скачать книгу бесплатно
– Не тревожься, я смогу отпор дать, если что, – он похлопал по седельной сумке с пистолетом.
Данила покачал головой с явным сомнением.
– Ну да… Этот, небось, тоже так думал, а теперь лежит тут, не то живой, не то мёртвый…
Не вступая в очередной виток препирательств, Филипп дал коню шенкеля.
*******
Как только свернули с Нарвского тракта, началось сущее мучение. Граф Сиверс и барон Корф уже не первый год вели тяжбу, решая, кому из них надлежит обихаживать проезжий тракт, проходивший как раз по границе их земель. Оттого на дороге не было не то что песка, а даже и фашины[10 - Связка прутьев, перевязанная веревкой или проволокой. Применялась в дорожном строительстве.] все ушли в разбухшую от распутицы землю.
Трясло экипаж немилосердно. И Лиза уже через четверть часа почувствовала дурноту – её всегда укачивало в пути.
Элен и Соню такая езда ничуть не утомляла. Обе были довольны и румяны, а каждый новый толчок, от которого они валились друг на друга, вызывал у них лишь взрыв весёлого смеха.
Едва карета выехала из ворот монастыря, где Лиза с сестрой провели последние два месяца, как Элен впала в эйфорию, граничащую с буйством. Она пела, смеялась, тормошила Лизу с Соней и вообще вела себя, точно дитя.
Сейчас, в конце длинного и утомительного путешествия, Элен заметно поутихла, но по-прежнему пребывала в отличном настроении. Тосковать и скучать она не умела и даже в обители находила силы и время для милых проказ. Причём монашки отчего-то не сердились на неё, а только улыбались грустно и немного устало.
Отсутствие кислого лица фрау Шмулер тоже добавляло прелести поездке. Лиза искренне старалась посочувствовать гувернантке, отравившейся солёными груздями, но отчего-то сочувствие получалось ненастоящим, как оловянная ложка, покрытая серебром.
Путешествовать в компании дворовой девушки Сони было куда как приятнее: Лиза чувствовала себя взрослой дамой в сопровождении камеристки, а не девчонкой под надзором воспитательницы. Элен же, казалось, и вовсе ни о чём таком не задумывалась, просто радовалась неожиданной свободе, весне, солнечной погоде и возвращению домой.
Внезапно карета дёрнулась, вызвав у Лизы очередной приступ головокружения, и остановилась. Снаружи послышались голоса. Мигом перестав смеяться, Элен испуганно взглянула на сестру. Хоть в этих местах и не слыхали о разбойниках уж лет пятнадцать, случиться могло всякое. Впрочем, рассудив, что при нападении шума было бы гораздо больше, Лиза успокоилась и выглянула в окно.
Лес вдоль дороги чуть шевелил ветвями, словно ёжился от свежего ветра. Деревья стояли покрытые той едва уловимой зеленоватой дымкой, будто разлитой в воздухе, когда каждая отдельная веточка ещё голая и тёмная, а все вместе они словно укрыты прозрачной изумрудной мантильей.
– Прошу вас! – совсем близко проговорил взволнованный мужской голос. – Пожалуйста, помогите!
Кучер Демьян прогудел в ответ суровым басом. Тон его был извиняющимся, но непреклонным:
– И не просите, барин. Доберёмся до мызы, пришлём к вам дворовых в подмогу.
– Да не могу я ждать! – закричал незнакомец, в тоне его звучало отчаяние. – Говорю же тебе – там человек умирает!
Девицы в карете притихли, точно мыши в буфете, только таращили на Лизу испуганно-восторженные глаза.
– Что случилось, Демьян? – решительно крикнула Лиза. В конце концов, хоть и на полчаса всего, но она старшая.
Спустя мгновение к окну подъехал всадник на гнедой лошади. Увидев Лизу, он спешился, снял шляпу и поклонился. Лиза отметила тонкие черты лица и взгляд чуть свысока, безошибочно выдававший человека благородного происхождения.
Ему было лет двадцать, оценила про себя Лиза. Довольно высок и широкоплеч. Кафтан, запылённый и не слишком новый, сидел на молодом человеке так, что тот казался стоящим не посреди лесной дороги, а на паркете бального зала. Густые, немного вьющиеся тёмно-каштановые волосы в косых лучах закатного солнца отливали золотом. В кофейных глазах, отороченных частоколом очень густых и коротких чёрных ресниц, Лизе почудилась затаённая тоска.
