Небесный геном

Сладкую темноту беспамятной дремоты разорвала адская боль в голове, сознание моментально окрасилось в ярко-красный цвет. Загрохотало сердце в ушах. Боль была такой, что смог приоткрыть только один глаз и дать резкий манёвр от стремительно приближающейся ели. Не успел и зацепил кистью крыла. Меня закрутило, судорожно старался стабилизировать положение. Ещё удар о колючие ветки. Зарычал и замахал крыльями, чтобы подняться на высоту. Всё ещё мир крутился перед глазами, но уже удалялось полотно леса. Развернул оперение в обратную вращению сторону, постепенно останавливаясь. Лёг в медленный дрейф в набегающих потоках воздуха. Изображение было в полупрозрачных алых тонах. Что происходит? Обшарил себя на предмет открытых ран. Ничего. Физически всё в порядке, кроме тупой боли в голове и сердце. Глухота проходила, а за ней пришла тревога. Не та, что сигнализировала об опасности мне, а тревога за… Таню… ЧТО?! Связь с ней стала осязаемой и… кровавой… С этой несуществующей в реальном мире нити капала красная, пахнущая железом, густая жидкость… Связь стала угасать, медленно, но неумолимо. Я понял, что произошло что-то страшное, рискуя перейти в непоправимое.

Развернулся и стрелой понёсся обратно, взмыл на самую большую высоту, где воздух менее плотный и можно разогнаться ещё быстрее. Подгоняемый течениями в атмосфере, выжимал из себя всё, что есть. Даже на пределе, мне лететь, минимум, пару часов. Лицо заливали слёзы. Я вслух говорил себе только одно слово: Таня. Нить всё блекла и блекла, а паника, наоборот, становилась всё более осязаемой. В дополнение к тревоге за мою любимую истерично заверещала та самая сирена. Они идут туда. Сколько у меня есть времени? Напряг зрение, но докуда хватало обзора – чистый горизонт. По земле пробираются? А где дроны? Неужели подозревают, что могут спугнуть меня, если обнаружу их? Умно. Пришло озарение, что рассудок прояснился, стали выскакивать чёткие пункты дальнейших действий. Сложил крылья и начал пикировать вниз. Завершающий участок полёта. Сердце бешено колотилось, но ни истерики, ни паники, ни отчаяния – только холодная, обжигающе холодная, решимость вытащить Таню оттуда. Чего бы мне теперь этого ни стоило.

Ветер свистел в оперении. Неразличимый ворс лесного ковра быстро приобретал очертания отдельно растущих деревьев. Вот и опушка. В паре сотен метров над ней раскрываю парашют крыльев, гашу скорость буквально на расстоянии стволов. Вот она!!! Лежит в траве!!!

– ТАНЯ! – кричу я. Всё равно, что меня могут услышать. Шумно приземляюсь на ноги, в несколько прыжков оказываюсь рядом с ней. Связь совсем исчезла. Едва теплится вместе с жизнью в моей девочке. Она лежит на боку, нога встаёт во что-то влажное и хлюпающее, падаю на колени, переворачиваю её и вижу порез на запястье. С него уже почти ничего не льётся, а джинсы на коленях стали пропитываться кровью. Рядом валяется нож и раскрытый рюкзак. Я гляжу на эту картину и не понимаю, что перед собой вижу. Шок накатывает и сковывает моё тело. Интуиция с размаху влетает в моё сознание, останавливая разум от падения в пучины безразличия и непонимания ситуации. Часто моргаю и дышу. Вопрос только начал формироваться, как рука сама потянулась за ножом.

