скачать книгу бесплатно
Дама оказалась темноволоса и смугла. Полное, длинноносое лицо было невыразительным, будто ваятель вылепил его начерно да и позабыл довести до ума.
Мужчину можно бы, пожалуй, назвать красивым, если бы не слишком тяжёлый подбородок и надменно оттопыренная нижняя губа.
– Государыня и герцог Эрнест Бирон, – шепнул отец чуть слышно.
Две молодые женщины, шедшие следом, радовали глаз больше. Первая, темноволосая, была совсем юной, не старше его самого – стройная и миловидная, но с неулыбчивым и чуть сонным лицом.
Вторая и вовсе показалась Филиппу красавицей. Впечатлению этому способствовали не столько приятные черты и большие голубые глаза, сколько выражение лица. На фоне сонной соседки и надутой государыни, словно сошедшей с парадного портрета, незнакомка казалась удивительно милой и какой-то живой, что ли…
– Анна, принцесса Мекленбургская, племянница государыни, и цесаревна Елизавета Петровна, – прошелестел за плечом отец.
Возле темноволосой шли худенький белокурый юноша столь субтильного сложения, что казался подростком, и смуглая темноглазая очаровательница с прелестными ямочками на щеках. На девицу принцесса поминутно оглядывалась, что-то негромко ей говоря, спутника же, казалось, не видела вовсе.
– Фрейлина принцессы, Юлианна фон Менгден и принц Антон Брауншвейгский, – пояснил отец шёпотом.
Чуть позади двигалось несколько мужчин, двое из которых невольно привлекали внимание. Первый – лет пятидесяти, одутловатый и грузный, несмотря на дорогой наряд, вид имел неопрятный, словно засаленный. Двигался он тяжело, всем весом опираясь на трость и приволакивая ногу. Второй, пожалуй, ещё постарше, напротив, смотрелся щеголем. Сухощавый, стройный, он шагал легко и быстро. Однако черты красивого улыбчивого лица показались Филиппу чересчур слащавыми, что в соединении с цепким, стылым взглядом производило неприятное впечатление. Шли эти двое рядом, но как бы по отдельности, словно не замечая друг друга.
– Его высокопревосходительство, граф Андрей Иванович Остерман, вице-канцлер, – кивнул князь на первого. – И его превосходительство, граф фон Миних Христофор Антоныч, генерал-фельдмаршал.
Далее поспешали прислуга и егеря под предводительством обер-егермейстера.
Императрица со свитой прошествовала к центральной повозке, вокруг которой всё тотчас пришло в движение, приглашённые расступились, давая дорогу. Бирон поднялся на повозку первым и подал спутнице руку. Принцессам и фрейлине помогли взобраться Миних и принц Антон. Остермана под руки втащили два егеря.
Филипп издали видел, как цесаревна Елизавета, грациозно подобрала юбки, протягивая ручку фельдмаршалу, а тот в ответ поклонился, поцеловал пальчики и что-то сказал. Елизавета рассмеялась и кокетливо поправила выбившийся из-под шляпы локон.
По примеру императрицы прочие охотники тоже стали занимать свои места. Следом за Неплюевым и отцом, Филипп взобрался на крайнюю повозку, остановившись чуть сбоку. Взгляды были обращены на центральный ягд-ваген, где находилась царица. Филипп видел, как Бирон что-то сказал обер-егермейстеру, который, в свою очередь, махнул егерям, и те ускакали в лес.
– Сейчас егеря погонят дичь, – пояснил отец. – Стрелять можно только после того, как выстрелит государыня. Первыми бьют с центрального вагена, а мы уж после, когда зверь поравняется с нашей повозкой.
Из леса послышался отдалённый гул, постепенно нараставший и переходящий в сильный, с каждой секундой приближающийся шум. Окружающие начали поднимать ружья.
Неожиданно из полотняного коридора на лужайку перед повозками выскочил олень, за ним пара кабанов и несколько зайцев. Императрица сноровисто вскинула штуцер, прогремел выстрел, и олень, подогнув ноги, упал на колени, а затем медленно завалился набок.
