Гнездо Красной Птицы

Сам же он, дерево-Пиктор, не менялся, ни во что иное не превращался. Когда он это понял, ощущение счастья оставило его; он стал стареть, и вид у него становился всё более усталым, серьёзным и озабоченным, как это часто бывает у старых деревьев. Случается такое и с лошадьми, и с птицами, с людьми и другими живыми существами. Мы можем наблюдать это ежедневно: если они теряют способность к превращению, они со временем начинают грустить, чахнуть и теряют свою красоту».

Герман Гессе

Из сказки «Превращение Пиктора»

Утром я встретил Татьяну и сказал:

– Нужно срочно что-то предпринимать с помощью моим ученикам, впавшим в летаргический сон, а то эта весть быстро распространится по городу, и меня обвинят в каком-либо колдовстве и, как в древние времена отправят на костёр.

Она улыбнулась, сказав:

– На костёр тебя не отправят, а вот к уголовно ответственности могут привлечь, ведь не у всех преподавателей студенты после их лекций засыпают длительным сном. Тебе нужно срочно обратиться к прихожанам церкви и попросить их помочь тебе. Мне кажется, что некоторые из них обладают сильной духовной аурой, и могли бы, погрузившись в сон, войти с ними в духовное соприкосновение, чтобы разбудить их. Но вот только я сомневаюсь, что это получится.

– Это должно получиться, – сказал я.

– Но как ты уговоришь прихожан помочь нашим студентам?– спросила Татьяна.

– Я тебе уже говорил, что это их долг помогать своему ближнему, – ответил я, – им просто нужно объяснить, что студенты нуждаются в их помощи. Более того, нам нужно будет убедить их проникнуть в их состояние психики, чтобы понять, что они чувствуют и что ощущают в своих собственных мирах. Ведь их время и пространство отличается от нашего реального мира,

– Но разве это можно? – спросила она меня. – Ведь это равносильно тому, как если бы живой человек захотел проникнуть в мир мёртвых. Мы свой-то мир не можем познать, что уж говорить о мире мёртвых, мы даже не имеем представления о том, что он означает, и есть ли он вообще в параллельном измерении. Мы слишком много идеализируем, и наши грёзы часто бывают безосновательны.

– Да, – согласился я с ней, – выдающиеся умы человечество пытались определить действительность этого мира, желая в его видимой реальности открыть какие-то скрытые стороны и даже проникнуть в них. Наше воображение – это всего лишь фантазии, а что стоит за гранью этой реальности – это лишь наши предположения. Платон считал, что существует идеальный мир. Нильс Бор полагал, что любое измерение должно быть воспроизводимым, и информация о нём обязана поддаваться словесному выражению, а Макс Бор считал, что пространство нашего мира можно измерить с помощью линейки, а время – циферблатом часов. Но так ли это? Ведь многое человек не способен передать с помощью простых слов, вероятно, поэтому он и изобрёл язык математики, где при помощи символов и знаков пытался выразить не высказываемые истины и мысли. Но и математическим языком не всё можно изложить. Ведь некоторые вещи в мире нами просто угадываются, а действительность раскрывается перед нами с такими тайнами, которые мы воспринимаем нашим умом на грани понимания. Кант говорил, что невозможно представить себе объекты вне пространства и времени, но вполне возможно вообразить пустые пространство и время, не заполненные объектами и событиями. Мы не можем полагаться только на наши чувства и ощущения в изучении пространства и времени. Хоть Кант и говорил, что время и пространство – суть формы нашей чувственности, он так и называл их «перцептуальным», то есть чувственно-воспринимаемым, за которое уцепился Бертран Рассел, представляя, что все предметы мы познаём через наши ощущения. Кант обосновал исходный характер этого воспринимаемого пространства и времени по отношению человеческого опыта, но через концепцию «Вещи в себе», которые являются не пространственными и не временными, а пространство и время – это лишь субъективная рамка, в которой группируются наши ощущения и восприятия. Они как бы находятся вне реального времени и пространства, потому что они существуют сами по себе. А наша уверенность в пространственности и временности реальных вещей всего лишь иллюзия. К примеру, если мы увидим призрак, который для нас видим, но не осязаем, то можем ли мы с уверенностью заявить, что призрак реален, если даже он будет разговаривать с нами. Поэтому вопрос о существовании реального пространства и времени непростой. У людей верующих и воцерковлённых своё виденье мира и своя вера в божественные символы. Может быть, это и поможет мне разбудить моих студентов.

