скачать книгу бесплатно
– Ну и кто виноват?!
– Дело не в том, кто виноват, – продолжала соцпедагог. – А…
– Хватит заливать нам уши, вообще-то мы пострадавшие, а вы говорите нам, будто мы совершили что-то плохое.
– …в том, что из этого мы должны извлечь. Мы не должны искать козла отпущения.
– Ага, ага, что ещё скажите?
– Прекратите, господи!
– Я вам не Господь, – ответил Эрнест.
– Причём здесь Боженька? – спросил директор.
– Господь учит, чтобы мы не искали виновного, – сказал соцпедагог.
– Ты, малолетка, учишь меня разбираться в религии?
– Господи, что за панибратство, – сказал директор.
– Боже, когда это уже закончиться. Почему… почему ваша дочь начала плакать, правильно?
– Что «правильно»? Я откуда знаю? Даша, что случилось? – Отец посмотрел на дочь, та скосила взгляд. – Из-за чего весь этот сыр-бор?
– Эм-м…
– Смелее, отвечай.
– …ПОТОМУ ЧТО ВЫ КОЗЛЫ!!! НЕНАВИЖУ ВАС, РОДИТЕЛЕЙ! СНАЧАЛА ЗАПРЕЩАЮТ МНЕ ЭКСТАЗИ! ПОТОМ МАТЬ ИЗБИВАЕТ НОЧЬЮ!! ЕЩЁ ТЕЛЕФОН НОРМАЛЬНЫЙ НЕ МОГУТ КУПИТЬ! У МЕНЯ ОН ИЗ-ЗА ВАС СЛОМАЛСЯ! У МЕНЯ УЖЕ ЦЕЛЫЙ ГОД НЕТ НОВОГО ТЕЛЕФОНА! МНЕ НАДОЕЛ IPHONE 6, МНЕ НУЖЕН СЕДЬМОЙ! Я НЕНАВИЖУ ВАС, ВЫ ПЛОХИЕ РОДИТЕЛИ, ПЛОХИЕ! ЧТОБ ВЫ СДОХЛИ!!!
– О Боже! Что мне сделать, чтобы удовлетворить твой эгоизм? Банк ограбить, чтобы купить тебе сотни китайских говняных телефонов? Притон тебе завести? Или купить гору экстази, чтобы ты сдохла от передозировки? Может, мне мать убить? А? А?!
Этот абсурд не заканчивался. Пора покончить с этим. Даша выбежала в смачных слезах, толкнув отца от двери. И неизвестно никому, куда она побежала.
– Ну, спасибо вам, господа. Теперь я навсегда потерял дочь, – пробормотал Эрнест и вышел вслед, захлопнув дверь.
– А с тобой, – начал директор, обратившись к Насте, – мы ещё разберёмся.
Даша вылетела из школьных дверей парадного входа. Она заметила, как в густых слезах расплывается сумеречный горизонт под серыми облаками. На автомате Даша смахнула слёзы, и встречные лучи заходящего солнца обдали опухшие веки. Она пересилила внутреннюю истерию и остановилась. Даша повернула голову. Волосы на затылке зашевелились. Сзади неё стояли одноклассники адекватнее, чем Настя. Они стояли в кучке. Каждый смотрел на неё с разными глазами. Вон у той девочки глаза дохлой рыбины. Вон у той девочки глаза – застеклённые, будто бы хрустальные и чистые. Вон у той девочки – тревожные, будто бы она увидела маньяка с ножом. Но обескуражили Дашу глаза её бывшей подруги Кати. Она стояла в сердце этой толпы, в ступоре и смятении. Глаза – влажные от слёз. Даша прочитала в глазах Кати усталость от жизни, мирской суеты и… жалость.
– Даша, – услышала она приглушённое эхо. Голоса, звучащие извне: когда нырнул с головой воду и слышишь, как из берега доносятся крики о помощи… «Человек утонул!». Пучины засасывают, и ты уже не можешь вынырнуть. И слышишь только глухое эхо, доносящееся с суши. Голоса тихие и сдавленные, обработанные толстым слоем воды. Звуковые волны не могут в чистом виде пройти сквозь воду. Мир водной стихии, где связь доходит с испорченным качеством.
– Даша, – послышался второй голос.
Люди с суши звали помощь тонущей Даше.
– Ты не виновата, ты ни в чём не виновата. Нам очень жаль, что так случилось. Ты же знаешь этих трёх куриц.
