скачать книгу бесплатно
– Не знаю, Оля. Что-то важное, кажется.
– Я сейчас подойду… – повторила девушка.
– Да ты погоди, Оля – отдохни хоть чуток. Вон, с тебя пот в три ручья льется, – клоун подал ей огромный шелковый платок, – вытрись хорошенько. Ох, задала ты копоти и себе, и публике! После такого представления наши кривляния только зевоту вызовут.
Девушка благодарно улыбнулась – ее большие темно-карие глаза тепло засияли.
– Юрка, наш выход будет!.. – крикнули клоуну снаружи. – Ты где?!
– Мне пора, Оля!.. – он встрепенулся и убежал, громко топая огромными башмаками.
– Удачного представления… – прошептала она и невесело выдохнула.
Сгорбившись на табуретке, девушка прикрыла глаза, ощущая, как ноет каждый мускул в натруженном теле. Подниматься и идти к Самсонову, раздраженному неизвестно чем, не хотелось. Лечь бы и отлежаться до завтра…
«Завтра… – она вспомнила, что завтра у нее еще три выступления, и послезавтра, и так до конца месяца. – Это бесконечное завтра…»
Она поднялась и отправилась обратно за кулисы, искать Самсонова. Впрочем, он нашел ее раньше:
– Где ты шляешься, черт возьми? Кого не спросишь – никто не знает!
– Что случилось, Игорь Николаевич?
– Не сейчас. Иди к выходу и жди!
– Хорошо, Игорь Николаевич, – покорно ответила девушка. Самсонов процедил сквозь зубы что-то грязное и направился к сцене – программа еще не закончилась.
Самсонову шел пятьдесят шестой год. В молодости он сам был простым циркачом – играючи сгибал железные прутья, поднимал четырехпудовые гири, боролся с медведями. Потом у него развилась грыжа – ее вырезали, но выступать запретили. Самсонов не отчаялся. Из силача он переквалифицировался в конферансье, собрал свою собственную труппу и начал гастролировать по всей Российской империи.
Шли годы, и дела у Самсонова ладились – он обрел известность и заметный вес, начал заниматься продвижением других, мелких трупп и отдельных артистов. Самсонов поважнел, стал носить дорогие костюмы с жилетками и непременной золотой цепью. Он стриг бороду на крутом подбородке, и подкрашивал волосы на голове черной краской, маскируя густую седину.
Его и Эльзу связывали не совсем обычные отношения. Юную и талантливую гимнастку Самсонов заметил в одном из бродячих коллективов; но, поскольку сам коллектив его не интересовал, он просто взял и отбил гимнастку к себе, пообещав ей хороший, денежный контракт.
Вскоре девушка стала его любовницей. Самсонов наслаждался ее свежестью и тратил ее молодость не только в ресторанах и гостиницах, но и на сцене. Он дал ей полную творческую свободу действий, но непременно указывал на контракт – выступи столько-то раз, если хочешь заработать. И она работала, не щадя своих мускулов и костей – набивала синяки и ссадины; падала, сдерживая слезы боли; ломала голову над номерами, которые должны неизменно покорять привыкших ко всему зрителей.
А Самсонов постепенно старился, богател и подыскивал новую любовницу на замену. Вскоре он нашел ее, в другом коллективе. Госпожа Элеонора, дрессировщица пуделей, чей номер присутствовал в программе, но пользовался несравнимо меньшим успехом, удачно сменила госпожу Эльзу. И, пока девушка тренировалась и репетировала, Самсонов в компании с новой пассией ездил развлекаться, убеждаясь, что нашел наиболее подходящую кандидатуру.
Пренебрегая Эльзой все сильнее, он стал покрикивать на нее, делать едкие замечания на репетициях и после выступлений. Это сильно задевало девушку, но она не до конца понимала, чем вызвана его враждебность. Теряясь в догадках, она решила, что Самсонову просто не нравятся ее номера.
Эльза стояла у выходной двери, за кулисами. Послышались тяжелые шаги Самсонова.
– Пора нам расходиться, – бросил он. – Я больше не люблю тебя, да и контракт твой скоро истекает.
– Что?.. – растерянно спросила девушка. Темно-карие глаза непонимающе смотрели на него.
– Ты все слышала. Собирай свои вещи и проваливай.
– Я…
– Ты мне больше не нужна! – рявкнул Самсонов и толкнул ее. Девушка упала.
– Не нужна… – прошептала она. – Ты другую завел, что ли?
– Какая догадливая, – насмешливо сказал он.
Девушка зажмурилась – как на тренировках, когда от боли были готовы потечь слезы.
