скачать книгу бесплатно
– Ты мне не сын. Сын вождя – не жалкий трус. Сын вождя мужественен и подкован к трудностям.
Он отвернулся. И я остался один наблюдать, как тот уходит и воротит за собой длиннополую одежду.
Мы стояли у обрыва горы. Я чувствовал холод ветра, дувший в оголённую спину. Юношей оставили в боевой прикидке: почти обнажённое тело, деревянные сандалии и лоток со стрелами, подвязанный через плечо. На лице осталась краска для камуфляжа.
– Когда солнце сделает ещё один оборот, – сказал вождь, подводя нас, бойцов, к испытанию. – То испытание на становление мужчиной, будут провозглашено официально!
Что имел в виду отец, когда выразился «оборот»? Разве солнце пляшет под платом небес, чтобы говорить «оборот»? Этот вопрос встревожил меня, что я даже не услышал неистовый вопль земляков. Я поднял голову и заметил, что солнце продвинулось в небе. Люди продолжали какофонию визгливых и звонких криков. Они то всплёскивали руки в нашу сторону, то хлопали в ладоши, то снова принимались вопить нечленораздельным гулом. Я потерялся в шуме, оглядываясь по сторонам и видя различные скорченные гримасы толпы. Одна рожа, другая рожа, третья рожа – мириады сморщенных физиономий, обнаживших кривые зубы и плюющиеся пеной. В них играл сумасшедший азарт, словно мы танцевали на раскалённых углях – шли ставки, кто продержится дольше.
Нас запустили под бой раскатистого кожаного барабана. Мы побежали с обрыва. За нами тянулся длинный шлейф коричневой пыли. Я уже увидел первых павших юношей. Один парень не выдержал зыбкую почву под ногами и скатился в пропасть. Другой переборщил со скоростью спуска, не успел остановиться и врезался в острый камень. Мой рассудок помутнел при виде крови. Тиски головокружения сжали голову. Я побледнел, сбавил скорость. Ворох зыбучей, рассыпчатой земли шуршал под ногами. Она не выдерживала бега индейцев. Она готова обвалиться, похоронив нас под толщей земли.
До испытаний нам объясняли, что каждый наш сверстник – конкурент. Я заметил, как два индейца толкались между собой при спуске. Один проиграл позицию, и его соперник воспользовался этим. Он продавил почву и толкнул парня в землю. Тело несчастного покатилось бочкой к реке, собирая землю и острые ветки на себе. Парень в конце упал в реку, и его окровавленное тело понесли течения реки. Я повернулся и заметил, что меня тоже приметили как жертву.
– Эй, Джигаго! Грязный, вонючий урод! – прокричал Могучий Дуб – парень плотного телосложения. Благодаря своей форме, вождь прозвал его так. Своей массой он продавливал соперников в бою. Гора мышц.
Дыхание участилась. Кровь запульсировала в висках.
– Трус! – рявкнул он.
Я увидел перед собой плоскую местность – этим и кончался спуск с горы. Но мы ещё находились на склоне.
Я сделал перекат на ровную землю, и Могучий Дуб успел произнести: «Сукин сын!» – перед тем, как врезался в ствол дерева. Я в оцепенении смотрел на обездвиженное тело – поваленную гору мышц. Из приоткрытого рта вырывалось частое дыхание. Лёгкие горели. Сердце билось в грудину, пытаясь выскочить из тела.
– Он скоро очнётся… – сказал я и вытащил маленький кинжал. Он заблестел при свете солнца. Я прищурился. Обострился слух. Послышался рёв… рёв и рычание… бешеных псов. Я оторвал взгляд от кинжала и увидел на вершине горы маленькие точки, спускающиеся по обрыву. Зрение уступало в остроте слуха. Рёв продолжался. Дикое рычание, свидетельствующее о жажде мяса и крови. Я не сомневался, что в тех мешках спали взбешенные псы – часть испытания.
– Нужно торопиться, нужно торопиться, – заверещал я и спрятал кинжал в кожаные ножны.
Я посмотрел на Могучий Дуб. Он так и лежал без сознания. Взглянул на приближающуюся ораву псов. Эти звери в любом случае разгрызут глотку Могучему Дубу. Они справятся с этим и без меня, а мне нужно торопиться.
