Небесный геном

– Потому что это отличный способ попасть на опыты. В качестве наказания за содеянное, – последнюю фразу Женя произнёс очень ядовитым тоном. – Тем более, когда узнают, что нас двое – шуму поднимется ещё больше. Не готово человечество оказалось к крыльям, а к тому, что существует механизм передачи между созданными друг для друга людьми – тем более. Если меня упекут по сфабрикованному обвинению, то тебя даже спрашивать не станут – опасна и всё! Забудь об этом, лучше давай подумаем, где перезимовать.

Я мялась, в его словах была логика, но что сквозило ещё больше – принятие неизбежности. И не то, чтобы не желание бороться, а Женя не видел в этом смысла. Сложила руки на груди.

– Не согласна, – спокойно сказала я. – Сколько мы так протянем? Год? Два? Честно, меня даже ближайшая зима пугает…

– Мы можем перебраться на юг, – перебил меня Женя.

– Мы можем податься куда угодно, только сути проблемы это не решает! Нас найдут! Рано или поздно, но найдут! – уже более высоким тоном говорила. На это он не спорил, сам об этом не раз упоминал.

– Давай слетаем в Питер. Поищем что-нибудь? Наверняка остались свидетели. Просто посмотреть и хотя бы попытаться разобраться!

– Мы не следователи, Танюш. У нас нет никакого оборудования. Свидетелей, я почти уверен в этом, заставили замолчать, а все улики – давно подчищены и уничтожены, – почему у меня складывается стойкое ощущение, что он убеждает не меня, а себя?

– У нас есть мы! Ты рассуждаешь в понятиях человека, но ни ты, ни я – им не являемся. Ты забываешь про наши способности. Опять, мы ничего не теряем, если просто вернёмся. Ничего и никого не найдём – будем искать убежище, как изначально и задумывали, – я закончила. От таких пламенных речей даже дыхание снова подсбилось.

Женя встал, начал расхаживать по небольшой площади опушки. Размышлял. Он не хотел соглашаться со мной. Только я не понимаю почему: из-за того, что я права или потому что боялся, например. Я полностью оправилась от бешеного полёта, тело, конечно, ещё стонало и протестовало, но в целом терпимо. До ушей доносились мерные звуки его шагов, треск инея под подошвой. Всё-таки интересно, о чём он думает?

– Нас там будут ждать, – наконец вымолвил Женя. Интонация мне не понравилась.

– Нас везде ждут. С распростёртыми объятиями, – саркастически парировала я.

– Ты не поняла. Могут устроить засаду. Как на подлёте, так и в самом городе, – размеренно выдал мой возлюбленный.

– Что это меняет, Жень? Сегодня мы узнали, что я чувствую радары наведения. Стрелять ракетами без координат, направления и скорости цели никто не будет. Будем облетать районы сосредоточения ПВО, а в самом городе… – я замялась немного, подбирая нужные слова. – Зима нам тут на руку. Меня они пока не знают. Сможем прошмыгнуть незамеченными.

Женя пялился на меня, про радары он точно не подумал, было видно, когда я это говорила, как полезли брови на лоб. Женя безвольно уронил голову на грудь и как-то обессиленно сказал:

– Полетели обратно.

Я не знала, что и думать. Поднялись в воздух и так же, прижимаясь к земле и огибая рельеф. В лицо бил морозный колючий ветер. Стремительно темнело, прямо на глазах синел, а потом и чернел горизонт. Полярная ночь совсем вступила в свои права. Вернулись в заброшенную рыбацкую хижину, именуемую скромно «домом», совсем заполночь. Рухнули полностью ослабевшие от долгого перелёта и потраченных нервов. Я залпом осушила полторашку воды. Никогда бы не подумала, что она бывает такой вкусной. Женя растопил буржуйку. Истраченной нашими телами энергии так много, что лучше не тратить её на обогрев, если можно сделать это извне.

