посещать многолюдные компании. Даже на официальных мероприятиях он долго не выдерживал, стремился уйти пораньше. А огромные спортивные залы вообще напоминали ему проходной двор. А уж лязг столь примитивного оружия! Не понимал он никогда таких людей… Одно дело, если эти навыки нужны для работы, но как хобби… Ладно детишки, те еще играют в силу возраста, но взрослые! Адреналина им не хватает, что ли?
А вот Кеннет чувствовал себя в такой ситуации в своей тарелке.
– О, капитан собирается биться на тяжелом оружии? – в полном восторге воскликнула Эдельвейс, подходя к Кеннету. Она в свое время дала ему рекламку этого фехтовального зала, но не думала, что капитан воспользуется приглашением.
– Почему вы так решили? – удивился Кеннет: он вообще не собирался фехтовать.
– Ну вы же с собой хирурга привели… – Эдельвейс кивнула в сторону Кронина. – Значит, либо ренессансная рапира, либо тяжелая сабля. Или вы мечник?
Когда она увидела Кеннета в сопровождении Кронина, сердце забилось упругими мощными толчками. Привычным взглядом она оценила комплекцию Кеннета – рост, вес и физическую силу. Эдельвейс всегда интересовали противники, превосходящие ее по росту и весу. Кеннет, конечно, был слишком крупный и сильный. Она с трудом доставала ему макушкой до плеча. Вес – не меньше 85 килограммов, а то и все 90. Но это еще интереснее… Некоторые из ее партнеров по фехтованию весили значительно больше ста килограмм! Она, конечно, понимала, что любой из поединков со столь сильными и тяжелыми противниками может закончится для нее серьезной травмой, но поделать с собой ничего не могла. Ее всегда интересовала крупная добыча.
Увы, Кеннет не выразил желания скрестить с ней клинки. Понятно, правильная стратегия. Капитан сам драться сегодня не будет, он просто посмотрит и предварительно со стороны оценит возможности имперских фехтовальщиков.
Кронин огляделся. Он с удовольствием устроился бы где-нибудь в уголке, подальше от шума и лязга оружия дерущихся бойцов, но необходимость служить переводчиком не позволяла ему отходить далеко от Кеннета.
Эдельвейс сражалась с яростью, которую было трудно заподозрить в таком милом существе с мягкими чертами лица. Все противники, с которыми она фехтовала в этот день, были крупнее нее, массивней и явно намного тяжелее. Было понятно, что физической силой Эдельвейс им явно уступает, а вот выносливостью и скоростью, похоже, превосходит.
Кеннет заметил, что при фехтовании на ренессансной рапире противникам позволено не только захватывать свободной рукой оружие друг друга, но и наносить удар коленом в живот.
Однажды во время поединка Эдельвейс подпустила противника на слишком близкое расстояние. Оказавшись с ним лицом к лицу, почти вплотную, она решила применить старинный дуэльный прием: быстро развернувшись на 360 градусов против часовой стрелки, она собиралась неожиданно сделать выпад. Однако противник явно разгадал ее намерения: не успела Эдельвейс завершить разворот, как он борцовским приемом захватил ее шею. Но, оказавшись к противнику спиной, захваченная за шею Эдельвейс неожиданно вскинула руки кверху и ловким приемом освободилась от захвата.
«Интересно, кто ее так натаскал?» – подумал Кронин.
Однако противник все-таки повалил Эдельвейс на пол. Она со смехом упала на спину, маска ее наполовину съехала, но рапиру Эдельвейс так и не выпустила, нацелив острие ее в грудь противнику. Тот попытался нанести укол в грудь лежащей на полу Эдельвейс, избежав при этом укола ее клинка, но неожиданно выронил свою рапиру. Эдельвейс, не выпуская из руки своего оружия, проворно схватила упавшую рапиру левой рукой…
И в грудь ее противника уперлись острия обеих рапир.
Тот шутливым жестом поднял руки.
– Сдаюсь!
Эдельвейс со смехом стянула маску.
Кеннет бросил взгляд на маску Эдельвейс. В детстве, когда он занимался фехтованием, таких масок с силовым полем в качестве защищающего лицо щитка не было. Такое он видел впервые. Эта модель фехтовальных масок производилась и поставлялась в Империю Секретной Федерацией.