Без промедлений я побежал в сторону леса. Перестал слышать рёв и рычание голодных монстров, потому что её перебивало моё прерывистое, частое и тяжелое дыхание. Пламя участилось в груди. Неужели я задохнусь? Слой пота налезал на глаза, и я останавливался, чтобы убрать его, и продолжать путь. Со временем заметил, что местность идёт по наклонной. Мы до сих пор в горах, поэтому нас могут поджидать сюрпризы. Например, резкие обрывы, камнепады, горные волки…
Я остановился. В ушах гремела кровь, а горло сгорала от частого дыхания. Я могу сдаться, перестать бежать и… Нет, отец, его приближённые и всё племя увидят мою слабину. Жалкий Джигаго поддался судьбе, отпустил руки… именно этого они и ожидают от меня. Я заставил себя перевести дыхание и продолжить бежать. Краем услышал рычание приближающихся псов.
Мягкотелый и никчёмный я… тряпка… Но эта тряпка до сих пор жива. А на тех, кого возлагали большие надежды, уже пали. Чья же воля, чтобы я оставался живым? Без понятия.
В один момент моя нога упёрлась об камень. Я споткнулся и покатился клубком по местности, пока не потерял сознание. Почувствовал тёплый прилив крови в затылке, когда врезался головой о что-то твёрдое и сухое. В затылке кольнуло острой болью. Я успел лишь застонать, прежде чем потерял сознание…
– …Ах ты тварь! – заорал я и схватился за первый попавшийся камень.
Мне попался большой заострённый булыжник, и я врезал по голове псу. Камень рассёк его череп на две залитые рубиновой кровью дольки. Я размозжил этой твари башку, раскрошил её, подобно веткам! Нога откинула мёртвую тушу. Краем уха я услышал крики других юнцов и рычание остальных цепных псов. Кровь продолжала струиться из ран. Она текла и на землю. Я сдерживал её рукой, сжав руку до бела.
Я метнул взгляд на тушу. Бесполезное мясо… или?.. В голову пришла мысль. Я дёрнулся в поисках более хорошего камня. Нашёл более подходящий и ударил им по другим булыжникам, заострив край. Самодельный нож. Мозг лучше соображает и находит ответы из трудного положения, когда попадает экстремальную ситуацию. Когда ты на пороге смерти, и одно неправильное решение вынудит тебя упасть в гроб.
Ножом я располосовал брюхо мёртвому псу. Увидел первым делом кишки и также их порезал. Всё дерьмо скинул в траву, очистил кишки. Готово! Взял их и завязал толстым слоем на раны. Скрепил всё тугим узлом.
Спрятал под одежду ножик. Он пригодится.
А лихорадочный, дикий взгляд искал цели. Никогда не думал, что застану себя с кровавой раной, остановившаяся из-за собачьих потрохов, и с неотёсанным, болезненно-пронзительным взглядом. Устрашающим взглядом.
Я продолжал идти, но не бежал. Самое страшное и сложное осталось за спиной. Или же я надеялся на это? По крайней мере, я шёл по лесу с мыслью, что могу расслабиться. Крики поутихли. Мои сверстники скрылись в лесу.
Я взглянул на окровавленные руки. Одна – перевязанная в тугой жгут с помощью кишки. Пурпурная, блекло-фиолетовая кишка с бордовыми прожилками. Я до сих пор чувствовал запах дерьма, исходящего от жгута. Поэтому я пошёл искать воду или реку, чтобы немного смыть запах с раненной руки.
Ладонь продолжала болеть. Пёс постарался доставить мне проблем. Как им пришла идея использовать их в качестве ещё одного испытания?
Я убил животное, угрожавшая злобным и хриплым рычанием. «Убил» – слово вклинилось в голову и звучало в ней раскатистым эхом. Я не мог не перестать тревожиться по этому поводу. Я прикончил живое существо… Когда твоей жизни грозит опасность, даже самый ничтожный хлюпик, как я, вытащит нож и разрежет глотку твари. А твой мозг будет обрабатывать информацию с такой скоростью, что ты даже не поймёшь, что происходит в первые минуты. Будешь действовать на автомате. А инстинкт самосохранения заставит тебя найти, чем бы завязать рану.
Глядя на окровавленные трусящиеся руки, я пришёл к выводу, что в глубине души каждый из нас – зверь. Все мы произошли от животных. И частичка первобытного, капелька животного желания убивать остаётся. Остаётся до конца наших дней, чтобы потом вылезти и защитить себя от опасности.
Я увидел маленькую речку. Остановился. Огляделся. В лесу царила тишина и сумрак. Через толстые ветвистые кроны не пробивался ни единый лучик света. Река журчала. Я ушёл далеко от псов. Нужно отдохнуть… обдумать происходящее. События летели быстрой плёнкой экшен-кадров. Не хватает размеренности. Вдох и выдох!
