скачать книгу бесплатно
Она потянула его за собой и, опустившись на диван, усадила рядом.
– Я хочу просить… вашей дружбы.
Филипп подумал, что ослышался, но княгиня повторила:
– Будьте моим другом, Филипп.
– Зачем вам это? – Он растерянно смотрел на тёмный силуэт рядом.
– Ради вашего отца.
Княгиня смолкла. И было слышно, как мерно тикают часы в углу.
– Думаю, вы заметили, как он постарел за эти годы… Я знаю, – она вздохнула, – вы считаете меня врагом. Но поверьте, я не причинила зла вашей матери. Вы молоды, и многого не разумеете. В жизни всё очень непросто…
В голосе её на миг зазвучала пронзительная тоска.
– Часто родители совершают браки своих детей ради связей, амбиций, ради приданого, титула, положения в свете. Им безынтересно, хотят ли те вступать в такой брак. Если ваш отец не любил вашу матушку, это не оттого, что он бездушный или порочный, просто его родители всё решили за него. И если бы князю не встретилась я, он полюбил бы другую женщину. Поверьте, я ничем не поощряла чувств Андрея Львовича.
Мария Платоновна замолчала, и Филиппу показалось, что она пытается сдержать слёзы.
– Вы его любите? – Он чувствовал прикосновение её пальцев, отчего-то совершенно ледяных, но не решался отнять руку.
– Люблю. Он и теперь красив, а десять лет назад, когда мы встретились, он показался мне царевичем из нянюшкиной сказки. И потом, меня ведь тоже никто не спрашивал, хочу ли я замуж. Меня просто выдали за первого, кто за меня посватался, и им оказался ваш отец.
Тишина библиотеки, только что такая уютная, вдруг навалилась мягкой и душной тяжестью, как подушка в руках душителя. И когда голос княгини зазвучал вновь, Филипп почувствовал облегчение.
– Вы не представляете, что такое была наша семья. Родители владели худой деревенькой из трёх изб и десятком дворовых, а детей у них было шестеро, из коих пятеро – дочери. Мы ели то же, что наши крепостные, иногда не досыта, спали по трое на одной кровати, на заплатанных простынях. Маменька в юности жила воспитанницей в семье Ромодановских. По сути, прислугой при их дочери, Екатерине Ивановне. Поэтому нас милости ради иногда звали на балы.
По мере рассказа тон её делался всё жёстче.
– Выезжали мы по одной, ведь у нас на всех было только одно приличное платье. Обычно брали кого-то из старших сестёр. Обеим перевалило за двадцать, и надежды выдать их замуж уже почти не оставалось. Сёстры были толстушками, и платье шили по самой крупной из нас, на мне оно висело, как на ярмарочном шесте.
В голосе княгини послышалось ожесточение, словно она вспомнила старую, так и не отболевшую обиду.
– Светские щеголихи над нами откровенно потешались, ведь все замечали, что мы надеваем одни и те же уборы. Когда родители поняли, что Андрей Львович влюблён, они сказали, что выдадут меня только когда пристроят старших сестёр. Это казалось невозможным: мало того что все мы были бесприданницами, так обе сестрицы ещё и страшны, как чума с проказой. И Андрей Львович совершил невозможное: дал им приданое и нашёл женихов.
Она всхлипнула. В темноте Филипп не видел её лица, но слышал звеневшие в голосе слёзы.
– Если мы с вами начнём враждовать, это убьёт Андрея Львовича. – Голос вдруг стал тусклым, словно она сильно устала. – Он очень трудно переживает смерть детей. Почему-то взял себе в голову, что это его вина.
– Отчего умерли ваши дети?
– Они рождались слабыми. – Она судорожно вздохнула. – И Андрей Львович решил, будто это Бог наказывает его за былые грехи. Знаете: грехи отцов падут на головы детей их… – Княгиня отпустила руку Филиппа, и тот почувствовал невольное облегчение. – Он не желает больше иметь детей и беспрестанно твердит, что скоро умрёт и я смогу устроить свою жизнь с молодым мужем. Он потерял интерес ко всему и тает на глазах. Если бы родился ещё ребёнок, он воспрянул бы духом, но он решил, что детей больше не будет, и тихо гаснет, как свеча.
Княгиня вдруг разрыдалась, уткнувшись лицом ему в грудь. Привычный сонм чувств – обида, боль, ревность и тоска, внезапно отступил, и Филипп увидел рядом с собой молодую, милую и не слишком счастливую женщину. Он осторожно обнял её за плечи, аккуратно гладя по волосам, как ребёнка.
Когда рыдания стихли, он сказал мягко:
– Не тревожьтесь, сударыня. Вы можете считать меня своим другом, если вам угодно. Я не собираюсь враждовать с вами.
