скачать книгу бесплатно
– Да так, – он улыбнулся и плюнул в сторону. – Язык бледнолицых.
Я поднял брови в удивлении и улыбнулся шире, ударив по бедру.
– Хэй, индеец, откуда знаешь язык бледнолицых?
– Наши старосты готовят нас к приближающейся войне, – сказал он и заржал. – Представляешь?
Я поблек. Глаза остекленели. В 19 лет отец отправиться на войну веселым, наивным мальчишкой, а вернётся другим человеком. Его улыбка напрочь исчезнет с лица, кожу избороздят глубокие морщины, в усталых глазах останется отпечаток страха и тревоги. В зрачках будет отражаться лицо войны. Когда ты взглянешь в эти глубокие глаза, полные боли и отчаяния, ты уже не сможешь выбраться. Тебя засосёт глубокая бездна. Поэтому меня всякий раз напрягал долгий взгляд отца.
Я взглянул в глаза молодого папы.
– Что такое, пацан? Что случилось? – спросил он.
Я всмотрелся в его зрачки и… О нет…
Передо мной вспыхнули огни. Сотни рыжих огней, поедающих леса. Деревья мёртвыми обугленными грузами падали на земли. Небо застилал тёмный ковёр дыма. Горящие деревья сдавливали сотни индейцев. Из-под пляшущего пламени выходили они… белолицые… Они, одетые в чистые синие мундиры без пятен сажи или пепла. Как им удавалось сохранить такой блеск в центре пожара?! Они, надвигающиеся с кучей острых штыков и винтовок. Они, нёсшие тёмно-синий, красный флаг с короной. Они называли себя посланцами Великой Британии. Я слышал крики женщин, детей и стариков. Я видел людей, жарящихся в огне. Их тела покрывались волдырями, которые лопались и чернели. Они превращались в ходячие угольки, вопящие о помощи. «ПОМОГИ, ДЖИГАГО! ПОМОГИ НАМ!». Я видел истреблённые трупы индейцев. Они погибли под пулями и штыками белолицых. Их свалили в яму, в одну кучку и намеревались сжечь. Мы отступали. Они ехали прочь на конях. Стрелы кончились, ножи затупились. Ничего не помогло. И на одном хромом коне ехал ошеломлённый юноша – совсем мальчишка, на чьём лице ещё рос пушок волос. Мой отец. Он воспринимал происходящее как интересную игру, но жестокая реальность дала пощёчину молодому парню и показала ужасы войны. Его коня пристрелили, и папа упал в одну из ям мертвецов. В то время как оставшаяся кучка индейцев неслась прочь от ватаги белолицых. Позже отец узнает, что их всех перестреляли. И он остался единственным живым. Парень. Совсем мальчик, не ожидавший такого хаоса.
Он лежал в яме гниющих трупов среди знакомых соплеменников. И рыдал. Его завалили ещё несколькими трупами. Он наделся, что умрёт, задохнувшись под телами трупов. Но через некоторое время тела начали разбирать белолицые. Остальные ямы они сожгли. А эту решили разобрать. Отец не мог найти ответа, с чего это белолицым пришла такая идея. Выбрав несколько трупов, погрузив их в повозки, они уехали, оставив яму без огня.
Лес догорал. Умирающие выдохнули последний воздух и уснули крепким сном. А отец выбрался из ямы и побежал сломя голову к племени.
Придя домой, он не мог связать двух слов воедино, чтобы высказаться. Вождь отправил единственного выжившего воина к шаману. Он ему и возвратил дар речи.
Я видел, что отца не раз отправляли после этого на военные походы уже с другими воинами. Он прославился в племени как «человек, чудом выживший среди трупов». Может, благодаря этому, плюс с его заслугами племени, его сделали вождём.
Видения уходили. Молодой отец исчез. Я осел на берегу.
«Неужели он пережил такой ужас?» – спросил я.
– Ладно, хватит… нужно нормально поесть, – с этими словами я взял лук и стрелы, готовясь поймать рыбу.
