скачать книгу бесплатно
Пристроившись на стуле у стенки, Эдельвейс поежилась: в этой части зала от окон сифонило так, что ей, несмотря на наличие плотного свитера с высоким воротником, пришлось накинуть на плечи свою короткую красную шубку. Хорошо, что она догадалась не сдавать ее в гардероб: холодный ветер так и гулял в этой части зала! А каково было девочкам в промокших насквозь колетах! Она содрогнулась, представив себе пронизывающий до костей влажный холод…
Когда первый полуфинал закончился, Эдельвейс немного поболтала со знакомыми девушками из того клуба, где она занималась и, выразив возмущение делением фехтовальщиков по половому признаку, с чем девушки тоже согласились, покинула спортивный зал. Находиться там, где женщинам откровенно отвели роль людей второго сорта, ей было неприятно. Если бы она пришла на эти соревнования в качестве участницы, ей бы пришлось или смириться с унизительным положением человека второго сорта, или принципиально отказаться от участия в таких соревнованиях. Однако скандал, которым обязательно сопровождался бы ее отказ, в дальнейшем создал бы ей проблемы в фехтовальном мире… Какое счастье, что тревожное предчувствие заставило ее заранее отказаться от участия в соревнованиях!
Нет, в таких соревнованиях она участвовать никогда не будет.
«Я не буду платить свои деньги, чтобы стоять на последней дорожке только из-за того, что родилась женщиной,» – подумала она. Для нее чувство собственного достоинства – понятие на разменное, а постоянное.
Кипя от досады, негодования и возмущения, Эдельвейс стремительно шагала по той тропинке, по которой проходила всего лишь пару часов назад. Она была вне себя от гнева и возмущения. Женщинам в очередной раз указали, что их место – в дальнем углу, и женщины это стерпели! И это – конец 21-го века! Такой подлянки Эдельвейс не ожидала. И это было еще не все…
Неприятности, как известно, не приходят поодиночке. Дома Эдельвейс обнаружила, что сборка на левом боку шубки распустилась. Вот же халтура, и это новая вещь! Впрочем, неудивительно: ведь эту шубку она сняла с манекена! Она и раньше сталкивалась с тем, что вещи, надетые на манекены, имели скрытые дефекты. Потому-то их на манекен и надевали – не жалко!
Эдельвейс с досадой подумала, что если сборка распустилась еще до того, как она вошла в фехтовальный зал, она предстала перед знакомыми в весьма непрезентабельном виде. Наверняка все заметили, что одна пола шубки длиннее другой!
Впрочем, учитывая, что сумочку на ремешке, перекинутом наискось через грудь, она носила на левом боку, как раз где сборка и распустилась, то, возможно, никто ничего и не заметил.
Выругавшись, Эдельвейс бросила шубку на диван. Чтобы добраться до меха и снова присборить его ниткой, пришлось распороть по шву красную шелковую подкладку с золотистым орнаментом. Хорошо хоть, что в шов был зашит ярлычок. В этом месте было не жалко распарывать. Осторожно орудуя маникюрными ножницами, Эдельвейс принялась распарывать шов, одну за другой аккуратно перерезая нитки. Внутри у нее все кипело от негодования, руки слегка подрагивали, и она боялась, что может неосторожным движением повредить подкладку.
Женщинам опять ненавязчиво показали их место! Ну, она это так не оставит! Она наведет порядок! Она подумает, что можно сделать в этом случае, а затем начнет действовать, и действовать решительно, рассуждала Эдельвейс, аккуратно распарывая шов.
Присборить мех с помощью иголки с ниткой оказалось нелегкой задачей, но она с ней справилась, а затем зашила шов со всей аккуратностью, на которую только была способна. Не впервой… У нее был большой опыт починки одежды! И не меньший опыт создания ситуаций, при которых ее противникам приходилось несладко. Она выяснит, какому оголтелому шовинисту пришла в голову мысль поставить женскую группу именно на последнюю дорожку, и тогда он проклянет день, в который родился! Она заставит его заплатить за подобное хамство!