Они приблизились к ней. Окружили её. Попытались обнять.
Руки тянулись к Даше и с нежностью касались её скукожившейся кожи. Кожа, вся покрытая гусиными пупырками. И когда Катя попыталась притронуться к её плечу, она почувствовала леденящий кровь холод – то ли схожий с мрамором, то ли с резиной. Ком тошноты подкатил к ней.
– Не надо, не надо…
– Мы выслушаем тебя, – одна из них вырвалась из кружка и крепко обняла. И удивительно, такого объятия Даша не испытывала никогда, даже материнские ласки с этим не сравнились.
– Нет… нет…
Даша оттолкнула её, чуть ли не исцарапав ногтями её лицо. Девочка падала со сдавленным криком, но одноклассники схватили её. Даша выбежала из круга.
– Вы все гниды лицемерные… оставьте меня в покое! Нельзя, что ли, побыть хоть раз в жизни наедине с самим собой?!
– Мы, – начала староста, – не хотели причинить тебе зла, правда. Что случилось, Даша? Из-за чего ты так… заплакала?
– Что случилось?! – Она начала размахивать руками. Сердце щемило, грудь разрывало от боли. Мир казался несправедливым, что все люди отвернулись от неё, даже солнце не светило в её сторону.
И… образ тугого верёвочного узла, завязанного у шеи, усилился. Образ окровавленных, алых лезвий, плывущих в ванне, усилился. Образ крови, которая расплывалась в быстротечном Енисее узорчатыми струйками, усилилась. Как её окоченевшее тело плыло в холодном течении реки, в то время как жадные рыбы сжирали её плоть. Зубы-лезвии резали полосами кожу… И образ окровавленного тела с кучей переломов, сброшенного с десятого этажа, усилился.
– Что случилось?! Я сломала телефон, хотя просила родителей купить новый! Мой IPhone! Ещё… ещё экстази, экстази, экстази запрещают…
В лицах некоторых девочек появилось отвращение в виде приподнятой нижней губы. В толпе послышалось тихий шепот: «Наркоманка…».
– …принимать! Все меня не любят, не любят. Они думают, что я плохая, но я не плохая. Я хорошая, очень хорошая… Они говорят, что я эгоистка, но это… это не так…
– Слушай, – послышался роковый для Даши голос, судьбоносный. – А разве ты не думала, что дело-то не в людях, которых ты обвиняешь в собственных проблемах? Разве ты не думала, что дело не в нас, а в тебе? Обиженный на весь мир ребёнок, не так ли? Разве ты не думала, что твоё нытье о несправедливой жизни, о нелюбви к тебе – лишь преувеличение. Ты сама устроила пожар, и винишь, что плохие люди виноваты в поджоге. Но это не так…
– Что?..
– Короче, Даша, – сказала Катя. – Мы не виноваты, ты виновата. Так что иди в…
– …Даша! – из дверей выскочил Эрнест. – Дочка, прости… Прошу!
– Нет! Нет! Нет! Я устрою вам всем сюрприз… – на удивление всем некогда рыдающая Даша засмеялась.
Отец вздрогнул, отступив от дочери. «Что с ней происходит?» – подумал он.
Смех, который можно услышать от визжащей собаки. Собака – не простая, а резанная и сумасшедшей. Животное, способное присниться тебе в кошмарах. Собака, заставляющая приводить людей в ужас от улыбчивого оскала и режущего уши смеха. Оскал, раскрывающий острые, кривые зубы, окровавленные алой слизью… И смех, напоминающий скрип пенопласта о стекло.
– Я устрою вам всем приятный сюрприз. Думаю, вы все будете рады этому, будете танцевать на моих костях. Ха-ха-ха-ха!
– Не надо нам никаких сюрпризов, – возразила Катя. Голос её дрожал.
– Надо-надо, ты же сама этого напрашивалась, сучка…
И с горькими, обжигающими слезами и заливистым смехом она убежала.
Эрнест осел на асфальт. «Неужели это была явь?», – размышлял он, взъерошив волосы. – «Неужели это моя дочь? Неужели я не могу, как в былые времена, усадить её на свои колени и объяснить всё. Затем поиграть, купить мороженое… Нет, она уже не маленькая, Эрнест. И никогда не будет после этого».
– Мне вас очень жаль.
Он поднял голову и увидел старосту класса.