Рыба выдалась неплохой, но приготовил я её не лучшим образом. Поэтому меня мутило, а голова покрылось тонким слоем холодного пота. Я вытер испарину на лице, пробираясь сквозь заросли леса и находя разложившиеся трупы соплеменников. Положил ладошку на лоб и оценил температуру. Виски пульсировали, в глазах начали плясать тёмные козявки, а меня бросало то в жар, то в холод.
Я едва не упал, когда ноги запутались об лишайники. С трудом смог сохранить равновесие, схватившись за ветвь. Вытащил миниатюрный, но острый ножик. Он стал моим путником, помощником во всех экстренных моментах. Нож – неоценимая вещь, когда ты находишься в лесу. Я разрезал заострённым, вогнутым в сторону лезвием вцепившиеся в меня лишайники. Отбросив обрубки в сторону, спрятав оружие за пояс, я постоял, пошатываясь, приходя в чувство и трезвость, и продолжил идти.
Голова пошла кругом, зрение туманилось. Я чувствовал, что какая-то сила утаскивает меня из реальности, отчего я слабею и слабею. Да-а-а, отличным вариантом бы послужила тёплая кроватка, где бы я… О-о-ох… Чего это я стал зевать?
Я запутывался об свои ноги, двигался, как пьяный.
В поле зрение, совсем поблекшее и затуманенное, попал один объект. Он заставил застыть меня в каменную статую. Я пришёл в чувство, и расплывчатая, смутная, аморфная вещь приобрела отчётливые контуры.
И меня осенило. Я увидел синюю ленточку, привязанную к ветке сосны.
– Не забывайте: когда вы останетесь одни в испытании, вы должны рано или поздно увидеть ленточки. Мы их вешаем на деревья, когда проходят две или три недели после испытания при условии, если остался один выживший. Как мы узнаем об этом? У нас есть орёл, витающий над чащей леса и следящий за ходом испытания. Он шепнёт нам на ухо, когда пора вешать ленты. НО не говорит, кто выжил.
Эту речь нам говорили в начале испытания, показывая ленту морского цвета, длинную и сверкающую. Когда я смотрел на ленту, то до меня доходили грустные мысли, что я вряд ли её увижу во время испытания.
– Да, Джигаго, – толкнул меня в бок Нуто, стоявший возле меня во время речи. – Любуйся этой лентой, да, смотри и запоминай. Ведь я тебя потом прихлопну.. Клянусь, повяжу твои глаза, когда найду ленту. Ха-ха…
Я не обратил на Нуто никакого внимания, но… Боже, что творилось в голове этого человека, когда он начал серию зве рских убийств? Испытание наоборот сделало его монстром, а не мужчиной. Других сделало слабыми – Абукчич.
Я сжал кулак, стиснул зубы и посмотрел на чистое, немного багровое от приближающегося заката небо. Властный орёл с широкими крыльями витал над лесом. Он посмотрел на меня, и я не смог выдержать его колкого, неприятного взгляда и увёл глаза. Куча острых раскалённых иголок вонзились мне в тело.
Возвратились жар и слабость.
Я увидел остальные ленточки. Они потянулись по лесу. Я стал идти по их направлению.
Солнце садилось за горизонт, и в лесу темнело. Я шёл с мрачной, напряжённой физиономией.
Я предчувствовал угрозу. Да… она словно нависла надо мной злой тучей. Я остался один. Один-одинёшенек в жестоком, кровавом лесу с кучей гнилых трупов.
Лес, принявший море тел каждого поколения индейцев. И где-то в глубине земли таятся останки тех мальчишек. Парней, которым не суждено стать мужчинами. Они остались под толщей почвы – остались детьми. И они ждут новых мальчишек и вопят: «О, Абукчич, о, Нуто, о, вы все! Неужели вы тоже пополняли ряды мёртвых невинных детей, которых втянули непонятно во что! Эти взрослые, по чьим жестоким играм выбирается якобы „сильнейший“. АХАХАХА! Давайте танцевать, вечно танцевать и петь тем странникам, которые заглянут в наш лес!» – слышались их голоса. И мертвецы выползали из земли, и из трещин высовывались жёлтые черепа, скрипящие гнилыми зубами. Слышишь цокот? Хах, это скелеты играют на собственных костях! О, праздник, о дивное веселье!