Всё ещё не обмолвились ни словом. Всё было хорошо. Так бывает, когда жизнь останавливается на распутье и надо принимать решение, от которого всё может поменяться. Я развалилась на кровати с сильным желанием развалить ещё и крылья, но куда деть почти двадцать метров оперения? Желания двигаться не было вообще, да и думать, если честно, – тоже. Женя возился с ужином. Есть, да, хотелось, но делать что-то для этого – нет. Откуда у него силы?

– Хорошо, летим в Питер, – неожиданно ошарашили меня его слова.

Глава 11

Вылетели ночью. Хотя тут, за северным полярным кругом, дня уже не наступало. Собрали скудные пожитки, набрали провизии, пересчитали остатки финансов, обналиченных накануне, хорошо выспались и оставили такую уже привычную рыбацкую хижину. Морозы трещали вовсю, минус двадцать пять – счастье, если до такой температуры прогревалось днём. Не ожидали с Таней такой внезапной зимы. Причём аномальные холода пришли по всей территории России. Баланс должен быть соблюдён, и за знойными летами, ожидаемо, должна была прийти жестокая зима. Даже дышать трудно. Зато за низким слоем облаков открывался изумительный вид на глубокое звёздное море. Даже жутковато становилось, будто украли небо.

Таню я ещё погонял на дальние перелёты, в течение двух недель делали марш-броски по три тысячи километров. Ругалась и причитала жутко, но до Питера было не меньше в одну сторону, и кто знает, может, придётся удирать на ещё большее расстояние. Мне было её искренне жаль, когда она валилась с крыльев на второй или третий день тренировок. Её организм протестовал, даже пару раз чуть на самом деле не уснула в воздухе и не рухнула на землю. Чудо в перьях.

Моя Таня стала совсем красавицей. От человеческой серой невзрачности не осталось и следа. Стала выше, расправились плечи, отросли до пояса волосы, немного изменился овал лица, скорее всего из-за новых групп шейных и плечевых мышц. Сильные длинные ноги и широкие бёдра. Фигура под стать песочным часам. Мне очень нравится. Главная моя зависть: белоснежное оперение, не выходящее за пределы тела. Накинула плащ до земли и пошла в люди – никто и не подумает, что у этой девушки есть крылья. Как они получились такими компактными ещё и в толщину – ума не приложу. У меня вполне различимый горб на спине, а у Тани – нет. Её сравнение с пловцом идеально показывает её внешний вид. Если есть у вас знакомые девушки-пловцы, то присмотритесь к ним – поймёте, о чём я.

Помимо внешности, кое-что ещё Таня унаследовала от мира людей. Это энергоэффективный организм и высокий болевой порог. Что бы она ни говорила, но столько раз свалиться с высоты многоэтажного дома и не издать ни единого звука – чего-то да стоит. Летала, ожидаемо, медленнее меня, но потенциально куда манёвреннее, иногда она случайно закладывала такие виражи меж близко стоящих деревьев, что я бы не рискнул на подобное. Ещё, как я подозреваю, из-за более упругих костей и эластичных мышц в оперении, у Тани более высокий порог флаттера – максимальная скорость, которую можно достичь до разрушения крыльев. При превышении данного порога я, скорее всего, получу переломы в крыльях, а у моей Тани – только выгнет наружу, как зонт при сильном ветре. Всё больше склоняюсь к мысли, что именно у неё трансформация прошла наиболее верно. Немного обидно и завидно.

Ещё из новенького: начали развивать интуитивную связь. Если получится её обуздать и понять принцип работы, то понятие «чувствовать друг друга» обретёт осязаемый смысл. Пока она работала на небольших дистанциях и простых взаимодействиях. Как сейчас, например: я тащил Таню на моральном буксире, а она спала в полёте. Я следил, чтобы её тело продолжало лететь, пока сознание дремало. Сутки отдыха перед уходом оказались недостаточными, Таня клевала носом и норовила свалиться с крыла от почти непобедимой для неё усталости и желания спать. Решили попробовать на практике связь. Ну вот, едва ли не храпит. Интересно, на какие команды она будет ещё отзываться? Надо будет как-нибудь проверить.