– Всё нормально, – он встал и посмотрел на девочку.
И от неё и след простыл.
Он постоял. Солнце жгло едва открытые веки-шторы. Он вздохнул и вытащил телефон. Набрал номер Юрия. Послышались гудки. Он отмерил шагами расстояние от двери до забора школы.
– Алло? Эрнест, слушаю, что случилось?
Эрнест увидел своё отражение в осколках стекла и с трудом заметную седину в русо-рыжих волосах. Осень сменяется зимой – его самым нелюбимым временем года.
Она устроит им сюрприз.
Одно полушарие утверждало, что суицид нужен, чтобы доставить удовольствие её ненавистникам. Они будут кричать «ура!» её смерти и радоваться. Второе полушарие говорило, что суицид доставит близким боль. Едкую, саднящую сердечную боль. Она змеиными раскалёнными клыками пронзит за самое живое. Яд.
Её забавляло одна лишь мысль, что она доставит им невероятную ядовитую боль. Она не только ударит ножом в родительскую спину, но и углубит лезвие сильнее.
«Я… доставлю им боль. Папа будет плакать. Мама будет плакать. Они больше никогда не будут мне в чём-либо отказывать… НИКОГДА! потому что я сдохла. Я буду являться к ним призракоми смотреть на их страдания. Вечно напоминать об их вине, что не уберегли меня… что обращались со мной так! Я хочу видеть их страдания, боль и рыдания. Танцевать на их трауре. Я буду в экстазе от заплаканных лиц мамы и папы…» – размышляла она.
Злорадствовать – одним словом.
Она нашла заброшенный дом на окраинах. Села в автобус и поехала в неизвестный пункт назначения. Автобус занёс её на задворки Красноярска. Многие привыкли видеть город в красно-оранжевых оттенках и с многоэтажными высотками. Даша находилась в среде обшарпанных одноэтажных зданий. От них веяло смрадным зловонием. Мусор на пустырях валялся горками. Это место – крошечный кусочек земли, грязный, неказистый на фоне роскошного центра. Да, многие не замечают таких городских бородавок и язв на лице Красноярска. Туристы любуются чаще красноречивой улыбкой города в виде извилистых дорог. Их притягивает уличные артерии зданий – морщины на физиономии Красноярска. Тратят деньги, забывая остальное, на блеске городской кожи – торговых центрах. И никому нет дела до вышеупомянутых пигментов, язв и бородавок.
Даша в частности свыклась с мыслью, что её город – чистый и пушистый. В то время как в этой шёрстке прыгают блошки.
Она ночевала в заброшенном доме.
Холод до костей пронизывал тело. Наутро Даша с трудом убежала от бомжа, пытавшегося её изнасиловать. От мысли, что даже бездомным до неё есть дело, чем остальным, усилило желания затянуть петлю на шее или раскрыть вены. Она спряталась в другом месте. К тому времени Даша проанализировала истинные причины уйти из этой жизни. Ноги в конвульсии дрожали. Она съёживалась. Голова раскалывалась от боли. Ломка. В ушах звенело. Монстр Он снова вернулся в виде боли, отчаяния и гнева. Почки ненависти раскрывались на ветвях.
Причины: 1) она не в состоянии жить без экстази; 2) родители; ненависть, ярость возросла к ним; 3) школа. Она рассмотрела три основополагающих причин.
Наркотики. Страшная вещь, забирающая твою душу. Нет, если она не пойдёт на суицид, то каким образом она продолжит жить? Папа с мамой закроют её дома, оставив мучатся от ломки. Родители изобьют её до полусмерти за то, что она не пришла домой и ночевала на окраинах. После этого они никогда не станут относиться к ней не по-человечески.
Школа. Даша не найдёт ни единого повода, чтобы пообщаться со сверстниками. К ней начнут относиться с презрением. Пойдут сплетни о том, какая Даша тупая и суицидальная дура. Она не вынесет, чтобы на неё кидали испуганные и презрительные взгляды, означающие: «А ведь она подняла этот шум! Её избили в туалете! Она рыдала и кричала против одноклассниц, пытавшихся помочь ей». Они будут говорить об этом случае, как о великом позоре Дарьи Тверской. Расскажут внукам, правнукам об этой истории, и в итоге рассказ о глупой девочке-суициднице будет передаваться из поколения в поколение. «Какой позор, Даша, какой позор!».
