скачать книгу бесплатно
Возникший в дверях слуга почтительной тенью скользнул к креслу княгини и с поклоном протянул ей конверт.
– Что там такое, Трофим?
– Письмо для барыни. Из Петербурга.
– Это приглашение на императорскую охоту и бал у его высокопревосходительства генерал-фельдмаршала. Должно быть, их принесли после нашего отъезда. А… и ещё письмо от Аграфены Васильевны Салтыковой. – Княгиня бегло улыбнулась мужу и развернула бумагу.
– Так что, ты говоришь, у тебя приключилось? – Отец вновь обернулся к Филиппу.
– Сперва сломалось колесо и пришлось ехать верхом, а потом мы с Данилой нашли в лесу…
Удивлённо-испуганный возглас прервал его, и оба, Филипп и отец, обернулись в сторону княгини. Лицо её, только что совершенно безмятежное, внезапно утратило живую прелесть и сделалось похожим на гипсовую маску.
– Что стряслось, Маша?
Мария Платоновна – вот как её звали – подняла на мужа широко распахнутые глаза, в которых колыхался страх.
– Грушенька пишет, что вчера на приёме в австрийском посольстве арестовали Фёдора Романовича Ладыженского.
– Фёдора? – отец нахмурился. – За что же?
– За участие в комплоте против государыни. Тайной канцелярией…
Мария Платоновна протянула письмо через стол, бумага в её руке мелко дрожала.
Отец взял, чуть помедлив, пробежал глазами.
– Взят под стражу… Чепуха какая!
Он раздражённо бросил послание на стол.
– Чтобы Федька да в интриги мешался? В жизни не поверю! Он и по молодости-то с политикой не баловал. Сей день озабочен лишь как бы сыну протекцию сыскать да пристроить в полк поавантажнее. Какие комплоты! Ушаков вконец свихнулся от подозрительности. Всё перед государыней выслуживается, рвение выказывает, паук поганый!
Княгиня сравнялась лицом с цветом своего утреннего платья.
– Что ты, Маша?
– Не говорите так, Андрей Львович… Это опасно. А Ладыженский… кажется, вы дружили с ним? Родственников и друзей всегда допрашивают… Я боюсь.
Отец поморщился.
– Экие глупости, право! С чего меня допрашивать? Дружились мы в юности. А нынче уж лет десять, как только здороваемся. Что за мысли тебе в голову идут?
Отец явно был раздосадован, и за столом воцарилось угрюмое молчание. Лишь отодвинув пустую тарелку, он вновь повернулся к Филиппу:
– Мы едем в Петербург – государыня устраивает охоту. Нас почтили приглашением. Ты мог бы отправиться с нами, я ввёл бы тебя в столичное общество.
– Простите, батюшка, я бы хотел отдохнуть некоторое время, если позволите.
– Хорошо. – Отец поднялся. – Отдохни. Но князю Порецкому не пристало в деревне сидеть, робость не добродетель для мужчины.
*******
Поднявшись в свою комнату, Филипп убедился, что гость по-прежнему спит. Будить не стал и, оставив при нём Данилу, пошёл к себе.
На душе было мутно. Постаревший незнакомый отец, мачеха, оказавшаяся юной и беззащитной, и история с арестом человека по имени Фёдор Ладыженский – всё это произвело на Филиппа тяжкое впечатление.
Он бродил по комнате, зачем-то трогал мебель и стены, и никак не мог собрать воедино мысли.
Через пару часов заглянул слуга и сообщил, что барин ждёт молодого князя в библиотеке.
Он застал отца облачённым в дорожный костюм.
– Мы уезжаем, но я всё же рассчитываю, что в ближайшее время ты присоединишься к нам, – сказал отец, прощаясь.
Филипп проводил его до кареты, в которой уже сидела Мария Платоновна. В бархатном голубом плаще и чепце, украшенном розовыми лентами, она казалась совсем девчонкой.
Отец распахнул дверцу, но прежде, чем успел сесть в экипаж, на дороге, ведущей к дому, показалось трое всадников.
Заметив карету, первый пустил лошадь галопом.
– Я имею честь видеть его сиятельство князя Андрея Львовича Порецкого? – крикнул он на скаку.
Отец смотрел на приближавшегося с брезгливым недоумением. Человек был в потрёпанном мятом кафтане, стоптанных сапогах, да и треуголка явно знавала лучшие времена.