– А эта маска вам не велика? – с интересом спросил он.
– Да нет, конечно, – ответила Эдельвейс, введя тем самым автопереводчик в ступор: искусственный интеллект не знал, какой из вариантов ответа следует выбрать: подтверждение или отрицание.
– У леди Эдельвейс долихоцефальная форма черепа, – взялся выполнять обязанности переводчика Кронин.-Если смотреть в фас, то лицевая часть черепа у нее узкая, но если смотреть в профиль, то видно, что затылочная часть черепа вытянута в длину, и поэтому маска такого размера ей в самый раз.
В доказательство своих слов он двум руками собрал в хвост и приподнял над затылком волосы оторопевшей Эдельвейс, наглядно продемонстрировав всем присутствующим, что форма головы у нее действительно необычная.
– Такая форма черепа у славян встречается редко, но характерна для Западной Европы, – продолжал свои объяснения Кронин. Начав что-то рассказывать, он, как всегда, не мог остановиться.
– Ну, это не удивительно, среди моих предков были ингерманландсие финны, – как ни в чем не бывало заявила Эдельвейс, сделав вид, что ситуация ее нисколько не шокирует. Похоже было, что она даже польщена таким вниманием с своей персоне.
– И, кстати, -продолжал Кронин, – поскольку эта маска оставляет открытым основание черепа и шею, вы рискуете, совершая во время боя разворот перед противником, получить опасный удар вот сюда…
Выпустив волосы Эдельвейс, Кронин ткнул пальцем в основание ее черепа и продолжил:
– Вас могут серьезно покалечить, а то и убить.
– Оружие противника соскользнет с моих длинных волос, – Эдельвейс не стала говорить, что как только она впервые оказалась в замке Аиды, то сразу же получила в свое распоряжение артефакт, создающий защитное силовое поле, повторяющее контуры ее тела. Так что увечья ей не грозили и маска вообще не была нужна, но посторонним об этом знать не полагалось.
– Вы ошибаетесь, – Кронин всерьез воспринял ее шутливое заявление. —Вот если прикрепить к вашей маске конский хвост, как на касках французских драгун 19-го века, дело другое. Но человеческие волосы – совсем не то, что конский волос. К тому же при резких поворотах даже конский хвост по инерции будет отлетать в сторону и тогда откроются следующие зоны поражения…
И Кронин пустился в длительные объяснения по поводу того, куда может прийтись опасный удар, периодически подкрепляя объяснения прикосновением указательного пальца к означенным участкам на шее и плечах Эдельвейс. Кеннет заметил, что к словам Кронина, вытянув шеи и приоткрыв рты, прислушиваются еще несколько фехтовальщиков, которые даже подошли поближе, чтобы лучше видеть и слышать его пояснения.
– Кронин, представьте, что вы в музее, – вполголоса обратился к Кронину Кеннет, когда Эдельвейс отошла в сторону, слегка оглушенная количеством обрушившейся на нее новой информации.
– В каком смысле? -удивился тот.
– В смысле, что экспонаты руками не трогайте! Вы что, хотите, чтобы вам пришили сексуальные домогательства? В Империи с этим еще строже, чем в США!
– Я – врач, мне позволено, – с чувством оскорбленного достоинства ответил Кронин, забыв, что в Империи оказывать медицинскую помощь может только врач одного с пациентом пола. -А вот вы…
Он не раз замечал, как реагирует Эдельвейс, когда Кеннет умышленно нарушал ее личное пространство или прикасался к ней. Когда она выполняла работу на «Инвиктусе», Кеннет неоднократно нарушал ее личное пространство, подходя к ней ближе, чем это было необходимо. А иногда, словно невзначай, прикасался к ней.
Кронин еще тогда предупреждал Кеннета…
Разговор происходил в каюте Кеннета, без посторонних ушей.
– Вы бы поосторожнее, капитан, – предупредил Кеннета Кронин. – Не зная местные обычаи, прикасаться к чужой женщине… Смотрите, не перейдите границу.
– По-моему, Эдельвейс не против. Похоже, она настроена дружелюбно, даже улыбается…
Кронин покачал головой и не стал рассказывать про одного своего пациента, который решил погладить чужую бойцовую собаку.