Закатанный рукав. Блеск лезвия. Острая, но несильная боль. Голова Тани на моих коленях. Порезанное её запястье. Капли моей крови падают прямиком в рану. Ещё несколько капель моей крови в рот Тани. Шорох бинтов. Лязгающие звуки застёжек ремней. Едва заметное дыхание. Прижимаю к себе самое родное существо во всей Вселенной. Толчок в бездну неба. Какие-то крики. Вроде кто-то стрелял. Остались только свист ветра в ушах и слабое сердцебиение Тани…

Глава 9

Если и есть самая приятная естественная смерть, то это – отойти в мир иной во сне. Без боли, без страданий, просто уснул – и всё. Мир снов стал бесконечным, непрерывающимся, где ты – властелин, сам создатель реальности. Главное – не понять, что всё это иллюзия, обман, чтобы не пустить дальше. В рай, ад, обратно на землю, если существует перерождение – не знаю, что там дальше, за гранью снов.

Вот и я – лишь уснула, безразлично наблюдая, как неспешно течёт густая тёмно-вишнёвая кровь из раны на запястье. Я искренне не знала, успеет ли мой Женя вернуться и успел ли? Могла только надеяться, что сильные заботливые руки прикоснутся ко мне, а я радостно и немного виновато за свой поступок улыбнусь. Даже в такой ситуации остаюсь безнадёжно наивной.

Не пришёл, не успел. Я знала, что нельзя поддаваться соблазну и боролась со сном. Жара, пение птиц и стрекотня бесчисленных кузнечиков убаюкали разум. Когда реальный мир ускользал и покрывался пеленой, успела подумать, насколько несправедлива и жестока может быть жизнь. Только обретя счастье, сама его разбила и ещё прошу склеить. Я же говорю – наивная.

Вначале, да, были сны. Яркие и грандиозные, но во всех всегда были красные тучи над горизонтом, они медленно наползали на светло-сиреневые или голубые небеса, приобретая всё более зловещий оттенок. Время шло по-разному: где-то успевала прожить целую земную жизнь, где-то даже больше. Ещё не понимала, что стою между жизнью и смертью. Думала, что всё реально. Даже были такие сюжеты, где был Женя, с крыльями и без, мы были вместе, но эти сны обрывались очень внезапно. Стали сокращаться. Всё быстрее и быстрее сменялись локации, люди, только бордовые тучи уже заполонили почти весь небосвод. Осталась только небольшая полоска чистого неба. Тут я и поняла, куда меня забросило…

Калейдоскоп снов разбился и рассыпался в пыль, не оставив после себя абсолютную темноту. С единственным источником света в виде меня. Я могла себя видеть, будто на меня направлены мощные прожекторы. Пыталась кричать, но звук тут не распространялся, даже эха не было. Бегала в разные стороны, но пустота была настолько пустой, что быстро сломила мою волю. Из остатков мира, ускользающего от меня, осталась только гравитация.

Выбившись из сил, рухнула на чёрную поверхность из непонятного материала. На ней не оставались следы, не отбрасывалась моя тень, даже тактильно мне не с чем сравнить. Максимально нейтральный и бездушный. Я заплакала, чётко осознавая, что конец близок. Руки стали терять цвет, вся я медленно переходила в чёрно-белые тона.

Паники не было. Уже не было. Вспоминала светлые моменты моей недолгой жизни, просила прощения у тех, кого обидела и кого бросила, жалела, что так глупо себя повела с Женей. Оттолкнула его за правду, которая мне была известна с самого начала, как только увидела и дотронулась до него. Сама же и задвинула это знание далеко на задворки моего разума, наивно полагая, что если об этом не думать, то оно не произойдёт.

Мой Женя… Мы могли вместе рассекать небо, быть там, где никогда и никого не было. Просто быть вдвоём. Я сама всё разрушила. Я исчезаю. Рука уже почти полностью прозрачная. Я не жалею, что всё так получилось. Обрела настоящую любовь, обрела тебя, обрела себя. Ради одного мига я готова пройти весь путь заново. Если и есть лучший мир, то, может, мы встретимся с тобой там? Не прощаюсь и жду тебя. Я люблю тебя, Женя. Твоя навсегда Таня.

