скачать книгу бесплатно
Но боль – лишь внешняя маска. Меня преследовали кошмары.
Да, когда я остался в одиночестве, монстры из моего разума вышли из-под завесы. Страшнее остаться с самим собой, со своими тараканами в голове и скелетами в шкафу. Они пугают и застают врасплох. С людьми ты можешь не бояться, потому что с ними ты показываешь не свою личность, а чужую, выдуманную тобой. Ты её хорошо сыграл, но на деле же ты сталкиваешься с настоящим «я», каким боялся его показать людям, когда остаешься в уединении. Поэтому люди бояться одиночества – бояться встретиться с настоящим самим собой, которого они прятали от людей.
Я будто посмотрел в зеркало и от этого похолодел. То, что я увидел, поразило меня.
Я увидел сквозь возникшее зеркало щенка. Маленький, миловидный скулящий щенок. Может, слепой и новорождённый. Хотя нет… он прожил некоторые дни, чтобы стать больше, но он мелкий для взрослых псов. Щенок сидел на шее старого пса. Его отец разозлился, что сын наглеет от избалованности. Любовь и ласка иногда делает нас слепыми. А глаза открываются в последний момент, когда забота превращает их детей в настоящих дьяволов.
Пёс зажал пастью шею щенка и выкинул за двор. Щенок попал в чуждый ему мир жестокости и боли. Всё это время отец защищал сына от суровой реальности, сажая его в рафинированную нежную среду. Щенка понесло в разные стороны: он скулил, плакал, сжался в комок, в угол, спасаясь от холода и зверей. Ему встречались злые бродячие собаки, готовые его растерзать и сожрать. Судьба заставила щенка настрадаться: его избивали дворняги, он голодал, рос в холоде… Но сквозь боль, страдания, трудности из него вырос могущий, здоровый пёс. Природа приказывает слабым умирать под давлением сильных.
Туман рассеялся, и повзрослевшего щенка я не увидел. Он испарился с мглой. Но я лицезрел все муки, испытываемые щенком. Ему приходилось вгрызаться в сородичей, есть в подворотнях невкусную, протухшую еду, каждый день чувствовать холод и сырость обители. Он, засыпая, держал в голове мысль: ради счастья он готов бороться, готов осилить слабохарактерность и продолжать вгрызаться когтями за лучшую жизнь. Страдания сделали его сильным, и он встретил отца. Но чем кончилась история, я не узнал.
Я сидел в глухом лесу, на высокогорье. Дул холодный ветер. Я слышал звонкий храп Абукчича, отдававшийся эхом в пещере. Сидел, расслабив руки, державшие лук и стрелы. И плакал. Рыдал. Все раны снова раскрылись во мне, вспыхнули пронзительной, ярко-насыщенной болью, отчего мир налился красками, затем потемнел в моих широко раскрытых опухших глазах. Я скорчился, застонал. Боль перекрывала все душевные страдания – вечный её спутник. Нервы накалились до предела, а вены взбухли до широких толстых змеек на теле. Боль напомнила мне, ради чего я тут сижу и сторожу ущелье – чтобы вернуться в родную землю и встретить отца. Чтобы показать всем тем, кто меня похоронил в первые же минуты испытания, что я смог и поборол всех. Чтобы увидеть на их самодовольных лицах шок. «ДЖИГАГО СПРАВИЛСЯ! НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!». Чтобы утереть этой кучке нос и стать настоящим мужчиной.
Боль, заставившая меня как-никогда чувствовать себя живым и ценить любую минуту.
Я ударил себя по лицу. Слёзы прекратились.
Вытер покрасневшие, набухшие глаза.
Раны начали стихать от напряжения. Нервы успокоились.
Я посмотрел на склоны лесистой горы. И…
Олень. Тот же самый олень стоял на склоне и смотрел на меня. Он кивнул, и его длинные рога задели ветки дерева. Олень словно давал знак, что я иду по верному пути.
