скачать книгу бесплатно
Главный, конечно, знал, но в редакции более – никто. Как и в стране, и в Вооруженных Силах. А было уже принято постановление (не публиковавшееся) ЦК КПСС "Об улучшении партийно-политической работы в Советской Армии и Флоте", которое выносилось на обсуждение в округах и на флотах.
О том, что предшествовало этому постановлению, мне рассказал бывший тогда начальником Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота генерал-полковник в отставке Желтов Алексей Сергеевич.
"Когда я был начальником Главного управления кадров, то присутствовал на том совещании (в 1955 году. – Авт.), на котором обсуждался вопрос: вернуть или не вернуть Жукова. Вопрос ставил Хрущев. И я тоже голосовал за то, чтобы вернуть. Имел в виду, что человек в опале чему-то научился. А когда он вернулся, то сразу почувствовалось, что Жуков это принял как восстановление его во всех амбициях… Хрущев все делал по отношению к Жукову из хороших побуждений. Ведь тот около 3 лет был в "ссылке". Он должен был найти, понять свое место.
…Во время визита Жукова я пошел в Президиум ЦК КПСС и сказал, что в таких условиях Главпуру работать нельзя. Сначала я обратился со своим вопросом к члену Президиума ЦК Николаю Григорьевичу Игнатову, так как знал его еще по Куйбышеву. Но он отказался вмешиваться в этот щепетильный вопрос. Тогда я пошел к Брежневу. Тот: "Это не моего плана вопросы…" Тогда к Суслову пришел. Суслов меня выслушал и говорит: "Давайте к Никите Сергеевичу, я ему позвоню." Действительно позвонил. Хрущеву я сказал, мол, трудно работать, и обосновал. Он меня выслушал, а затем решил провести заседание Президиума. Вызвали на него троих: Малиновского, Конева и меня.
Когда я все доложил, Хрущев спрашивает Конева:
– Каково ваше мнение?
Тот:
– Это Желтов с Жуковым сводит счеты.
Тогда Хрущев с этим же вопросом к Малиновскому. Тот выразил согласие с Коневым.
Члены Президиума стали обмениваться мнениями по существу вопросов, которые я изложил. Выступили Козлов, Брежнев, другие товарищи. Сказали, что до ЦК доходили сигналы, что ситуация требует изучения на местах. Было принято решение членам Президиума, секретарям ЦК поехать в округа, на флоты, посмотреть, что это: какая-то необоснованная информация Главпура или это реальное, фактическое состояние дел. И когда члены Президиума вернулись, состоялось второе заседание, на которое было приглашено более пятнадцати военачальников. Вот на нем и было принято решение о вынесении вопроса на Пленум ЦК".
Крейсер "Куйбышев" вернулся из района выполнения учебно-боевых задач на внешний рейд Севастополя. Утром следующего дня получили семафор: "Командиру и заместителю по политической части прибыть на собрание партийного актива в Дом офицеров флота…"
В фойе Дома офицеров Михайлина встретил начальник ДОФа капитан 2 ранга И. Верба. Смотрит испуганными глазами:
– Владимир Васильевич, все фойе было в фотографиях Жукова на крейсере. А тут приехал на собрание член Президиума ЦК Кириченко Алексей Илларионович. Посмотрел и сказал: "Убрать, и немедленно". Что случилось?
– Ничего, – недоуменно ответил Михайлин.
Но ясно было – что-то случилось. В тревожном недоумении прошел в зал, сел подальше. Собрание партийного актива посвящалось постановлению ЦК КПСС. Докладчик Кириченко. При избрании президиума назвали фамилию и Михайлина.
Доклад продолжался около часа. Кириченко говорил о недостатках в партийно-политической работе в армии и на флоте, об исправлении их, о важности идейного, военно-патриотического воспитания. И только в самом конце довольно кратко высказал критические замечания в адрес Г.К. Жукова, не назвав его должности.
А дальше пошли выступления. И пошли они, как понял Михайлин, не совсем в том тоне, как, видимо, предполагалось. Люди, по всей видимости, еще не были подготовлены. Начавший выступление командующий флотом больше говорил о практических делах флота.
Более определенно повел разговор член военного совета флота генерал-майор Н.Торик.