Я шёл, заставляя себя не оглядываться, потому что боялся, что, повернувшись на зов и голос, увижу мертвецов. И с ними совсем свежие души Абукчича, Нуто и других моих сверстников. Они сидят на краю пропасти в обнимку и сверлят взглядом мне спину, машут рукой на прощанье. Но рука с ободранной, дряблой кожей, показывающей белые, мраморные кости. «Пока, Джигаго! Ты заходи, если что! Ты заходи, если живые станут надоедливыми! А всё-таки такую цену ты отдал, чтобы быть живым и по праву считаться мужиком!» – кричали они мне в спину и утихали.
Да, я боялся. Я бы вырвал волосы, боясь не живых, говорящих мертвецов, а накатывающей волны безнадёжности и чувства собственной бездарности. Когда разговариваешь с мёртвой компанией, то всякое желание к жизни пропадает.
Чёртов лес! Он хранит заблудшие души и кошмары. Заглянешь туда и увидишь призраков прошлого, что застряли в лесу и не выбрались. Но столкнешься (это страшнее любых мертвецов и монстров) со своими тараканами в голове.
– Нужно выбираться из леса быстрее, – сказал я, следуя за лентами.
Но я чувствовал обратную сторону мистического леса. В лесу царствовали и добрые духи. Олень. Он вытащил меня из могилы, подставив рога, а я за них схватился. Правда, вначале он сам меня туда скинул, забодав, как следует, выбросив моё тело в реку..
Я ощущал силу добрых духов, не позволяющих мертвецам утянуть меня в их царство.
– Всё зависит от тебя. Мы лишь подталкиваем, – услышал я таинственный шёпот не то мужчины, не то женщины.
Холодные мурашки прошли по телу, сотни раскалённых игл вонзили ушко. Я вздрогнул, но не повернулся.
Небо стягивалось серыми, бесформенными тучами. Пошёл ветерок, внезапный и беспричинный. Я задрожал, но не остановился. Зубы постукивали в такт дуновению ветра.
– Н-НЕ-Е ОСТАНАВЛИВАЙСЯ!!!
– Н-НЕ-Е ОСТАНАВЛИВАЙСЯ!!!
– Н-НЕ-Е ОСТАНАВЛИВАЙСЯ!!!
Ветер усилился, превратился в вихрь и начал бить мне в спину. Я увидел сотни преющих листьев, поднявшихся в воздух, и побежал. Бежал, не оглядываясь, а в ушах рокотало: «Н-НЕ-Е ОСТАНАВЛИВАЙСЯ!!!», «Всё зависит от тебя. Мы лишь подталкиваем» и «Пока, Джигаго! Ты заходи, если что!». Оно нонстопом звучало в ушах вместе со свистящим завыванием ветра и шелеста вихрящихся листьев.
Мои волосы начали развеиваться, заслоняя глаза. Ветер оказывался сильнее и быстрее, сбивая с ног.
Из разгорячённой глотки вырвался нечленораздельный отчаянный вопль, а на лице застыла сморщенная маска. Крик вылетел в разреженный воздух, где застыли крупными телами сор, сломанные ветки, песок и витающий шлейф листочков. Мои прослезившиеся глаза увидели стоящий на горизонте, приближающийся торнадо. Тёмная молниеносная воронка, засасывающая всё на своем пути. Она проглатывала деревья, срывая их с корнем и поднимая в воздух. Она превращала зеленистый в лес в уродливую, бесплодную пустыню с бледно-бурым, каштановым цветом. Даже уволакивала за собой целые реки, чьи воды уносило в воздушный водоворот. А в нём крутилось столько предметов!