Так, Джигаго! Что вообще происходит?
Я почерпнул ладошкой водицу и выпил. Мм, холодная, но освежающая. Я сел на булыжник. Огляделся. Могучий сосновый лес. Услышал чириканье птичек, журчание насекомых в траве, стук дятла о дерево. С закрытыми глазами слушать вышеперечисленное – одно наслаждение. Сливаешься таким образом с природой, становишься её ребенком…
Стоп! Не о том идёт речь!
Отец… зачем он меня сюда отправил?! От ярости я ударил рукой в реку. Ладонь врезалась в камешки, удар прошёлся по нервам. Я почувствовал колкую боль в предплечье и открыл рот:
– А-а-а… – однако, крик я подавил в себе. Пылкий вопль взорвался внутри меня – вот, что разрушает духовный мир.
Слёзы пошли. Я рыдал без шума. Я плакал, скучая по старой жизни, наполненной днями без трудностей и страданий. А в этом испытании меня заставили страдать, чувствовать боль и решать трудности, проблемы.
Я прикусил губу до крови. Кулаки сжались. Я хлестнул первое попавшееся дерево, вскочив с булыжника. С ветви упала шишка и врезалась в макушку. Я, стоная, начал тереть место ушиба. Огляделся. Тишина. Я увидел за кустами оленя. Он сверкающими глазами смотрел на меня. Его влажный носик дёргался. Уши застыли в ожидании нового звука. Да, мы встретились взглядами. Шла игра в гляделки. Противостояние.
– Что ты на меня смотришь?! – ни с того, ни с сего закричал я оленю, нарушив тишину леса.
Олень словно задвигал губами, и мой острый слух уловил следующий шёпот:
– Зачем ты ударил дерево? Ведь оно не виновато в твоих отношениях с отцом. Природа, которую ты преступил, возвращает тебе наказание в виде шишки на голове.
Я стоял будто вкопанным в землю, весь в поту и дрожа всем телом. Господи, мне послышалось?
– Нет.
Я дёрнулся, чтобы убежать. Сердце стало греметь барабанным боем. Кровь стучала в висках. В горле затеснился крик, готовый вырваться из меня.
Олень вышел из кустов и галопом побежал в мою сторону.
– НЕ-Е-Е-ЕТ! – закричал я, остолбенев от ужаса. Огромные, величественные рога, тёмные и острые, двигались в мою сторону.
Олень толкнул и сбросил моё тело в ручей. Рога врезались в живот, вонзились внутрь. Я почувствовал, как повис на них, как мои органы напряглись. Кровь узорами украсила речную воду тёмно-бордовым. Я поплыл по реке. В глазах темнело. Я ощутил покалывание в ранах.
Смерть… Отец. Отец, неужели ты этого хотел?
4
Меня унесло в прошлое. Завеса тьмы приоткрылась, и я оказался в теле 5-летнего ребёнка.
Я сидел на тёплой, нагретой солнцем травке и играл с игрушками. Стоял погожий денёк. Солнце слепило прохожим индейцам в глаза, от чего они прищуривались и продолжали путь. Лучи расплёскивались по поляне, а короткая тень уходила под ели. Моё тело выгорело под пеклом, стало оранжевым, точно медный наконечник стрелы.
Я посасывал молоко, возвращался к игрушкам и продолжал играть. В руках я держал деревянные куклы. Мне их подарила мама. Она выпилила из дерева части кукол: голову, руки, ноги. Приклеила к голове нити, представлявшие собой волосы. Взяла глиняные краски и нарисовала нос, глаза, лицо и одежду.
За мной стояли двое взрослых. Один из них мой отец – великий вождь, а другой – не менее великий боец Великая Река.
Великая Река стоял, сложив мускулистые руки, усеянные густыми венами, на грудь. Каждый раз, когда он разговаривал, его выступающая вперёд мощная челюсть ходила ходуном. Раз-два! Раз-два! Он с пренебрежением и насупленными бровями смотрел на меня. Я не чувствовал его острого взгляда. Но будь я постарше, подростком, я расценил бы такой взгляд как пассивную агрессию. Я бы сжал кулаки и прошептал: «Чтобы ты сдох, Великая Река!».