– Зачем вы погладили чужую собаку? – спросил его Кронин после операции, во время которой кисть руки пришлось собирать из кусочков.
– Но она же мне во всю пасть улыбалась! – ответил пациент.
Кронин понимал, что капитан действует так, будучи уверен, что Эдельвейс не имеет ничего против небольших вольностей и даже относится к ним благосклонно. И вот тут капитан ошибался. Он не замечал того, что Кронину было заметно со стороны.
– Главное – это язык тела, а не лица. Когда вы прикасаетесь к Эдельвейс, она чуть заметно сжимается. Это непроизвольная реакция. Однако при этом ее поза и положение головы и шеи характерны не для испуганного человека, а для человека настороженного, способного мгновенно перейти от обороны к нападению… Если бы вы видели, как она смотрит на вас, когда вы этого не видите! Смотрит так, как будто прицеливается… На вашем месте я бы действовал осторожнее.
Но Кеннет был слишком самодоволен, чтобы всерьез отнестись к словам Кронина.
Он считал, что добьется расположения со стороны Эдельвейс, оказывая ей знаки внимании даже несмотря на то, что в действительности не только он ей, но и она ему совершенно не нравилась.
Кронина эта ситуация настораживала. Он недолго был знаком с капитаном Кеннетом, но уже заметил, какой тип женщин нравится капитану. Капитану Кеннету нравились женщины яркие, видные, занимающие высокое положение в обществе- актрисы, модели, общественные деятельницы. А Эдельвейс… Не то, чтобы она была неяркая в смысле внешности, нет, это не то слово. Каждый раз, когда Кронин ее видел, она выглядела так, будто сошла со страниц модного журнала.
Несмотря на миниатюрность, а может, как раз благодаря ей, Эдельвейс обладала точеной фигуркой и пропорциями фотомодели, и наряды сидели на ней идеально, будто сшитые на заказ. Но… Было в ней нечто неуловимое, делающее ее похожей скорее на мальчика – подростка, чем на девушку. Не на женщину мужского склада, а именно на мальчика. Что именно это было —внешность, пластика, манера двигаться и разговаривать или просто внутренняя сущность? Скорее всего, и то, и другое, и третье. Пожалуй, она могла бы сделать карьеру актрисы-травести… Но ведь травести тоже бывают женщинами яркими, а Эдельвейс почему-то всегда напоминала Кронину мышку. Тихую серую мышку. Тихую и незаметную.
Как-то, войдя в отсек, он даже ее не заметил, хотя она сидела за терминалом прямо напротив двери. Тихая, исполнительная и незаметная… Такая никак не могла понравиться капитану. Но хуже всего было то, что и капитан явно не понравился ей. А это, с учетом его поведения, могло привести к конфликту. Тем более что именно в фехтовальном зале Кронин заметил то, что раньше даже не приходило ему в голову. Характер человека может открыться с неожиданной стороны как раз во время фехтования, и именно это сейчас и происходило.
Тихая, незаметная в повседневной жизни Эдельвейс в фехтовальных поединках оказалась совсем не так покладиста и уступчива, как во время работы на борту «Инвиктуса». Она была не просто азартным человеком, она была человеком решительным, способным идти на риск, она сама навязывала противнику агрессивный стиль ведения боя, часто шла в атаку и не боялась ответных атак и пропущенных уколов и рубящих ударов.
Кронин подумал, что после увиденного лично он в присутствии Эдельвейс всегда был бы настороже. А вот Кеннет, похоже, не замечал опасности и был готов идти к своей цели напролом.
– А в соревнованиях вы участвуете? -спросил Эдельвейс Кеннет.
На лицо Эдельвейс, только что сиявшее от радости, словно набежала тень.
– За последние несколько лет в Империи не было смешанных соревнований по ренессансной рапире, – слегка нахмурившись, сообщила она. – А раздельные соревнования… Как вы заметили, на ренессансных рапирах занимается не так уж много женщин…
– Вообще-то я заметил, что из женщин вы тут одна, – тактично заметил он.