– Сынок, запомни, олень – священный дух в лесах. Если встретишь оленя в лесу, будучи отчаянным, знай, что сами силы леса помогают тебе избавиться от мусора в голове и встать на правильную дорожку. И не нападай на оленя. Это самое главное. Олень поможет.
Эти слова говорил отец за год до описываемых событий. Он рассказывал мне про божественные силы леса. Говорил о духах, обитающих там. Они могут перевоплощаться в разные образы. Некоторые умирают в лесу, не пройдя проверку. Это делает специальный дух. Злое существо-очиститель.
Я решил, что если «очиститель» до сих пор не покончил со мной, значит, во мне что-то кроется. Я встал, посмотрел по сторонам. Взглянул на оленя. Он исчез.
– А что если… тебя видят лишь избранные? – произнёс я и замолк.
– Просыпайся, Абукчич!
Абукчич вздрогнул. В его горле застыл крик, а на лице отразился ужас. Он застыл на короткое мгновение. Мозг обработал информацию, уяснив, что перед ним не шестирукий людоед-великан, не огромный монстр-летучая-мышь, не лесной демон, а я – Джигаго.
– Господи, это ты… – выдохнул он и посмотрел в сторону.
– Я своё отдежурил. Тебе пора.
Абукчич встал, хрустнул пальцами, взял стрелы и лук.
Я лёг на ковёр листьев, посмотрел на костёр, на Абукчича. Он вылез из ущелья. И мне на минуту показалось, что на его заднице виляет хвост. Крысиный голый хвост.
– Этот придурок поверил, что можно вдвоём пройти испытание? Хах, псих… Нужно его сейчас прикончить, иначе если мы оба придём в племя, то устроят состязание. Он меня точно выиграет. С каких пор он стал таким… жестким и сильным? Сопливый мальчишка вождя… совсем его не узнаю.
До меня доносились лишь некоторые отрывки из монолога Абукчича. Я спал, но слышал задним числом его речь, обрывающуюся на внезапном моменте.
– Зарежу-ка его ножом, – до меня донёсся цокот лезвия. – Зарежу как свинью…
Наступила продолжительная тьма. Я раскрыл глаза, увидел пляшущие язычки пламени, мягкий отсвет огня на стене. Закрыл глаза. Уснул. Услышал снова обрывки речи:
– Зарежу его… Или лучше выстрелить из лука?
Я старался выйти из сна. Моё подсознание било тревогу. Да, во сне мы более уязвимые и беспомощные. Когда ты спишь, любая крыса вонзит нож в спину.
Я застонал, но сон оказался сильнее.
– ВСТАВАЙ! – услышал я чей-то ужасающий по громкости голос. Он застучал по стенкам пещеры, разносясь раскатистым эхом в ущелье.
– ВСТАВАЙ!
Я дёрнулся, открыл глаза и увидел погасший костёр. Серый пепел да тлеющие угольки. Я поднял голову и увидел огромный, тёмный силуэт, стоящий у порога ущелья. Он потушил костёр, и мы находились в глубокой тьме. Я не разглядел его лица. Я слышал лишь прерывистое, бычье дыхание. Капала вода со сталактитов – кап-кап!
Кап-кап!
Кап-кап!
Это звонкое капание напрягало.
Я пошарил по карманам, но не нашёл ножа.
– Кто ты такой?! – закричал я, и голос задрожал. Дыхание потяжелело. – Где Абукчич?!
– А… – услышал я протяжный, глухой голос, шедший в нос. Хах, на мгновение он показался мне зловещим.
– Что значит «А»?!
– Эта крыса сдала тебя, когда я появился. Я застал его врасплох. Он разговаривал сам с собой, держа твой нож в руках. Крыса намеревалась тебя зарезать, когда ты спал. Он умно хотел поступить в отличие от тебя. Зачем ты только взял его, если суть испытания заключается «никому не доверяй, выживает один сильнейший»?