Лицо незнакомца было озабоченным, даже расстроенным, и он смотрел на Лизу умоляюще.
– Князь Филипп Андреевич Порецкий к вашим услугам, сударыни. – Он мельком скользнул глазами по Элен, что выглядывала из-за Лизиного плеча, и вновь обернулся к Лизе, признав за ней главенство. – Простите мою бесцеремонность, но вас сам бог послал! Мне очень нужна ваша помощь! Вернее, не мне… – Он смешался и заговорил быстро, точно боялся, что барышни не дослушают и уедут. – Здесь в лесу раненый, он без сознания и не может ехать верхом. Будьте милосердны, позвольте довезти его в вашей карете. Хотя бы часть пути – до ближайшей деревни или мызы.
– Ну конечно же, сударь, – отозвалась Лиза. – Вам нужна помощь, чтобы донести его до кареты? Прохор, помоги его сиятельству.
– Барышня! – возопил с козел Демьян. – А что скажет ваша маменька? Мы барыней в охранение вам дадены, и беспорядство этакое она б уж точно не одобрила!
– Какое беспорядство? – не поняла Лиза.
– А такое! Чтобы чужие господа с молодыми девицами в одной колымаге разъезжали!
– Что ты говоришь?! – От возмущения у Лизы загорелись скулы. – Матушка отказала бы в помощи умирающему человеку? Ты в уме ли, Демьян? Прохор, ступай, тебе сказано!
Она метнула сердитый взгляд и в лакея. Тот, впрочем, не возражал и на безнравие не сетовал – стоял, помалкивал, а получив приказание, соскочил с лошади и отправился вслед за князем.
На козлах, похожий на большого сердитого ежа, возмущённо пыхтел Демьян, категорически не одобрявший хозяйского легкомыслия.
*******
Прошло добрых полчаса, прежде чем Филипп и двое слуг, тащивших на руках раненого, появились возле кареты.
Молодого человека устроили на сиденье экипажа, подложив под голову сложенный плащ. Девицы, все три, разместились напротив. Филиппу пришлось тоже остаться в карете, чтобы при тряске раненый не свалился. Он присел на край скамьи, придерживая неподвижное тело.
Проведённый военный совет при участии Данилы показал, что мыза Торосово, куда ехали юные дамы, находилась в пятнадцати верстах от отцовского имения и по крайней мере половину оставшегося расстояния им было по пути.
Демьян встал насмерть, заявив, что повезёт князя и его спутника только после того, как доставит домой барышень, и никакие уговоры, посулы и призывы к милосердию не смогли поколебать его упорства. Воспоследовали препирательства, но сердитый Демьян одержал победу. Как ни гневалась барышня, как ни сверкала на мужика глазами, тот твердил, набычившись:
– Я вам, сударушка, не извозчик какой! Мне за вами дозирать самой барыней велено! Вот до дому вас доставлю, так там хоть на звезду Плутоний. А дозде с места не стронусь!
Одержав, таким образом, викторию, Демьян независимо шлёпнул вожжами, и карета неспешно тронулась.
На некоторое время воцарилось настороженное молчание, молодые люди украдкой изучали друг друга.
Боясь показаться бесцеремонным, Филипп рассматривал барышень очень осторожно. Не было сомнений, что они сёстры, и, скорее всего, близнецы. Филипп сам не знал, откуда взялась такая уверенность – внешне девушки были не слишком похожи друг на друга.
Первая казалась серьёзной и строгой, даже немного чопорной. Вся будто накрахмаленная, волосы тщательно убраны под чепец, красиво очерченные губы плотно сжаты, брови чуть нахмурены. Осанке позавидует и королева. В полумраке кареты глаза казались почти чёрными.
Вторая лучилась улыбкой. Когда не улыбались губы, улыбка пряталась в её глазах, и даже в наклоне головы было что-то лукавое, милое. Нежное. Из-под тёмного строгого чепца, что обезобразил бы любое другое, менее прелестное лицо, выбился золотисто-медовый локон. Она поправляла его трогательным нетерпеливым движением. Это золото, казалось, впитывало солнце, блестя и переливаясь в его лучах и озаряя его отсветами милое личико с нежным румянцем на высоких скулах. У неё были глаза необычного цвета – словно морская вода, подсвеченная косыми лучами заката, не то синие, не то зелёные, и очень длинные пушистые ресницы.