Что-то холодное обдало лицо. Солёный привкус во рту. Мерное покачивание. Снова холод. Если это такая смерть, то слишком странная и… реальная. Тьма перед глазами постепенно серела. Слабость страшная. Чтобы разлепить веки, нужны, казалось, усилия титанов, а я пока отказалась от этой затеи.

Возвращался звук: шелест чего-то мягкого, подвывание ветра и его шум в ушах. Ничего не понимаю. Толчок – и сменился угол направления гравитации, и так ещё пару раз. Вестибулярный аппарат запротестовал, затошнило, но желудок пару раз внутри дернулся и успокоился. Пустой, как моя голова.

Что-то сдавливало запястье. Запястье… Зап… Женя!!! Я подумала, что закричала, но губы даже не пошевелились. Радость взорвалась и наполнила едва живое тщедушное моё тельце. Ощутила, что пояс, грудь и спину сдавливает что-то узкое. Ремни! Мы летим! Он несёт меня! Я верила! Знала!

Веселье прервала многотонная плита усталости, внезапно свалившаяся на меня. Не ожидала, что от несложных дум можно так выбиться из сил. Сколько же крови я потеряла? О, первая правильная мысль…

Сильно тряхануло, я резко, от испуга, распахнула глаза, которые обожгло голубизной неба. Сощурилась и попыталась сжаться в комок. Не получилось, ремни сковывали любые движения. Было очень больно, слабость всё ещё сидела во мне, как у себя дома, видимо, и не думала пока уходить.

– Прости, Танюш, попали в воздушную яму. Не ожидал, что они будут на такой высоте… – родной голос Жени лился тихо и приятно, словно убаюкивал меня.

Тревога испарялась, но в голове ещё ухала боль от внезапного прихода в себя. Правая рука затекла в неудобной позе, но, даже если и могла вытащить, то не смогла бы. Для меня верх подвижности: хлопать веками и, возможно, говорить, но последнее очень не точно. Странно, но я совсем не хочу пить. Женя меня так же отпаивал, как и я его? Мне стало так тепло внутри, захотелось притянуться и поцеловать, но в моём состоянии на данный момент – несбыточные мечты. Голода тоже не было. Сколько мы летим уже?

Разодрала глаза, кажется, что отдала на это всю энергию, что была размазана тоненьким слоем по моей сущности. Дневной свет уже не приносил страданий, а вот набегающий ветер заставил проступить слезам. Усилием воли немного отвернула голову, мышцы шеи протяжно заныли и неприятно зашевелились от напряжения в одном положении. Женя, заметив, что моё бренное тело почти безнадёжно пытается укрыться от потоков воздуха в лицо, немного изменил натяжение ремней, и я оказалась у самой его груди. Ветер долбился теперь только в затылок.

– Что… случ…сь… – хрипло, еле-еле слышно смогла выдавить из себя. Голосовые связки задеревенели и не слушались. Буквы не складывались в слоги, а те – в слова. Не уверена, что он не то что понял, а просто услышал меня, но кинутый на меня его взор явственно дал две отметины где-то в задней части головы. Интуиция тоже сказала, что услышал и понял.

– Не говори, береги силы, Танюш… Пока не прилетим на место. Если вкратце, то я нашёл тебя, когда ты потеряла большое количество крови… Перебинтовал рану и забрал тебя… – глухо и печально говорил Женя, а интуиция высветила чёткое «Недоговаривает!». Я и сама ощутила, насколько подбирает слова.

– По..ч..му? – я старалась выдавать по слогам, чтобы ш шёпот, смешанный с хрипением, был похож на что-то осознанное, а не на шелест перьев, мерно рассекающих небесную толщу.

– Почему ушёл? – уточнил Женя. Я кивнула или понадеялась на это. Он глубоко вздохнул, я чуть не прижалась носом к пахнущей хвоей рубашке. Помолчал некоторое время, снова формулировал. Стукнуть бы, да не могу. Запас слов у меня на сегодня ограничен. Словесный абонемент мне пока нечем продлевать.