– Это сегодня я одна, но вообще-то есть и другие. Но нас, конечно, меньше, чем фехтовальщиков-мужчин. В соревнованиях по ренессансной рапире обычно участвует несколько десятков мужчин и всего четыре-пять женщин, но, несмотря на это, женщин выделяют в отдельную женскую группу. А я считаю, что деление фехтовальщиков по половому признаку – это откат на позиции 19-го века. Участвовать в подобных соревнованиях – значит поощрять отсталось и реакционные взгляды на место и роль женщины в современном обществе вообще и в спортивном зале в частности, -привычно отбарабанила Эдельвейс. Было видно, что эту речь она заранее подготовила.– Поэтому в раздельных соревнованиях я не участвую из принципа, – подытожила она.
«Похоже, мы нарвались на воинствующую феминистку, -с тоской подумал Кронин. —Бедный Кеннет!»
Довольная произведенным эффектом, Эдельвейс улыбнулась. Она не стала говорить, что именно во время спортивных мероприятий в отношении женщин наиболее ярко проявляется такое почти полностью изжитое в Империи отвратительное явление, как дискриминация по половому признаку.
…Это было всего три месяца назад. Городские соревнования по фехтованию на ренессансных рапирах, в которых должны были принимать участие спортсмены из разных клубов, были назначены на конец февраля. Эдельвейс сначала хотела записаться на эти соревнования, но что-то ее остановило. Неясная тревога, зародившаяся в подсознании, заставила ее в последний момент отказаться от этой соблазнительной идеи. Она решила довольствоваться ролью зрителя.
Это был ясный, морозный, солнечный день. В высоких сапогах, черной меховой шапке и купленной буквально на днях новой красной шубке, снятой прямо со стоящего в витрине манекена, Эдельвейс шла по расчищенной в искрящемся на ярком солнце снегу тропинке к арендованному для проведения соревнований зданию. Короткая красная шубка с широкими рукавами-буф, расширенными книзу и присборенными чуть выше запястий, с высокими рифлеными трикотажными манжетами и широким отложным, тоже присборенным воротником, собранным объемными складками вокруг шеи, была перехвачена на талии красным же кожаным ремнем с серебряной пряжкой, а короткий подол был присборен пышными волнами вокруг бедер. Увидев эту шубку в витрине, Эдельвейс сразу поняла, что эта дорогая необычная вещь предназначена именно для нее. Это была настоящая, шитая, а не напечатанная на 3D принтере вещь, поэтому стоила она дорого. Хорошо, что по случаю праздничных дней ей сделали скидку…
В душе Эдельвейс гнездилась тревога и легкое чувство досады от того, что она отказалась от участия в соревнованиях. Теперь она сожалела об этом отказе и корила себя за малодушие. Однако вскоре она поняла, что поступила правильно и что предчувствия ее не обманули, а нерешительность сослужила добрую службу, избавив от неприятной ситуации, при которой перед ней стояла бы дилемма: или согласиться на унижение, идущее вразрез с ее моральными принципами, или пойти на открытый скандал, в результате которого ей, скорее всего, пришлось бы уйти из секции. То, что она увидела в зале, вызвало у нее такое возмущение, что она едва сдержалась, чтобы не устроить скандал немедленно…
Несмотря на то, что женщины являлись полноправными членами спортивных клубов и принимали участие в учебных боях во время тренировок, а также платили одинаковые с мужчинами взносы за участие в соревнованиях, их, вне зависимости от возраста, спортивных достижений и опыта участия в соревнованиях не только объединили в одну отдельную группу, но и поставили эту группу на самую дальнюю дорожку в глубине зала. А вот нескольких мальчиков-подростков, фактически детей, распределили в группы со взрослыми мужчинами, среди которых, наряду с новичками, были и очень сильные и опытные бойцы. Эдельвейс не видела в подобном делении на группы никакой логики. Она поняла бы, если бы фехтовальщиков разделили на группы по росту – в фехтовании длина конечностей имеет большое значение, – или хотя бы по опыту участия в соревнованиях. Но делить фехтовальщиков по половому признаку! Это же, черт возьми, не баня, а фехтовальный зал!
Возле той последней дорожки в глубине зала, на которую «задвинули» женщин, вдоль стен стояло всего четыре стула, и таким образом стульев было даже меньше, чем самих участниц соревнований, не говоря уж о потенциальных зрителях, словно устроители и не предполагали, что смотреть на женские бои вообще кто-то придет. И они не ошиблись: кроме Эдельвейс, зрителей возле последней дорожки не было.