Влетая в Северо-Западный регион, нас встречали бескрайние поля облаков и туманов. Рановато для снега в октябре, тем более для Питера. Зато, пока мы внутри этой молочной воздушной массы, можно подрасслабиться. Многие радары сильно теряют в дальности и чувствительности обнаружения в непогоду и в плотных облаках. Не буду лукавить, ещё надеялся на Танину способность чувствовать излучение, а пока она мирно спала – я тоже не тревожился зря.

В теории, сильной теории, мы бы могли добраться до Северной столицы за два с половиной часа, но приняли решение не дёргать судьбу за хвост и «плелись» со скоростью не больше трёхсот в час. Плюс-минус на лобовой и попутный ветер.

Показался буйный нрав Ладожского озера, соперничающий с некоторыми морями. Небосвод стал словно ниже и давил своей тяжестью. Лететь осталось недолго.

– Танюш, просыпайся, подлетаем… – позвал свою соню.

Разлепила веки, ничего кроме серости и промозглости не увидела. По всему её виду было заметно, что она «только» успела заснуть.

– Уже? Сколько осталось? – заплетающимся языком спросила Таня с явной надеждой доспать ещё хотя бы минут десять-двадцать.

– Ладога, меньше четверти часа, – мне пришлось её разочаровать.

Она скривилась. Её тело всё ещё было под моим присмотром. Я мягко передал ей контроль, Таня качнулась, в движениях крыльев появилась дёрганность, свойственная только что проснувшемуся человеку. С поправкой на три километра над землёй и двести сорок пять километров в час.

– Вправо, на два часа, – зевая, произнесла Таня.

Без слов дал манёвр влево. Интересно, радар она только сейчас почуяла или только поняла, что чувствует его? Внутренняя сирена молчала, поэтому решил не доканывать расспросами.

– Женя, давай вниз, они тут повсюду, – беспокойно сказала она. Я кивнул. Оба, соколами, спикировали к земле.

Показалась тёмная гладь озера и очертания Санкт-Петербурга, подёрнутого дымкой смога. В это время года город уже не вылезал из-под облачного одеяла, и день стремительно переходил в ночь. Ещё и снег пошёл. Мокрый и густой. Он неприятно налипал на перьях, но зато скрывал наше прибытие.

– Туда, – кивком показал я.

Именно сюда я решил прилететь, чтобы посмотреть место пуска ракет в меня. Я чётко помню, что шли с запада, а дальше озера батарею ПВО вряд ли разместили. Боеголовки не того размера, чтобы преодолеть сотни километров. Стали кружить над прилегающей к воде территорией, уклоняясь от излучения радаров. Я зря переживал: кроме «дежурных» систем противовоздушной обороны здесь ничего не располагалось, но всё-таки тыл города прикрыли.

Решили подняться выше, где нас не видели сканеры, а опустившийся мрак скроет от слабовидящих в темноте людских глаз. Таня заприметила идеально квадратную просеку в лесу. Вряд ли она естественного происхождения. Рванули туда. Я посмотрел на Таню, помотала головой: излучения оттуда нет, как и любых признаков жизни.

Опустились в хлюпающую и раскатанную тяжёлой техникой землю. Когда-то раскатанную. Осмотрелись: сетка-рабица по периметру, ворота из неё же на цепи с замком, за ней лесная дорога. Прибрались тут хорошо, даже мусора особого нет, кроме кладбища окурков в месте курилки. Площадь – около футбольного поля. Надо было торопиться, чтобы снег не завалил остатки следов.

– Женя! – окликнула меня Таня.