– Почему именно сейчас встал этот вопрос, а не раньше? – Торик сослался на выступление Н.С. Хрущева на собрании партактива войск Московского гарнизона и центрального аппарата Министерства обороны, проходившем 22 – 23 октября в Кремле. – Товарищ Хрущев ответил: как говорят в народе, по капельке, по капельке, а из них образуются ручейки, а потом и потоп. ЦК КПСС присматривался к этим явлениям, указывал на необходимость улучшения партийно-политической работы… Товарищ Хрущев прямо заявил: Жукова мы все уважаем. И я первый его уважаю и всегда беру под защиту, но нельзя этим злоупотреблять…
И все-таки даже выступление члена военного совета, активно поддержанное затем адмиралом Ф. Октябрьским, было весьма сдержанным. Жуков-то еще оставался министром обороны. Это уже 1 ноября, на собрании партактива, посвященном итогам октябрьского Пленума, Торик скажет:
– Надо глубоко вдуматься, товарищи, во все это поведение Жукова, чтобы ясно увидеть новый культ в нашей стране, в самом худшем его виде.
В Постановлении же Пленума это определялось так: "Но т. Жуков Г.К., в результате недостаточной партийности, неправильно поняв эту высокую оценку его заслуг, потерял партийную скромность…"
На первом собрании партактива Михайлин, как и другие, скорее удивлялся, чем понимал, что происходит. Да, самовластие Жукова многие видели, чувствовали. Но его ниспровержение, а может быть, вернее сказать, характер этого ниспровержения, не вызывал искреннего приятия.
Да, страх перед сильным человеком существовал – прав Бурлацкий, – но страх не просто перед сильным, а начинающим употреблять свою силу, подчас не соизмеряя ее с реалиями времени.
…Конечно, продолжая свои поездки по Албании, Жуков и не догадывался, что происходит там, в Москве, за его спиной. Газеты по-прежнему величали его полным титулом. Вплоть до 26 октября. 27 октября, в день открытия октябрьского Пленума ЦК КПСС 1957 года, "Красная звезда" сообщила об окончании визита Жукова в Албанию. Как тогда было принято, сообщение о Пленуме появилось в газетах не сразу, но о многом говорила последняя информация в печати. Столь короткая, что приведу ее полностью:
"Отъезд из Албании Маршала Г.К. Жукова
Тирана. 26 октября /ТАСС/. Сегодня из Тираны отбыл на родину Маршал Г.К. Жуков.
В этот же день Маршал Жуков возвратился в Москву."
"Куйбышев " в это время выполнял учебно-боевые задачи в море. Газеты на него не поступали. Капитан 1 ранга Михайлин, конечно, ни о чем не догадывался. На прощание Георгий Константинович обещал пригласить командира на трибуну Мавзолея во время очередного праздничного парада.
"Есть в жизни вещи, – рассказывал Г.К. Жуков К. Симонову, – которые невозможно забывать. Человек просто-напросто не в состоянии их забыть, но помнить их можно по-разному. Есть три разные памяти. Можно не забывать зла. Это одно. Можно не забывать опыта. Это другое. Можно не забывать прошлого, думая о будущем. Это третье.
Мне пришлось пережить в своей жизни три тяжелых момента. Если говорить о третьем из них, то тут в чем-то, очевидно, виноват и я – нет дыма без огня. Но пережить было нелегко.
Когда меня в пятьдесят седьмом году вывели из состава Президиума ЦК и из ЦК, и я вернулся после этого домой, я твердо решил не потерять себя, не сломаться, не раскиснуть, не утратить силы воли, как бы ни было тяжело.
Что мне помогло? Я поступил так. Вернувшись, принял снотворное. Проспал несколько часов. Поднялся. Поел. Принял снотворное. Опять заснул. Снова проснулся, снова принял снотворное, снова заснул… Так продолжалось пятнадцать суток, которые я проспал с короткими перерывами. И я как-то пережил все то, что мучило меня, что сидело в памяти. Все то, о чем бы я думал, с чем внутренне спорил бы, что переживал бы в бодрствующем состоянии, все это я пережил, видимо, во сне. Спорил и доказывал, и огорчался – все во сне. А потом, когда прошли эти пятнадцать суток, поехал на рыбалку.
И лишь после этого написал в ЦК, попросил разрешения уехать лечиться на курорт.
Так я пережил этот тяжелый момент".
То, что происходило в это время в стране, в армии до Жукова не доходило. Судьба его была решена. Оставались процедурные вопросы. Сообщение о Пленуме в печати (3 ноября) совпало с публикацией многочисленных отчетов с собраний партийных активов в стране и Вооруженных Силах. Глыба Жуков требовал основательной работы на местах по разрушению его авторитета.