– Меня нашли. Залётный разведывательный дрон обнаружил домик, а меня чёрт дёрнул вылезти посмотреть. Я его увидел, когда он был ещё на высоте, но надежд не питал. Я не мог оставаться больше. Риск быть найденным стал угрожающе большим. Я не мог и тебя подставить, Танюш… Не мог забрать тебя в городе… Я ждал и молился, чтобы тебя ни в чём не заподозрили… Насколько смог, замёл улики в домике и улетел… С твёрдым намерением вернуться к тебе, как всё поуляжется… В полёте я принял… твой сигнал… на всех порах помчался обратно… Было всё равно, что будет уже… Главное – ты, Танюш… Взывал к Всевышнему, чтобы с тобой было всё в порядке… Нашёл тебя уже без сознания… Времени не было. Военные были уже близко. Сбегал с тобой под град пуль. Прости, Танюш, нужно было, не взирая ни на что, забрать тебя и улететь на край света. Ничего бы этого тогда не было…

Во время его монолога я смогла развернуть голову в его сторону. Он смотрел вперёд, явно ничего не видящими глазами, а с последними фразами на щеке заблестела слеза… Так хотелось сказать, что он ни в чём не виноват, что это я поступила как шестнадцатилетняя девчонка. Сама подставила его… Сама всё разрушила, а он… ради меня не побоялся и вытащил из лап смерти…

– Я… лю…б...лю… т…бя… – это самое большое, на что я способна. Я знаю, что он понял, сколько всего я вложила в эти три исковерканных слова. Слабость снова потащила сознание куда-то в туман, я сопротивлялась. Глядела большими глазами на его лик на фоне облачных замков, он заметил, глянул на меня и ласково улыбнулся. Столько грусти и тоски поселилось в нём. Сколько переживаний смог преодолеть? Знаете, я даже не хотела представлять. Нож и запястье – лёгкое решение проблем, а вот исправить и не обвинить, продолжать любить и принимать – это настоящий подвиг, во имя чего-то большого и светлого. Экзамен был сдан обоими нами. Женя – на отлично, а я… еле наскребла на тройку, чтобы получить зачёт по базовому курсу любви… Всегда была отличницей, а тут… Не знаю почему, но эта мысль меня согрела и успокоила…

Снова вынырнула из пучин забытья и снов без сновидений. Я ещё ярко помнила те места, где кровавые с прожилками, похожими на вены, тучи закрывали собой небо и солнце. Не знаю, привиделось ли мне или нет, но перед тем, как всё разлетелось, диск светила пошёл бордовыми трещинами, а с алого одеяла пошёл горячий, густой дождь – из крови.

Я поёжилась, зубы отстукивали оду холоду. Тело совсем не вырабатывало тепла, Женя, как мог, прижимал меня к себе, но спина и ноги давно околели. Хотелось есть – впервые за столько времени. Я повернула голову вбок. Стояла ночь. Глубокое звёздное небо, отблески северного сияния. Мы далеко за полярным кругом, даже без подсказок интуиции было понятно – отсюда и холод. Зима в этих широтах приходит куда раньше и резче.

Внизу проносились смазанные очертания рельефа: изрезанные русла рек, островки лесов, башни невысоких гор. Всё в синих тонах – всё-таки полярный день только подходит к своему завершению. Скорость была значительно выше, чем в предыдущие мои приходы в сознание. Торопится? Куда?

– Женя? Куда? – слабым, дрожащим шёпотом сказала я. Голоса не было. Простыла или не восстановился? Хотя, в целом, чувствовала себя нормально, кроме тотальной слабости и ломоты в костях. Всё-таки заболела.