Очень самонадеянно орать там, где никого не должно быть априори. Вздохнул и подбежал к ней.

– Не кричи, – как можно более спокойно сказал я. – Мало ли тут оставили какие-нибудь следящие устройства. Что ты нашла?

– Прости, – виновато отозвалась Таня и протянула мне тёмный прямоугольник. – Вот. Нашла у самого забора.

Шеврон или как они там называются. Очень знакомый, кстати.

– Такой был у одной частной военной компании… – задумчиво выдал я. – Неужели в меня ЧВК стреляло?

– Это так важно? – мялась с ноги на ногу Таня.

– С точки зрения возможных последствий для нас – наверное, нет, но может появиться мотив преследовать нас.

– Какой мотив может быть у ЧВК, кроме очевидных? – спросила оживившаяся Таня.

Она расправила крылья и стряхнула наледь с них. Смачно прохрустел лёд, ломающийся на суставах.

– Вывести своих Окрылённых или создать сверхлюдей, но без крыльев, например.

– Ты насмотрелся голливудских фильмов, – усмехнулась Таня. – Мы в России. Вряд ли ЧВК позволят иметь медицинские лаборатории, тем более с опытами над людьми.

– Но новейшее оружие у них же есть! – попытался парировать я, но сразу же понял, что скажет мне Таня.

– Пфф, как раз это-то и логично. Государство даёт опытные образцы ЧВК на обкатку, если что-то пойдёт не так, то с официальных властей – взятки гладки. Для вторых – новые игрушки, а для первых – испытания в условиях, приближённых к боевым. Плюсы для всех, – с напускной скукой рассказывала мне Таня. Включила ботанку, теперь вспомнил, почему я к ним холодно относился в школе.

Покрутил в руках шеврон, ничего особенного, у всех ЧВК они по стилистике очень похожи: жутковатого вида старческое лицо, пара скрещённых автоматов Калашникова, да название, вышитое полудугой. «ЧВК «Перун» – вполне красноречивое название под стать изображению.

Убрал в карман. Прошлись ещё по периметру, Таня иногда пригибалась, что-то раскапывая в земле, но кроме разного мелкого бытового мусора да нескольких гильз ничего не нашли. Снег уже валил хлопьями, оставаться было уже опасно – следы будет долго заметать, а мы не знаем, приходит сюда кто-нибудь просто проверить или нет.

– Пойдём, Танюш, больше мы тут вряд ли чего-то полезное найдём.

Она кивнула, мы бесшумно взлетели, создав на поверхности первую метель в этом году. Всё-таки рано зима приползла. Конец октября в Питере – может быть ещё по-августовски тепло, а не по-декабрьски противно. Добрались до низких снеговых туч и укрылись в их толще. Приходилось часто делать очень странные пируэты для сброса наледи с крыльев, но маховые медленно, но верно обрастали гирями ледовых наростов.

– Что думаешь, Жень? – прервала тишину Таня, облетая воздушную яму.

Сделал вид, что не удивился, сам научился видеть их спустя довольно большое количество времени, а не спустя пару месяцев. Таня продолжает удивлять меня. Что ещё она умеет и скрывает даже от самой себя?

– Надо уходить отсюда. Одно дело, когда замешано неповоротливое и вполне предсказуемое государство, совсем другое – ЧВК. Эти могут себя не обременять соблюдением законов и норм морали. Я не удивлюсь, что за нами сейчас уже вылетели вертушки с сетями для ловли, – ровно рассуждал я.

Таня глядела перед собой, слушала, но по её виду нельзя было ничего сказать. Надо было спускаться или подниматься выше уровня облаков, лёд сильно мешает манёврам. Её молчание затягивалось, решил раскрыть свою мысль.