*******
Всё утро Филипп метался между чувством долга, твердившим, что он должен немедленно возвращаться к Алексею, и новым, названия которому не знал. Это последнее вслух убеждало заняться поисками Чихачова в Галерной гавани, говорило, что было бы неплохо разузнать хоть что-то о Фёдоре Ладыженском, а шёпотом добавляло, что на балу у Миниха наверняка будут Тормасовы…
К завтраку Филипп вышел последним. Отец и Мария Платоновна уже заканчивали трапезу. Мачеха бросила на него быстрый и, как показалось, тревожный взгляд, и вернулась к прерванному разговору. Кажется, речь шла о полученном утром письме.
– Анастасия Николаевна интересуется, будем ли мы в четверг у Минихов. – Княгиня налила себе сливок в серебряную кофейную чашечку.
– Думаю, дорогая, это лишь повод, чтобы написать тебе, – улыбнулся князь и, обернувшись к Филиппу, пояснил: – Госпожа Суворцева в курсе всех дел, интриг и сплетен. Иной мне кажется, что по её сказкам куранты[18 - Куранты – печатные листы с новостями, предки газет.] составляют. Что ещё она пишет?
– В свете обсуждают девиц Тормасовых, большинство видело их вчера впервые.
– И как же их нашли наши кумушки? – усмехнулся отец, а Филипп, потянувшийся за молочником, неловко коснулся горячего кофейника. Рука дрогнула, и на вышитой скатерти расплылось молочное пятно.
– Все сошлись, что девочки прелестны, да к тому же завидные невесты. Я чаю, на завтрашнем балу вокруг них будет виться рой кавалеров. А вы, мой друг? Как вы их находите? Не правда ли, милы?
– Милы, – подтвердил отец с улыбкой. – Да только нелегко, поди, им живётся. Больно уж сурова маменька. Я порой думаю, что не всякой женщине надобно иметь дочерей. Графине Тормасовой больше пришлись бы сыновья… – Он хмыкнул: – Вообрази, Маша: Евдокия Фёдоровна наняла им какого-то учёного червя, который школит барышень – учит математике, истории, географии и даже, прости господи, астрономии! Я, конечно, не ретроград и не ратую за то, чтобы всех дам сызнова запереть в теремах, но к чему засорять прелестные головки тем, что никогда девицам не пригодится? Ладно бы танцы да языки – это вещи для дамского ума весьма полезные, но астрономия! Ведь женская голова устроена иначе, она просто не в состоянии вмещать такие мудрёные материи! Ну, да ладно… что там ещё любопытного у Анастасии Николаевны?
– В Петербург возвратился принц Антон. Поговаривают, что, наконец, сыграют свадьбу.
– И то дело, – согласился отец, – седьмой год в женихах. Уж, поди, и забыл, зачем в Россию приехал. Что ещё?
– Пишет, что князь Антиох Дмитриевич теперь послом в Париже.
– Ну это давно не новость. Антиох в Париже уж скоро год. За такого посла, как князь Кантемир, перед Европами стыдно не будет, – одобрил отец. – С тех пор как государь Пётр Алексеич хотел просватать Людовика за Елизавету Петровну да получил от ворот заворот, дружества с Францией у нас не получилось, – пояснил он Филиппу, – может, стараниями князя Кантемира получится?
Он повернулся к жене:
– Ещё какие авизии[19 - Новости]?
– Сын Ладыженского сбежал. Говорят, Ушаков рвёт и мечет. Его люди прочесали весь Петербург, и пока ничего. Государыня лично интересовалась этим делом. Взяли некоего господина Дулова, приятеля Ладыженского-старшего. На допросе он подтвердил все обвинения… А вы говорили, что Фёдор Романович политикой не интересуется.
– Душа моя, – Андрей Львович поморщился, – ну полно! Ты ж не дитя безмысленное… Да те свидетельства не стоят и яичной скорлупы! В пытошной камере Ушаковской из кого угодно любые признания выбьют. Ещё раз тебе говорю: Федьку тридцать с лишним лет знаю – прост, как печной горшок. Ни в интригоплётстве, ни в донкишотстве отродясь не замечен. Да коли нас с ним равнять, так я куда больший авантюрщик и крамольник окажусь.
Филипп замер с ложкой в руке.
– А сын? Отчего он бежал, коли они невиновны? – возразила Мария Платоновна.
Князь пожал плечами:
– Да почём же мне знать… Может, Фёдор сам ему скрываться велел, ведь понятно, что никто ничего разъяснять не станет, сгубят парня, и всё. Да… молодому человеку не позавидуешь… – В голосе отца послышалось сочувствие. – Имущество конфискуют, да и самого рано или поздно поймают. Не до седых же волос ему прятаться. Ежели только за границу удастся сбежать, но что там делать без денег… Полагаю, Фёдор Романыч или Алексей Фёдорович кому-то дорогу перешли, за что и поплатились. А то с чего бы это Ушакову так землю копытить? Не иначе, сверху кто-то стоит и интересуется. Душа моя, что с тобой?