Пауза затягивалась. Филипп всё никак не мог придумать темы для непринуждённой беседы, мучаясь мыслью, что ведёт себя не слишком-то учтиво, когда заговорила темноглазая:
– Вы дрались на дуэли?
Он даже не сразу понял, что барышня имеет в виду, а когда понял, отчего-то смутился:
– Нет-нет, что вы! Мы даже незнакомы. Я просто проезжал мимо и нашёл его в лесу.
– Одного?
– Совершенно. Он лежал посреди поляны, и сперва я решил, что он мёртв.
– Может быть, на него напали? – подала голос вторая девица, в глазах её читалось сострадание.
– Я не знаю, сударыня. Возможно, и так, лошади рядом с ним не было, ведь не мог же он прийти сюда пешком… Хотя грабители забрали бы оружие, у него весьма недурной клинок.
– Может, он упал с коня, а конь ускакал? – снова первая.
– Нет, сударыня, у него рана в боку, и шпага лежала рядом – он явно с кем-то сражался.
– Значит, всё-таки дуэль… – протянула девушка. – Но почему противник бросил его одного в лесу? Разве такое возможно?
– Полагаю, так быть не должно. Но я не знаю, как принято драться в России, сударыня. Я не был здесь много лет.
– Вы жили за границей?
– Да. Получал образование.
В глазах темноглазой барышни мелькнул интерес:
– В университете? В колледже?
– Сперва в колледже, потом в университете.
– В Гёттингене? В Лейпциге? В Кёнигсберге?
Филипп взглянул с удивлением.
– В Лейдене, сударыня. – Он чуть улыбнулся. – Это в Голландии.
– Да, я знаю. – Барышня нетерпеливо дёрнула плечиком, готовая спрашивать дальше, но в это мгновение карету сильно тряхнуло.
От неожиданности Филипп едва успел подхватить своего подопечного, тот застонал и приоткрыл затуманенные беспамятством глаза. Взгляд упал на одну из девиц, и сизые губы неожиданно дрогнули в едва различимой улыбке:
– Вы не пропустили ни одного танца, – прошептал он. – А я надеялся…
Филипп склонился к незнакомцу, но тот уже снова впал в забытье.
– Бредит. – Состояние раненого тревожило Филиппа всё больше.
– Как жаль, что вы не знаете имени этого человека. – Глаза лучистой барышни наполнились слезами, ещё больше увеличив сходство с озёрами. – Мы бы помолились за него…
Отчего-то темноглазая девица, только что проявлявшая такой горячий интерес к образованию Филиппа, замолчала и отвернулась к окну.
Лес кончился, потянулись луга. Дорога стала ровнее. Внезапно карета остановилась, и в оконце заглянул Данила.
– Мужика нагнали, – пояснил он. – Пошто нам катать этого бедолагу туда-сюда, сгрузим его в телегу да и довезём за алтын. И быстрее выйдет, и покойнее.
Через несколько минут раненый уже лежал в ворохе жухлого сена, а Филипп стоял возле кареты.
– Благодарю вас! – Он по очереди взглянул на сестёр и поклонился обеим сразу. – За участие и милосердие. И за решительность. – Он улыбнулся темноглазой строгой барышне. – Прощайте!
Вскочив в седло, Филипп неспешной рысью двинулся следом за телегой.
*******
Отчий дом встретил их тёмными окнами и тишиной. Филипп знал, что неинтересен отцу, но всё же рассчитывал увидеть если не самого его, то хотя бы толпу дворни у подъезда. Однако вокруг оказалось темно и тихо, было совершенно очевидно, что хозяев нет, и его здесь никто не ждёт.
Эта мысль, отозвавшаяся знакомой болью в душе, неожиданно тронула гораздо меньше, чем обычно. События последних часов странным образом притупили переживания и тоску, уступив место тревоге за нежданного подопечного.