Ветер сбил меня, и я полетел к дереву и ударился позвоночником об её толстый ствол. Вышел второй вопль, но не такой сильный и животрепещущий, а глухой и сдавленный. Всхлипывание умирающего существа, чьи лёгкие отказали и сделали последнюю попытку заработать.
Я скорчился, упав на разрыхленную комьями землю, и схватил её пригоршнями. Не успел я оклематься или хотя бы осознать, что вообще происходит, как меня унесло.
Я увидел голые деревья, искривлённые и наклонённые в сторону. Они сопротивлялись всеми силами, но их тоже срывало по отдельности.
Я скатывался.
От зелёной травы остались редкие клочки да земля.
– НЕЕТ! – закричал я, но вырвалось: – Н… ээхь… т…
Какой же абсурд – умереть в урагане, когда прошёл сложнейшее испытание, и оставалось последовать за ленточками, чтобы дойти до племени и принять достойную победу. Судьба злодейка! Жестокая, неумолимая реальность, вырвавшая у меня последние силы!
Я перекатывался, глотал комья земли, в глаза сочилась всякая дрянь. Выплюнул и потёр глаза. Поднял голову, и вихрь песка врезался в лицо, впиваясь острыми, жгучими песчинками. Руки, схватившиеся за корни многолетнего дуба, ослабли, и я сорвался. Ветер продолжал меня нести, и я то пачкался, кувыркаясь, в земле, то врезался в деревья, то в порыве отчаяния хватался за кусты и торчащие из-под почвы коротенькие корни. Тело изнывало большой ноющей болью, местами вспыхивало от жгучести песка, проникающего в мясо через ссадины и раны.
Ветер на мгновение ослабел, и я приподнялся, оглядев местность. До тёмно-свинцовой воронки оставалось несколько сотен метров. Она приближалась и приближалась. Я заметил, как ветра крутятся вокруг торнадо и собираются воедино. Оно росло и росло, приобретало обороты и стремилось поглотить весь лес.
Я опустил взгляд на своё тело и ахнул. Появилась куча мокрых алых ссадин, и на ней образовался тонкий слой песка и земли. Старые раны наполовину раскрылись. А на левом указательном пальце отсутствовал ноготь. Всё это сопровождалась жгучей болью.
Я побежал, несмотря на моё состояние. Плевать на него! Когда ты на волоске от смерти, тебя не тревожит боль и оторвавшийся ноготь. Тебя волнует один вопрос: «СМОЖЕШЬ ЛИ ТЫ, МАТЬ ТВОЮ, УСКОЛЬЗНУТЬ ОТ САМОЙ СМЕРТИ – ОТ ЧЕРТОВОГО УРАГАНА?!».
И я бежал, играя в догонялки с той частью природы, которая несёт ответственность за пожары, бури, ядовитых змей и болезни. Кровожадная природа.
Я направился в сторону приближающегося урагана. Спросите, не рехнулся ли я? Соглашусь, но мне в голову пришла мысль: «Если я буду бежать против урагана, то рано или поздно, он меня настигнет. Ураган быстрее моих ног. Тем более, бежать против ветра с кучей ран – не самый лучший вариант. Лучше побежать в сторону воронки, чтобы потом найти лазейку, и ураган пройдёт мимо меня». Лучшего выхода я не нашёл. Да и положение, и ограниченное время не позволяли. Я видел эти песочные часы, чей песок иссякал и иссякал. Оставалось совсем немного перед тем, как последняя песчинка выпадет из устьица. Поэтому я бежал быстрее, работая и работая ногами.
Я мчался, перекрикивая шум и свист ветра. Боль оживала в моих нервах кровавым цветком. Некий пианист сел за моё тело и начал тянуть за струны, отвечающие за боль.
Я повалился, скорчился на земле и увидел на полусогнутом животе раскрывшуюся рану. Оторванные нити торчали у края раны, и из неё высочилась жёлтая, дурно пахнущая слизь. За ней последовала густая бордовая кровь. Своими резкими, неаккуратными движениями я раскрывал другие мелкие порезы. И ссадины. Они начинали сильнее жечь, отчего моё лицо сморщилось в разы.
