скачать книгу бесплатно
Состарились мы все, когда приплыли
До Геркулеса грани роковой:
Его столбы в проливе узком были
Поставлены – чтоб далее никак
В своих ладьях пловцы не заходили.
Но я сказал, увидя этот знак:
«Друзья! Для нас тяжка была дорога,
До запада достигли мы сквозь мрак,
И так как жить осталось нам немного,
То счастье попытаем и рискнем
Проникнуть в мир безлюдный, где тревога
Людская неизвестна. О своем
Припомните вы все происхожденье.
Не для того на свете мы живем,
Чтоб скотски прозябать со дня рожденья,
Но для того, чтоб на земле найти
Познания и высшие стремленья!»
Так говорил друзьям я на пути,
И речь моя всех их так оживила,
Что трудно удержать потом их было,
Когда вперед мы принялись грести.
Корабль свой мы к востоку повернули
И словно птица далее порхнули
В своем безумном беге. В небесах
Сверкали звезды полюса другого,
Пять раз луна светила в облаках
И исчезала с неба голубого
С тех пор, как мы сквозь роковой проход
Скользнули в бездну моря, нам чужого,
И убегали далее… Но вот
Вдали гора пред нами показалась,
Черневшая из белой пены вод,
И та гора громадной нам казалась.
Обрадовались все мы ей тогда,
Но эта радость тотчас же умчалась
От нас, сменившись ужасом, когда
От той горы поднялся вихрь ужасный
И на корабль наш хлынула вода.
Три раза поднимался он, несчастный,
Напором волн, и вот в четвертый раз,
Не выдержав с грозой борьбы напрасной,
Пошел на дно: закрыло море нас.
Песня двадцать седьмая
Появление в светильнике призрака Гвидо де Монтефельтро. Рассказ Вергилия о состоянии Романьи. По удалении призрака путники переходят из восьмого в девятый вертеп.
Вновь светоч колебаться перестал,
И неподвижный, тихо умолкая,
От нас он удаляться снова стал.
Учителя желанье исполняя,
Тогда другой дрожащий огонек,
Что следом шел за ним, не уставая,
К себе мое внимание привлек.
Внутри его – я слышал – раздавался
Какой-то странный ропот, на упрек
Похожий, как тогда мне показался.
Как медный бык[144 - Медный бык – изобретателем медного быка был Перилл Афинянин; по приказанию сицилийского тирана Фалариса изобретатель был первою жертвою изобретенного им рода казни.] впервые застонал,
И в его реве голос отозвался
Того, кто вид и формы зверя дал
Тому быку, – и полон был страданья
Тот страшный рев, хотя он вылетал
Из медного, литого изваянья,
Так точно вылетало из огня
Неуловимо-странное роптанье
И пронеслось около меня.
Когда ж оно на волю вдруг прорвалось
Из пламени, тогда услышал я,
Как постепенно в звуки облекалось
Роптанье то, и раздались слова,
В которых скорбь и горе выражалось[145 - И раздались слова, / В которых скорбь и горе выражалось… – Грешник, говорящий из середины пламенного светильника, – граф Гвидо де Монтефельтро.]:
«О, смертный, ты, лишь молвивший едва
Здесь по-ломбардски: «Можешь удалиться».
Прошу тебя на миг остановиться.
Пришел я слишком поздно, может быть,
Но я молю тебя не торопиться,
Молю тебя со мной поговорить:
Исполни же несчастного желанье…
Когда сюда ты свергнут в наказанье,
Покинув край латинский, где грешить
Я научился прежде, то нельзя ли
Поведать мне: война иль мир теперь
В Романии? В довольстве иль в печали
Живет народ? Мне дороги, поверь,
Известья те. В горах, между Урбино
И тем хребтом, где – чудная картина! —
Берет начало Тибр, я был рожден».
Я слушал эти речи со вниманьем
И в любопытство весь был обращен,
Тогда учитель молвил с состраданьем:
«С ним сам ты говори: латинец он…»
И я, осмелен этим замечаньем,
С ответом уж готовым на губах,
Немедленно воскликнул: «Дух горящий!
В Романии – в тиранах и рабах,
Как в жизни прошлой, так и в настоящей,
Всегда живет и будет жить раздор
И вечных распрей страх непроходящий,
Но, к счастию, пока до этих пор
Войны там нет, о ней нет слухов даже;
Равенна же несчастная все та же,
Чем и была. Орел Поленты[146 - Орел Поленты – фамилия Полента владела городами Равенною и Червией, в их гербе был орел.] там