– Я слышала слухи, и не верила… Я считала, что все вранье… – две жгучие дорожки заблестели на ее щеках. – А ты…
– Четвертый год здесь работаешь, и все еще веришь в сказки? – издевательски весело спросил Самсонов. – Короче – собирай свои шмотки, освобождай гримерку и убирайся к чертовой матери!
– Нет. Не уйду…
– Что?
– Не уйду! – упрямо крикнула она. Ее глаза, наполненные слезами, потемнели от гнева, стали практически черными. – Контракт пока в силе, сам сказал!
– Ну, тогда оставайся и работай, тварь, если сможешь! – Самсонов ткнул ее сапогом в голову, повалил навзничь. – Принцесса цирка…
Девушка медленно поднялась. Дернув за дверную ручку, она вышла из закулисья на улицу. Ветер гнал по серому небу оборванные тучи. От холода ее кожа покрылась мурашками, но она даже не заметила; и когда с неба начали падать – сначала робко, потом все смелее, стылые капли дождя – она не пошевелилась.
14
– Чертов дождь… – Арцыбашев глянул на небо. На лоб упало несколько капель. – Крышу подними, Григорий.
– Уже исполняем, Александр Николаич, – ответил водитель.
Красный «форд» накрыло черным зигзагом козырька. Машина снизила скорость, прижалась к краю дороги.
– Зонт забыл взять, черт, – когда машина заехала на небольшой дворик перед моргом, Арцыбашев черной молнией метнулся к его входу.
– Мне нужен господин Навалов, – сказал он на регистратуре. – Я – Арцыбашев.
Через пару минут подошел полный мужчина в грязно-сером халате. Он кивнул лысеющей головой – линзы его очков тускло блеснули:
– Навалов, патологоанатом. Пойдемте со мной. Я позвонил, как только ее привезли.
– Ее отец приезжал? – спросил Арцыбашев.
– Пока нет. Ждем с минуты на минуту.
– А Яковлев, помощник полицмейстера?
– Уже здесь. Пойдемте, – с нетерпением повторил патологоанатом.
Навалов провел Арцыбашева по длинному, обшарпанному и мрачному коридору, завел в одну из холодных, отделанных кафелем комнат. «Точь-в-точь операционная», – подумал Арцыбашев. В ее центре стоял тяжелый железный стол, покрытый широкой простыней, под которой угадывался силуэт человеческого тела.
– Здравствуйте, – вошел Яковлев. Увидев стол, он изменился в лице. – Ох, Господь милосердный, – он перекрестился.
– Прокофия Захаровича пока нет… – сказал Навалов.
– Да и плевать на него, – Арцыбашев подошел к столу и откинул простыню до плеч.
– Господь милосердный… Господь милосердный… – Яковлев побледнел, но взгляда от лица Анны не отвел.
Арцыбашев с каменным выражением рассматривал безобразную и едва узнаваемую маску, в которую превратилось лицо жены – ледяная синюшная кожа, плотно сжатые веки, скривившиеся в мучительной агонии губы, высунутый прикушенный язык. На ее шее темнел кривой глубокий рубец.
– Асфиксия… – задумчиво протянул Навалов. Арцыбашев понял и без его подсказки.
– Вы ведь недавно стали помощником? – спросил он у бледного Яковлева. Тот кивнул. – Впервые видите труп? – он снова кивнул. – А жена у вас есть? – опять кивнул. – Если она решит повеситься, будет выглядеть так же, – подвел итог Арцыбашев.
– Да, нам еще повезло, что ваша супруга ничего не ела, – сказал Навалов. Арцыбашев строго посмотрел на него. – Вы же понимаете, как врач врача, – скромно добавил тот.
– Понимаю. У висельников с набитым кишечником все выходит – через низ, разумеется, – пояснил Арцыбашев для Яковлева. – Здесь могла стоять такая вонь, что вы бы плавали в море рвоты.
– О боже, царица небесная… Может, хватит осмотра? – попросил помощник полицмейстера. – Я все запишу и отправлю к делу.
– Его закроют? – спросил Арцыбашев.
– Безусловно. Жертва мертва, убийца тоже.
– Осталось разобраться с клиникой этого недоучки Градова, – продолжил доктор. – Никакой он не врач, и с Фрейдом не связан. Окончил в Ярославле курсы фельдшеров, вот и все его образование.
– Откуда вы знаете? – спросил Яковлев.
Арцыбашев достал из пальто смятые, исписанные листки:
– Здесь вся информация. Трясите его, как грушу, со всех направлений. Он даже меня обдурил, а я такого простить не могу… – он посмотрел на Навалова с презрительным подозрением: – Вы то хоть настоящий врач?