Я молчал, пронзая тьму проницательным тревожным взглядом. И шарил рукой во тьме, чтобы найти хотя бы стрелу и воспользоваться ею точно копьём.
– Вообще я очень удивлён, что ты выжил. Ты последний живой из индейцев. Остальных я либо перебил, либо они сами сдохли. За эти две недели, которые мы здесь, я прошарил весь лес и сосчитал трупы. Всего 25 участвующих. Тел сейчас 23. Я был удивлён, что не нашёл тебя первым. Думал, река унесла за дальние края, либо медведь сожрал.
Я шарил и шарил рукой по полу. Кончай комедию, Джигаго! Ты в ловушке у зверя. Здесь один тупик, а он своей огромной тушей заслонил проход. Стрелы снаружи, в том числе и лук. Я остался обезоруженным, слепым и беспомощным. Я даже не увижу лица своего убийцы.
– Похвалы тебе. Похоже, отец тщательно молился за тебя. Хотя он с отсутствующим лицом смотрел на тебя перед испытаниями. Конечно, у него же такой сопливый нытик-сын.
– …
– Браво тебе! Ладно… хочешь, чтобы я быстро тебя прикончил или медленно?
Силуэт приближался, и сумеречный свет, исходивший из ущелья, входил в пещеру узкими лучами.
Я отдалялся ползком от него. Шарил рукой по полу в надежде на… Рука коснулась чего-то холодного. Пальцы пощупали предмет – острый, металлический. Наконечник стрелы. А за ним вся стрела. Я схватил стрелу и спрятал под карман.
– Куда ты уходишь, скунс?!
Я остановился, ведь если я попаду в тупик, то он меня настигнет быстрее. Я должен выбрать подходящий момент для внезапной атаки.
Рука шарила по полу. Она нашла выпирающий из земли острый сталагмит. Каменная эрозия разъела некоторую её часть. Я ударил по сталагмиту, и камень стал трескаться, как песок. Я схватил сталагмит и увидел, что осталось полметра до того, как мы встретимся в схватке.
– Кончай комедию…
Я вскочил с диким, пронзительным рыком. Прыгнул к убийце, словно гепард, растянувшись во весь хребет и обнажив когти. Мои руки угодили его в жилистые ноги. Я повалил его на землю. Схватил сталагмит и ударил по телу. Он попал в челюсть. Я услышал хруст, почувствовал хлынувшую кровь. Я ударил второй, третий раз, и сталагмит рассыпался от стольких ударов. Похоже, эрозия насквозь прошлась по нему. Я увидел руку убийцы, держащую мой нож. Я схватил её.
Мы сцепились в партере. Кувыркались в разные стороны. На полу то оказывался я, то он. Я держал тисками руку с ножом и сдерживал её. Его хват оказался сильнее моего, и нож ближе и ближе надвигался к моему лицу. Лезвие застыло в сантиметре от моего глаза. Руки у убийцы тряслись. Похоже, у него руки дрожали всякий раз, когда он убивал.
Кончик острого ножа нацарапал мне лицо. Кровь хлынула из полос, и я закрыл глаза, чтобы она туда не попала.
– Я сильнее тебя, Скунс!
Я высвободил ногу из-под его ног и ударил в пах. Убийцы издал стон, отпустил нож. Я оттолкнул его в сторону. Перевернулся, чтобы схватить нож. Он схватил меня за шею, уволакивая от цели. Нож отдалялся, а руки не доставали. Я издал саднящий горло крик и ударил локтем в его лицо. Расквасил нож. Он пошатнулся, встал во весь рост, схватившись за окровавленный шнобель, и стукнулся головой об сталагмит, низко висевший над потолком. Убийца упал на бок, одной рукой держась за голову, другой – за нос.