И она с размаху воткнула иголку в игольницу в виде Айболита, глубоко вогнав ему острие точно в мягкое место…
Вспоминая те соревнования, она до сих пор испытывала смесь досады и возмущения. Но в тот раз она ничего не могла сделать —тогда она не была даже гражданкой Империи, но с тех пор все изменилось, у нее появились возможности, о которых она раньше и мечтать не могла… Вот теперь она наведет порядок, она разберется с шовинистами и сексистами… Как только выполнит то, ради чего и приехала в усадьбу.
– Слушайте, Эдельвейс, а почему бы вам не фехтовать только на спортивной рапире? Зачем вам тяжелое оружие? – в перерыве между поединками спросил ее Кронин. -Все-таки не будет таких гематом, как на тех снимках… А если попадут в сустав?
Эдельвейс удивленно подняла брови и усмехнулась с превосходством знатока.
– А вы считаете, что легкая рапира намного безопаснее тяжелой? Вы оптимист, доктор. Кстати, именно спортивные рапиры легко ломаются, а уж быть пропоротым обломком рапиры – перспектива не из приятных.
Тут Кронин был с ней совершенно согласен. Он-то вообще не выбрал бы такой вид спорта, как фехтование. Тем более в любительском, а не профессиональном, варианте. Рисковать здоровьем не ради денег, не ради каких-то высоких целей, а просто так? Этого он не понимал в принципе.
А Эдельвейс вспомнила, что как-то раз ей нанесли такой укол спортивной рапирой в правое плечо, что сначала плечо просто болело, а через двое суток рука вообще отнялась. Не то чтобы полностью, но вперед не поднималась. Вбок, назад – пожалуйста. Вперед – нет. И это после укола спортивной рапирой с защитным наконечником через колет!
– Артрит с меозитом, – сказал ей тогда знакомый хирург из спортивного клуба.
Эдельвейс не стала спорить, хотя точно помнила, что Сельма Акка всегда повторяла, что артрит бывает только у прислуги. Так, по словам Сельмы, говаривала ее бабушка, Нинель Акка, а та, в свою очередь, слышала это от собственной бабушки, которая застала еще те времена, когда граждане Империи делились на господ и прислугу. Правда, тогда Империя носила название не Парадизской, а Российской, но это были уже частности.
Кронин покосился на Кеннета: тот до последней минуты не сомневался, что Эдельвейс занимается фехтованием только из-за интереса к мужчинам. И верно, в этом клубе мужчин было подавляющее большинство, а в этой группе фехтовальщиков на ренессансной рапире и сабле Хаттона Эдельвейс вообще была единственной девушкой… Но ее интересовало только фехтование. А мужчины ее интересовали только как спарринг-партнеры, это было очевидно. А это означало, что и спецы-психологи, и Кеннет с Крониным ошиблись в определении ее психологического портрета. Все оказалось не так, как они ожидали, хотя Кронин предполагал нечто подобное с самого начала. И, как выяснилось, не ошибся.
Когда они покидали клуб, тренер лично поблагодарил Кронина за интересную лекцию по технике безопасности.
– Надеюсь, теперь мои ученики наконец поняли, что следует надевать на маску намасник с защитой затылка и шеи!
Кронин сдержанно кивнул, Кеннет вежливо улыбнулся. Надо полагать, Кронин обеспечил тренеру дополнительный доход: после такой впечатляющей лекции, подкрепленной примерами из практики военного хирурга, продажи намасников взлетят до небес!
В раздевалке Эдельвейс придирчиво рассматривала себя в зеркало.
Она прекрасно понимала, что визит Кеннета в фехтовальный клуб вызван вовсе не интересом к ее персоне. Вернее, интерес-то явно присутствовал, но… Это был вовсе не интерес мужчины к понравившейся женщине. Это было скорее похоже на интерес оперативника к объекту разработки. Женщина всегда чувствует, нравится она мужчине или нет, так вот Кеннету она не то что бы не нравилась, просто он был к ней абсолютно равнодушен, хотя и пытался изображать обратное. Возможно, искренне полагал, что именно так и нужно вести себя со специалистом-женщиной… И это бесило ее сильнее всего.