– Что вам угодно? – холодно проговорил отец, когда странный человек спешился и поклонился.
– Экспедитор Тайной канцелярии, Малютин. Имею предписание опросить ваших дворовых и хотел бы, если позволите, задать вам несколько вопросов.
*******
Заснуть удалось лишь на рассвете. Усталость и потеря крови всё-таки взяли своё.
Ночью же, когда чрезмерно гостеприимный хозяин, наконец, оставил Алексея в покое, сон категорически отказался врачевать его душу.
Угар последних дней рассеялся, и рана заболела. Да как заболела! Не дырка в груди, эта боль как раз была благом – лишь она ещё отвлекала Алексея, тушила бушевавший в душе пожар.
Как Она могла?! Она, шептавшая ему во время жарких ночей: «Ты жизнь моя!»
Алексею хотелось выть. Ну почему этот проклятый немец промахнулся! Как сказал тот лекарь с кроличьими глазами? Полвершка? Всего полвершка левее, и он был бы теперь свободен от этого тела, от острой боли, в которой корчилась его душа. Покойник… это ведь от слова покой? Как он хотел покоя! Чтобы не думать, не слышать, не вспоминать, стоит лишь закрыть глаза, Её в объятиях рыжего немца…
А может, это его вина? Конечно, кто он такой, чтобы подобная женщина его любила? Бедный кадет, мечтающий о чине поручика… Смешно! Она богиня! Умная, красивая, страстная!
Но тогда зачем? Выходит, прав отец, и ей нужен был лишь его любовный пыл… И, насытившись, она бросила его, как швыряют на землю яблочный огрызок…
Отец… Их последняя встреча была ужасна. Окаменевшее, мрачное, совершенно чужое лицо вновь, в который уже раз за последние две недели, всплыло в памяти. Только теперь обиду и боль заглушал стыд. Отец был прав. Она никогда не любила Алексея. Она лишь развлекалась с ним…
Злые слёзы выступили на глазах, руки сжались в кулаки. Он сделает карьеру! Он станет генералом, а может, и фельдмаршалом! Она ещё пожалеет, что так обошлась с ним!
Тут Алексей вспомнил, что, скорее всего, службу ему придётся начать солдатом, и застонал.
Какой же он был идиот, господи! Ведь даже Игнатий Чихачов – Игнатий, считавшийся самым беспечным, самым безугомонным кадетом, шалопут, притча во языцех, которой стращали учащихся младших классов – убеждал его не делать глупостей!
Наконец, Морфей[12 - Бог сна в древнегреческой мифологии.] всё же сжалился над Алексеем. Болезненные, точно синяки, мысли начали путаться, отступать, и Алексей провалился-таки в утешительное небытие.
Открыв глаза, он не сразу понял, где находится. Комната тонула в вечернем сумраке, а сидящий возле постели человек показался смутно знакомым, но кто он, Алексей не помнил.
Ах да… Молодой князь Порецкий. Просто удивительно, как этот юноша походил и одновременно не походил на своего отца… Те же черты лица, только совсем молодые, но вместо надменного горделивого взора – потухший взгляд утомлённого жизнью старца.
– Добрый вечер. – По губам князя прошла улыбка, бледная, как зимнее небо, но в карих глазах Алексей заметил беспокойство. – Как вы чувствуете себя?
– Уже совсем хорошо. – Он постарался придать голосу бодрости и невольно поморщился – так фальшиво прозвучало заявление.
Но собеседник, похоже, этого не заметил. Отчего-то он сделался мрачен, засуетился, встал. Пряча глаза, прошёлся по комнате, зачем-то переставил с места на место гранёный пузырёк с микстурой от вчерашнего эскулапа и, наконец, повернулся к Алексею.
– Скажите, Алексей Фёдорович, Фёдор Романович Ладыженский не приходится вам родственником? – Тон у князя был странный.
– Это мой отец. – Алексей нахмурился.
Князь вдруг побледнел, но глаза прятать перестал.
– А нет ли в Петербурге другого человека с таким именем? – спросил он тихо.
– Насколько я знаю, нет. – Алексей напрягся. – Что с моим отцом?
– Ваш отец был вчера арестован.
*******
Гость облегчённо выдохнул, окаменевшее лицо его ожило.
– Как вы меня напугали… – Он взглянул на Филиппа сердито. – С чего вам пришла в голову подобная нелепица?
