Небесный геном

– Как? – глухо спросила я, пытаясь уложить его слова в своей голове.

– Моя кровь, – пожал плечами Женя. – Несколько капель в рану на запястье и несколько в рот. Откуда знаю – не знаю, само пришло в голову… Главное, что ты тут, рядом, живая и невредимая…

Я слушала и никак не комментировала. Всё сошлось: изменения в характере, обострившееся восприятие, слух и зрение, и завершающим аккордом стала спина с растущими оттуда крыльями. Не было желания биться в истерике и винить кого-то в этом, тем более Женю. Я всё знала и приняла. Сразу же и без колебаний. Если и винить кого-то, то только себя.

Женя смотрел на меня, явно ожидая продолжения прошлого концерта, но второй части, к его счастью, не будет. Хотя через скандал, в теории, могла бы выплеснуть свою боль наружу, которая никуда не делась, но я считаю такое поведение максимально бесчестным по отношению к моему любимому. Та самая боль пыталась завязать меня в узел, её щупальца пробегались по каждой мышце с жутким холодящим душу ощущением. Мне стало не хватать воздуха, жадно глотала его, но продолжала всё сильнее сжиматься, сдавливая коленями грудь.

Сильные руки сжали мне плечи и одну ногу чуть ниже колена, резкий рывок. Я заорала, как ненормальная. Вспышка перед глазами грозила ослепить, а звон в ушах – оглушить. Сердце стучало отбойным молотком. Запаниковала, что умру от боли.

Постепенно она стекала с меня на постель, а дальше в земную твердь. Полностью взмокшая от выступившего холодного пота, начала приходить в себя. Мутное изображение в глазах прояснилось, пришли до мурашек нежные прикосновения к моей спине. Он гладил меня так, что хотелось изогнуться и застонать, но уже от удовольствия. Вот он, контраст.

– Прости, Танюш. Я должен был это сделать… К сожалению, трансформация не будет лёгкой… Я чуть несколько раз не умер, пока они росли, не знал, как надо. Случайности или чудо дали пройти всё это и не сойти с ума, но с тобой есть я, постараюсь облегчить тебе обретение крыльев, – хоть в его тоне и сквозила жалость и печаль, но он был доволен. Как смогу – точно врежу. С моей боязнью высоты – затащить в небеса! Вы себе представляете хирурга с боязнью крови или льва-вегетарианца по тем же причинам? Со мной то же самое.

Спина всё ещё ныла, но уже было можно относительно спокойно существовать в этом бренном мире, но материализовалась другая проблема. Голод. Теперь я связала и его природу. Всё, что со мной происходит – причина только и только в крыльях.

– Я хочу есть… – искренне виноватым тоном сказала я. Ведь я же девочка и не должна же хотеть… Жрать. Именно этот глагол и с большой буквы. С каждой минутой желание есть становилось настолько всепоглощающим, что казалось, наброшусь на Женю, правда, исход сей затеи несколько предсказуем и прозаичен.

– Ещё бы. Сейчас тебе потребуется очень много энергии и еды, – он встал и направился к мешкам. – На пару-тройку месяцев у тебя будут лишь два занятия: сон и еда.

Я простонала от отчаяния. Перспектива стать Обломовым, хоть и на время, меня не то что не радовала, а ужасала.

– По-другому никак? – не знаю, зачем спросила, ведь прекрасно сама знала ответ.

– Нет. Я не знаю, что будет при недостатке энергии, но логически, крылья должны вырасти недоразвитыми. О полётах можно будет забыть, – более строго проговорил Женя. Сунул мне под нос большой контейнер крабового салата из магазина. Я удивлённо подняла брови на него. – Будешь, как тираннозавр из мира Окрылённых – с маленькими никчёмными крыльями.

Я чуть не подавилась от смеха. Умеет поднять мне настроение, а сама за обе щеки уминала самую вкусную еду в моей жизни. Даже не хотела думать, как выгляжу со стороны, но, наверное, стоило. В следующий раз.

– А это, – взглядом показал на салат, – то ли новости до сюда не доходят, то ли всем всё равно, но просто накинутый плащ на крылья и рюкзак за спиной не вызвал ни единого вопроса или косого взгляда. И так в нескольких городах кряду. Может, из-за обилия вахтовиков никто не удивляется незнакомым?

