скачать книгу бесплатно
Когда-то он умел в том убедить,
Что человек, на смелый шаг готовый,
Не должен медлить, чтобы победить.
Его язык был вырван, и дрожащий
Стоял передо мною Курион[162 - Курион – трибун, изгнанный из Рима, подал Цезарю совет перейти Рубикон. Совет был дан в Римини; он был началом междоусобной войны.],
В иные дни советы подававший
Столь смелые… Объят был страхом он.
Затем я увидал другие муки
Несчастного. Едва скрывая стон,
Свои почти обрубленные руки
Или верней – обрубки их одни
Он поднял над собою… «Помяни
И Моска ты!»[163 - «Помяни и Моска ты!» – Намек на известную историческую вражду двух флорентийских партий – Черных и Белых. Буоньдельмонте оскорбил несколько знатных фамилий, оставив невесту из дома Алиедей. Оскорбленные согласились отомстить: Моска предложил убить Буоньдельмонте и сам поразил его.] – он крикнул мне с тоскою,
А между тем из двух обрубков рук
Кровь на лицо его лилась рекою.
Я отвечал, когда он смолкнул вдруг:
«Увы! Всегда у начатого дела
Конец бывает… Многих мук
Причиной для тосканцев были, смело
Тобой произнесенные слова.
От них душа всех граждан наболела
И род твой сгиб», – прибавил я. Едва
Я замолчал, несчастный осужденный,
Безумием и горем пораженный,
Пропал из глаз, и на других теней
Я стал смотреть и пред собою снова
Увидел то, что в памяти моей
Живет доныне. Образа такого
Нельзя воображению создать,
И слабо человеческое слово,
Чтоб ужас и мой трепет передать.
Передо мной встал призрак безголовый,
Идущий, как другие, в мгле суровой,
И, как фонарь, он нес в своей руке
Отрезанную голову. В тоске
Та голова кровавая стонала;
Она светильник трупу заменяла, —
То было – два в одном и в двух – один.
Какая сила их соединяла,
Лишь постигает высший властелин.
И голову рукою подымая
Как можно выше, будто бы желая,
Чтоб каждый звук услышан мною был,
Тень молвила: «Ты, человек живущий,
Сошедший в мир подземных, адских сил,
Ты, по вертепу этому идущий,
Случалось ли тебе когда-нибудь
На муки столь же страшные взглянуть?
Бертрам де Борн[164 - Бертрам де Борн – владелец Готфора, знаменитый трубадур и наперсник Генриха, сына Генриха II, короля английского, короновавшего его еще при своей жизни. Коварный советник настроил юного принца против отца, подобно тому как Ахитофель вооружил Авессалома против Давида.] мне имя. Я тот самый
Коварный, бессердечный и упрямый,
Бесчувственный советник короля, —
Я клеветник. Лукавя и хуля,
С отцом поссорить сына я решился,
Вторым я Ахитофелем явился,
Который Абасалона научил,
Чтоб на Давида он вооружился.
И вот за то, что в мире разлучил
Я двух людей, столь близких меж собою,
Я с головой своею разлучен
Навечно беспощадною судьбою…»
И далее блуждать пустился он.
Песня двадцать девятая
Десятый вертеп, где находятся алхимики и делатели фальшивой монеты. Два алхимика и их судьба.
Мучения бесчисленных теней,
Терзаемых во мраке вечной ночи,
И вид их язв, и горечь их скорбей
Печалью отуманили мне очи,
Так что едва я слезы удержал;
Но мне путеводитель мой сказал:
«Что смотришь ты, не отрывая взора
От призраков? В других вертепах ты
Картиной их мучений и позора
Не столько поражен был… С высоты,
Где мы стоим, ты, может быть, желаешь
Их сосчитать под кровом темноты;
Коль это так, то, верно, ты не знаешь,
Что двадцать миль долина заняла,
И ты на ней теней не сосчитаешь;
А между тем луна уже зашла, —
Она теперь под нашими ногами, —
А между тем далеко не пришла
К концу дорога наша, и путями
Дальнейшими нам суждено идти:
Еще не все изведано здесь нами».
«Когда б ты знал, зачем я на пути,
Учитель мой, теперь остановился
И отчего не мог глаз отвести,
То, может быть, и сам бы ты решился
Меня из этих мест не торопить
И не корил, что я остановился».
Так я сказал, когда стал уходить
Учитель мой, и я за ним шел следом,
Дорогой продолжая говорить:
«Тебе мой каждый помысел стал ведом.
В той бездне, от которой я не мог
Глаз оторвать, измучен от тревог,
Я увидал – не мог я ошибиться —
Тень одного из родичей своих.
За тяжкие грехи он там казнится,
