скачать книгу бесплатно
Он отвечал: «Когда сошел я в Ад,
Они лежали здесь, не поднимаясь,
Не шевелясь. Столетий многих ряд
Им суждено остаться без движенья.
Тень первая – Пентефрия жена,
За клевету достойная презренья.
Другая ж тень, с которою она
Не разлучаться в бездне сей должна, —
Синона[180 - Синон – беглый грек, живший в Трое и убедивший жителей ввезти в город деревянного коня, от которого пала Троя.] тень: то грек, стыда лишенный.
Над ними пар стоит всегда зловонный…»
Тогда одна из этих двух теней,
Услыша приговор бесцеремонный,
Ударила врага рукой своей
По животу отвисшему, и брюхо,
Как барабан, вдруг загудело глухо.
Но и Адам ответил ей в тот миг
Ударом по лицу своей рукою,
И был удар не легок, и такою
Закончен речью: «Если не привык
И не могу я с места подвигаться,
Зато своей рукой, могу признаться,
Владею я, и мой удар силен».
И отвечал на то ему Синон:
«Когда при жизни должен был взбираться
Ты на костер, тогда твоя рука
Была едва ли столько же ловка,
Как некогда, когда, на диво свету,
Чеканил ты фальшивую монету».
«На этот раз ты правду говоришь;
Зато солгал – и ложь все знают эту —
Ты при осаде Трои. Замолчи ж!..»
Синон же без ответа не остался:
«Пусть так, пусть я обманывать старался,
А деньгами обманывал ты всех.
Я за один сюда попался грех,
А ты зато в таких грехах попался,
Которые не снятся сатане…»
И тень с раздутым брюхом отвечала:
«О деревянном вспомни ты коне,
Предатель ненавистный! Разве мало
Тебе того, что вся земля узнала,
Как дал тогда преступный ты совет.
Тебя теперь стал презирать весь свет!
Казнись же тем!» «А ты страдай от жажды,
От жажды, от которой не однажды
Язык твой будет трескаться и рот,
От той воды поганой и зловонной,
Что, как забор, твой вспучила живот».
И отвечал монетчик разъяренный:
«Преступный рот привык ты раскрывать
Лишь для того, чтоб лгать и предавать.
Пусть, тяжкою болезнью изнуренный,
Я пухну, вечной жаждою томим,
А ты – горячкой огненной палим,
И череп твой всегда – воспламененный…
Тебя не стали б долго умолять,
Чтоб зеркало Нарцисса полизать
Решился ты…» Я не щадил усилий,
Чтоб уловить теней взбешенных спор,
Вдруг: «Берегись! – проговорил Вергилий. —
Заслужишь ты и гнев, и мой укор,
Когда их спором будешь увлекаться».
Я покраснел и опустил свой взор
С таким стыдом, что даже, может статься,
Готов теперь воскреснуть он опять,
Когда я стану вновь припоминать
Все, что тогда со мной происходило.
Я словно был охвачен смутным сном,
И хоть вины во мне сознанье было,
Но я молчал; певец сказал потом:
«И большая вина твоя была бы
Искуплена столь искренним стыдом:
Утешься же! Все люди в мире слабы…
Но если ты еще когда-нибудь
Услышишь спор, достойный лишь презренья,
Прочь уходи. Совет мой не забудь».
Песня тридцать первая
Путники приближаются к краю глубокого рва, составляющего последний, девятый круг Ада. Немврод, Эфиальт и гигант Антей.
Речь, от которой я в одно мгновенье,
Стыд чувствуя, невольно покраснел,
Мне принесла потом и исцеленье.
Таким копьем, как говорят, владел
Ахилл: оно смертельно поражало,
И снова роковые язвы тел
Одним прикосновеньем заживляло[181 - Таким копьем, как говорят, владел Ахилл… – Копье Ахилла, принадлежавшее прежде его отцу Пелею, ранив Телефа, сына Геркулеса, исцелило его новой раной (Метам., кн. XII).].
Мы перешли уже долину бед
И подвигались далее; лежала
Над нами мгла: то был ни мрак, ни свет;
Над бездной тьмы там поднималась бездна,
И не могло быть в сумраке полезно
Мне зрение, но слух был поражен:
Такой ужасный трубный звук раздался,
Что заглушил бы гром небесный он,
И сквозь туман я разглядеть старался
То место, где гремел незримый рог.
Ему внимая, втайне я сознался,
Что сам Роланд сильней трубить не мог
В печальную минуту пораженья
Святого, но несчастного сраженья,