– Отец и мачеха обсуждали это за завтраком. – Филипп говорил тихо, резкий тон гостя почему-то не обидел его.
В лице Ладыженского вновь мелькнула тень беспокойства.
– Рассказывайте! – приказал он.
Филипп кратко изложил услышанное за столом.
– Тайная канцелярия? Комплот? Что за ерунда! Отец в жизни не интересовался политикой… – Ладыженский сел на постели. Теперь в глазах его стояла тревога.
– Быть может, он просто не рассказывал вам о своих делах?
– Да нет же! Вы не понимаете… Сие попросту невозможно! Отец – бывший офицер, он присягал государыне. Он всегда считал, что государь послан Богом. Когда государыня взошла на престол, отец был против кондиций[13 - Императрица Анна Иоанновна вступила на престол после смерти единственного прямого потомка Романовых мужского пола – Петра II. До этого Анна была вдовствующей герцогиней Курляндской. Группа аристократии – Тайный Верховный совет, пригласила Анну на Российский престол в обход цесаревны Елизаветы, решив, что намаявшуюся в скудности на чужбине Курляндскую герцогиню будет проще подчинить своей воле. Для этого её заставили подписать свод соглашений, ограничивающих самодержавную власть – кондиции. Однако впоследствии Анна при поддержке гвардии и дворянства, не одобрявших затею «верховников», те кондиции «изодрать изволила», и ограниченной монархии в России не случилось.] – говорил, России нельзя без абсолютства[14 - Самодержавия.]! Он не может быть заговорщиком, он прямой и честный человек! Это ошибка или чья-то злая шутка…
Филипп исподлобья следил за гостем. Тот внезапно замолчал на полуслове и, хмурясь, уставился на собеседника.
– Кажется, это не всё, что вы хотели сказать мне? – он смотрел напряжённо и вместе с тем, словно бы умоляюще.
– Три часа назад здесь был экспедитор Тайной канцелярии с двумя солдатами. И разыскивали они… вас.
С минуту Филипп и Алексей Ладыженский смотрели друг другу в глаза.
– Тогда почему я ещё здесь? – Голос Ладыженского внезапно осип.
– Так получилось, что я не успел сообщить отцу о вашем присутствии в доме. Дворня вас не видела, и, кроме меня и Данилы, про вас никто не знает…
– И… вы ничего им не сказали? – В тоне гостя послышалось удивление.
– Я хотел поговорить с вами.
– Что они сообщили?
– Ничего определённого, – Филипп вздохнул, – только то, что ищут вас. Раз вы не осведомлены о делах вашего батюшки, то вас наверняка разыскивают, как свидетеля. Вы же самый близкий ему человек…
– Я должен ехать в Петербург. – Ладыженский начал вставать. – Вы позволите воспользоваться вашим экипажем?
– Я бы рад, но моя карета ещё вчера здравствовать приказала, а отец с мачехой уже уехали в столицу. Кроме того, вам сейчас не стоит трястись по колдобинам – откроется кровотечение.
– Значит, я поеду верхом! – Гость встал, с трудом удерживая равновесие. – Свободная лошадь в ваших конюшнях, надеюсь, найдется?
Филипп видел, как побледнело его лицо, глаза будто запали, а нос заострился. Сделав пару шагов, Ладыженский вдруг пошатнулся и потерял сознание, Филипп едва успел подхватить его.
Обморок длился недолго, лишь только Филипп вместе с молчаливым хмурым Данилой переложили раненого на постель, как тот открыл глаза.
Он, было, вновь попытался подняться, но тут же бессильно откинулся на подушку, губы посерели, а на лбу выступила испарина.
– Вы не сможете никуда ехать в ближайшее время, – констатировал Филипп со вздохом.
– Я должен! – сквозь зубы процедил Ладыженский.
Но было совершенно ясно, что это – лишь пустые слова. Дабы осознать сие, гостю потребовалось некоторое время, по истечении которого в его сухом, отстранённом тоне зазвучала растерянность:
– Но что же делать? Я не могу оставаться здесь.
– Почему?
– Как я могу скрываться, если отец в беде? Да и потом, у вас и ваших близких могут быть неприятности из-за меня…
– О последнем не беспокойтесь – батюшка уехал, фискалы тоже, а слуги вас не видели.
– Но отец… Я должен помочь ему!
– Как?
Гость смутился.