– Против нас – люди. Самые враждебные и кровожадные существа на планете. Когда дело заходит о поимке такой ценной и редкой добычи – все средства хороши, и эти средства будут очень изощрёнными, а прикрываться станут такими словесами и дифирамбами. Тебе ли не знать, сколько раз было это в человеческой истории. Даже вся политика и дипломатия – сплошная ложь, чтобы скрыть по локоть испачканные руки в крови, – Таня саркастически хмыкнула.

Да, она всё знала и понимала, но мнение у неё явно было другим. Поднялись над тучами, еле разбили друг другу ледовые корки на маховых перьях. Как же легче стало. В этой мгле не знали, куда направляемся, а на внутренний компас я не глядел.

– Я не верю никому из них, особенно тем, в чьих руках есть власть и возможные выгоды от нашей поимки. Даже простым людям нет доверия – нас боятся сильнее сибирской язвы, многие хотят уничтожить – большинство из них сдадут сразу же, как только наша тень промелькнёт над их головами. Почти полтора года я жил среди них в таком обличье, – расправил на всю площадь влажные и блестящие крылья. – Пытался влиться в общество, что из этого вышло, ты знаешь. Не привыкли, не приняли, как боялись и ненавидели, так всё и осталось, а после событий лета – только укоренилось, минуя любые возгласы логики и критического мышления. Стадо!

– Можно попробовать обратиться за убежищем. Должно же быть официальное расследование, где ОБЯЗАНЫ доказать твою вину, а до тех пор действует презумпция невиновности, – странным тоном отозвалась Таня. Легли в медленный дрейф над голыми лесами Ленинградской области.

– Ты сама-то в это веришь? Где в мире есть эта презумпция, когда дело касается теракта почти в центре города? Никто не будет даже разбираться! – я начинал закипать от её непробиваемого оптимизма и веры в высшую справедливость. Книжек, что ли, перечитала? – То, что это взорвалась ракета ПВО, знаю я, ты и, может, несколько свидетелей, которых уже «убедительно попросили» помолчать.

– Ты не можешь этого знать наверняка. Да, официально тебя обвинили в теракте, но, может, нас послушают, когда мы попробуем объяснить? – не унималась Таня, я вскинул брови.

Крыло задело верхушку какого-то дерева, с него с шумом осыпались комья налипшего снега.

– Мы? Серьёзно? Мы?

– Да, а что не так?

– Всё бы ничего, но нас уже двое! Двое! Очнись, Таня! Когда увидят тебя, то весь мир встанет на уши! Будет паника, и никому не будет дела до законов! За два года уже второй Окрылённый, ещё и девушка! А значит, потенциальные будущие дети с уже врождёнными крыльями! Естественно, нас будут слушать! – что-то я не на шутку разошёлся. Не злился, но искренне пытался донести, что реальный мир – жесток и очень параноидально охраняет статус-кво.

– Ты просто не хочешь даже попытаться разобраться! На тебя спустили всех собак и сделали козлом отпущения, а ты забился в свои покои самопровозглашённого изгнанника и думаешь, что этот реальный мир будет что-то за тебя и для тебя делать! Корону-то сними! – удивительно твёрдым голосом парировала Таня, внутри даже что-то поёжилось: от неудобства и смущения и от восхищения её силы духа, но вслух, по крайней мере сейчас, я этого не скажу. Заткнул свой рот, хотя мне было что сказать.

– Правда всегда будет одна. Да, возможно, ты подумаешь, что от книжек напялила розовые очки, но истина важнее твоего эгоизма. А знаешь почему? – она хищно посмотрела на меня, я еле сдержал ее взгляд. Не люблю я споры с женщинами. Не вывожу. – Потому что в этом мире жить не только нам с тобой, но и тем, кому повезёт так же стать Окрылённым! Я не хочу и не буду, слышишь, не буду, прятаться всю жизнь. Хочешь ты этого или нет. Ты можешь сколько угодно жалеть себя, но таким поведением ты только развязываешь руки палачам и предателям. Спустим это на тормозах – и начнутся репрессии против нового вида людей! Я скажу очень скотскую фразу: это будет происходить из-за тебя! В таком мире ты хочешь, чтобы жили наши дети?!

