скачать книгу бесплатно
– Господа, опера начнется через минуту, – напомнил контролер после второго звонка.
– Простите, мне пора, – Арцыбашев, кивнув обоим, быстро вошел в ложу. Любимое кресло все еще пустовало, словно ожидая его. Отсюда доктор видел, как нарядные посетители наполняют зал, оживленно и беззаботно переговариваясь.
«Что им дело до войны на другом конце империи? – пронеслось в голове Арцыбашева. – Когда грянет здесь, тогда и задумаются».
Императорская ложа пуста. Доктор вспомнил, что совсем недавно у царя родился сын. «Хорошее наследство ему достанется, – подумал Арцыбашев. – Страна, истощенная войной и бунтами, повальная безграмотность, и такие „товарищи“, как Ильин и тот, второй…»
Развивать тему дальше он не стал. Прозвенел третий звонок, и в зале притушили свет. Занавес поднялся, с ходу грянул оркестр…
12
«Серый Петербург, родной и опостылевший… Как бы хотелось покинуть тебя навсегда, – со щемящей тоской думал Арцыбашев, возвращаясь после оперы домой. Закутавшись в пальто, он застегнул пуговицы до самой шеи, сжался от промозглой стужи, как застывшая пружина. – Как бы хотелось навсегда забыть тебя и твоих разношерстных жителей, забыть твой нервный пасмурный нрав, твои леденящие дожди, твой медленно кружащий снег…»
Пустеющие улицы, облитые тусклым светом ночных фонарей, придавали дороге унылую сентиментальность. Арцыбашев видел это столько раз, и столько раз при этом мучился безответными вопросами – что же делать дальше? Работать, пока позволяют? Пачкаться чужой кровью, смывать ее теплым душем и алкоголем? Крутить романы с молоденькими актрисами и танцовщицами? Копить деньги на безбедную старость? Жить степенно и неторопливо, заплывая жиром апатии? Помогать людям, но при этом оставаться абсолютно пустым и безразличным к их проблемам?..
– Останови, – сказал он Гришке, когда «форд» переезжал через мост. Арцыбашев вышел и подошел к самому краю перил, наклонился.
– Александр Николаич? – взволнованно спросил водитель. Доктор отмахнулся. Внизу – холодная мутная вода. Кинь в нее что угодно – проглотит и растворит в своей жадной, бездонной темноте. Арцыбашев представил, как он прыгает в нее – черную, словно нефть, и такую же вязкую; захлебываясь, идет ко дну… Ужасная и глупая смерть. Она далеко не мгновенная. Пуля в висок или петля на шею гораздо милосерднее.
Арцыбашев дослал портсигар и закурил. Его труп отнесет ниже по течению. Там его, с помощью багров и сетей, вытащат на берег – посиневшего, раздувшегося, едва узнаваемого. Положат в закрытый гроб, похоронят рядом с Анной… Доктор сделал последнюю затяжку и отбросил окурок как можно дальше в реку. Тот потонул с легким, едва слышным пшиком.
– Поехали к Тарасовой, – сказал он, возвращаясь в машину.
Арцыбашев стучался в дверь подъезда несколько минут, пока за ней не зажегся свет.
– Что вы ломитесь? – рассерженно бросил новый, незнакомый ему консьерж. – Все уже спят давно!..
– Я к Тарасовой, – Арцыбашев сунул ему сложенную купюру. – Провожать не надо.
– Да тише вы, господин, полночь уже! – консьерж, которому это место досталось по знакомству, очень дорожил им.
Виктория Тарасова жила на самом верху. Топая как можно громче, назло другим квартирантам, Арцыбашев добрался до нужной двери и нажал на звонок.
– Вика, открой, – попросил он, услышав за дверью мягкие шаги.
Щелкнув, дверь отворилась. Молодая светловолосая девушка в легком халатике (не иначе, собиралась ложиться спать) состроила удивленное лицо:
– Александр Николаевич?
– А кого ты ждала? – улыбнулся он.
– Никого. Я одна.
– Твой банкир все еще в Москве?
– В ней самой, со своей семьей возится. Обещал приехать на следующей неделе. Проходите… – Виктория немного посторонилась.
Арцыбашев снял пальто и пиджак, хозяином вошел в гостиную:
– Хорошее место он тебе нашел. И мебель обставил хорошую.