Княгиня смотрела на мужа с ужасом. Вообще, нынче утром она выглядела усталой, в подглазьях тёмные круги, сами глаза слегка припухли, точно она плакала.
– Вы говорите крамольные вещи, Андрей Львович. – Пальцы её нервно теребили кисти наброшенной на плечи шали. – Я боюсь за вас.
Князь усмехнулся:
– Машенька, так я у себя дома. Или ты думаешь, что я своими домыслами с каждым встречным делюсь? Не переживай, мой друг, я хоть и стар, но умом покуда не скорбен. Ну, что там ещё Анастасия Николаевна пишет? Ты весь альманах сплетен пересказала? – добавил он, явно стараясь отвлечь жену от грустных мыслей.
Та улыбнулась сквозь слёзы:
– Ну что вы, сударь! Альманах неисчерпаем: подпоручик князь Волоцкий вызвал на дуэль графа Айдарова и проткнул ему руку. Граф теперь ходит с рукой на перевязи и вид имеет загадочный. Поручик Серебряков в пух проигрался в экартэ[20 - Азартная карточная игра] и теперь сватается за княжну Путятину. Князь Кирилл Андреич не знает, радоваться ему или огорчаться: дочь его, Марфа Кирилловна, уж в монастырь собиралась. Осенью ей двадцать восемь стукнет. Да только зять, что свое состояние спустил, а теперь за его примется, князя тоже не слишком радует. Продолжать?
– Да, пожалуй, что хватит, – усмехнулся Андрей Львович, допивая кофе. – Пойду к себе, нужно написать пару писем. Филипп, к четырём часам будь готов, мы едем на охоту. Да, Маша! – добавил он с порога. – Распорядись вызвать к князю танцмейстера. Думается, усердно занимаясь науками, он не слишком силён в искусстве танца. Пусть освежит детские уроки.
*******
Опасения отца оказались напрасными: давнишние уроки танцев припомнились легко и быстро. Танцмейстер, господин Ланде, нашёл у Филиппа врождённую грацию и хороший музыкальный слух. Минувшие восемь лет бальные моды изменили несильно. И за несколько часов с помощью княгини, танцевавшей отменно, месье Ланде повторил с ним самые популярные танцы и отбыл весьма довольный собой, учеником и полученным гонораром.
На охоту княгиня не поехала, Андрей Львович сказал, что она не любительница травли. В карете по пути в «Ягд-Гартен» Филипп с отцом впервые остались наедине. Андрей Львович безучастно скользил взглядом по движущимся за окном теням. Чужое усталое лицо с потухшими глазами.
Молчание затягивалось. От неловкости Филипп решился нарушить паузу:
– На каких лошадях мы поедем? Они уже на месте?
– Лошади не понадобятся, – Филиппу показалось, что по лицу отца скользнула тень. – Нынче охотятся по-другому.
Снова помолчали. Затем, словно вынырнув из своих невесёлых дум, отец взглянул в упор, и Филипп невольно опустил глаза. По спине, точно ядовитое пресмыкающееся, медленно полз холодный ручеёк.
– Вы уже решили, на каком поприще желаете служить России?
Обращение на «вы» давало понять, что разговор предстоит серьёзный.
– Нет, батюшка.
– В науках вы преуспели изрядно. Я осведомлялся, – продолжил Андрей Львович, и Филипп удивлённо вскинул на него глаза.
Осведомлялся? Отец, писавший ему в год по десять строчек и ни разу за восемь лет не изъявивший желания повидаться с ним, осведомлялся о его успехах?!
– Однако мне не ведомо, к чему вы питаете склонность… К чему у вас лежит душа? К военной ли карьере или, может, статская служба вам по нраву?
Филипп, всю жизнь убеждённый, что совершенно неинтересен отцу, не особо задумывался о будущности и теперь растерянно молчал.
– Впрочем, по новому закону вы как единственный наследник можете и вовсе быть освобождены от всякой службы, чтобы заниматься делами семейными. Подумайте, вам решать, какую жизнь вы хотели бы вести…
– Что бы вы мне посоветовали, батюшка?
– Вы получили блестящее образование, и будет жаль, коли вы осядете дома. В то же время вы мой единственный наследник, продолжатель рода, и я не хотел бы, чтобы вы избрали сопряжённую с опасностями планиду военного… Я слыхал, вы весьма преуспели в изучении языков. Сколько языков вы знаете?
– Шесть. Немецкий, французский, английский, итальянский, голландский и латынь.
– Я хочу предложить вам строить карьер на дипломатическом поприще. Василий Иванович Стрешнёв, свояк вице-канцлера – мой хороший знакомец. Думаю, он не откажется помочь…
Видя его смущение, отец добавил:
– Понимаю, сынок, ты растерян. Я не тороплю тебя, обдумай всё как следует. Покуда я жив, мои связи тебе кстати придутся, и мне бы хотелось устроить твоё будущее.