Я тем же временем вскочил и попытался схватить нож. Он оказался почти у меня в руках, если бы… не убийца схватил меня за ногу и потянул. Мои пальцы вытолкнули нож через ущелье в лес. Я ударил ногой по рукам убийцы, и он отпустил меня.
Я перевернулся, и убийца сообразил мою ошибку. Он прыгнул на меня, надавив весом. Его преимущество заключалось в невероятной жестокости и разнице в весе. Агрессия делает тебя сильнее.
– ЕСЛИ Я ТЕБЯ НЕ МОГУ ПРИКОНЧИТЬ БЕЗ НОЖА, ТО ЗАДУШУ ГОЛЫМИ РУКАМИ!
Его тяжёлые, мясистые руки опустились на шею. Он перенёс центр тяжести, сжимая и сжимая моё горло, впиваясь ногтями в кожу. Кислород перестал доходить до мозга. Я почувствовал горькое, металлическое удушье. Попытался выбить руки убийцы, бил по ним, но каждый удар становился слабее. Мои ладони смягчались, тело становилось ватным.
Я издавал тихие всхлипывания, теряя сознание. Мир темнел, я отходил.
Сквозь завесу наступающей тьмы я разглядел лицо убийцы. Ромб света падал на его морду. Убийцей оказался Нуто, сын Накпэна и Адсилы.
Нуто приступал к каждому новому делу с огнём и жаром. В его глазах горел азарт. И он иногда вспыхивал, как бомба, за счёт своего холерного темперамента. Нуто – один из пятерых здоровяков среди моих сверстников. Его жилистые, сильные ноги позволяли Нуто пробежать сотни километров и прыгнуть до одной из высоких веток лиственницы. Он многие часы потратил на работу в различных предприятиях, отчего у него стали крупнее мышцы в разных местах.
– Я бы тебя грохнул, даже если бы у тебя были гребаные стрелы.
Его слова оживили меня и привели в действие. Я раскрыл глаза, шевельнул руку. Она опустилась в карман за пояс и вытащила стрелу.
– Аргнхнегагрнархг, – задыхался я, и Нуто наслаждался моим перекошенным лицом.
На его лбу образовался тонкий блестящий пот, стекавший к переносице носа. Он облизывал губы.
Я высвободил руку из-под него и взмахнул ею.
Нуто перестал улыбаться. Он отпустил меня, но… поздно. Когда воздух поступил в лёгкие, мой удар вышел сильнее.
В зрачках Нуто отразился сверкающий наконечник стрелы. Его лицо поблекло. Он успел зажмуриться прежде, чем я проткнул стрелой ему глотку.
– А-А-АХ-х-х-х… – выдавил я из своих лёгких. Металлический наконечник стрелы глубоко врезался в глотку Нуто. Вышел сухое чавкание, появились струйки крови.
Я оттолкнул его тело и выполз из ущелья. Мне казалось, я застряну, не смогу пролезть, и Нуто доберётся до меня. Но чувство инстинкта самосохранения, любовь к жизни и желание хвататься за всё, лишь бы выжить, спасли меня. Я выбрался в лес.
Набрал в разгорячённые лёгкие свежего воздуха. Посмотрел на небо. Горизонт краснел от восходящего солнца. Я потёр горло, и она ответила мне саднящей болью. На шее появились пурпурные синяки. Я с надсадным кашлем отхаркался кровью. Пополз к валявшемуся на земле ножу. Взял его и сжал рукоятку. Повернулся в ущелье. Оттуда выползал полуживой Нуто.
Его голова высунулась из ущелья. Лицо перекосила гримаса боли и ненависти. В глазах горело дикое желание прикончить меня. Они превратились в горячие бледно-багровые хрусталики. Шли слёзы. Кожа вздулась, вся пунцовая и потная. Он мотал головой в разные стороны, клацал кривыми зубами, брызгая слюни по подбородку. Из шеи торчал обрубок стрелы, а из раны хлестала кровь.