На собрании партийного актива Черноморского флота, посвященном итогам октябрьского Пленума, В. Михайлин не присутствовал. Но о том, что там происходило, конечно, знал. Ведь и целью таких собраний было не только "обсудить вопрос", но и сформировать общественное мнение.
Докладчик – первый секретарь Крымского обкома КП Украины В. Комяхов, сердечно провожавший Жукова в Югославию, выступая теперь перед черноморцами, особенно налегал на доклад М. Суслова на Пленуме, цитируя из него целые фрагменты.
В вину Жукову ставилось многое, особенно два последних приказа, изданных им, где no-существу, на командиров-военачальников возлагалось руководство политорганами и партийными организациями, пресекались всякие попытки критиковать командиров на партийных собраниях и конференциях.
"Издавая приказ, – говорил Комяхов, – который затрагивал жизнь и деятельность коммунистов, партийных организаций, политорганов, всей Советской Армии, тов. Жуков не счел нужным внести этот приказ на утверждение Центральным Комитетом, даже не проинформировал ЦК, проявив недопустимое самовольство".
Он рассказал, с какой тревогой в Президиуме ЦК узнали о создании Жуковым без ведома ЦК специальной школы разведчиков в две с лишним тысячи слушателей. Набирать предполагалось людей со средним образованием, прошедшим военную службу. Школа ставилась в особые условия: кроме полного государственного содержания, слушателям должны были выплачивать ежемесячную стипендию в размере 700 руб. – рядовым и 1.000 руб. – сержантам. Об организации школы должны были знать только три человека: Жуков, генерал-полковник Штеменко и генерал-майор Мансуров, назначенный начальником этой школы. Однако генерал-майор Мансуров, вопреки указаниям министра обороны, проинформировал Центральный Комитет.
Для каких целей предназначались выпускники школы – трудно сказать. Но то, что срок обучения определялся в 6-7 лет, может свидетельствовать о перспективности школы, а не использовании ее, как предполагали некоторые, в ближайших политических целях.
Несомненно, Георгий Константинович любил единовластие и стремился его усилить, не всегда ощущая чувство меры. То, что было хорошо для полководца в военной обстановке, в противоборстве с сильным врагом, для политического деятеля становилось недопустимым. Но вот насколько Георгий Константинович ощущал себя политиком? Он не проиграл врагу на поле брани ни одного сражения, но в политической стратегии со своим напором, прямодушием, однозначностью не единожды оказывался в проигрышном положении и не извлекал уроков. Впервые такое случилось с ним сразу после войны. Еще раз вернусь к рукописи Н.Г. Кузнецова.
"Вскоре с Жуковым произошла первая из целой серии служебных неудач. Однажды в зале заседаний Кремля собрались члены Политбюро и маршалы. Выступил И.В. Сталин и объявил, что Жуков, по полученным им данным, ведет разговоры о якобы незначительной роли Ставки во всех крупных операциях. Он показал телеграмму, на основании которой говорил это и, обращаясь к членам Политбюро, сказал: "Вы знаете, как возникли идеи различных операций". Дальше он пояснил, как это бывало. Идея возникала в ставке или предлагалась Генеральным штабом. Затем вызывался будущий командующий операцией и, не принимая пока никакого решения, ему предлагалось тщательно продумать и (не делясь пока ни с кем) доложить (через неделю – две) Ставке свое мнение. После этого Ставка разбиралась в деталях и утверждала план будущей операции. После этого с планом операции знакомился узкий круг лиц и начиналась разработка документов фронта.
Все считали своим долгом высказать на этом необычном совещании свое мнение с осуждением Жукова. Одни говорили резко и не совсем справедливо, а большинство осторожно, но в том же духе. Я решил не высказывать своего мнения и оказался единственным "молчальником", хотя такое поведение могло быть расценено руководством отрицательно. Поступил я так потому, что не знал существа дела, а обвинять Жукова со слов других не хотел."