Дальше была бутылка жирного молока и пачка бутербродов. Я не знаю, куда это всё проваливалось, но ответственно заявляю, что в мой 42 размер столько физически влезть не может. Вроде как наелась. «Минут на тридцать», – усмехнулась интуиция.

– Спасибо тебе, – поблагодарила Женю, он возился на столе, убирал мусор и раскладывал запасы по полкам и ящикам.

– Тебе лучше? – я кивнула. Положил на тумбу у кровати пачку таблеток. – Обезбол, самый сильный, что смог найти. Не убирай далеко.

– Дальше будет хуже? – постаралась, чтобы голос не дрогнул.

– Не знаю, как пойдёт всё у тебя. У меня были дни, когда боль была такой адской, что терял сознание.

– В какой момент она наступила у тебя? – всё-таки задрожала интонация.

– Когда им пришлось выходить наружу… – шёпотом ответил мне Женя. Я физически ощутила, как глаза стали с половину моего лица. Я ведь, действительно, наивно полагала, что вырастут как-то поверх. Детей у меня тоже, видимо, аист приносит. Ужас грядущего снова начал подползать к только что успокоившемуся рассудку. Женя вытащил ещё одну упаковку с ампулами, название оказалось мне незнакомо. – Это на самый отчаянный случай. Надеюсь, не придётся обкалывать тебя этим…

– Сколько до вылупления? – попыталась пошутить, чтобы хоть как-то скрыть свою панику. Даже без его ответа я знала, что недолго.

– Неделя, максимум дней десять.

– То есть крылья натурально порвут кожу и мышцы?

– Не совсем. Красные полосы на твоей спине – места, где и будут основания крыльев, а венозный рисунок – это трансформация тканей внутри. Мышцы и всё сопутствующее расходятся, давая место будущему оперению. Отсюда и боль, но последним рубежом, перед выходом на свет божий, останется только кожа. В качестве небольшого успокоения она потеряет часть чувствительности… – Женя замолчал, мысль была точно незакончена.

– Говори, как есть, хоть смогу морально подготовиться… – выдохнула я, положила голову ему на плечо.

– Не знаю, можно ли морально к такому подготовиться… Главное, чтобы не было поблизости зеркал…

– Не тяни. Мне страшно… – воскликнула я в нетерпении.

– Кожа разойдётся, как молния. Тут боли почти не будет… – снова замолк. Я поняла, что ему самому тяжело вспоминать пережитое. Может, я зря начала эту тему? – Оголится всё, что будет за ней. Мышцы, кости, сосуды, нервные окончания – всё будет открыто, пока не сформируется основание оперения, от него же начнут расти, как основные части крыльев, так и плоть, что закроет собой всё оголённое до этого. Регенерация не даст тебе умереть от боли, но ощущения будут за гранью добра и зла. Признаюсь, дело доходило до кляпа в рот, чтобы просто орать от боли в подушку. Единственная хорошая новость – что продлится этот этап дня три, потом резко отпустит.

– Неужели всё в нашем мире даётся только через боль и страдания? – горько усмехнулась я. Женя только повёл плечами.

– Другого пути я не знаю. Может, родись мы с ними, когда крылья формировались вместе с телом в утробе, то ничего бы этого не было. Эволюция экстерном нагоняет упущенное… Кстати, – Женя взял меня за руку, – когда они будут прорезаться, то помимо боли ещё будет самый пик голода. Страшное сочетание, когда тебя разрывает изнутри, а ты вталкиваешь в себя еду со слезами на глазах.

– Замечательно… – выдохнула я в полном отчаянии. – Мне даже просто от слов дурно, а когда всё начнётся… Можно ты сразу отправишь меня в бессознательное состояние?

– Не получится. Тот же голод тебя будет приводить в сознание похлеще нашатыря. Прости, такая цена за сокращение срока с десятков лет до нескольких месяцев… – его тон был наполнен сожалением и искренним желанием помочь и избавить меня от всего того кошмара, что уже стоял на пороге и ехидно улыбался. Я очень плохо переношу боль и понимала, что меня ждёт удивительное приключение в виде смены кадров беспамятства от адских ощущений и еды передо мной.

Я пыталась себе придумать, что смогу подготовиться и не стать обузой для Жени, но как же я ошибалась… То ли из-за низкого болевого порога, то ли в женском организме перестройки идут куда масштабнее, но такого спектра за всю свою жизнь и не могла представить.