Я замерзала всё сильнее. До ушей донёсся свист воздуха, неприятный ветер пытался вырвать меня из лап моего любимого, ремни больно впились в тело. Взмахи стали всё сильнее и чаще. Женя тяжело задышал, но твёрдо смотрел перед собой, разгоняясь так быстро, что ландшафт стал неразличим. Уткнулась холодным носом ему в шею – сонная артерия повторяла темп мощного сердца, от Жени шёл жар. Вряд ли он для этого помчался со всех крыльев, но как бонус для меня – я согласна.

Видимо, снова задремала, меня вернул в реальность толчок приземления и очень неестественная поза, в которой я висела на ремнях. Скрип петель. Мрак стал кромешным. В нос вдарила затхлость и запустение. Поморгала, стали поступать чёрно-белые силуэты обстановки, но рассмотреть не успела, как меня положили на не менее разговорчивую старыми пружинами постель. Щёлканье застёжек.

– Отдыхай, Танюш, я пока придумаю, что тебе поесть, – его губы коснулись сухих и потрескавшихся моих, но я всё равно ответила на поцелуй. Мне показалось, он дал мне столько сил, что я была готова вскочить на ноги, но тело не отзывалось на команды. Я разочарованно простонала. Не хотела его отпускать. Женя прикоснулся к моему лицу, провёл по волосам.

– Спи, солнце. У нас с тобой теперь всё время мира…

Потекли дни. Я спала, меня кормили и поили. Было стойкое ощущение, что чем больше ем, тем больше хочется. От моей фигуры что-то останется такими темпами? Болело тело, особенно кости и грудная клетка – будто внутри что-то горело, но не так, чтобы невозможно было терпеть, а фоново. Пока я не обращала внимания. Судя по интерьеру, мы остановились в заброшенной рыбацкой избушке. Сети на стене выглядели зловеще и рождали ничем не объяснимый страх. Говорить много всё ещё не могла, только шёпотом и отдельными словами. Я поняла, что именно огонь внутри блокировал мне способность говорить. Ничего не понимала.

Женя тоже вёл себя загадочно и странно. Иногда украдкой глядел на меня и улыбался.

– Как… ты меня… спас? Я… должна была… умереть… и… уже… была… там… – самая длинная тирада, которую я смогла выдать за раз. Расту. Учусь говорить. В свои двадцать четыре – пора бы уже, да? В голове у меня всё было в порядке, но с выдачей наружу – огромные проблемы, природу которых я не понимала. Женя, сидевший у изголовья кровати и читавший какую-то техническую книгу, найденную здесь, поднял удивлённый взгляд на меня. С полминуты глядел, покачал головой и сказал:

– Не сейчас, хорошо? Я тебе всё расскажу, но позже… – нагнулся и поцеловал в лоб.

Я надулась. Женя бессильно и с грустью в тёмных глазах вздохнул, но больше ничего не сказал. Не прокатило.

Спустя ещё, наверное, дня три в горизонтальном положении, я смогла сама встать и начать ходить. Слабые ноги едва волочились, и без поддержки Жени рухнула бы на первом шаге. Что бросилось в глаза, так это ярко выраженный рельеф мышц, особенно на бёдрах, я не занималась ничем таким, чтобы настолько они стали различимы. Может, последствия истощения? Женя со мной был очень обходителен и терпелив, но и неразговорчив, не понимала причин такого поведения. Внимательно, почти выжидающе, глядел на меня, когда медленно, шаг за шагом, ходила по обширной комнатке без его поддержки.

Помещение из крупных брёвен было разделено занавесками на три зоны: первая с двумя окнами – импровизированная кухня. Грубо сколоченный гарнитур, газовая плитка с баллоном в ящике под ней. Одинокий подвесной ящик между двумя небольшими окнами, занавешенными полупрозрачными занавесками, там же был массивный стол с тремя табуретами. Тут же была и печка. В третьей части, в щели меж холщовых занавесей, угадывалась ещё одна кровать. Где неуверенно вышагивала я: большая двухспальная постель, платяной шкаф, да тумба по обе стороны от места отдыха. Низкий потолок давил своей массой, а общая мрачная атмосфера сильно подавляла психику и портила настроение. Хотелось на улицу.