Как известно, после этого Г.К. Жуков оказался в длительной опале. И, безусловно, именно Н.С. Хрущев сделал очень много для того, чтобы вернуть Жукова из политического "небытия", рассчитывая, видимо, на благодарность и послушание маршала. Но натура Георгия Константиновича пришла в противоречие не только с прогнозами Хрущева, но и с интересами о собственном благополучии. Никита Сергеевич, по словам Комяхова, так расценил это на Пленуме:
" Я выступаю против Жукова впервые. Знал товарища Жукова, и мы все знали Жукова как хорошего военачальника, командира. Товарищ Жуков много сделал для улучшения обороноспособности нашей страны и немалую роль сыграл в Отечественной войне, как и другие Маршалы Советского Союза. Но сейчас я выступаю против потому, что Жуков неправильно использовал ту оценку партии, ЦК, которую дали ему. Мы этим составом выдвигали Жукова на пост министра обороны, а вы знаете всю последующую историю. Товарищ Жуков в обход ЦК решал многие вопросы, причем допускал антипартийные поступки в решении этих вопросов. Жуков игнорировал партийно-политическую работу в нашей армии, принижал роль партии в армии. Поэтому я считаю его вредным человеком для нашей партии и поэтому его нельзя держать ни в составе Президиума ЦК, ни в ЦК."
Конечно, капитану 1 ранга Михайлину все, что случилось с Жуковым, трудно было принять без сомнений. Слишком многое для него значили личные впечатления, которые, основывались на коротком эпизоде, да и не в обычной для Георгия Константиновича ситуации, где его чисто человеческие черты характера могли проявиться непосредственно и открыто. В других случаях, привыкнув ощущать постоянно чье-то сильное противодействие, он, наверное, не считал возможным «давать волю» своей душевности. И в этом Жуков был сыном своего времени: жесткого и даже жестокого, когда чуть ли не нормой стало «заботясь о человеке», пренебрегать человечностью.
Владимир Васильевич пересказал один из разговоров с Георгием Константиновичем на мостике "Куйбышева".
– Вот смотрел я корабль. В какую офицерскую каюту не войду, везде фотографии: жена, дети… Видно, моряки очень сентиментальный народ?
– Дают себя знать частые разлуки, – товарищ министр. – Когда мы возвращаемся, берег увидим – какая для нас радость. Хотя, кто живет на земле, тот не замечает, как она хороша.
– Да, – согласился Жуков, – я вот трое суток в море и уже скучаю по семье. На берегу – совсем другое дело.
– Так, товарищ министр обороны, – командиру подвернулась возможность сделать маршалу приятный сюрприз, – вы можете позвонить домой.
– Как позвонить?
– По телефону.
При подготовке крейсера к визиту на нем побывал начальник связи ВМФ контр-адмирал Г. Толстолуцкий. Как о нем говорили специалисты на флотах: сила, ум. На "Куйбышеве" – одном из немногих кораблей тогда – была установлена
новая система дальней связи. Толстолуцкий ее проверял и на прощание рекомендовал в случае чего блеснуть перед министром.
– Не может быть? – заинтересовался Жуков.
– Михайлин вызвал командира боевой части связи капитан- лейтенанта А. Кружельникова.
– Товарищ капитан-лейтенант, соедините каюту флагмана с Москвой.
Жуков сразу же следом за Кружельниковым направился к себе. Командир за ним.
Зашли. Связь – дело тонкое и капризное. Командир начал сожалеть: ведь если не получится – конец хорошим взаимоотношениям.
Вдруг зазвонил телефон. Михайлин снял трубку.
– Товарищ командир, – докладывал Кружельников, – связь установлена.
– Что делать? – несколько опешил Георгий Константинович.
– Набирайте номер домашнего телефона.
Командир вышел из каюты.
Через некоторое время вышел и Георгий Константинович: улыбка, какой Михайлин еще не видел.
– Ну молодцы, ну молодцы!..
В таком вот настроении он слушал доклады от генерал- полковника А. Радзиевского, генерал-лейтенанта Ф. Степченко, вице-адмирала С.Чурсина о результатах комплексной проверки корабля. Отзывы были самые высокие. Проверяющие отметили высокий уровень партийно-политической работы.
– А кто у вас замполит? – поинтересовался Жуков.
– Капитан-лейтенант Мачнев Николай Иванович. Людей знает прекрасно, лучше меня. А какая теоретическая подготовка, товарищ министр обороны: любой том Ленина откройте – и он вам скажет, что, на какой странице написано.
Память у Мачнева действительно была удивительная, и командир не очень опасался здесь перегнуть.
– Значит, сам в полковниках ходишь, – неожиданно резюмировал Жуков, – а заместитель в капитанах?
– Но я же звания не присваиваю… – начал было командир.
– Ну хорошо, хорошо…
А на второй день экипаж поздравлял Мачнева со Званием капитана 3 ранга, присвоенным досрочно.
– Давно на родине были? – как-то поинтересовался министр.
– Давно. Так вот все получалось: служба да служба, и отпуска толкового не видел.