В первые дни я даже помогала ему с готовкой, ещё до её окончания могла слопать половину продуктов. Гуляли, пару раз поднимал меня в воздух. В чём он был прав на все сто, так это то, что боязнь высоты уже не волновала меня, ну да, высоко, но я же на ремнях, а потом на своих двоих…

Самое веселье началось спустя пять дней. Я проснулась от боли и крика. Женя уже держал меня в «раскрытом» положении, чтобы снова не задушила коленями сама себя. Настолько обезумела, что пыталась кусаться и брыкаться, но выбить себе заветную позу. Из его стальной хватки нельзя было выбраться, в глубине болевого урагана я чувствовала, как у него разрывается сердце. Пошли в дело таблетки, чтобы хоть немного передохнуть и не начать сходить с ума. Часы тянулись настолько медленно, что земная жизнь казалась короткой и мимолётной, как вспышка фотоаппарата.

На седьмой день красные полосы, которые уже давно были перетянуты изнутри горбами будущих крыльев, начали постепенно расходиться. Я тогда была под ударной дозой анальгетиков и успокаивающих. Женя кормил меня давно сам. Сама не поняла ещё ничего, но он, сидя рядом, резко сорвался с места, трясущимися руками начал разрывать упаковки шприцов и ломать зубами ампулы.

Я приподняла затуманенную голову, мысли ещё ползали в черепной коробке, как заблудшие в пустыне странники. Боком ощутила, что лежу на чём-то сыром. Решила приподняться и посмотреть, только начала поворачивать голову, как меня рука Жени вдавливает в подушку, и он низко рычит:

– Не смотри!!! – довольно грубо переворачивает меня на живот. Слышу лязг ножниц. Только сейчас по всей спине появились огненные точки будущих болевых пожаров, за столько дней уже научилась распознавать приход будущего физического ада, но раньше их было одна или две, а тут… Они вспыхивали по несколько, постепенно сливаясь в единый ковёр.

Что-то с шорохом вытащили из-под меня. Чувствовала себя наркоманкой, даже не понимала, что со мной творится. Перед взором промелькнула бывшая футболка. Вся в красных, блестящих пятнах и разводах. Треск разрываемых стерильных салфеток. Несколько лёгких покалываний, и один за одним на пол полетели использованные шприцы.

С рассудка моментально слетала вся мишура, зрачки расширились, из горла вышел слабый сдавленный стон. На миг меня полностью отпустило, стало так прекрасно и хорошо, а потом товарным поездом без тормозов влетала в голову и тело она. БОЛЬ.

На спине расходилась кожа, я видела перед внутренним взором, как рвутся ткани, обнажается плоть. Бока начали заливать горячая жидкость. Что-то зашевелилось во мне. Я выгнулась от такой боли, кричать уже не могла, перебирала руками, рвала простынь, лягалась ногами. Пальцы Жени впились мне в шею и в поясницу. Не могла даже вздохнуть. В голове взорвалась граната, меня, ударной волной, вышибло во мрак.

Вспышка перед глазами, распахнула – и снова оказалась в реальности. Женя мельтешил передо мной. На передвинутом столе были груды окровавленных бинтов и разорванных упаковок от препаратов. Рядом стоящее мусорное ведро было заполнено шприцами. Я не знала, сколько прошло времени, когда он успевал летать за медикаментами, давно потеряла счёт дням. Казалось, что ничего, кроме боли, красной пелены перед взором и дикого голода в моей жизни никогда не было.

– Женя… – тихим, слабым голосом позвала я моего возлюбленного. Он бросил свои дела и присел на пол рядом со мной. Навернулись слёзы. – Мне больно, Женя… Мне страшно…

– Девочка моя, всё самое сложное позади, – тон был уставший и печальный. Под его глазами пролегли глубокие тени, заострились черты лица. Даже крылья за его спиной поникли и выглядели безжизненным перьевым полотном. – Всё уже заросло. Уже начала образовываться новая кожа, на кончиках молодых крыльев уже проклюнулись первые маховые перья. Я тебя стянул тугой повязкой, чтобы всё было неподвижно. Ты очень активной оказалась, не хочу, чтобы что-то случайно повредилось…

– Спасибо… – постаралась в одно слово, сказанное шёпотом, вложить и благодарность, и любовь, и всё, что заслуживает Женя за свой подвиг.