Когда она выполняла работу на «Инвиктусе», Кеннет неоднократно словно невзначай нарушал ее личное пространство, подходя к ней ближе, чем это было необходимо. Затем, тоже вроде случайно, слегка прикоснулся к ее спине между лопаток… Как он ее достал этими знаками внимания! Ну как не понимают мужики, что женщине неприятно, когда они ее трогают? Все эти поглаживания, похлопывания… В свое время ее уже раздевали, рассматривали, мяли, ощупывали… Эдельвейс передернуло, когда она вспомнила обо всех перенесенных унижениях и ощущении собственного бессилия…
Но теперь она уже не в том беспомощном положении! За ее спиной стоит Секретная Федерация! Теперь она может себе многое позволить!
Эдельвейс мысленно усмехнулась: а что бы было, если б она в ответ на очередное прикосновение полоснула Кеннета кинжалом или вцепилась зубами ему в ладонь? Представив приятную сцену, Эдельвейс улыбнулась от удовольствия и незаметно облизала клыки. А вот если бы она и вправду вцепилась клыками в руку капитану, что бы он сделал? Выругался? Ударил бы ее по лицу? Очень даже возможно… И нарвался бы на хук справа… Нет, лучше слева… Нет, лучше апперкот, как учил ее тренер по кик-боксингу.
Интересно, с каким лицом капитан демонстрировал бы доктору прокушенные пальцы? Представив себе такую сцену, Эдельвейс довольно улыбнулась. Вот если бы она действительно нравилась этому Кеннету, тогда дело другое, а так… Она испытывала неприязнь к людям, которые пытались ее использовать, изображая дружбу или симпатию там, где не было ничего, кроме холодного расчета.
Чертовы мужики! Хоть бы кто испытывал к ней подлинную симпатию, так нет! Вот, она даже бантик на блузку прицепила… Что им еще надобно, собакам?
А может, надо было не бантик, а цветочек? Вот и этот Кронин морду от нее воротит, она же видит… И почему, собственно?
Морда лица у нее не хуже других, да и одевается она стильно.
Эдельвейс придирчиво осмотрела себя в зеркало. Черное платье длиной чуть ниже колен, с короткими рукавами и пояском с серебряной пряжкой, очень ей шло, выгодно оттеняя светлую кожу лица. Ткань, напоминавшая бархат, мягко переливалась, контрастируя с густыми блестящими светлыми волосами, волнистыми локонами падавшими на плечи. Зачесанные с висков на затылок пряди были перехвачены черным бантом из такой же ткани, что и платье. Дополняли наряд черные колготки и черные лакированные туфельки на невысоком каблуке, украшенные серебряными пряжками. Вполне достойный и элегантный вид хоть для посещения фехтовального клуба, хоть для делового приема. Придирчиво поправив прическу, Эдельвейс еще немного покрутилась перед зеркалом, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую. Идеально! А этот уже успевший пожелтеть фингал над глазом… Да кто же знал, что маска так сильно сместится назад от прямого удара, а силовое поле, поставленное на минимум, не выдержит? Впрочем, фингал можно и загримировать. А если держать глаза широко открытыми, то он вообще не будет виден. Ну, почти.
А значит, проблема вовсе не в ней самой, а в дурном вкусе представителей сильного пола.
Так что придется все-таки заменить бантик на цветочек!
Да, гендерные проблемы – самые древние проблемы в мире, думала Эдельвейс, спешно пришивая на блузку созданный из атласной материи цветочек вместо только что споротого бантика.
Вот будь она мужчиной, никто не посмел бы во время соревнований поставить ее на последнюю дорожку! И чего она не догадалась придти в фехтовальный клуб в мужской одежде и с короткой стрижкой? Сошла бы за парня. И никаких проблем… А вот будучи женщиной, ей приходится буквально со скандалом биться за то, что любой сопливый мальчишка получает просто по праву рождения!
И с какой стати она пришла в клуб в женской одежде? Почему не сообразила, что в мужском образе жить куда удобнее?
А ведь в свое время она по полной программе пользовалась всеми преимуществами, которые дает пребывание в мужском образе!