Я заставил себя подняться, посмотрел на торнадо. Деревья засосало в воронку, оторвав их с корнем от земли. Почву горстями уволакивало в ураган, где они начинали вращаться по воздушной спирали, заставляя воронку чернеть. Пророкотал гром, засиял блестящая молния, рассёкшая воздух на две части. В атмосфере остался жжёный, прогорклый запах горения. Я посмотрел в сторону от исходящего запаха и увидел оранжевые языки пламени, заплясавшие на обугленных деревьях. Огонь перенёсся и на другие растения, и пожар приобрёл масштабы. Я переменил взгляд в другую сторону. Торнадо приближалось, готовясь меня засосать.
Земля поднималась, шлейфом уносясь в воронку.
Я закричал и побежал в сторону пожара. Увидел в огне силуэт оленя, что заставило меня быстрее побежать прямо в жаровню. Торнадо следовало за мной. Я чувствовал, как под моими ногами взлетала почва, отрывалась трава. Ветер пытался сбить с ног.
Пламя, прежде ровное и разрастающееся, укоротилось из-за урагана. Он искривился, и его язычки укусили меня. Мириады кровавых ожогов вздулось на моём теле, появились волдыри, через секунду лопнувшие.
Моё тело подняло в воздух.
Я замахал руками.
Дыхание перехватило.
Глотка заполнилась потоком ветра.
Я задыхался.
Глаза закатились. Настали последние минуты жизни. И вот, меня засосало торнадо. Меня закрутило по воронке с огромной скоростью. Я увидел другие вращающиеся тела: кровавый труп овцы, мириады растений (от высоких сосен до кустов), вода, несущаяся круговоротом внутри смерча. А в самом верху я увидел грозовое, тёмно-лиловое облако, откуда вспыхивали молнии, и гремел гром. Молния била деревья с периодичностью в две секунды. Меня ударила булыжник в бок. Я скорчился, выплюнув кровавую харчу. Полетели и ветки, вонзившись в ногу и спину. Воздух поднял меня на километр от земли, при этом меня ударили молнии и несущиеся по спирали камни и деревья. Разряд электричества сжёг до тления кожу, превратив её в обугленную корочку. Я чувствовал ток, бьющий по нервам. Я то и дело корчился от боли и недоумевал, почему не умираю.
Торнадо не утихало целых три битых часа. Когда оно стихло, то я, вращающийся в самом верху смерча, упал с десятка километров на землю.
Ураган изуродовал тело до невероятности, из-за чего узнать меня будет невозможно.
Я летел. Видел бесплодную, блекло-бурую землю, где валялся истерзанный мусор от урагана. Я падал. Оставалось несколько километров до того момента, как тело врежется в землю с раздробленными костями и пустит последний вдох. Десять секунд. Но мне эти секунды показались вечностью, и я насладился жизнью.
Насладился и… приземлившись, превратился в ужасное, влажное от крови, местами обугленное месиво.
Конец…
– Чёрт, не лучший вариант развития, – пробормотал я под нос, увидев появившиеся образы.
Я перестал пялиться на приближающееся торнадо и воспользовался временем. Бежать в правую сторону, где меня ждал огонь, не стоит. Я побежал налево, где увидел небольшой обрыв.
Ударила молния за моей спиной, и я почувствовал запах огня. Обернулся и заметил смерч, поглощающий столб пламени.
Я продолжил бежать к обрыву. Спустя минуту, добежал до него и принялся скатываться. У меня возникла идея, где переждать ураган, пока он не стихнет. Я схватился лозу и начал спускаться со склона. Пусть обрыв казался небольшим и неопасным, но лишняя предосторожность не мешала ещё никому. Даже перед лицом катаклизма. Но время… время истекало, а ураган… А что с ним?!