Между строк я прекрасно видела бессонные ночи, страх за меня, окровавленные бинты, бьющееся в агонии тело, которому не позволено умереть, насильно заталкиваемую в меня еду, чтобы топка преобразования и трансформации без остановки делала своё дело. Его страх, когда он оставлял меня под громадной дозой транквилизаторов для полёта за лекарствами, едой и водой. Этот страх подкреплялся паранойей быть пойманным, когда я тут могу умереть без него. Всё пошло не так изначально. Я видела его выплаканные глаза, когда он изо всех сил держал извивающуюся меня. Видимо, орала, умоляла прекратить мои страдания, возможно, проклинала его и крылья. Я только предполагала, но он мне не скажет правды, потому что любит, потому что сам прошёл через всё это, но уверена, что мои догадки – верхушка айсберга, а реальность была куда страшнее и безжалостнее.

Дышать на самом деле было трудновато, но в целом, по сравнению с тем, что было, – не критично. Я бы сказала, что чувствую себя замечательно. Хотела что-то сказать, но понимала, что в данной ситуации слова бессмысленны, а может, даже и вредны. Да и сил у меня совсем не было. Остались только низменные потребности: спать, есть и, возможно, избавиться от боли, ставшей альтер-эго за эти дни. Взяла его руку и приложила её к своей щеке, заметила глубокие порезы на предплечье и тыльной стороне ладони. Они уже затянулись, но с его бешеной регенерацией появиться должны были максимум несколько часов назад. Неужели это моих рук дело?

– Прости… – не хотела снова рыдать. Эмоции и чувства переполняли меня, но знала, что Жене тоже нужно отдыхать. От меня – тем более. – Поспи… Я в порядке.

– Не переживай за меня, Танюш. Если через двенадцать часов приступы не вернутся, то всё, больше боли не будет, а там можно и отдохнуть нормально.

– Как ты сам через такое прошёл?

– Танюш, мне помогал мой лучший друг – Данил. Откуда я знаю такие препараты? – он кивнул на стол, где валялись упаковки. – Когда я понял, что не справляюсь, то пошёл на риск и позвонил ему. Не мог предсказать реакцию, просто попросил срочно приехать и купить обезболивающие помощнее. Прилетел без вопросов. Увидел меня, пока ещё с не прорезавшимися крыльями. Сам всё понял. Остался. Помогал до последнего. Почти три недели жил у меня, благо работа удалённая. Жена его, Лера, привозила лекарства и перевязочные. Всё, что я тебе делал, – делали со мной Данил и Лера, когда сознание отключалось от боли. Я не герой, как видишь. Один я бы тоже не выжил.

– Для меня – герой.

Я снова провалилась в сон, слабость телепортировалась внезапно и сразу во всём теле, Женя расплылся, и картинка померкла.

Впервые мне что-то снилось, не связанное с кошмарами и ужасами. Не клубящиеся угольно-чёрные тучи, не океаны крови, переворачивающие мой плот адекватности, не крюки и ножи, разрывающие меня на части.

Берег холодного северного моря. Я шла босиком, радуясь прикосновениям ледяной солёной воды. Песок был мягким и приятным на ощупь. Невысокое солнце разрезало лучами редкие серо-синие облака. Не помню, во что была одета. Знаю, что Женя наблюдал за мной, сидя на высоком берегу чуть поодаль. Никого не было на многие километры вокруг, даже птиц не слышала. Место – само олицетворение спокойствия. Меня ничего не волновало, никуда не нужно было бежать или торопиться, просто была. Я и Женя.

В этот раз пробуждение было тихим и естественным. Меня вернуло в реальный мир желание сходить в туалет. Какое странное и неведомое чувство, оказывается. Тут же покраснела от осознания, как Женя справлялся со мной. Не хотела думать и знать. Всё ещё слаба, но боли не было, точнее, немного ломило кости, да ворчала спина, но не более. Привстала, огляделась.

Полумрак. Или поздний вечер, или раннее утро. Скорее всего, второе. Женя дремлет у меня в ногах, облокотившись на стену. На груди лежит Достоевский, судя по обложке – «Бесы»: меня тоже эта книга в первый раз отправила в сон без моего согласия. Грудь у него мерно поднималась и опускалась. Никак не отреагировал на меня. Крепко спит или делает вид.

Плавно и аккуратно слезла с кровати, стараясь не потревожить Женю. Встав на ноги, поняла, что на мне только одни трусы. Эта мысль несколько обеспокоила меня, но потом вспомнила, что со мной происходило, и решила, что это меньшее из зол. Волосы были собраны в неуклюжий пучок – так забавно. Нашла покрывало, замоталась в него и выскочила в туалет.