– Рада, что вам нравится, – девушка, тихонько звеня посудой, возилась на кухне. – Хотите чаю?
– Можно.
Арцыбашев сел в кресло. Напротив него стоял широкий диван. Рядом – изящный металлический столик; на стене книжные полки с юридической литературой – похоже, банкир бывал здесь довольно часто. У самой двери висел плакат Мариинского театра с постановкой «Лебединого озера». Среди фамилий актрис числится и Тарасова.
– Как нога, Вика? Не беспокоит? – спросил Арцыбашев.
– Все просто чудесно, – девушка вошла с подносом, на котором стояли чашки и сахарница. Поднос отправился на столик. – Репетиция прошла замечательно, – Виктория, сохраняя на лице вежливо-кокетливую улыбку, села на край дивана.
Арцыбашев указал на плакат:
– Премьеру больше не перенесут?
– Пусть только попробуют. Отыграем сезон здесь, и во Францию. Мой обещал.
– Любишь его?
– А что такое? – девушка лукаво улыбнулась. – Хотите отбить?
– Хитрая ты, вертихвостка, – улыбнулся в ответ Арцыбашев.
Виктория обиженно надула губки:
– Александр Николаевич, я вас не оскорбляла…
– Да ладно, я пошутил.
– Ох, и шуточки у вас…
– И все-таки? Любишь или нет?
– Ну, – она завела руки за шейку и томно потянулась, демонстрируя свою исключительную гибкость. – С нелюбимым в одну постель не ляжешь.
– Со мной же легла, – напомнил Арцыбашев.
– Причем здесь вы? – удивленно спросила девушка. – Вы мне тоже очень нравитесь.
– А если заведешь мужа и детей? Что тогда?
Виктория задумалась.
– Странные вы разговоры разговариваете, Александр Николаевич. Я еще молода, мне рано думать о муже.
«Верно, – мысленно согласился доктор. – Такая прилипала будет только к чужим приставать, своего никогда не заведет».
Он не любил Викторию, какие бы слухи вокруг них не ходили. Она была милой, но флиртуя, начинала просто по-детски дурачиться. Глупенькая и легкомысленная, словно птичка, она была готова броситься на грудь к любому, кто посулит золотую клетку и шелковую постель.
Как бы невзначай, девушка спустила край халатика, обнажая розовое плечико. Арцыбашеву вспомнилось, как он целовал его – такое горячее, нежно-бархатистое, как и все остальное ее тело. Виктория, как любая хорошая балерина или гимнастка, обладала удивительно хрупким, красивым телосложением и грацией. На вид ей было не больше шестнадцати, а реальный возраст, двадцать четыре года, был указан только в ее паспорте и медицинской карточке.
– Александр Николаевич… – кокетливо прошептала Виктория. – Вы пришли в такое позднее время, задаете такие странные вопросы… – ее голубые глаза смотрели игриво, узкие губы растянулись в предвкушающей улыбке. – Вы хотите провести осмотр?..
«Красивая и наглая девчонка, готовая взять от жизни все. Даже случайно подвернувшееся», – Арцыбашев понял, что не зря шальная мысль велела ему отправиться к Тарасовой.
– Лодыжка находится гораздо ниже, – сказал он.
Виктория закинула ножку на ножку. Край халатика скользнул, обнажая бедро и край кружевного белья…
В этот раз им никто не мешал. Медленно раздевшись, одаривая друг друга поцелуями и ласками, они переместились в спальню, на большую постель. Виктория оказалась сверху. Нависнув над Арцыбашевым, она схватила рукой его мощный возбужденный орган и попыталась втиснуть в узкий и горячий проход. Громко охнув – наконец ей это удалось – она, было, двинулась вниз, но мужчина крепко держал ее за плечи. Его губы и язык скользнули по крохотной груди девушки, подразнивая торчащие розовые сосочки.
– Ты мне за прошлый раз должен! – хрипло и зло бросила Виктория. Она схватила его за руки, переместила их на бедра, и выпрямилась.