Я повернул голову направо и увидел ураган. Он приближался к обрыву и приближался, засасывая деревья и землю. Торнадо словно чувствовало, где я нахожусь, и гонялось за мной.
Я опустил голову к обрыву и увидел внизу оленя.
Мои руки стали ватными, и я… падал. Я упал на спину, скатываясь по обрыву, и приземлился боком на землю. В глазах заискрились звёзды, а боль усилилась.
Торнадо стояло у самого края обрыва.
– Вот чёрт! – закричал я и кинулся в узкую пещеру под склоном. Спрятавшись, я увидел воронку, засасывающую из пещеры песок и мелкие камешки. А что дело до меня, то я оказался тяжелым для того, чтобы вылететь из пещеры в самое сердце торнадо. Я сжался сильнее в узком пространстве, чтобы ураган не добрался до меня.
Торнадо предприняло несколько попыток разбить обрыв, чтобы проход хотя бы обвалило, и я не смог бы вылезти. Но они кончились провалом, и я улыбнулся до самой макушки. Я улыбался кровожадной ухмылкой и залился истеричным смехом. Ударил в землю от радости.
Ураган удалялся.
Я отсидел в пещере три часа, глядя на горизонт. Я смотрел на мелкий ураган, хозяйничающий где-то там, вдали от меня, но главное не со мной.
На третьем часу я заснул…
«Молоде-ец-ц-ц… ты с-с-справился…» – услышал я пищащий голосок. Его свист исходил, как эхо – с разных сторон с разной интенсивностью и громкостью.
Я оказался в белом, молочном пространстве. На мне была серебристая, обтягивающая одежда. На спине находилась плетеная корзина со стрелами. Руки держали лук. Я прицелился в белый горизонт, сощурился. Куда я стрелял – в никуда?
«Олень» – услышал я властный, низкий голос, завибрировавший в пустоте. Я опустил лук и с удивлением поглядел по сторонам.
«Джигаго».
Я услышал собственное имя, отчего меня передёрнуло. Это имя вызвало у меня отвращение. Ещё одна причина презирать отца. Оно означало, что я скунс. Я нюхал подмышки, ноги, проверял чистоплотность рта, но не находил вони. Я с гневом спросил отца, с трудом сдержавшись от криков, почему он назвал меня скунсом. Отец сказал, что такой сын заслуживает такого имени. Я взбесился, сжал руки, вонзив ногти в мякоть ладоней, расшвырял предметы в доме и вышел на воздух. С отцом сидела мать, и со страхом в прослезившихся, влажных глазах наблюдала за мной. Столько боли появилось в её взгляде, когда я сломал её любимую вазу, что я вздрогнул, ощутив её энергетику. Мне стало не по себе. И я с презрением смотрел на сверстников, обзывающих меня «вонючкой». В один вечер они облили меня помоями и надели настоящую тёмно-белую шкуру скунса. За этот поступок они получали тумаков от родителей и от моего отца. Но шрам, оставленный на душе, прибавился. У меня появился ещё один повод умолять отца сменить мне имя. Я пытался избегать общения с народом и со сверстниками, потому что «Джигаго» отпугивало меня. Мои уши резало это слово, и я со страхом бы убежал в лес. Я просил прохожих не называть меня так, но они смеялись сильнее от жалких просьб.
«Джигаго».
– НЕ ГОВОРИ ЭТОГО ИМЕНИ! – закричал я в белое пространство, и оно задрожало, как стекло.
Повисла тишина, а гневное выражение лица не пропадало.
– СЛЫШИШЬ?! НЕ ГОВОРИ!
На этот раз крик застыл эхом, врезаясь об невидимые стенки, разгоняясь в пространстве и пустоте. Человек, если он существовал в «белом ничто», на другом конце услышал бы мой крик, болезненный и горький. Я стоял, и грудь шла ходуном от лихорадочного дыхания. Вены вздулись на лице, глаза стали влажными и красными. Яркий пот блестел на лбу, будто фаянсовая тарелка матери.