Сделала свои дела – будто заново родилась. Может, на улицу выйти? Так приятно снова двигаться и шевелиться. Оглянулась на Женю – безнадёжно и крепко спит. Зная скрипучий нрав двери, открывала её пару минут, как только щель стала проходимой, протиснулась и обалдела.

Утро. Красивое и безмятежное. Солнечный диск только-только показался над горизонтом. Волшебное время. Вскинула руки, приветствуя новый день, как что-то с меня сорвало покрывало. Инстинктивно прикрылась руками, судорожно пытаясь нащупать край покрывала. Покрутилась вокруг своей оси, но никого рядом не было. Что за шутки? За сотни километров ни одной живой души тут не было, стесняться некого…

Я замерла. Как же я не ожидала, что оно будет так… Надо было спросить у Жени. Стоя, как изваяние, прислушивалась к себе. Прохладный ветерок обдувал моё оголённое тело, мурашки вышли на марш-бросок от шеи до поясницы. Мне не объяснить, но у меня появилась вторая пара рук, только пернатых. Они были настолько естественными и органичными, будто были со мной всегда.

Раскрыла на полный размах – по паре метров в каждую сторону. Заворожённо рассматривала ещё мягкие и податливые к порывам ветра перья. Серые, с белыми вкраплениями, как у молодого птенца лебедя. Подвигала ими. Ведь, на самом деле, как руки. Столько же сгибов, вместо пальцев – отдельные перья. Ещё не всем командам повиновались, часто просто повторяя движения рук, но всё равно уже отдельные конечности и часть новой меня. Сделала несколько пробных взмахов, но даже не было лёгкой попытки потянуться ввысь. Печаль. Хотя на что я надеялась? У Жени больше двадцати метров в размахе, а тут сколько – пять от силы?

Не знаю, сколько ещё я тут резвилась и изучала себя, как меня испугал строгий голос Жени:

– Таня, ты почему не в постели?

Я обернулась и прикрыла грудь руками, а крылышки повторили движение за мной, оказавшись поверх основных верхних конечностей. Женя не смог удержаться и расплылся в улыбке. Ну да, зрелище было комичным: я в одном нижнем белье, босая, скачу и разговариваю с крыльями. Подбежала и крепко обняла его. Он пытался быть неприступным, но я знала, что ему хочется не меньше моего, сдался и прижал к себе.

Последние дни теперь представлялись самым жутким и страшным кошмаром в моей жизни, до мурашек реальным, но всё-таки сном. Да, это самообман, но моей психике так легче.

– Я так соскучилась… Словно мы не виделись сотни лет… Спасибо тебе за всё… – постаралась обнять его ещё и оперением, но координация ещё не сформировалась, так что получилось очень неуклюже. Женя рассмеялся.

– Теперь придётся учиться пользоваться всем этим, как заново учиться ходить, но ты уже делаешь большие успехи. Я в первый раз не мог ими вообще пошевелить. До полётов ещё долго. Им надо вырасти…

– Кстати, есть что пожевать? – бесцеремонно перебила его я. Женя по-доброму вздохнул и повёл меня обратно в дом.

Глава 10

Прошло почти три месяца. Короткое северное лето закончилось и пришли холода, а вместе с ней такая же скоротечная осень. Зарядили дожди. Природа быстро угасала: желтела трава, а деревья спешно избавлялись от листвы. Наступила долгая и мрачная полярная ночь.

Ну а самое главное: я обрела крылья.

Большие, чуть больше девятнадцати метров в размахе. С белоснежным оперением и светло-серыми кончиками, с металлическим отливом. Перо к перу – цельное полотно великолепнейшей и изящной формы. Женя сам признался, что немного завидует мне. Такой красоты он не видел, на что ответила ему:

– Без тебя, твоей заботы и самоотдачи – ничего бы этого не было. Они – целиком и полностью твоя заслуга.

Я не лукавила. За прошедшие несколько месяцев мы прошли столько испытаний, что ответственно заявляю: одна я бы не справилась. Я не говорю о самом тяжелом периоде трансформации, где кроме боли и страданий нет ничего – это даже не обсуждается. Только за это я бесконечно благодарна моему Жене. Последовавший затем этап был менее эмоционально напряжен, но тоже очень важен.