– А-а-а-а… – ее глаза закатились. Вздрогнув с непривычки, она медленно двинулась вперед, потом назад. Арцыбашев вцепился в ее талию, помогая скользить быстрее. Его плоть, сдавленная тугой и не растянутой плотью девушки, сладко ныла, посылая в низ живота жгучий импульс наслаждения. Но Виктория кончила первой. Выгнувшись, она простонала и содрогнулась, а потом, тихо скуля, припала к груди Арцыбашева.
«Так не годится», – он перевернулся, сгреб девушку под себя – ее тонкие ножки едва сомкнулись вокруг его поясницы, и принялся быстро накачивать ее.
Несчастная Виктория сжалась под ним. Ее голубые глаза наполнились страхом. Большой и очень мощный Арцыбашев может запросто раздавить ее! Она чувствовала, как он долбит ее внутренности, посылая в глубину ее живота искрящие сигналы возбуждения. После некоторого сопротивления, вызванного вполне реальным опасением за свое здоровье, Виктория отдалась им – ее искаженный муками наслаждения ротик выкрикивал стоны.
Арцыбашев задвигался быстрее – он сейчас кончит, зальет ее полностью! Поняв это, девушка несколько раз двинулась ему навстречу, пока не ощутила мелкую дрожь во всем его теле. Мужчина глухо застонал, вжал девушку в постель (у нее свело дыхание и потемнело в глазах), и в несколько мощных толчков излился в нее.
Медленно приходя в себя, Виктория поняла, что все еще жива и, кажется, невредима. Она лежала, как брошенная кукла – руки и ноги в стороны, внизу живота сладко и болезненно саднило, а между ног медленно текло.
Одетый Арцыбашев сидел на краю постели и курил.
– Саша… – прошептала она. Мужчина не ответил. Виктория позвала погромче.
Арцыбашев поднялся, посмотрел на нее, удрученно покачал головой – «чуть не искалечил», краем простыни вытер у нее между ног и укрыл тело покрывалом.
– Прощай, Виктория.
Девушка закрыла глаза и тихо всхлипнула. Она только что поняла, что навсегда разлюбила банкира.
Арцыбашев допил остывший чай, отнес посуду на кухню, помыл ее и расставил по местам. Накинув пиджак и пальто, он вышел в подъезд и так хлопнул дверью, что гул эха отозвался до самого чердака.
13
– А сейчас, дамы и господа, перед вами выступит несравненная акробатка и гимнастка!.. – конферансье, и по совместительству директор цирковой труппы, господин Самсонов выдержал важную паузу, продолжив с новым порывом вдохновения: – Звезда и принцесса нашего цирка – госпожа Эльза!..
Свет в зале погас. Лишь прожектор, поставленный у оркестра, одиноким лучом реет под сводчатым куполом.
– Сейчас ты сам увидишь, папа!.. – восторженно прошептала Ника. Арцыбашев, вслед за остальными зрителями, следил за движением луча.
Где же она? Где же принцесса?
– Вот! – показала и ахнула Ника, и вместе с ней ахнул весь зал.
Под куполом, из ниоткуда, появился канат. За его размочаленный кончик, уцепившись зубками, висела маленькая женская фигурка в обтягивающем пестром трико. Уловив ее, луч остановился.
– Это Эльза! – воскликнула Ника.
– Тише, милая моя… – прошептал Арцыбашев.
Девушка развела руками, и оркестр заиграл – он ждал этого знака. По залу полилась ритмичная, немного грустная мелодия, как нельзя лучше подходящая к карнавально-ярмарочной атмосфере цирка.
Луч прожектора ушел чуть выше. Эльза, плавно взмахивая руками – словно диковинная птица, стремящаяся добраться до его света – поднималась следом, но внезапно сорвалась и упала вниз…
Толпа издала единый вздох ужаса, а вслед за ним и облегчения. Птичка в пестром трико приземлилась на трос, протянутый над ареной. Сидя на нем в полном шпагате, Эльза жалостливо потянула руки вверх. Луч опустился ниже, слева и справа к девушке полетели блестящие обручи. Эльза, медленно поднимаясь, ловила их изящными закрученными движениями.