Ошалевшие от ужаса звери заметались по поляне, а из парусинового коридора выскакивали всё новые и новые животные. Филипп увидел несколько волков и стадо диких коз, что бок о бок носились между повозками, не обращая друг на друга внимания. Загремели выстрелы, лужайку заволокло едким сизым дымом. На траве уже лежало немало безжизненных тел, но загонщики продолжали выгонять под ружья следующих смертников, падавших на землю десятками.
Филиппа замутило. Воспользовавшись тем, что на него никто не смотрит, он спустился с повозки и скрылся среди деревьев.
Глава 3. Цесаревна Елизавета Петровна
Филипп не думал, куда идёт, просто старался оказаться подальше от жуткого места, пропитанного запахом пороха, крови и предсмертного безысходного ужаса.
Когда звуки выстрелов слились в глухой отдаленный гул, он решил вернуться к экипажу и уже там дожидаться князя.
Однако это оказалось не так легко, как ему представлялось, и спустя четверть часа Филипп с удивлением понял, что заблудился. Он остановился, пытаясь вспомнить, где находилось солнце, когда они шли к поляне. Мимо промчался ошалевший от ужаса облезлый после зимы заяц.
Повезло бедняге. Вот только надолго ли…
Сосредоточившись, Филипп всё-таки вспомнил, в какую сторону двигался, прикинул направление и пошёл, рассчитывая выйти на тропу, по которой проходил вместе с отцом.
Вскоре неподалёку послышался неторопливый стук копыт. Он двинулся на звук и внезапно вывалился из кустов на тропинку прямо перед лошадью, ехавшей неспешной рысью.
Красивая породистая кобыла испуганно вскинулась на дыбы, захрапела и шарахнулась в сторону. Молодая женщина, что сидела на ней, бросив поводья, в этот момент разглядывала себя в маленьком ручном зеркальце. В следующую секунду незнакомка, взвизгнув, вылетела из седла и свалилась в пышный придорожный куст. Филипп бросился к даме, отчего лошадь окончательно перепугалась и, храпя, умчалась прочь.
– Сударыня, вы целы? – не зная, куда деваться от неловкости, Филипп помог незнакомке подняться.
Женщина выбралась из куста, поправила съехавшую на лицо шляпу и оказалась… цесаревной Елизаветой Петровной. Сорвав с головы треуголку, Филипп вытянулся, глядя во все глаза.
– Простите, ради бога, Ваше Высочество, – пробормотал он убито. – Вы не ушиблись?
Та вдруг рассмеялась звонко и весело.
– Хорошо я, должно быть, гляжусь, – сказала она, вытаскивая из волос листья и отцепляя репьи с кружевных манжет. – Кикимора, да и только!
– Скорее лесная нимфа, – проговорил Филипп тихо.
Вблизи она оказалась ещё краше: круглое нежное лицо с тонкими чертами, пухлые яркие губы, задорно вздернутый носик. В веселом взгляде прыгали чёртики. Странным образом, сейчас она казалась моложе.
– Да вы галантный кавалер! – Она снова рассмеялась. – Кто вы? Что-то я вас прежде не встречала…
– Простите, Ваше Высочество. Князь Филипп Андреевич Порецкий к услугам Вашего Высочества.
– Прикажу продать Коломбину. Красивая, конечно, кобыла, да уж больно дурноезжая… Хотя я люблю норовистых лошадей… – Елизавета закончила ликвидацию ущерба своей красоте, без стеснения полюбовалась в изящное зеркальце и повернулась к безмолвно застывшему рядом Филиппу:
– Ну и что же мы с вами будем делать, князь Филипп Андреевич Порецкий? Лошадь моя ускакала… Как я должна добираться до каретного двора?
– Весь к услугам Вашего Высочества, – повторил Филипп. – Прикажете – на руках понесу!
Елизавета улыбнулась, как умеют улыбаться только очень красивые женщины – кокетливо и с осознанием своей неотразимости:
– Верю, донесёте в целости и сохранности, но, пожалуй, не стоит эпатировать мою свиту. Им, бедным, и так живётся несладко – языки болят судачить целыми днями. Так что довольно будет просто сопроводить меня.