На моё хныканье, что я устала сидеть в четырёх стенах, Женя всё-таки сдался, и под ручку вышли из дома. Такого унылого пейзажа ещё не встречала: высокое, но уже с холодным оттенком солнце освещало блеклую траву; она была настолько слабой, что казалось, сдует от первого порыва северного ветра, и леса, кругом леса, очень мало лиственных деревьев, в основном хвойные породы, с редкими вкраплениями тех же берёз. Все они ниже, может, до четвёртого этажа дома могут достать, тогда как «наши, родные» и до десятого могли дотянуться. Влажно, в нос вдарил запах гниющих растений и близости воды. Низкое небо не давало ощущения пространства и так же навязчиво нависало, как потолок в избушке. Зато тут тихо, осязаемо тихо.

– Где мы? – прошептала я, грустно оглядывая скудную флору.

– Где-то в устье реки Обь и её притоках, точного названия я не знаю. Понимаю, что очень унылое место, это то, куда я успел слетать на разведку и знал, куда можно сбежать… – его тон стал грустным, я сжала его руку, уголки его губ тронула слабая улыбка.

Мы прогулялись немного. Много заболоченной почвы, словно поверхность только вынырнула из морских пучин. Я жалась к моему Жене, но не от холода, а от страха повалиться наземь. Вскоре вернулись. Не готова к длительным пешим прогулкам, хотя, что утаивать, метров на сто всего отошли от дома. Моя слабость и истощение мне всё больше не нравились, так не должно быть, а голод, всё сильнее терзавший меня, уже не мог объясниться только большой кровопотерей. Наши запасы подходили к концу, и так экономили, причём только сейчас поняла, что почти всё уплела я, Женя практически не ел, аргументируя это тем, что пока нет полётов, ему столько не требуется. Что он недоговаривал мне?

Я читала книжку с морщинистой обложкой и уже коричневыми уголками всех страниц. Ей не повезло оказаться на той стороне моего рюкзака, оказавшегося подтопленным моей кровью. Вся одежда была ею перепачкана, что у меня, что у Жени. В первые дни он всё перестирал. Мне стало стыдно, что из-за меня столько проблем, а он только махнул рукой и сказал: «Не обращай внимания». Я обернулась на шум молнии, подняла на него вопросительный взгляд, он заговорил:

– Нужно купить что-то поесть. У тебя есть карта или наличные? Я найду неприметный банкомат и сниму деньги, если ещё не поняли про тебя, – я кивнула на свой в тёмных разводах когда-то синий рюкзак.

– Карта… пин-код: 0569, – голос был как у не просыхающего пропойцы. Женя вытащил её, накинул за плечи вещмешок, подошёл ко мне и присел на корточки:

– Я полечу далеко, чтобы не смогли быстро вычислить наше месторасположение. Сейчас около 17 часов, постараюсь найти небольшой городок в радиусе двух часов лета. Не переживай, Танюш, к полуночи вернусь, – я инстинктивно вцепилась ему в руки. Не хотела отпускать. Его ищут. Он приблизился и нежно поцеловал в губы.

– Я скоро. Обещаю.

Остановился у приоткрытой двери, ещё раз взглянул на меня и выскользнул во вне. Ушами распознала звуки вспархивающих крыльев. Всё затихло. Я не могла не переживать: если его схватят, то я даже об этом не узнаю. Связи между нами нет: телефоны все остались в Бабаево. Хотя нет, я врала, связь была, та самая, неуловимая и незаметная, она сейчас едва поблёскивала серебром и была спокойна. Я тоже перестала тревожиться и вернулась к чтению.