В детстве и ранней юности я предпочитала ходить в тренировочном костюме и с короткой стрижкой: дом, в котором я отдыхала летом, стоял на отшибе, возле лесополосы, и был самым первым на линии. Чтобы дорогу не разбивали грузовики, линия была перекрыта воротами, закрытыми на замок. Шоферы грузовиков, груженых песком и щебнем, приходили в крайний дом за ключом от этих ворот. Меня они принимали за мальчика, и я не возражала: так было безопасней. Да, этот образ давал определенные преимущества. И никто из тех, кто видел меня в мужском костюме, – ни мужчины, ни женщины, ни дети, -не подозревали, что видят перед собой девушку, а не мальчика. Через много лет умение входить в образ мальчика-подростка очень мне пригодилось.
…Станция Мисти набита хрональными беженцами под завязку. Несмотря на строгие предупреждения, сотрудники Сектора хроноопераций Храма Немезис, выполняюшие задания в нижележащем времени, постоянно нарушают инструкции и, превышая должностные полномочия, вывозят из нижележащего времени в вышестоящее время людей, чьей жизни угрожает смертельная опасность. Обычно беженцы – это те люди, которые были агентами Храма в нижележащем времени, или те, с кем эмиссар Храма познакомился во время выполнения задания.
Гуманизм – это, конечно, хорошо, но ведь беженцев нужно где-то размещать!
В идеале, разумеется, можно было предоставлять им убежище на время и просто выжидать, пока опасность не минует, и затем отправлять их на родину, в привычные для них условия. Но, в любом случае, на время пребывания в Империи следовало предоставить им хоть какое-то жилье! Ведь станция Мисти, предназначенная для «передержки» беженцев, не резиновая! Вот и приходилось тем сотрудникам Храма, у которых было хоть какое-то свободное жилье и возможность приглядывать за гостями из прошлого, забирать их по домам. Конечно же, за отдельную плату от Храма.
Соглашаясь приютить на границе усадьбы, в крохотном старом домике, напоминавшем сарай, трех человек, Эдельвейс по аналогии вспомнила когда-то виденную ею в старом журнале карикатуру: из стоящего на берегу южного моря сарая бабка вытаскивает за рога барана, приговаривая:
– Вылезай, тут у меня теперь два кандидата наук жить будут!
Когда Эдельвейс сообщила Сельме, что сдала старую времянку за хорошую цену, та одобрительно хмыкнула.
– А ты явно пошла в свою прапрабабку Нинель: та тоже могла сдать все, что угодно. Умудрялась даже сдавать полдома в сельской местности не только летом, как делали другие, но и зимой!
– Да, – согласилась Эдельвейс.-Но, поскольку ты являешься владелицей усадьбы, вот тут нужна твоя подпись.
Перед будущими жильцами времянки Эдельвейс предстала в своем излюбленном образе: юноша, скорее даже мальчик в костюме для верховой езды. Черно-красная курточка, черные бриджи, высокие сапоги. В мужском костюме она ощущала себя уверенно, как никогда. В этом образе она чувствовала себя самым естественным образом. Она давным-давно поняла, что появляться на людях в образе мальчика куда безопасней, чем в образе девушки.
Для того, чтобы произвести на своих подопечных благоприятное впечатление, Эдельвейс появилась перед ними верхом на лошади-роботе мышастой масти и с желтыми глазами с вертикальными, как у кошки, зрачками. Изукрашенное самоцветами конское оголовье, роскошное седло с высокой передней лукой, обтянутое тисненой кожей, и яркий бордовый вальтрап с вышивкой золотой нитью и с бахромой яснее всяких слов говорили о высоком общественном положении и богатстве владельца коня.
– Можете называть меня Эд, – представилась она своим гостям. И это не было ложью: это был сокращенный вариант ее имени. Если же кто-либо из них сочтет, что Эд – это сокращенное от имени «Эдвард», то это будет его личное заблуждение, а не ее целенаправленная ложь.
Домик был примитивной дощатой постройкой, а участок вокруг него зарос высокой осокой и ивняком. По периметру участка было установлено силовое поле, чтобы никто из посторонних не мог нарушить уединение гостей, а сами они не смогли случайно выйти за границы охраняемой территории. Сюда Эдельвейс и поместила высокородных – как ей объяснили – гостий и их телохранителя.
В домике скрывались две принцессы подросткового возраста. Одной было лет 14, другой примерно 16.