Будь Нуто аккуратнее, он бы вылез из пещеры. Но такой здоровяк с лёгкостью застрянет в ущелье. Он уже не мог вытащить голову, как бы тот не старался и не прилагал усилия.
Да, жестокая смерть – застрять головой в ущелье, обливаемый кровью из глотки.
Я смотрел на этого зверя и сжимал, разжимал нож.
– Ты убил столько людей, – сказал я. – Причём жестоко. Ты просто несчастный ублюдок. Нет, ты не мужчина. Я не хочу, чтобы индейцы из нашего племени называли тебя достойно «мужчиной».
Нуто замотал головой быстрее. Кровь расплескалась и на траве, и на стенках. Он заслуживает медленной, мучительной смерти.
Я стоял с ножом перед охотником, попавшимся в собственный капкан. Я смотрел на него без чувства жалости. Только отвращение. Меня заставили выбирать: оставить его умирать мучительной смертью или покончить быстро?
Я подошёл к нему и вытащил застрявший в глотке наконечник стрелы. Из раны хлестнул фонтан алой, насыщенно-рубиновой крови.
Я отошёл. Собрал стрелы, лук, раскиданные на земле и взглянул на труп Абукчича.
Он лежал на траве, раскинув руки и ноги, будто звезда. На его теле копошились мухи, а на ноге сидела ворона. Я прогнал их и посмотрел, что с ним сделали. Тушу Абукчича выпотрошили. Нуто разбил ему голову огромным камнем. Я увидел на траве высохшую розовую кашу мозгов Абукчича. Убийца удосужился сделать разрез с шеи до живота и из него вытащил все внутренности. Они лежали на траве либо съеденными животными, либо сгнившими под ветром высокогорья. Один из воробьёв поедал тонкую кишку Абукчича.
– Крысы разве заслуживает подобной смерти? – спросил я. Посмотрел на Нуто.
Он до сих пор оставался живым, но не мотал головой. Силы у него иссякли, и достаточный литр крови истёк из раны. Глаза стали отсутствующими и стеклянными. Но губы, засохшие кровью, шевелились. Они шептали:
– Ты тоже заслуживаешь такой смерти…
Я покачал головой и оставил умирающего Нуто. Продолжил путь.
9
Я завязал верёвкой стрелу, надел её на тетиву и прицелился, стоя на берегу быстрой реки. Рыбы то и дело выпрыгивали из воды. Я выстрелил. Стрела промахнулась в двух сантиметрах от цели. Я потянул верёвку и взял стрелу.
– Лучше целиться чуть ниже, потому что рыба может либо ускориться, либо притормознуть, и стрела не попадёт в цель.
Появился отец. Он стоял возле моего плеча, улыбался с мальчишеским задором и с прищуром смотрел на реку. Вдыхал её свежий аромат и наслаждался утренним солнцем. В нём бурлила жизнерадостность, и она заразила и меня. Я улыбнулся, прицелившись и выискивая новую жертву. Улыбка бы показалось со стороны нелепой, ведь я пережил ужасное событие. Находился на волоске от смерти. Что ж, стоит на минутку абстрагироваться от вселенского зла, чтобы сохранить нервы. Иногда стоит смотреть на мир мальчишескими глазами.
– Эгей! – толкнул меня локтем отец, выдавив смешок. – Твои улыбки не помогут выловить рыбу!
– А твои? – засмеялся я и толкнул его в ответ.
Отец засмеялся, засучил рукава, насупив брови. Он изобразил взвинченного вождя и понизил голос:
– Маладай мольчик, чьо фы сьебе возомьинили?!
Я упал на землю со смеху, с трудом не выронив лук в реку.
Отец стал ходить тяжёлыми шагами, почёсывая затылок. Он говорил странные слова не на индейском языке.
– О чём ты бормочешь? – спросил я, успокоившись от истеричного гогота.