Тем временем, он говорил и говорил, напрягая мускулы рук. Он нарастил их за время усердных полевых работ. В детстве рубил деревья, дрова, сажал урожай, вытаскивал сорняки. Став взрослым, Великая Река проявил себя на охоте. Не зря его так прозвали, ведь он бегал быстрее рыси. Он мог догнать оленя и с расстояния метра прыгнуть на него, завалив в партере голыми руками. Но один раз его застиг кабан, когда он также схватил фазана во время одной охоты. Дьявольская борова врезала клыками в его спину, и Великая Река скатился с тернистого оврага. В том месте остались шрамы от кабана, а сам он, бывало, заикался или подёргивался от нервного тика.
– Твой сын ничему не учится, как должен каждый юный индеец. Да он во-во-обще индеец? – спросил Великая Река. Челюсть двигалась и двигалась – раз-два, раз-два! – Во-во-во-ождь, пора учить сына к трудностям. А-а-а то он вырастит сопливым и слабохарактерным. – Великая река выдохнул. Он не отличался умением говорить, общался только в крайних случаях и предпочитал дело, а не слово. Он употреблял одну-единственную излюбленную поговорку: «Слово не воробей. Вылетит, не поймаешь». Да и заикание мучало его, поэтому он стал ещё более молчаливым.
– Великая река, – вздохнул отец, поглядев на меня. – Я тебя понимаю…
Глаз Великой Реки дёрнулся от тика.
– Но понимаешь, я старше тебя… я видел больше страданий, мук и трудностей, чем ты когда-либо. Ты родился в невоенное время, а я как раз в ту пору, когда наши предки очень часто воевали с белолицыми.
– Ох уж эти белолицые! – выругался Великая Река, хоть видел белолицых один раз в жизни.
– Как я знаю, ты лишь часто трудился, поэтому вырос крепким мужичком. Но я видел само лицо войны: кровь, куча трупов, предательство и рок. Мне приходилось сражаться с белолицыми. И убивать. Мне снились кошмары до того, как я стал вождём. Они иногда приходят ко мне во снах.
– Поэтому вы всеми си-силами-ми пытается избежать во-вой-ну?
Он кивнул и закрыл глаза.
– Я чувствовал страдания и трудности на собственной шкуре. Меня передёргивает от мысли, что мой сын тоже может вынести такой опыт. Не сойдёт ли он с ума, Великая Река? Помнишь тех ветеранов? – спросил вождь. Речь шла о возвратившихся с плена двух индейцах 17 лет тому назад.
– Да, слышал.
– Вот… один из них прыгнул в реку и утонул. Это был утопленник-самоубийца. Второй бродил по лесу и наткнулся на медвежью берлогу. Он кинулся туда, и его растерзал медведь. Многие говорят, что это был несчастный случай, но те, кто их знал, имели другое мнение. Кошмары плена не собирались уходить из их жизни. Поэтому они просто решили выбрать лёгкий путь – избавиться от жизни.
Повисло неприятное молчание.
– Из-за чего я не хочу, чтобы с моим сыном случилось тоже самое.
Великая река поджал губы.
– Вождь, я понимаю ваш страх, – раз-два, раз-два челюстью, – но неужели ваш сын будет до юношества так жить… в обстановке, лишённого трудностей? Он же всю закалку потеряет! Какой он индеец, раз уж не умеет справляться с невзгодами?! Он, что, не убьёт ни одного зайца хотя бы? Такие сосунки даже собственной крови боятся, я уже не говорю о кроличьей! Как он будет проходить испытание на выявление мужчин?!
– ТИШЕ! – заткнул его вождь. – Придёт время, я его приведу к взрослой жизни…
– Будет тогда поздно! Он станет совсем мягким для индейца! Посмотрите, вождь, остальные дети трудятся вовсю, испытывают трудности. Их родители учат своих детей справляться с проблемами сами, закаляют их к тяжестям. Вот какое индейское воспитание – вырастить из ребёнка бойца!
– Великая река, это мой сын, а не твой. У тебя даже детей нет, так что не учи меня, как воспитывать собственных малышей. Иди лучше помоги с охотой вон тем мужикам, – он указал на кучку столпившихся индейцев со стрелами и копьями.
Великая река плюнул в сторону, пошёл, но, замерев на месте, развернулся:
– Я вас предупреждал, вождь. Посмотрим, каким он вырастит!
И ушёл.