Откуда они были? Из какого века? По некоторым особенностям их нарядов Эдельвейс решила, что конец 16 – начало 17 века.
Их единственного телохранителя звали Анри-Гастон. Как поняла Эдельвейс, родной язык у них всех был старофранцузский. Впрочем, с Анри-Гастоном они поняли друг друга и без языка. Заметив у него рапиру бретту, Эдельвейс в следующий раз принесла свою рапиру и пару защитных костюмов с масками. Сначала он, конечно, удивился. В мужском костюме она выглядела как мальчик-подросток лет тринадцати, а фехтовать с детьми Анри-Гастону, по-видимому, не приходило в голову. К тому же у него, видимо, все же были сомнения в том, что он видит перед собой именно мальчика, а не переодетую в мужской костюм девушку, но задать вопрос напрямую он не решался.
Временами она ловила на себе вопросительный взгляд Анри-Гастона, как будто он не мог понять, мальчик перед ним или все же девочка. Однако необходимость регулярно упражняться в фехтовании в конце концов перевесила сомнения в половой принадлежности спарринг-партнера, и Анри-Гастон так и не сделал попытки узнать правду.
С тех пор они с Анри-Гастоном регулярно фехтовали. Фехтовала она весьма посредственно, но Анри-Гастона это не удивляло: он был первоклассным фехтовальщиком, и противостоять ему мог только мастер высокого класса, но никак не подросток.
Она так и не поняла, догадался ли Анри-Гастон, что перед ним – девушка, но, как бы там ни было, она пользовалась всеми привилегиями, которые давал ей мужской костюм, и не собиралась раскрывать свое инкогнито: фехтовать с женщиной Анри-Гастон точно не стал бы.
Эдельвейс регулярно навещала своих подопечных. И многим навыкам во владении рапирой —как и многим синякам, – она была обязана именно Анри-Гастону…
И все благодаря тому, что, наученная горьким опытом, догадалась предстать перед ним в мужском костюме! Но таким, как Анри-Гастон, реакционные взгляды простительны, ведь подобные ему люди – продукт своей эпохи. Но то, что является простительным для человека 17 века, непростительно для людей века 21-го!
Потом я часто думала – а если бы я могла начать все сначала, появилась бы я в спортивном клубе в образе юноши? Нет, я бы этого не сделала, но не потому, что не решилась бы на подобную авантюру, а потому, что это – вопрос принципа. Почему я должна притворяться другим человеком? Я должна добиваться соблюдения своих прав в том образе, который дан мне от природы. Разумеется, физические возможности женщины ограничены по сравнению с возможностями мужчины. Однако это не может служить оправданием для дискриминации. Поэтому следует жестко ставить на место людей, которые делают вид, что не видят разницы между природным ограничением возможностей и дискриминацией по половому признаку там, где на самом деле возможности у людей равные и не зависят от половой принадлежности.
Кронин решил еще раз поговорить с Кеннетом. С одной стороны, все шло по плану, с другой – ситуация в любой момент могла выйти из-под контроля, учитывая обстоятельства.
В свое время Кронин думал, что Эдельвейс, возможно, чувствует неискренность Кеннета, поэтому и реагирует настороженно, но теперь понял, что это та ситуация, когда мужчина не нравится женщине не по какой-то определенной причине, а просто потому, что не нравится. Они-то с Кеннетом думали, что фехтованием она занимается из-за интереса к мужчинам определенного типа – этаким брутальным мачо, но оказалось, что ее интересует только само фехтование. В результате складывался довольно странный образ этакой тихой благовоспитанной девушки с совсем не женственным психологическим профилем.
С одной стороны, все эти розовые кофточки, бантики, рюшечки, изящные башмачки, ажурные заколки со стразами. С другой – рапиры, сабли, кинжалы. И, как запоздало вспомнил Кеннет, у нее дома он видел еще и боксерские перчатки… Тогда он не придал этому значения, думал, что это перчатки принадлежат кому-то из ее приятелей. Теперь он понимал, что это ее собственные.
Такое странное сочетание интересов и пристрастий свидетельствовало о серьезном внутреннем душевном разладе. А значит, Эдельвейс не тот человек, за которого они ее принимали, и работать с ней придется не так, как планировалось.