«Ты можешь представить себе, как бы ты продолжила жизнь? Просто представь? Нет! Нет, не могу! Лучше сдохнуть, чем жить в таком мире» – решила она.
(да мы знаем даша какая ты слабая слабая да-да слабая признак намеренного самоубийства и есть качественный знак духовной слабости человека слабая ты дура любишь причинять боль).
О да! Больше всего она обратила внимание на этот факт – причинение боли. Возможно, некоторые самоубийцы и пытались сгладить печаль родственников, общаясь с ними за 24 часа до смерти.
(Ну уж точно не за 50 дней до моего самоубийства! Хахаха!)
Конечно! Но цель её суицида – вспрыснуть яд в душу родителей, причинить боль. Поэтому она совершит суицид самым изощрённым и болезненным для родителей способом.
Итак, с причинами Даша разобралась.
Следующее: способ самоубийства. Вариант с огнестрельным оружием отпадает без оговорок. Слишком медлительный, тягучий процесс этот – добыча пистолета. Тем более, кто выдаст огнестрельное оружие заплаканному подростку? Она рассматривала вариант и с ядом. Но в многократный раз вставал вопрос о том, где ей найти яд. Конечно, она могла купить в аптеке лекарства, проглотить их всей пачкой и получить смертельную дозу. В итоге – густая пена во рту, отравление и прочее. «Разве ты, Даша, не понимаешь, что яд убивает не мгновенно, особенно вариант с передозировкой лекарства. Для тебя процесс будет болезненным, очень болезненным. Головная боль, спазмы в желудке, жар, тошнота – и всё это будет подано, Дашенька, мучительным образом. И уже после того, как ты испытаешь эти муки, рок позволит тебе умереть. И даже падение с высокого здания покажется тебе – милосердием Господа» – прозвучало в голове.
Мёртвое тело, отравленное от различных ядов, вызовет у людей меньший приступ боли. Но какой способ самоубийства окажется самым болезненным и мерзким для близких? Падение со здания? Нет, труп могут и не узнать, потому что тот окажется до уродства покалеченным. Да и, зачем в лишний раз чувствовать боль перед смертью? Даша не видела смысла прыгать с какой-нибудь башни. Она искала символичный способ. Символика в этом плане служила отличнейшим ударом под дых близким и всем окружающим. Весомая деталь в суициде разом вывела бы самых крепких нервами людей. Самосожжение? «Хороший вариант», – подметила Даша, – «Но будет слишком больно. Чересчур больно». «Зато эффектно», – возразила другая часть рассудка. – «Они запомнят твою смерть надолго!».
Рассматривала Даша вариант и об утоплении. Но кто тебя найдёт в могучих холодных водах Енисея? Река-то – длинная-предлинная водная артерия, проходящая от самой Тувы до крайнего севера. И чёрт поймёт, куда река твой труп занесёт: в Антарктику или в Саяно-Шушенский ГЭС. Тем более, даже если и спасатели найдут окоченевшую Дашеньку, то многие рассудят эту смерть как несчастный случай. Мол, девочка споткнулась, когда шла близ реки, и упала в воду
.Не, так не пойдёт! Так что же оставалось? Всполоснуть лезвие по венам? Ага, а потом орать на всё Иванова, чтобы тебе реку перебинтовали, мол, слишком больно. Умереть моментально или хотя бы быстро с порезами вен не получиться. Саднящая боль кольнёт предплечье. И тебя будет жечь в порезах, сколь бы они ни были глубоки. Судя по статистике, девяносто процентов попыток суицида через порез вен кончались провалом.
(ВЕРЁВКА! Верёвочка ахахахаа! Верёвочка с петлёй, а не ней висит ДАРЬЯ ТВЕРСКАЯ! АХАХАХАХАХА!).
И ведь действительно, хороший вариант. Даша вытянула карманы и начала считать деньги на верёвку.
Юрий Барабенко рассказывал родителям, что дети обычно, сбежав из дома, уходят к родственникам или друзьям. Вряд ли Даша скрылась в доме дяди или тёти. Следовало искать другие мотивы побега.
Мотив, скорее всего, заключался в психическом истощении девочки. Её довели до пустопорожнего состояния. И не существовало гарантий, что девочка не решится на суицид. В пятнадцати процентах случаев сбежавшие подростки завязывают петлю на шее или вскрывают вены. Причина – неблагополучная семья или плохое воспитание. Значит, родители не воспитывали ребёнка, не заботились о нём и не проявляли тепла и заботы. И результат таков: ребёнок, росший сам по себе, пока мать с отцом занимались своими делами, не выдерживает давления мира. И бежит из дома.