К этому времени всех моих студентов, впавших в летаргический сон, свезли в общую палату научно-исследовательского института медицины, куда устроилась санитаркой мать Татьяны Девятихвостая Лиса. Договорившись с прихожанами в церкви, я собрал их в палате моих уснувших студентов и, объяснив причину нашей совместной встречи, рассадил их у кроватей пациентов: Тапир-хан сел возле Горного Волка, Демон Гуй по кличке Баран Ян – рядом с Грозной Собакой, Кабарга Чжан – у постели Ветреного Фазана, Конь Ма находился возле Огненного Петуха, Олень Лу – у Земного Ворона, Змея Шэ примостилась рядом с Озёрной Черепахой, а Червяк Инь смотрел за Небесной обезьяной. Двухвостая Лиса, Татьяна и я устроились на стульях недалеко от дверей палаты. Всех нас в палате было семнадцать человек, что составило мифическую цифру по системе Фэн-шуй, и это меня вдохновляло и вселяло в меня надежду на успех, поэтому я бодро начал свою речь.

– К сожалению, мои студенты запутались во времени и пространстве и, заблудившись в своих снах, никак не могут найти выход в нашу действительность, чтобы проснуться. Поэтому я прошу вас попробовать проникнуть в их сознание и объяснить им, что реальный мир находится не в их снах, а здесь в этой палате, где мы собрались и желаем их пробуждения.

– Но как мы можем проникнуть в их сознание? – с удивлением спросил меня Тапир-хан, – Ведь мы не психологи, и нам не известна методика вхождения во сны других людей.

– Такой методики пока не существует, – сказал я, – но каждый из вас обладает высокой духовной аурой, при помощи которой мы способны повлиять на их психику. Нам не известно, где они находятся: в прошлом, настоящем или будущем, но мы можем связаться с ними, потому что они нас слышат, и посоветовать им, как найти выход из их комы.

Демон Гуй покачал головой и сказал:

– Это не так просто. Все мы, живые люди, не имеющие медицинского образования, далеки от познаний в области психологии и какого-либо представления о сфере мозговой деятельности человека. Что мы можем сделать, когда нам самим не известен этот мир с его временем и пространством, и уж тем более человеческая душа?

Я, глядя на их понурые головы, набрался духа и сказал:

– Когда-то святой Августин пришёл к выводу, что время не существует объективно, так как оно находится в глубинах нашей души, а его течение парадоксально, потому что прошлое уже не существует, а будущее ещё не наступило, настоящее же не имеет никакой протяжённости, следовательно, время не обладает реальностью. Мои студенты попали в нереальный мир, поэтому и растерялись, потеряв свои жизненные устои, им трудно приспособиться там, куда они попали, но им невозможно вернуться назад без нашей помощи. Я учил их научным знания, но, как видно, эти знания им там не пригодились. Ведь они попали в некое абсолютно пустое пространство, где нет вещей, привычных для них, кроме призраков, как и времени. Ведь в наших снах земное время останавливается. Английский учёный Френсис Брэдли говорил, что, с одной стороны, пространство и время – ничто, кроме отношений между вещами, а с другой, – они не есть простые отношения, они могут существовать и при отсутствии вещей. Из этого следует вопрос: материален ли наш мир? И если призрак не материален, то, как он появляется в материальном мире? Ведь иногда мы видим призраков.

– Мы видим также и ангелов, – заметила Кабарга Чжан, – но ангелы приходят к нам из другого мира.

– Вот-вот, – согласился я с ней, – следуя теории Брэдли, можно сказать, что пространство и время, с одной стороны, абсолютны в смысле самостоятельности в отношении отдельных предметов, а с другой стороны, относительны в смысле обусловленности глубокими свойствами материи. Так от чего же, и откуда проникают в наш материальный мир призраки и разные духи? Значит не всё в этом материальном мире ощущаемо и, более того, не всё вписывается в этот мир с материальной точки зрения, так как неведомо откуда появляется. А это значит, что существуют во Вселенной какие-то не материальные сферы инобытия.