– Я?.. – Навалов испуганно встрепенулся, но тут же осмелел. – Да, голубчик, врач – не только патологоанатом, но и терапевт. Хоть в Париже не учился, а все же диплом имею. А сейчас иду на второй, между прочим.
– Приятно слышать, – Арцыбашев протянул ему сторублевую купюру. Глаза Навалова расширились от такой неожиданной щедрости. – Спасибо, коллега, что потратили время на нас.
– Постойте, а как же Антонов? – спросил он, не забывая спрятать деньги в карман халата.
– Кто не успел, тот опоздал. А мне надоело дышать трупными парами. Вы, – сказал Арцыбашев Яковлеву, – впустили их в себя уже сверх меры.
– Тогда я ухожу… – пробормотал тот в ответ.
Угрюмый и мокрый Прокофий Антонов, топтавшийся возле регистратуры, спорил с дежурным:
– Да, когда же ваш доктор придет-то?
– Скоро должен быть.
– Да я уже двадцать минут жду!..
Потеряв жену и дочь, Прокофий осунулся и поседел, стал выглядеть совсем жалко. Исчез умелый хлопотный делец – вместо него на свет выполз тусклый, пахнущий перегаром бродяга.
– Что такое? – спросил Навалов.
– Вот – на опознание приехали, – ответил дежурный.
Прокофий, увидев Арцыбашева, выпучил глаза.
– Ты!!!.. – возглас потонул в свирепом животном рычании.
– Прошу не тыкать, – возразил Арцыбашев. – Мы не на рынке.
– Сукин ты сын, сволочь проклятая! – Прокофий, воспрянув прежними силами, медведем пошел на него. Дежурный и прибежавший на помощь персонал скрутили его, прижали к стене.
– Ты меня всего обескровил, поганец! – брызжа слюной, кричал Прокофий. – Для чего я работал?! Для чего жил?!
– Похороны Анны я оплачу, – ледяным тоном сказал Арцыбашев и вышел из морга.
15
«Все, к черту!» – добежав до машины, он хлопнул дверцей и прикрикнул на водителя:
– Будем ясной погоды ждать? Поехали уже!
«К черту это все! – яростно пережевывал Арцыбашев пережитое. – Все к черту! Надоело! Продам клинику, все продам и уеду к чертовой матери отсюда! Заберу мать и дочь – все, прощай, Россия! Поселюсь где-нибудь в Швейцарии! А ведь меня звали, да еще на такую высокую должность! Что же я тогда не согласился-то? Гордость взыграла, не иначе. Толку, что за тридцать – все такой же глупый и самонадеянный! Черт с ними! Выкручусь… открою новую клинику… и дом будет у озера, а не в этом помпезном склепе!»
– Александр Николаич? – опасливо обратился водитель. – А куда ехать-то?
– В клинику ко мне дуй, будь она проклята, мать ее…
Арцыбашеву сразу вспомнилось сегодняшнее представление в цирке; а точнее, госпожа Эльза.
«Ну и выдумали ей имечко, да еще и принцессой прозвали! Дура из дур – по канатам научилась лазить под музыку, развлекать дурное стадо своим трюкачеством! Тоже мне, наука! А ведь как похожа на Тарасову – и вытяжкой, и телосложением! Все один в один! Жаль, что ее лица не разглядел. Наверняка такое же глупое и голубоглазое. Может, вообще подросток? Может быть, даже мальчик? – Арцыбашев поморщился от отвращения. – Чем же Ника так восхищается в этой циркачке? Впрочем, несмышленое детское сердце никогда не видит дальше блесток и фокусов».
Доктор прикинул – а если бы эта Эльза во время номера сорвалась по-настоящему? Скорее всего, сломала бы шею и умерла на месте, и это в лучшем случае. В худшем – выжила, но осталась бы парализованной до конца жизни.
Возле клиники Арцыбашева стоял черный автомобиль. Его водитель, облаченный в шинель с погонами лейтенанта, вальяжно оперся на вытянутый капот и курил папироску. Похоже, дождь его абсолютно не волновал.
Машина доктора встала рядом. Арцыбашев кинул быстрый взгляд в сторону лейтенанта (тот продолжал курить, не замечая ничего вокруг) и зашел в клинику.
– Александр Николаевич, – вахтер поднялся из-за стойки. – К нам приехал генерал-фельдмаршал Костромской.
– Не знаю такого.
– Ну как же… герой Русско-турецкой… на прошлой неделе звонил…
– Ах, этот, – Арцыбашев глянул в окно. Черная машина стояла, но ее водитель, докурив, спрятался в салоне. – Решился-таки? И где он?
– В приемной. Маслов с ним разговаривает.
– Кто сегодня дежурная сестра?