Неожиданное «сынок» заставило Филиппа дрогнуть. Со дня смерти матушки ему не приходилось слышать этого слова. От тона, каким была сказана последняя фраза, веяло усталостью. Да, похоже, мачеха убивается не зря – в отце чувствовался внутренний надлом.
– Ну вот, подъезжаем, – Андрей Львович взглянул в окно.
Через пару минут карета остановилась.
*******
Вокруг шумел густой лес. На большой поляне стояло несколько экипажей. Возле некоторых прохаживались господа с ружьями в руках и даже дамы, одетые в костюмы для охоты – длинные приталенные кафтаны и маленькие изящные треуголки. Между деревьев скрывалась широкая тропа.
Отец раскланялся со знакомыми, достал пару штуцеров, один вручил Филиппу, и они двинулись через парк.
Бывшие владения «Светлейшего» более напоминали лес – пели птицы, ветер гулял в ветвях. Просто удивительно: всего четыре дня прошло с тех пор, как они с Данилой ехали по разбитой лесной дороге, а деревья уж распустили нежные клейкие листочки. Свежий воздух пах по-весеннему пряно. Хотелось пить его, как дорогое вино.
Отец был молчалив, сосредоточен и шагал впереди. Лес между тем редел, и вскоре показался берег залива. Свинцово-серые тусклые волны лениво лизали пологий берег, с шорохом трогали гальку.
На небольшом возвышении, располагалось странное деревянное здание с узкими, точно бойницы, окнами. Перед ним простиралась обширная поляна.
С одной её стороны стояли высокие повозки, вокруг которых толпились люди, с другой в лес уходил длинный парусиновый забор. Постепенно сужаясь, он превращался в коридор, терявшийся между деревьев.
Здесь было множество людей. Они стояли возле повозок небольшими компаниями, оживлённо переговаривались, некоторые переходили от группы к группе, некоторые поглядывали на павильон поодаль.
Следом за отцом Филипп присоединился к одной из компаний.
– Андрей Львович, друг мой! – Темноволосый мужчина лет сорока пяти крепко обнял отца. – Как поживаешь? Где твоя прелестная княгиня? А сей, что за недоросль?
Он весело взглянул на Филиппа.
– Иван Иванович, – отец приветливо заулыбался, – позволь тебе представить моего сына, Филиппа Андреевича Порецкого.
Филипп поклонился.
– Иван Иванович Неплюев[21 - Русский дипломат, в описанный период резидент России в Константинополе. Участвовал в мирном конгрессе в Немирове.], – представился мужчина, – давнишний вашего батюшки приятель. Слыхал, вы учились в Голландии? Какую карьеру намерены избрать?
Филипп во второй раз за день был приведён в смятение этим вопросом.
– Ещё не определился, ваше превосходительство, – отрапортовал он.
Отец, Неплюев и стоявший рядом с тем молодой мужчина, что отрекомендовался Адрианом Ивановичем, завели беседу об отношениях с Константинополем и причинах провала мирного конгресса в Немирове. Филипп почти не слушал.
Подходили ещё люди, вооружённые карабинами, двуствольными ружьями и штуцерами, многие кивали отцу и Неплюеву, с интересом посматривая на Филиппа. Женщин было совсем мало.
Умом Филипп понимал, что юная графиня Тормасова никак не может очутиться здесь, но всякий раз, как между деревьев мелькали пышные юбки, сердце его замирало.
– Что и говорить, каналья Вильнёв блестяще справился со своей задачей. Конфузию нам знатную учинил[22 - Маркиз де Вильнёв, посол Франции в Османской империи, присутствовал на Немировском конгрессе (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9D%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D1%80%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9_%D0%BA%D0%BE%D0%BD%D0%B3%D1%80%D0%B5%D1%81%D1%81)1737 года (https://ru.wikipedia.org/wiki/1737_%D0%B3%D0%BE%D0%B4), где шли переговоры противоборствующих сторон, и пытался навязать свои услуги в урегулировании конфликта, а после того, как российская сторона отклонила его предложения о посредничестве, французский посол, посоветовал визирю затягивать переговоры, давая возможность союзникам рассориться между собой самим.]… – громко рассказывал Неплюев, когда по рядам дуновением ветра пронеслось: «Идут!»
Тотчас всё смолкло, и все оборотились в сторону деревянного павильона с окошками-бойницами. От него двигалась целая процессия. Возглавляла её крупная дама, облачённая в роскошное платье. Об руку с ней выступал мужчина в длинном парике, весь сверкающий золотым позументом.
«Государыня», – понял Филипп, с волнением вглядываясь в приближавшихся.