– В этом не стоит сомневаться, – уверенно сказал Конь Ма, – нам не известны законы потустороннего мира. И мы не знаем, кем он населён.

При этом он посмотрел на спящего Огненного Петуха. Я тут же ухватился за его мысль, сказав:

– Мы можем только догадываться о законах того мира. Кант полагал, что в действительности существует только эвклидова геометрия, истины которой даны субъекту для всякого опыта, априори, и никогда не могут быть опровергнуты или заменены другими. Но тут же появились другие математики, такие как Лобачевский и Риман, и открыли другие геометрии, отчего стало известно, что в математике может появиться бесчисленное множество геометрических пространств, имеющих отношение к реальному миру. Ведь всё зависит не только от субъективности человека, воспринимающего мир, но и от объективности самих явлений, происходящих в мире. Французский математик Анри Пуанкаре с точки зрения традиционных взглядов пытался дать своё объяснение соотношению субъективного и объективного. Он считал, что все математические пространства являются равноправными, и ни одно из них не имеет преимуществ по сравнению с другими. Все они представляют собой некие абстрактные модели, существующие только в нашем сознании. Поэтому бессмысленно спрашивать, какое из них реализуется в действительности. При описании физических явлений одно из них более удобно, другое – менее удобно, но это не означает, что одно из них истинно, а другое – не ложно. Поэтому всё в мире относительно друг друга, и это касается не только математических моделей, но и самой материи. Ведь и сама материя развивается как бы в двусторонних направлениях: в сторону тонкости, и в сторону плотности. Одна материя становится тонкой, а другая – толстой. Толстая материя стремится к крепости и уплотнению, а тонкая – к утончённости и разряжению. Эти материи и формируют понятийные пространства, которые выбираем мы по степени удобности для нашего понимания, что и составляет нашу объективную реальность пространства и времени, потому что с тонкой материей нашему уму удобнее всего справляться. Но в представлении этих материй сразу возникает серьёзное противоречие, с которым столкнулись в своё время Пифагор и Платон. При наличии тонкой материи, всегда проще её додумывать, то, что не проходит с толстой материей, поэтому создаётся ложное впечатление, что идеальные объёмные объекты не существуют в действительности, но толстые материальные заместители этих объектов всегда несовершенны и отклоняются от идеального образца. Это – как развивающееся тело растущего человека. Вначале оно молодое мягкое и лёгкое, но по степени старения становится твёрдым и тяжелым, и, наконец, при умирании становится ломким и неподвижным. Из этого развития рождается материя живая и мёртвая. Всё мёртвое толстое, а всё живое – тонкое. В тонкой материи существуют идеальные окружности и прямые линии, потому что она легко поддаётся исправлению, и из неё поучаются новые геометрические объекты. Математические истины, по сравнению с другими научными истинами обладают наибольшей научной строгостью и достоверностью, и в меньшей степени зависят от познающего объекта. Учитывая это, Платон и пришёл к выводу, что идеальные математические объемы, иными словами, идеи, существуют не в эмпирической действительности, а «на небе идей».

Этот мой вывод восхитил моих слушателей, и Змея Шэ с восторгом и придыханием в голосе сказала:

– Так оно и есть! Всё совершенное находится на Небе, а всё, что рождается на земле, есть грубая копия и подделка небесных вещей. К тому же, человеческие чувства несовершенны, люди не способны уловить своим чутьём те возвышенные вещи и идеи, которые обитают на небесах.

– Совершенно верно, – согласился я с ней, – окружающий нас чувственный мир является лишь бледной копией идеального мира. Чувственные вещи и явления лишь «запускают» механизм интуиции, и тогда душа «вспоминает» об особенностях идеального мира, в котором она когда-то пребывала. Механизм онтологизации чувственных качеств, так или иначе, проецирует на мир не восприятия, а наши абстракции и идеализации, поэтому мы воспринимаем окружающий мир как бы в розовых очках, и видим не сами твёрдые тела, а некоторые идеальные объекты, абсолютно неизменные и служащие лишь упрощённым изображением твёрдых тел. Как говорил Анри Пуанкаре: «Понятие об этих идеальных телах извлечено нами из недр нашего духа, а опыт представляет только случай, заставляющий это понятие выступить».