Поднявшись на крыльцо, Филипп уже протянул руку, чтобы постучать, но передумал и просто толкнул тяжёлую дубовую створку. Он пришёл сюда не гостем. Он родился и вырос в этом доме, и даже если его здесь не ждут, это всё равно его дом. Он не будет униженно стоять под дверью, дожидаясь, когда его впустят.
Тихо скрипнув, открылась дверь. Сердце болезненно сжалось. Тёмный дом насторожённо смотрел на него, не узнавая. Филипп провёл рукой по притолоке – погладил, словно собаку.
– Это же я… Здравствуй! Я вернулся… – шепнул он дому, и облегчённо вздохнули половицы под ногами, лёгким сквозняком повеяло по лицу.
Сзади шевельнулся Данила, и Филипп, на мгновение забывший обо всём, вспомнил про него и раненого. Он обернулся назад, где в дверях маялся дядька.
– Сходи в людскую, позови кого-нибудь, чтобы тебе помогли отнести этого человека ко мне в комнату. Похоже, отца нет.
– Да пошто, барин? – отозвался снизу хозяин телеги, здоровенный детина с клочкастой бородой, похожий на облезлого после зимней спячки медведя. Он явно надеялся к полученному уже алтыну прибавить ещё монету. – Я пособлю. Чего там нести-то? Вона какой ледащий… Я б его и один снёс легко.
Через пять минут раненый лежал на кровати в знакомой с детства комнате. В темноте пахло пылью, было не топлено, и Филипп, ёжась, потёр заледеневшие вдруг ладони. Недвижная фигура на постели казалась чем-то неодушевлённым, словно жизнь уже оставила её. Что он будет делать, если этот человек умрёт?
– Нужен лекарь, – Филипп вздохнул, – только где ж его найти?
– Есть лекарь! – радостно отозвался крестьянин. Он был счастлив – вот ведь никогда не знаешь, где найдёшь, где потеряешь: на пустом месте два алтына привалило! – В уезде есть лекаришка-чухонец.
– Далеко это?
– Вёрст десять с лишком. К утру будет, коли ваш человек за ним съездит. Я обскажу, где его сыскать.
Лекаря, невысокого сутулого господина в тёмном плаще и потёртом кафтане, отчего-то напоминавшего суслика, Данила привёз не к утру, а часа в три ночи.
Несмотря на неказистую внешность и красные то ли от пьянства, то ли от хронической усталости глаза, тот оказался толковым – ловко и быстро осмотрел лежащего, промыл рану резко пахнущей жидкостью, перевязал и повернулся к Филиппу:
– Молодой человек родился в рубашке. Даже, я бы сказал, в праздничном кафтане с золотым позументом. Если бы шпага прошла на полвершка левее или под немного другим углом, он бы уже несколько часов беседовал с апостолом Петром[11 - Апостол Пётр, хранитель ключей от Рая, прежде, чем отворить двери перед душой умершего, проводит с ним собеседование, чтобы понять, достоин ли тот блаженства.]. Эх, молодые люди! И отчего вам так хочется тыкать друг в друга железками… Ровно и без того негде голову сложить…
Он неодобрительно покачал головой в плохо расчёсанном пыльном парике и добавил уже деловито и сухо:
– Его жизни сейчас ничто не угрожает. Ежели не начнётся горячка, рана затянется быстро, и дней через десять он будет уже на ногах…
– Но если ранение не опасно, почему он не приходит в себя? – перебил эскулапа Филипп.
– От потери крови и общей деликатности натуры.
Лекарь раскрыл небольшой сундучок, в котором лежали склянки с мазями и микстурами, извлёк гранёный, тёмного стекла флакон и поднёс к лицу лежащего.
Тот вздрогнул, закашлялся и открыл глаза.
– Вы легко отделались, юноша, – проговорил лекарь, обращаясь к пациенту.
Он вновь рассказал про позумент и апостола Петра, вероятно, для убедительности, а потом перешёл к рекомендациям:
– Ежели станете выполнять мои предписания, скоро будете, как новый. Главное сейчас – это покой. Никаких телесных усилий, перемещений и волнений. И, конечно, хорошее питание, чтобы восстановить силы. Если начнётся жар, станете давать ему вот эту микстуру. – Лекарь повернулся к Филиппу и выставил на столик у изголовья бутылочку с притёртой пробкой. – В этом случае будет нелишним снова обратиться ко мне. Всё же рана довольно глубока.