Незаметно для себя задремала, не запомнила, что снилось, но выдернула обратно в реальность сильная боль в спине. Она растекалась вдоль позвоночника и лучами разбегалась по телу, ныли лопатки, больно двигать плечами, ключицы горели изнутри. Меня выгибало наружу, не могла найти позу, чтобы немного облегчить своё положение. В какой-то момент не выдержала, и крик вырвался наружу, голосовые связки вспыхнули пламенем, горло опоясали раскалённые обручи, но боль отпустила в этом месте так же неожиданно, как и пришла. В спине, чуть ниже лопаток до самой талии, словно открылись раны, но кроме немного выступивших вен, там ничего не было. Я заплакала, не в силах больше терпеть.

Я свернулась в клубок – самая безболезненная в моём случае поза. Не понимала, что со мной, откуда такая резкая и обширная боль. Вдруг распахивается дверь, вбегает встревоженный Женя, бросает на ходу рюкзак и несколько мешков, подбегает ко мне и обнимает, прижимая к себе.

– Я здесь, Танюш, здесь, – его голос был подобен обезболивающему для рассудка, но тело ныло, и периодически по нему прокатывались электрическими разрядами судороги. Сквозь плач я простонала:

– Посмотри, что у меня со спиной… Мне больно… – я не видела его лица, но явственно ощущала его колебания. Он задрал футболку. Долго смотрел, не двигаясь. Я не выдержала. – Что там? Покажи мне?

Женя поднялся, подошёл к входной двери, справа от которой висело длинное, узкое зеркало, снял его с креплений и поднёс ко мне. Я кое-как присела, боль натурально сгибала меня, миллиметр за миллиметром смогла разогнуться. Сколько раз успело потемнеть в глазах – даже не пыталась считать. Женя встал у кровати, терпеливо наблюдая, как я корячусь, в его глазах было понимание и… радость?

Развернулась к зеркалу спиной, он поднял его так, чтобы его поверхность оказалась напротив меня. С тянущей болью в шейных мышцах обернулась. То, что я увидела, не повергло в шок и оцепенение, даже не удивилась. Просто пялилась на две красные полосы на коже, симметрично расположенные от позвоночника, у самых лопаток были видны небольшие бугорки. К полосам тянулись алые лианы артерий и синие реки вен, вид их не вызывал испуга, скорее наоборот. Они питали то, что скрывалось под этими красными полосами.

Перевела взор на Женю, он с непроницаемым лицом хранил безмолвие, а стекло в его руке словно ничего не весило.

– Почему, Жень? – ровным, почти мелодичным голосом произнесла я. Не обратила внимания, что ко мне вернулась способность говорить. Мысли цикадными роями носились в голове, но пока, и только пока, ни одну не подпускала к связи «голова-рот», хотела знать правду от первоисточника.

– Ты умирала, Танюш. Потери крови были колоссальны, даже прибывшие военные к тому дому не успели бы довести тебя до ближайшей больницы. Я не хотел тебя терять… – он недолго умолк, то ли подбирая слова, то ли формулируя так, чтобы образы в его голове и фразы трактовались одинаково. Приставил зеркало к дверце шкафа, а сам уселся рядом со мной. Я уже снова лежала в позе эмбриона, глубоко дышала и внимательно слушала, не сводя с него глаз. Продолжил более приглушённым тоном:

– Выбор был вполне однозначным: понадеяться, что случится чудо и я успею донести тебя под градом пуль и сетей до больницы, или совершить это чудо самому, но ценой за твоё исцеление станет обретение крыльев… Отдавать тебя в лапы неизвестности я не хотел и не стал бы, а регенерация Окрылённых творит чудеса, если повреждения и раны не отпускаются на самотёк. Я помню, что ты не хотела становиться, как я, что тебе это не нужно и чуждо, но, Танюш… – снова длительная пауза. – Я люблю тебя больше, чем кого-либо на этом свете… Обретя тебя, я уже не могу представить, как можно жить одному… Я не мог допустить, чтобы ты умерла, понимаешь? Дело не в долге, а в том, что ты и есть моя душа и сердце, а они чётко сказали, что лучше с крыльями, чем под двумя метрами земли с гранитным камнем наверху. Я не мог допустить!