– Так что же получается? – спросила меня Татьяна. – Всё тонкое – живое, а всё твердое – мёртвое. А это значит, что все мы в этом твёрдом мире – ходячие мертвецы, а призраки, являющиеся изредка нам, настоящие живые существа. Из этого получается, что мы все живём в Царстве мёртвых, а призраки обитают в настоящем Царстве живых? Если думать так, то всё переворачивается с ног на голову. Так ли это?

При этих словах её мать Девятихвостая Лиса усмехнулась.

– Получается, что так оно и есть, – согласился я с ней, – как говорил Пуанкаре, бессмысленно спрашивать, какая из этих теорий истинна. Физик выбирает из них ту теорию, которая более проста и удобна для описания физических явлений, и только. Поэтому, как считал он, не правомерно спрашивать о том, какова геометрия реального пространства – эвклидова или нет. Обе эти геометрии непротиворечивы, как и оба мира: тонкого и толстого, следовательно, в общем смысле, оба эти противоположности приемлемы. Неважно, в каком пространстве мы живём, если это пространство вмещает одно в другое.

– Я с эти абсолютно согласен, – сказал Червяк, сидящей возле Небесной Обезьяны, – мир мёртвых нельзя отрывать от мира живых, потому что он является переходом в новую жизнь, это – как червоточина соединяющая оба мира.

– Вот-вот, – согласился я с ним, – большой вклад в науку и в понимание обоих миров совершил Эйнштейн, когда заявил, что хоть и есть различие между мирами, как и двумя геометриями – чистой и физической, но их можно не только совместить, но рассматривать одну, как дополнение другой. Все рассуждения Пуанкаре, по мнению Эйнштейна, протекают в рамках чистой геометрии, имеющей дело с идеальными математическими объектами и описывающими их аксиомами. Чтобы чистая геометрия стала физической, то есть отраслью естествознания, необходимо, по Эйнштейну, дать ей физическую интерпретацию. Например, тела эвклидовой геометрии необходимо сопоставить с твёрдыми телами, а прямые линии – со световыми лучами. Тогда предположительно можно понять, какие процессы происходят в обоих мирах, и как один мир вмещает в себе другой. Конечно, из-за того, что строгость чистой математики возможна лишь благодаря тому, что она имеет дело с идеальными, воображаемые объектами, есть некоторое ошибочное стремление ума выдать желаемое за действительное. Из- за этого возникают некие искусственные правила, тоже придуманные людьми, как использовать в воображении абстрактные объекты, такие как материальная точка, идеальный газ – эфир, система отсчёта, классическое и квантовое поле, статистический ансамбль и прочее. Без абстрактных объектов физика просто не может обходиться, а это говорит о том, что материальному физическому миру чего-то не хватает. А не хватает именно того невидимого нами мира, который мы называем потусторонним, и который влияет на наш мир своими точно определёнными законами, такими как причинно-следственные связи, возмездие и неоспоримый стандарт мировой справедливости, какие включают в нашу жизнь все религии мира. Из-за того, что всё этот исходит из невидимого нам мира, как доказательства его наличия, нельзя его отрицать, и разрывать наш мир на две половины, держаться за одну сторону, и отрицая другую. Поэтому физика постепенно приближается к пониманию этого мира, признавая такие явления, как точка сингулярности, гравитация, газ, в котором взаимодействие между молекулами пренебрежительно мало, из-за чего его называют эфиром. Без этих основ невозможно существование реального физического пространства. Это и есть тот мир, где начинается одухотворение, где истинные законы известны только богам и высшим духам, где смерть преображается в жизнь, чтобы повторить начальное движение цикла возрождения в цепи чередования энергий Инь и Ян.

Когда я закончил фразу Девятихвостая Лиса, мать Татьяны, мне приветливо улыбнулась.

Я попросил прихожан церкви высказаться по этому вопросу. Тапир-хан, сидящий рядом с Горным Волком, сказал:

– Это правильно. Признание второго параллельного с нами мира и возможности его познания расширяют границы нашего миропонимания. Эти два мира не противоречат друг другу, а всего лишь дополняют себя своей противоположностью. И они не антиподы, а лишь самих себя продолжения, как два источника миро-образования, втекающих друг в друга, и вытекающих друг из друга. И они связаны одной целью взаимного проникновения, при чередовании энергий Инь и Ян. И проникнуть в них можно через божественное проникновение. Истины, обретаемые непосредственно из этих источников, безусловно, абсолютны, и дополняют друг друга, создавая таким путём Высшую Истину. Гарантом её является её происхождение.