Второй вариант, где может скрываться Даша, – это дома друзей, знакомых и даже соседей. Юра в четырнадцать лет уговаривал родителей впустить своего лучшего друга в квартиру. Он рассказывал им, что он сбежал из дома, и ему негде ночевать. Но родители наотрез отказались приютить беглого подростка. Юре пришлось взять несколько тёплых бабушкиных пледов и постелить их в подъезде. Он ночевал вместе с другом, лёжа у собственной двери и укутавшись в плед. «Чел, спасибо тебе» – сказал друг.
И третий вариант, самый печальный, – скитание по улицам, бродяжничество. Одинокому подростку некуда деваться. Родственников нормальных нет, друзей – тоже. Получается, такому отщепенцу остаётся бродить по улицам, ночевать в заброшенных домах, пока не поймает полиция. Последней каплей для самостийного ребёнка становиться давление родителей, ссора или побоище. Может, какое-нибудь происшествие.
По словам Эрнеста, Даша накричала на одноклассников перед тем, как сбежать. Получается, вряд ли она сейчас ночует с подругой в подъезде или дома.
Остаётся ждать, когда её возьмёт полиция.
«Хм-м, Юра, а ты не подумал, что родители переживают, надеются на тебя, а ты ждёшь действия полиции? Едва ли её найдут… понимаешь?» – подсказывал рассудок. «Не мешайся под ногами, рассудок, я ли не знаю, где бродячий ребёнок ходит? В Красноярске найти её – все равно, что искать иголку в стоге сена» – ответил Юра. «Ага, Барабан, тебе, что ли, плевать?» – спросил навязчивый ум. Юра с яростью сжал кулаки: «Да не, да не, мне не плевать! Просто… просто… это так паршиво, когда на тебя надеются, а ты ничем не можешь помочь… не всё зависит от меня». «Харэ оправдываться, Барабан».
(Барабан! Барабан! Барабан!).
Он сидел в квартире, чьи окна выходили на центральную площадь. Зазвонил телефон. Юра подпрыгнул, схватил гаджет, лежащий на кухонном столе, и взял трубку:
– Алло?
– Она нашлась, Юра. Её поймали.
– Господи, как я рад. Ладно, сейчас выйду. Адрес какой?.
Тверской проговорил адрес, и Барабенко положил трубку.
Он вздохнул. Полиция позвонила ему в 14 часов. Участковый рассказал, что нашёл её дочь, лежащую на тротуаре. Окраина Красноярска. Они положили её в машину, пока та спала, и увезли в обезьянник. Специально поместили в одиночную камеру, так как в других сидели строптивые пьянчуги. Она боялась, что её изнасилуют.
Полицейские нашли паспорт в её кармане: имя, прописка. И спросили у неё номер родителей. Она рассказала, что потеряла сознание из-за абстиненции и голода. Через час полицейские отвезли её в дом.
Эрнест лишился всяких чувств, увидев Дашу. Его кожа превратилась в белое полотно, а губы – в тонкую серую полоску.
Дочь заметно изменилась за одну ночь. Лицо скукожилось, на коже появились морщины. Раны, ссадины, кровоподтёки. И алая сыпь, усеянная на хрупкой шее и ключицах. Эрнест читал журнал про здоровье и узнал, что у некоторых наркоманов начинается анафилактический шок во время «ломки». Когда чистые пряди волос становятся грязными и нахохленными. А одежда! Школьный наряд с клетчатой юбкой, блузой и жилеткой испачкался под слоем пыли, грязи и сажи. На юбке Даши он заметил капли крови. А глаза – сплошной ужас. Сузившие зрачки в застекленных глазах, непонятно куда устремлённые. Под ними – пурпурные мешки, словно фингалы.
На пороге кухни появилась мать, и она впала в истерику. Выглядела та не хуже дочери. Заметная усталость и нескончаемые рыдания читались на её страдальческом лице. Она упала на колени, схватила за юбку Даши и начала туда рыдать. Одновременно с этим её ногти впивались в колени дочери. Эрнест схватил жену и оттащил её от Даши.
– Успокойся! – он впервые дал ей пощёчину.