– Смотри, папа!.. Смотри!.. – шептала пораженная Ника. Обручи продолжают лететь, и девушка ловит их все. Раскручивая их вокруг талии и на руках, она встает на носки, убирает с троса ногу – несколько обручей крутятся на ней. Луч медленно, по диагонали скользнул мимо нее, опускаясь ниже и уходя все дальше. Эльза вздрогнула так, словно вспомнила о его существовании. Едва уловимым движением обручи улетают в стороны, а девушка, делая прыжок, тянет руки к нему…
Но вместо него ей навстречу летит узкая трапеция. Цепляясь за перекладину, Эльза раскачивается из стороны в сторону. Луч, словно дразня, тут как тут. Он ползет наверх – и девушка летит к нему. Но луч, стоит ей приблизиться, поднимается выше, и вместо него ее руки встречает новая трапеция. Каждый раз он появляется все выше и выше, заманивая своим светом, и каждый раз появляется новое препятствие, мешающее добраться до него.
Музыка становится все тише и грустней. Девушка, повиснув на последней перекладине вниз головой, стыдливо спрятала лицо в ладошки. Ей никогда не достичь луча, никогда не коснуться его света.
Купол цирка озаряется ярко-синим цветом, знаменуя нечто особенное.
Внезапно начинает играть скрипка. Она берет немного дерганный, динамичный, яркий мотив. К ней присоединяется пианино. Их угрожающий унисон говорит, что еще не все кончено.
С вершины к девушке спускается темно-синяя толстая лента. Самый конец касается ее пальцев – Эльза нащупывает его, отпускает трапецию и начинает карабкаться, обматывая ленту вокруг своей тоненькой талии. За это время купол становится ало-багровым, как самое горячее пламя.
Добравшись до середины, Эльза отпускает руки. Раскручиваясь вокруг своей оси, она цепляется за ленту ногами, и кружится в странном, сказочно-гротескном танце. Скрипка с новой мощью рвется над оркестром, диктуя свою, агрессивную и отчаянную музыку. Она поддерживает Эльзу между куполом и ареной, не давая упасть, но и не позволяя взлететь. В дело вступает пианино, его аккорды подбадривают девушку – двигайся вперед, к задуманной цели! Эльза стремительными взмахами добирается почти до верхушки купола, и так же внезапно, кружась всевозможными пируэтами, цепляясь руками и ногами, словно имитируя падение, опускается все ниже и ниже…
По мере того, как успокаивается и затихает музыка, девушка касается пальчиками рук покрытой песком арены. Кувырок через спину, и вот она крепко стоит на ножках. Скромная усталая улыбка – единственное, что она может дать взамен на бурные овации.
– Что скажешь, папа? – слышит она звонкий голос светловолосой девочки в первом ряду.
– Да… – протягивает ее отец, хмурый и неприветливый с виду мужчина в дорогом костюме. – В целом – неплохо, Ника.
«Неплохо? – Эльза делает поклон и уходит за кулисы. – Неплохо?..»
Знал бы этот умник, как тяжело ей давался этот номер! Сколько синяков она набила на спине и ребрах, пока не зазубрила момент появления и захвата трапеции! А музыка?! Она доводила дирижера и оркестрантов до бешенства, но добилась нужной мелодии в нужных местах своегономера!
И все это ради того, чтобы какой-то напыщенный чурбан сказал: «Неплохо»?!
«А ведь его дочке понравилось», – вспомнила она. Но даже это не помогло девушке вернуть хорошее настроение.
Самсонов, спеша представить следующий номер, выскочил на сцену сразу после нее. Эльза не заметила, что он, пробегая мимо, бросил в нее очень злой взгляд.
Она вернулась в крохотную гримерку – подальше от удушливо-натопленного зала и дикой смеси из духов и разномастных запахов зрителей. Смыв блестки и грим с лица, девушка распустила короткие пепельно-белокурые волосы. Затем, с облегчением скинув пестрое, мокрое от пота трико, переоделась в простенькое ветхое платье.
– Оля, тебя там Самсонов ищет, – в гримерку заглянул размалеванный до неузнаваемости клоун-арлекин. – Сердитый, как цепной пес.
– Спасибо, дядя Юра. Я сейчас подойду… – ответила девушка, оттирая с покрасневшего лица капельки выступающего пота.
– Умаялась, поди?
– А как иначе? – она пожала плечиками. Третье выступление за день вытянуло из нее последние силы – спасибо Самсонову, что еще одно не повесил, иначе она бы не смогла сама со сцены уйти. – Что ему нужно?