– Но здесь есть одна ловушка, – возразил я ему, – можно, конечно усомниться в реальности самого окружающего нас мира, стоит закрыть глаза, и этот мир тут же исчезнет. И тогда можно только домысливать, каким является этот закрытый от наших глаз мир, строить всякие абстракции и воображать какие-то объекты наряду с другими. Но даже эти абстрактные объекты, имеющие отношение к физике, невозможно оторвать от действительности, полагая, что они – плод нашей фантазии. Также нельзя полагаться и на реальные вещи, которые мы видим перед собой, и уж тем более, на явления, происходящие в мире, цена им – один миг. Пронесётся это мгновение, и нет уже ни этих вещей, ни этих явлений. И мы уже ничего не ощущаем с помощью наших органов чувств. Как будто бы их никогда и не было. Но, в действительности, объективно существуют не только явление, но и сущность, не только единичное, но и общее. Эти абстракции позволяют нам мыслить и понимать то, что происходит в природе.

Свою мысль тут же высказал мне Демон Гуй по имени Баран Ян. Он сказал:

– Источник рационального познания – человеческий разум. При всём его несовершенстве, нет основания пренебрегать им и отвергать его. Ведь недаром божественное проведение внедрило свет разума в человеческое мышление. Однако по самой природе своей, как разум конечного существа, он неизбежно конечен и ограничен. Не всё доступно человеческому разуму, предоставленному самому себе, и не всегда на него можно положиться. Существуют истины, которых ум человеческий неспособен достигнуть, и откровение открывает ему тайн бытия, недоступные постижения ему. Ещё Кант говорил, что вера в потусторонний мир заключена в пределах человеческого разума, потому что истины, которые человеческий разум открывает в добросовестных поисках, не могут находиться в противоречии с уже ранее установленными им истинами.

И я опять возразил, сказав:

– В этом мире не всё так однозначно, потому что мы не знаем до конца этот мир, у нас есть только некоторые предположения того, что он собой представляет. Ведь в этом мире мы все существуем как субъекты. Поэтому мы и смотрим на окружающий мир отстранённым взглядом. Нам трудно обрести объективное видение вещей. Мы только можем догадываться, что существует, а чего нет в мире. Мы могли с уверенностью сказать вчера, что некий человек существует, и даже, здороваясь с ним, пожать ему руку. Но сегодня его уже нет в этом мире. Он куда-то переместился, исчезнув неожиданным образом, умерев, и этот мир может посещать лишь как призрак. Другой человек уснул летаргическим сном, как мои ученики, он ещё не перешёл в другой мир, и его тело здравствует в этом мире, но мы уже не можем с ним общаться, потому что он своим сознанием погрузился в Царство мёртвых. Он живёт в другой реальности, и для него та реальность более объективна, чем наша. У него там свои ощущения, свой мир, до которого мы не можем дотянуться, чтобы разбудить его. Его ощущения существуют независимо от наших чувств, как во сне. Он воспринимает даже материю по-другому: для него его материи тоже присуще два свойства: быть объективной реальностью, существующей вне нашего сознания, и он тоже познаёт её на опыте, в конечном счёте, тоже с помощью органов чувств. Для него его эти положения являются исходными при решении проблемы: как отличить реальные объекты, существующие независимо от него, от воображаемых вещей, существующих только в его сознании, и не отражающих его объективную реальность. Наш мир ему может показаться сном, и он может воспринимать его как сон, в то время как мы думаем, что это он находится во сне. Так кто же из нас спит: мы или он? Но что такое значит: получение объективной информации? И как её можно обрести? С помощью чувства? Но во сне человек тоже чувствует другую реальность. С помощью разума? Но в умо-постижение как избавиться от воображения? С помощью опыта? Но как относиться к опыту ясновидцем или тех людей, которые общаются с призраками? И нужно ли сбрасывать со счетов абсолютную идею Платона и мировой дух Гегеля, а также другие метафизические сущности, не поддающиеся опытному познанию или естественно-научному эксперименту? Опыт человека – это ничто, ведь в бессознательном состоянии или религиозном экстазе, человек может обрести опыт общения с богами