Вождь пнул траву. Подошла мать. Она шагала, словно охотящаяся тигрица. Блеск солнца отдавался на длинных роскошных ногах матери. Почти все индейцы поглядывали на её ноги, затем уводили взгляд, когда вождь ловил их на этом. Отец же улыбался, гордясь мамой. Сам он не отличался красотой. Годы войны, охоты и жёсткой жизни в племени сделали его грубым внешностью, но повидавшим воином. Он повторял себе, что ему повезло с женой. Что такая дама не каждому достанется. Поэтому дорожил и берёг её. Женщины же завидовали маминой внешности, а та в свою очередь шла с невозмутимым видом. Ни один мускул её лица не дрогнул, когда подружки перешёптывались за её спиной. Она приобняла отца:
– Я слышала ваш разговор, – сказала мама с взволнованным голосом. – Он прав.
– Нет, дорогая, – он взял её за нежную ладонь и стиснул. – Я хочу уберечь от ребёнка от таких ужасов, которые я повидал…
– Но это неизбежно… рано или поздно всё равно придётся. Но тогда он будет совсем беззащитным от этого жестокого мира.
– А сейчас какой он беззащитный! Погляди на него!
Она поцеловала мужа в щёку:
– Не волнуйся, милый. Я знаю, как ты ценишь своего сына.
А то! Я слышал, как он радовался при моём рождении. Он показывал меня всему племени, как величайший золотой трофей. Отец гордился мной до безумия, и если я не оправдаю его надежды, это будет для него сильным ударом. Он наверняка ждёт от меня мужества, проявленного в первые же годы жизни. НО оно не появится просто из ниоткуда. Мужество приобретается с воспитанием, а отец бережёт меня от трудностей и ужасов рока. Как таким образом я стану воином, не позорящим имя отца?!
– Придёт время… придёт время… – бормотал он, потом со страстью и пылом поцеловал жену в губы.
– Я тебя люблю, – ответила она, когда отец оторвался от её сладких губ. – Главное, найди время на ребёнка.
– Хорошо… хорошо… – Он стиснул сильнее руку матери.
Я закричал, ударив по соске:
– ЕЩЁ МОЛОКА! – и разрыдался.
Мать отпустила отца, посмотрев на него печальными глазами. Она подошла ко мне, взяла бутылку:
– Конечно, мой милый! Сейчас принесу, только не плачь… Не плачь, хороший.
И принялась успокаивать меня.
Воспоминания бледнели, обволакивались туманом и исчезли.
5
Я разомкнул веки. Узкий солнечный луч ударил в глаза, отчего почувствовал жжение. Я прищурился. Сумрачный лес. Меня унесло в самые дебри. Попытался приподняться на локтях, но упал, когда в теле закололо. Из горла вырвался крик. Смог перевернуться на живот. Краем зрения заметил ручеёк. Он окрасился в насыщенно-алый цвет. Кровь мелкими узорами струилась в холодных водах. Течение уходило по пологому склону. С обеих сторон возвышались кроны могучих сосен. Я ощутил колкую резь в животе и снова закричал. Закричал со всей силы, что надорвал глотку. Горло пульсировало. Я услышал, как вспорхнули птицы и зачирикали. Они стаей вспорхнули с деревьев, где, никого не трогая, сидели, изучая меня, лежащего на речке.
Я перевернулся на спину. Привстал на локтях и увидел множество рваных ран, усеянных на животе. Не то чтобы глубоких, но они достаточно разодрали плоть в кровавое месиво. Не осталось ни единого целого места на животе, где не было бы бордовых разводов. Я стиснул зубы, готовый завопить. Отполз от багровой речки и сел под сосну. Живот вспыхивал от пульсирующей боли и жара. Одно неаккуратное движение, и из ран вытекала тёмное кровище. Я зарыдал. Слёзы дорожками скатывались со щёк. Лицо побагровело. Я задыхался от всхлипывания и рыданий. Моя грудь вздымалась, словно я не находил воздуха.
– Господи… господи… Отец… за что? За что?
Самым плачевным оказалось, что я не мог потерять сознания. Я то закрывал трясущими руками лицо, то подсматривал сквозь пальцы тысячи алых ранений.
– Что делать?! Что делать?.. – шептал я.
Да, отец оказался прав насчёт кошмаров. Когда ты становишься свидетелем необычайных ужасов, то кончаешь жизнь самоубийством. Не зря один бродяга из племени, увидев самого дьявола во сне, выколол себе глаза. Его инфернальный образ не отходил: длинные заскорузлые рога, скорченные в глубоких морщинах лицо и злобная ухмылка. О дьяволе ему поведали белолицые. Даже когда он стал слепым, его мучали кошмары. Зрение ушло, но ведь сны никуда не делись. Бедняга не выдержал и принял змеиный яд.
