скачать книгу бесплатно
И с ним заговорил учитель снова:
«Для человека этого живого
Я перешел чрез целый ряд преград,
Из мрачной бездны в бездну опускался,
Чтоб показать ему подземный Ад…»
Едва ответ учителя раздался,
Как тень одна отторглась от другой,
И каждый грешник, видимо, старался,
Приблизившись, заговорить со мной.
Учитель подошел ко мне поближе
И мне шепнул, знак сделавши рукой:
«Ты хочешь говорить, так говори же
Что хочешь с ними…» Выслушав совет,
Я начал речь свою: «Пусть много лет
О вас на свете память сохранится
И вас не позабудет долго свет!
Откуда вы – вы мне должны открыться
И, не стыдясь, начните свой рассказ:
Позорное в вертепе наказанье
Вас не смущает пусть на этот раз…»
И начала свое повествованье
Тень первая: «В Ареццо я рожден.
Альберо дал однажды приказанье,
Чтоб на костре я разом был сожжен[168 - «В Ареццо я рожден. / Альберо дал однажды приказанье, / Чтоб на костре я разом был сожжен…» – Гриффолино из Ареццо, обвиненный в чародействе, сожжен по приказанию сиенского епископа, которого Альбер был незаконнорожденным сыном.], —
И я сгорел. В Аду же очутился
Я не за то, за что был умерщвлен.
Однажды я с Альберо расшутился,
Уверивши его, что я летать
По воздуху, как птица, научился.
Но, шутки не умея понимать,
Так было смысла здравого в нем мало,
Меня глупец решился заставлять,
Чтоб из него крылатого Дедала
Я сотворил, но так как я не мог
Ему помочь, тогда меня он сжег.
Я муки этой огненной не вынес,
Сюда ж меня неумолимый Минос
Низверг потом, но за другой порок…
Нет, я попал в кромешный Ад бездонный.
Проклятою коростой пораженный,
За то, что я алхимик прежде был».
Тогда с поэтом я заговорил:
«Едва ли есть народ другой на свете,
Столь суетный, как все сиенцы эти.
Французы даже суетны не так…»
Другая тень тут выразила мненье,
Чего не мог я ожидать никак:
«Для Стрикко[169 - Стрикка из Сиены – промотал огромное богатство. Данте в насмешку изображает Стрикка и других ему подобных мотов людьми умеренными и скромными.] только сделай исключенье,
Который мотовства был страшный враг.
Потом отдать ты должен предпочтенье
Никколо[170 - Никколо из Сиены – известен мотовством, первым придумал употреблять в кушаньях гвоздику и другие пряности.]. Он за то здесь, что открыл
И ввел гвоздику сам в употребленье,
Гвоздику, это чудное растенье.
Которое он смело разводил
В родном саду[171 - «В родном саду…» – Садом поэт называет в этом случае расточительную Сиену.], где дорогое семя
Во всякое плодиться может время.
Потом ты исключить еще забыл
Веселую ватагу, где когда-то
Даньяно[172 - Каччио Даньяно – принадлежал к числу первейших мотов Сиены.] расточительный кутил
И где неистощимый Аббальято[173 - Аббальято – товарищ и душа разгульной сиенской молодежи, заслужил от Данте похвалу за умеренность, которой он постоянно держался среди безумного мотовства своих приятелей.]
Умел острот так много расточать…
Когда ж теперь желаешь ты узнать
Того, кто о сиенцах судит здраво,
Как сам ты судишь, то имеешь право
Во мне тень Капоккио[174 - Капоккио – сиенец, по мнению одних комментаторов, флорентиец, если верить другим. Изучал физику и естественную историю вместе с Данте. Впоследствии алхимия увлекла его, а неудачи в открытии великой тайны привели его к тому, что он стал подделывать золото и сделался, как он говорит, «обезьяной природы».] ты признать.
Чтобы скорей набить свои карманы,
Подделывал я золото и слыл
Алхимиком. Я в мире – вспомни – был
Подобием преловкой обезьяны».
Песня тридцатая
Перед поэтами проносится призрак Мирры. Тень Джианни Скикки бросается на алхимика Капоккио и низвергается с ним на дно вертепа. Другие призраки и упрек Вергилия.
Когда на племя фивское была
Разгневана Юнона за Семелу[175 - Разгневана Юнона за Семелу… – Юнона ненавидела фивян за любовь Юпитера к Семеле, дочери Кадма – основателя Фив. С помощью фурии Тизифоны она привела Афамаса, царя фивского, в такое состояние бешеного помешательства, что, приняв жену свою Ину за львицу и сыновей за львят, он схватил одного из них, Леарха, и убил об скалу, а мать утопилась с другим сыном.]
И в месть свой гнев ужасный облекла,
Тогда Юноной страшному уделу
Афамас обречен был. До того
Юнона обезумила его,
Что он, жену увидя, у которой
В тот час два сына были на руках,
К ней подбежал, с одной его опорой
Безумство было, – крикнув: «О, в сетях
Сейчас поймаю с львятами я львицу!..»
Потом с зловещим бешенством в глазах
Он кверху поднял грозную десницу,
Леарха сына за ноги схватил,
Швырнул его он кверху, словно птицу,
И об утес несчастного разбил,
А мать с другим ребенком утопилась…
Когда величье Трои закатилось,
И царь, и царство в сумраке могил
Нашли покой, тогда в плену скиталась
Несчастная, лишенная всех сил,
Гекуба и слезами заливалась
О смерти Поликсены[176 - О смерти Поликсены… – Греки, взяв в плен семейство Приама, умертвили Поликсену – дочь Приама и Гекубы – на могиле Ахилла; в то же время брат Поликсены, Полидор, был убит Полимнестром. Гекуба, лишившись детей, до того обезумела, что вопли ее походили на лай пса.], и потом,
Когда в слезах на берегу морском
Она труп Полидора отыскала,
То ярость в ней такая началась,
Что, словно пес, Гекуба лаять стала;
От горести рассудок в ней угас.