– Да, да, – тут же согласилась со мной Кабарга Чжан, – опыт общения человека с богами существовал издревле. У всех народов складывалась своя теология – «познания о небесах», поэтому у философии и теологии существуют два разнонаправленных направлений – восходящих к небесам и нисходящих с небес. Но иногда к человеку с небес поступают такие свидетельства в явлении чудес, что он готов отказаться от рационального познания мира, так как они нарушают естественный порядок вещей, к которому он привык. Так что же представляют собой небеса – этот параллельный мир, в который человек попадет после своей смерти, и в который он не всегда верит при жизни? Так уж принято, что учёные и философы расходятся в понимании бытия, принимая одну или другую стороны утверждений о том, что в мире более существенно: признание наличия только физического мира, или допущение иной субстанциональной сферы тонкого мира, где человек продолжает своё существование, покинув свою земную оболочку. Из этого разделения образовались два вида онтологий: онтология несотворенного бытия и онтология бытия сотворённого, наделяющего все существа бытием. Это происходит оттого, что одни учёные не разделяют тело и душу, другие – разделяют их, но не признают единства двух сфер человеческого бытия, а третьи, вообще, отрицают наличие души у человека.

– Это верно, – согласился я с ней, – невозможно всё в мире проверить на опыте, хотя в современной методологии физического познания используется общефилософский тезис конкретизации в виде условия принципиальной наблюдаемости. Принципиальная наблюдаемость означает получение прямой и косвенной физической информации от изучаемого объекта, выражающегося, в конечном счёте, в показаниях органов чувств. Человек, когда видит призрак, не может его ощупать руками, но способен с ним говорить, чувствовать его запах и даже совокупляться, иными словами, осязание к нему приходит только после того, как происходит возгонка сублимации. Ведь если даже если кроме нашей Вселенной существует другая Вселенная, с которой мы не можем вступить в какие-то сношения, мы не можем сразу же отвергнуть это утверждение, как противоречащее условию наблюдаемости. Когда мы привыкаем, к нашим земным трём измерениям, и вдруг перед нами открывается четвёртое и пятое измерение, то мы расширяем диапазон нашей чувствительности. Поэтому нельзя говорить, что если из подтверждённого на практике закона природы вытекает, что некоторый теоретический объект физики в принципе не наблюдаем в эксперименте, то есть основание считать этот объект не реальным, а воображаемым. Есть некоторые вещи не подвластные нашему разуму, до которых мы ещё не можем додуматься. Так, например, в физике из-за соотношений неопределённостей Гейзенберга вытекает принципиальная не-наблюдаемость орбиты электрона в атоме, что даёт основания рассматривать эти орбиты несуществующими: движение электрона происходит не по орбитам, а более сложно, в соответствии с законами квантовой механики.

– Вот видите, – сказал Конь Ма, – человеческий внутренний мир не так прост, как кажется. – но возникает вопрос, может ли субъект, созданный природой, мыслить так же объективно, как сама природа? Иными словами, может ли человек мыслить как Бог? Абсолютное, несотворенное, чистое бытие как таковое есть непостижимая и неизменная духовная субстанция, отличная от мира, от которой приобретают бытие все сотворенные, конечные предметы. Сотворенные предметы обладают сущностью и существованием, которые в них сочетаются и разграничиваются. «Возможное» мыслится как сущность, ещё не обладая существованием. Стать причастным к бытию, значит, быть сотворенным. С другой стороны, обладать сущностью, то есть, быть той или иной определённой вещью, значит быть ограниченным, конечным, не бытием как таковым, а неким определённым бытием. Если бытие есть утверждение, положительное начало, то сущность есть ограничение бытия, отрицательное начало. Поэтому бытие в физическом мире существенно отличается от божественного бытия: в последнем нет различия сущности и существования, поскольку в нём нет ограничения бытия; сущность и существование в нём не соединены воедино как в конечных вещах, а изначально тождественны. В какой-то степени мир разделён на духовную и материальную субстанции.