Крылья росли и росли быстро. Нужна была энергия для бешеного функционирования этой машины по воспроизводству оперения. Уже к концу первой недели я физически не желала видеть еду и любые напоминая о ней, но Женя был непреклонен. Тираннозавр ему был не нужен, а жаль. Вначале уговорами, а потом чуть ли не силой запихивал в меня пищу. Мотала головой, устраивала истерики и скандалы, кричала и ругалась – вообще ничего не работало.

Связь между нами стала настолько сильна, что эта предательница сливала тот факт, что все мои концерты – способ избежать очередной ложки чего-то жирного и дико калорийного. Апелляции к фигуре исчезли так и не начавшись. Кстати, о ней.

Как и предсказывал Женя, я подросла. С моих метра семидесяти четырех до метра девяносто пяти – неизбежная плата, ведь крылья огромны в размахе и им нужно место, чтобы складываться. Грудь и спина претерпели так же некоторые изменения, не такие масштабные как я себе напридумывала. В целом, глядя на меня можно подумать, что с детства занималась и занимаюсь плаванием: широкие плечи, узкая талия, сильные руки. Мне такая конституция тела не нравится, но это сильно лучше того, что могло бы быть. Все встроилось органично и изящно.

К несомненным плюсам можно отнести еще три момента. Во-первых, кожа и волосы. Первая приобрела перламутровый оттенок и гладкость, лишилась любого намека на волосы: от прозрачных до тех же на ногах. Одной проблемой в жизни стало меньше. Девочки поймут меня. Волосы на голове по структуре напоминали ворс перьев. Не по жесткости и плотности, а способности пачкаться и густоте. Копна темно-русых волос оттягивала шею назад, мне пришлось к ней привыкать, а мышцам подстраиваться. Поверхность стала как будто полированной, к ней не липла ни грязь, ни пыль – потребность мыть голову отпала совсем. Возвращаясь к коже, она утратила многие функции, присущие обычному человеческому организму: постоянное обновление, а значит шелушение, перхоть и тому подобное, охлаждение через пот, да простят меня девочки, салоотделение. Как объяснил мне Женя, организм Окрыленных более приспособлен к этой планете и практически не имеет отходов и недостатков.

Во-вторых, терморегуляция. Сей факт я заметила еще до трансформации, когда жара перестала докучать, а после и холод. В домике была печь, но мы ее ни разу не топили, а готовили на газовой плитке. Поэтому вопрос одежды стоял только в плане удобства, красоты и практичности.

В-третьих, обостренное и обновленное восприятие. Регулируемый слух: от возможности различить шуршание змеи в нескольких километрах отсюда, до фильтрации отдельных источников звука, особенно громких, вроде грома во время грозы. Спектр зрения также стал шире и больше. Я могла рассмотреть отдельные песчинки на очень почтительном расстоянии, не говоря уже о способности видеть в темноте не хуже, чем днем. Запахи, осязание – все стало ярче, точнее и информативнее.

Самой главное моей гордостью и отличием меня от Жени стало то, что мои крылья не торчат за пределы спины, а складываются аккурат по границу плечей. Глядя на меня строго в фаз при сомкнутых бедрах, увидеть оперение было сложно. Зато вниз они достигали почти лодыжек, но так как я девочка, все это можно было спрятать под юбкой с полами до земли. Женя предположил, что и у него так должно было быть, но так как был первооткрывателем – многие вещи были сделаны неправильно или несвоевременно, поэтому и появились небольшие отклонения в развитии. На мне, видимо, работу над ошибками произвел. Хотя, я сама считала, что это одно из отличий мужчины от девушки.

У меня долго не складывалась математика, как при свободной длине в полтора метра человеческого роста (примерно от шеи до лодыжек) можно спрятать почти десять метров крыла и больше одиннадцати у Жени? Да, маховые у меня несколько длиннее, но это все равно не объясняло, куда оно все девалось. Секрет полишинеля оказался чертовски прост: Женя всегда говорил, что наши крылья имеют с зонтом-автоматом больше общего, чем кажется. Не только в том, как складываются в самих суставах, но и кости, подобно телескопической палке зонта, могут вдвигаться внутрь самих себя, сильно уменьшая свою длину. Отсюда же и пресловутое ощущение стальных канатов внутри. Кожа в оперенных суставах очень эластична и подвижна, и при раскладывании натягивается и расправляет укрывное оперение. Все продумано до мелочей, а вкупе дают феноменальную прочность, упругость и подвижность.