– Ничего, съездим как-нибудь вместе. Там я строю Дом культуры для земляков.
Потом Михайлин видел этот Дом культуры. Очень скромненький. Видимо, на свои деньги строил маршал. Это тоже ему было "засчитано". Упрекали Жукова даже в том, что он лошадь, на которой принимал Парад Победы, отдал в родной колхоз. Хотя он сделал это после того, как ему доложили, что лошадь надо списывать…
– А вам нравится должность командира крейсера? – поинтересовался Жуков.
– Очень! – не задумываясь ответил Михайлин.
– Серьезная должность, – согласился Георгий Константинович. – Приказы о назначении подписывал, а вот только теперь понимаю, что значит командовать таким кораблем. Считаю, что крейсером, чтобы его освоить по-настоящему, надо командовать не менее трех-пяти лет. Я вот полком семь лет откомандовал. Не сожалею. За эти годы многому наперед научился. Бойтесь невежества в военном деле. Избегайте зазнайства, чванства. Для нас – военных это непростительно.
В своей каюте Жуков на книжной полке обнаружил Корабельный устав. И чувствовалось, что просмотрел его внимательно, потому что не раз заводил разговор с Михайлиным, отмечая достоинства устава.
– Все у вас расписано, ни одна мелочь не упущена. Знай – выполняй, и никаких происшествий не будет.
Эти слова полководца Михайлин вспоминал часто – и для себя, и для подчиненных. Даже в те времена, когда Жуков и имя его оказались в плотной тени.
Самому Владимиру Васильевичу с Г.К. Жуковым больше встретиться не удалось. Но не раз он встречался с людьми, которые хорошо знали Георгия Константиновича и обычно вспоминали его.
В 1969 году Владимиру Васильевичу, командующему Балтийским флотом, было присвоено звание адмирала. Позвонил министр обороны Маршал Советского Союза А.А. Гречко, поздравил и пригласил в Псков, куда летел. У секретаря обкома парти И.С. Густава пили чай. А. Гречко, С. Тимошенко, С. Горшков и В. Михайлин.
Андрей Антонович Гречко неожиданно спросил Тимошенко.
– Семен Константинович, что же вы не пишете мемуары? Смотрите, все написали. Вон Жуков какие мемуары написал…
Тимошенко улыбнулся.
– Э, вы ничего не знаете. Из того, что он написал там, далеко не все осталось. А ведь Жуков был единственный человеком, который никого не боялся. И Сталина не боялся. Он меня не раз защищал от Сталина. Особенно в начальный период войны. Очень смелый был человек.
Мудрый Тимошенко не просто так произнес эти слова. Зная времена, через которые пролегла жизнь Жукова, можно определенно сказать, что на смелых, воистину смелых, в стране был большой дефицит. И здесь рядом с Жуковым просто некого поставить.
Сам Георгий Константинович так оценивал свою отставку по словам редактора Издательства Агентства печати Новости Анны Меркиной:
"А этот (Хрущев. – Авт.) просто боялся конкуренции. Был момент, когда он зашатался, а я обеспечил ему поддержку армии. Он тогда меня искренне благодарил, но вывод сделал, а вдруг я пожелаю сесть на его место? Тогда Эйзенхауэр (во время воины командующий экспедиционными войсками союзников против гитлеровской Германии) был уже президентом США; думал, наверное, что и я мечтаю стать главой государства. Напрасно! Я никогда не хотел государственной власти – я военный, и армия – мое прямое дело.
ТАКОЙ ВОТ РАЗНЫЙ ЖУКОВ
7 марта 1990 г. я довольно неожиданно для самого себя встретился с маршалом авиации Руденко. Как-то мы разговорились с адмиралом флота Сергеевым, возглавлявшим Главный штаб ВМФ на протяжении почти трех десятилетий. Умный, интеллигентный человек с тонким чувством юмора и всегда уважительным отношением к собеседникам, он не только сам рассказывал, но и живо интересовался делами собеседника. И когда узнал, что я готовлю серию публикаций о Маршале Победы Жукове, то посоветовал мне встретиться с маршалом авиации Руденко, с которым был в приятельских отношениях. Мол это один из последних ныне военачальников, сохранивший о Жукове живые воспоминания.
Сергей Игнатьевич Руденко охотно встретился со мной. Его книгу воспоминаний, начиная с первого издания, грубейшим образом покромсали. Что-то переделывать уже не было сил. А вот рассказать он еще мог и хотел.
О СВОЕЙ КНИГЕ