– С удовольствием сделаю это, сударыня, если вы объясните мне, куда следует идти. – Он вдруг почувствовал странное возбуждение, как после бокала крепкого вина. – Простите, но я здесь впервые.
Елизавета оперлась на его руку, и они пошли по тропе в сторону, куда ускакала пугливая лошадь.
– Князь Порецкий… – задумчиво повторила цесаревна. – Княгиня Мария Платоновна Порецкая вам не родственница?
– Да, Ваше Высочество, она вторая жена моего отца.
– Красивая женщина. И отчего же я не встречала вас прежде? У меня преизрядная память на лица, а ваше и запомнить нетрудно.
– Я много лет провёл за границей, Ваше Высочество. Вернулся на днях.
– Как я понимаю, вы приехали на охоту. Отчего не охотитесь?
Филипп помолчал, подбирая слова.
– Я не привык к такому способу ловли, – сказал он, наконец, тихо.
Елизавета Петровна взглянула внимательно и усмехнулась:
– Вы деликатны, но искренни. Искренность не добродетель в наши дни, она может сослужить вам дурную службу… Я тоже предпочитаю охотиться по-другому, но не являться, когда меня пригласили, не могу.
– Почему же вы уехали?
– Устала. Скажу, голова от стрельбы разболелась. После охоты сестрица Аннет будет в хорошем настроении, и мне не грозит её гнев.
Она смолкла, о чём-то задумавшись, а Филипп не смел нарушать паузу.
– У вас редкое имя, – проговорила она, наконец. – Вы не француз?
– Нет, Ваше Высочество. – Он улыбнулся. – Моя матушка была из рода Колычёвых, а родился я девятого января, в день поминовения святителя Филиппа[23 - Святой Филипп – епископ Русской церкви, митрополит Московский и всея Руси с 1566 по 1568 год, известный обличением злодейств опричников царя Ивана Грозного, происходил из старинного дворянского рода Колычёвых.]. Рождение моё тяжело далось матушке. Думая, что умирает, она дала обет святому назвать в его честь сына, если останется жива.
– Имя красивое, вам под стать, и история трогательная, – улыбнулась Елизавета.
У Филиппа загорелись щёки. Его одолевало ощущение нереальности происходящего. Так бывает иногда во сне, когда спишь и знаешь, что всё сон, и смотришь виде?ние, будто сказку.
– Сколько же вам лет?
– Девятнадцать.
– И чем вы занимались в заграницах?
– Изучал науки, Ваше Высочество.
– Изрядно преуспели?
– Судить не мне, – Филипп потупился, – но учителя были довольны.
– Что же вы постигали?
– Языки, астрономию, географию, математику.
– Чем собираетесь заниматься далее? – спросила она по-французски.
– Служить Вашему Высочеству, – так же по-французски отвечал Филипп, невольно отметив, что этот вопрос ему сегодня задают уже в третий раз.
Елизавета кокетливо блеснула глазами.
– Я бы, пожалуй, взяла вас на службу, князь, да не могу. Моим двором распоряжается граф Остерман. Сама я даже горничную без его ведома нанять не вольна.
– Это неважно, – вдруг неожиданно для себя самого серьёзно проговорил Филипп, с восхищением глядя на неё. – Если у Вашего Высочества появится нужда в преданном всей душой человеке, буду рад отдать жизнь за Ваше Высочество!
Лукавая улыбка сошла с лица цесаревны, взгляд стал внимательным и острым:
– Я запомню ваши слова, сударь.
Между тем тропинка вывела на обширную поляну, где стояли приземистые деревянные строения, конюшни и несколько экипажей.
– Ну вот мы и пришли. – Она взглянула на Филиппа. – Найдёте обратную дорогу? Ваша карета, должно быть, у восточного въезда.
Филипп замялся, и Елизавета Петровна правильно поняла его замешательство.
К ним уже бежали егерь и прислуга.
– Возьми лошадей и проводи князя к восточному въезду, – приказала она подоспевшему егерю, улыбнулась на прощание Филиппу и в окружении слуг направилась к одному из экипажей.