А вскоре случайное происшествие изменило все первоначальные планы, нарушив запланированный ход событий и направив его в другое русло.
Капитан Кеннет не боялся ни бога, ни черта, но когда на лесной дороге, идущей вдоль берега Большого канала, тяжело груженый вьючный робот модели производства США, наступив передней опорой на подмытый водой край канавы, завалился на бок и рухнул, капитан испытал настоящее потрясение. Считается, что роботы этой модели в случае выхода из строя одной опоры должны удержаться и на трех оставшихся, но… Но эти роботы, будучи продуктом высоких технологий США, не были рассчитаны на имперские грунтовые лесные дороги.
Неприятное происшествие было вызвано вовсе не ошибкой в навигационной системе робота: эта дорога была введена в его навигатор как проезжая, и в действительности она таковой и являлась, по крайней мере юридически. Местные жители постоянно пользовались этой дорогой, идущей вдоль берега Большого канала, и иностранцы не видели оснований поступать иначе. Техника на автомате шла по намеченному маршруту. Но кто из иностранцев мог предположить, что после проливных дождей почву на этом повороте возле канавы сильно подмоет?
На этом повороте роботы заваливались регулярно, все местные жители это знали, поэтому настраивали навигаторы своих роботов так, чтобы те обходили опасный участок дороги по широкой дуге. Иностранцы же не имели понятия об этой особенности местных дорог и постоянно попадали в неприятные ситуации.
Поднять упавшего робота без специальной техники было немыслимо. Робот судорожно подергивал опорами и делал безуспешные попытки подняться, но самостоятельно встать он не мог.
Но самое худшее заключалось в том, что один из техников, сопровождавших вьючных роботов, в момент падения робота сидел на нем верхом. Падая, робот придавил ему ногу и теперь всем весом прижал к земле. Вокруг робота суетились случайные прохожие, но помочь не могли.
– …вот лошадь пала и под нею пикадор, – как всегда некстати пропел звонок чьего-то коммуникатора.
– Что там случилось? – толпу зевак Дэки заметил издали, и, конечно, подошел поинтересоваться, в чем дело.
Он сразу же осознал опасность, грозившую технику: если робот все-таки сумеет подняться и тронуться с места, а у техника нога зажата, то робот потащит его за собой… Этого допускать было нельзя.
– Держите! – бросился к роботу Дэки.
Всем весом навалившись на корпус робота, Дэки попытался его отключить, но не успел.
Резко дернувшись, робот отбросил Дэки в сторону. Удар был такой силы, что, отлетев в сторону, юноша прокатился по земле и замер, оставшись неподвижно лежать на боку. Кеннет подумал, что он потерял сознание. Возможно, серьезно разбился – робот толкнул его очень сильно. Трогать пострадавшего до приезда медиков нельзя, однако кто-то из местных подбежал к нему, взял за плечо, перевернул.
– Не трясите его! – предостерегающе крикнул Кеннет, однако заметил, что Дэки открыл глаза и пошевелился: если он какое-то время и был без сознания, то уже приходил в себя.
Юноша приподнялся и сел, ошарашено посмотрев в сторону робота, и тут же из его очаровательного ротика вырвался такой поток отборных английских ругательств… Робот судорожно дернулся в последний раз и затих, видимо, впав от потрясения в ступор.
– А вы меня уверяли, что этот парень не говорит по-английски, – укоризненно заметил только что подошедший к Кеннету Кронин, которого срочно вызвали на место происшествия. Ему, правда, сообщили об одном пострадавшем, а тут, похоже, уже двое… Кронин был под впечатлением от лингвистических способностей Дэки: ему доводилось слышать всякое, особенно когда приходилось оперировать пациентов в полевых условиях, а анестезия заканчивалась, но такого виртуозного владения ненормативной английской лексикой ему еще слышать не приходилось! Из всего сказанного Дэки литературным было только выражение «аниматроника долбаная», сказанное по-русски в самом конце.
– Мне тоже интересно, где он такого набрался?! —пробормотал Кеннет.
– Господин Тариве-Лацис учился в имперской спецшколе с английским уклоном, – с гордостью заявил только что подъехавший к месту происшествия доктор Иеронимус, направлявшийся по делам в Нижнеклонский порт. Он, видимо, не понял ни слова из того, что сказал Дэки, а автопереводчик не смог такое перевести.