В сопровождении егеря Филипп довольно быстро добрался до места, где ждала карета. Кучер дремал на козлах, сдвинув на лицо шапку. Филипп залез внутрь и стал дожидаться отца.
*******
Отец появился примерно через час. Он швырнул в угол ружьё, велел кучеру отправляться и, ни слова не говоря, отвернулся к окну. На Филиппа он не смотрел. Некоторое время ехали молча.
– Милостивый государь! – наконец, выговорил отец, по-прежнему глядя в окно. – Если вы всё же решите избрать своей стезёй дипломатию, вам в первую очередь надобно научиться подчинять чувства и желания правилам приличия и долга. Хотя я уже не уверен, что вас возьмут в Иностранную коллегию хотя бы младшим письмоводителем. Как вам могло прийти в голову самочинно покинуть охоту? И не надейтесь, что вас не знают и оттого никто не заметил бегства. Будьте уверены, ваш демарш увидели и запомнили все, кому нужно. Вы загубили свою карьеру, не успев начать её, а возможно, и мою тоже.
Филипп опустил голову. Больше до самого дома отец не проронил ни слова.
В гостиной, где с книгой в руках сидела Мария Платоновна, он швырнул на кресло охотничий кафтан и молча двинулся наверх. Но на середине лестницы остановился, обернулся к жене и раздраженно произнес:
– Сударыня, потрудитесь объяснить моему сыну правила бального этикета на всякий случай. Как то, что, входя в залу, он должен приветствовать хозяев и дам. Что он обязан танцевать с любой дамой, его пригласившей, невзирая, нравится та ему или нет. Что во время танца он не может повернуться к ней спиной и удалиться незнамо куда. Что приглашать понравившуюся даму более трёх раз за вечер – есть моветон. Что пожимать руку во время танца или снимать перчатки – неприлично. Скорее всего, ему невдомёк все эти премудрости.
И, круто развернувшись, князь вихрем взлетел по лестнице. Через несколько секунд бабахнула дверь его спальни, и «Санкт-Петербургские Ведомости»[24 - Первая российская газета, начавшая выходить в столице с 1727 года.], лежавшие на шахматном столике в углу, с шелестом упали на пол.
Филипп не смел поднять глаз, чувствуя, как полыхают щёки.
– Что вы натворили?
– Самовольно ушёл с охоты.
Он ожидал ахов, охов и причитаний, а возможно, и упрёков, но мачеха вдруг обняла его.
– Не расстраивайтесь, мой мальчик. Это мы виноваты. Нам следовало предупредить вас, что такое нынешняя охота. Ну что уж теперь… Бог даст, обойдётся.
Она вдруг тихо рассмеялась, и Филипп взглянул с изумлением.
– Ваш отец в ярости! – В голосе княгини слышалась искренняя радость. – Я никогда его таким не видела. Мне казалось, он настолько погрузился в тягостные мысли, что его уже ничто не трогает. Оказывается, он ещё может сердиться. А значит, сможет и радоваться, если будет чему.
*******
На бал, что давал граф Миних, выехали в десятом часу. Отец был сумрачен и молчалив, мачеха, наоборот, весела и очень хороша собой.
Особняк графа встречал гостей роскошной иллюминацией. Поднявшись на крыльцо, Филипп очутился в восточной сказке – мраморный пол передней, крыльцо и даже ступени устилали пышные персидские ковры. Балюстраду широкой лестницы оплетали гирлянды экзотических цветов, испускавших тонкий аромат.
В огромной зале, куда следом за вереницей гостей вошли Порецкие, сияло всё: узорный паркет, стены в богатой позолоте, огромные под потолок зеркала, паникадила пышнее, чем в кафедральном соборе. Тысячи свечей белого воска горели в канделябрах и люстрах.
Людская река, втекая в зал, впадала в море. Там в сверкающем водовороте кружились дамы в роскошных платьях, осыпанные драгоценностями господа в напудренных париках. Яркостью и многоцветием их наряды не уступали оперению диковинных заморских птиц.
Отец и мачеха раскланивались со знакомыми, представляли Филиппа, и тот, будто учёный пудель, кланялся, улыбался, говорил учтивые заученные фразы.