Кеннет выразил вежливое удивление:
– Это в школе такому учили? -на всякий случай поинтересовался он, хотя сильно в этом сомневался: судя по тому, что он только что услышал, господин Тариве-Лацис учился не в школе, а в подворотне.
– В школе? —удивился Дэки.– Я эту фразу услышал от американского младшего техника, когда робот-погрузчик уронил ему на ногу стальную болванку!
– Отрок сей зело челом скорбен, – со вздохом констатировал доктор Иеронимус, бросив на Дэки тяжелый взгляд. Автопереводчики захлебнулись: такие слова не были заложены в их памяти. Кронин удивленно приподнял брови: в совершенстве владея русским, даже он не понял значения фразы.
– Господин Тариве-Лацис у нас придурок, – радостно перевел загадочную фразу на современный русский язык один из наблюдавших за происшествием зрителей.
– Вообще-то я имел в виду американского техника, -поставил его на место доктор Иеронимус, которому кто-то из его свиты уже объяснил содержание сказанной Дэки английской фразы.
Поднявшись с земли, Дэки принялся яростно отряхиваться: его черные шаровары были все в пыли, светлая рубашка измазана. Кое-где к одежде прилипли опавшие лепестки отцветавшей черемухи, ковром устилавшие землю.
Окинув юношу быстрым взглядом, Кронин с облегчением констатировал, что крови не видно, и, судя по внешнему виду и поведению, серьезных повреждений у юноши явно нет, а значит, в медицинской помощи он не нуждается. А вот второй пациент, похоже, был в худшем состоянии. Он морщился и пытался принять более удобное положение, но не мог освободить прижатую роботом ногу.
Кеннет уже связался с инженером, и с минуту на минуту тот должен был привезти оборудование, необходимое для подъема робота.
Доктор Иеронимус подошел к упавшему роботу, окинул его беглым взглядом.
– Вот он вам поможет… -Иеронимус кивком указал Кеннету на Дэки.
На траву полетел какой-то предмет, который Кеннет вначале принял за арбалет, но при ближайшем рассмотрении понял, что это домкрат. Такой модели видеть ему еще не доводилось! Дэки проворно подхватил домкрат с земли и начал обходить робота со стороны зарослей, росших на другой стороне канавы. Кеннет последовал за ним.
– Капитан Кеннет, ну куда вы лезете в заросли? -остановил его доктор Иеронимус.
Дэки оглянулся. Рисковый мужик этот Кеннет. Ходит по лесу в легкой одежде…
– Клещи весной голодные, лютые. У Дэки, скорее всего, иммунитет на энцефалит, так как он местный, а вот у вас иммунитета наверняка нет.
Доктор Иеронимус в этот момент чем-то неуловимо напомнил Кеннету Кронина. Наверное, манерой изрекать истины безапелляционным тоном. Кстати, вон Кронин уже подобрался к пострадавшему технику как раз через заросли. Впрочем, у врачей иммунитет сильный, к тому же их вакцинируют буквально от всего, так что Кронину, похоже, сам черт не страшен.
…Когда много лет назад впервые в Нижнеклонском порту встал на рейде первый американский звездолет, знакомство с имперскими реалиями началось для американцев с забавного казуса. В порту возле границы лесополосы был установлен щит с изображениями рекомендованной для посещения леса одежды. Нижние Клоны являлись энцефалитным районом, о чем американцев заранее не предупредили. И, когда в Нижнеклонском порту впервые приводнился американский звездолет, капитан решил, что плакат иллюстрирует, как по правилам приличия должны быть одеты граждане, сходящие на берег моря Нево. Он, конечно, знал, что повседневная одежда имперцев практически не отличается от одежды граждан Америки, но решил, что в этой местности другие законы… И капитан дал соответствующие указания команде. И имперцы дивились диковинным американским обычаям, созерцая одетых как огородные пугала американцев, сходящих на берег – женщин, закутанных в платки по самые глаза, в длинных куртках, шароварах и сапогах, и мужчин, несмотря на летнее время в шапках и с надвинутыми капюшонами.