Я уже хотел взорваться в праведном гневе, но фраза о детях была подобна холодному ушату воды на голову. Мне кажется, что даже лететь начал в более поникшей позе. Ком встал в горле. От волнения и возбуждения непроизвольно двигал оперением над спиной, перья ходили волнами, как трава в прерии от порывов воздуха. Это физическое проявление сильных эмоций у меня. Таня была права. Ведь я действительно думал, что поступаю правильно, но она словно открыла мне глаза. Да, больно и неприятно это осознавать, но то же самое мне говорил Данил со свойственным ему тактом и мягкостью. Я не услышал или не хотел услышать.

– Прости, Танюш… Ты права… – выдавил я из себя. Таня нежно коснулась меня кончиком крыла и улыбнулась.

– И ты прости, что грубо набросилась на тебя, но так уж получилось, что мы в ответе не только за себя любимых, но и за будущее всех Окрылённых… – немного пафосным тоном говорила Таня.

Мне немного полегчало, словно в этих словах она передала всё своё тепло и любовь, что били в ней неиссякаемым горячим гейзером.

– Не слишком ли мы храбримся, Танюш? – неожиданно для самого себя спросил я.

Совсем стемнело, только огни большого города разрывали кромешную тьму. Даже звёзд не видно.

– Не поняла? – вскинула брови Таня.

– Мы ведём себя так, будто знаем, что будет дальше, и уверены, что с нами ничего не будет, что, как минимум за мной, нет охоты, что не будут применять летальное оружие и что реальность настолько не будет сильно отличаться от того, что мы себе представляем. Мы ведём себя самонадеянно, – подытожил я.

Я сталкивался с противодействием себе, но одно дело, когда за тобой идут, чтобы поймать, и совсем другое – чтобы убить. И я ой как не был уверен, что после всего нас ищут, чтобы просто поговорить.

– Я тоже об этом подумала, но что нам остаётся? Ждать смиренно? Вариант, но лучше хотя бы попытаться и в случае чего сбежать, чем просто сбежать. Опрометчиво – согласна, опасно – безусловно, но если конец всё равно ждёт один, то я готова рискнуть вместе с тобой. Знаешь, что сподвигло? – голос Тани немного задрожал, её тоже вся эта ситуация подвыбивала из колеи. Крылья за спиной давали некий буст к храбрости и бесстрашию, но лезть в открытое противостояние с ЧВК и государством без плана – безумие и самоубийство. Хорошо, что оба это понимали.

– Что? – я начал закладывать большую дугу по направлению к городу. Таня только жестами показывала, где стоят радары.

– Нам нечего терять, кроме самих себя. Звучит высокопарно, понимаю, – словарный запас Тани был куда богаче моего, мне нравилось её слушать, особенно когда Таню пробивало на монологи. Она продолжила: – Но это реальность, которую пришлось принять. Дело даже не в том, что некому доверять, а в том, что мы можем подставить дорогих нам людей, просто позвонив или встретившись с ними.

Тут её голос оборвался. С родителями она не общалась уже очень давно. Она перед побегом из Бабаево смогла наврать им, что уезжает в длительную командировку, где не будет связи, и просила не переживать за неё. Таня скучала по ним и не знала, примут ли её новый облик.

Меня кольнула тень вины. Имел ли я право давать ей то, что она не хотела? Я много думал на эту тему. Чаша «правоты» несильно, но перевешивала таковую «неправоты». Таня научилась радоваться, жить с крыльями, полюбила небеса, но какую цену она на самом деле заплатила? Я же ни разу с ней не поговорил об этом. То же мне суженый…

– Лети за мной, – потухшей интонацией сказал я Тане. Надеяться, что она не поняла, о чём думал, – глупо, но расспрашивать, к моему облегчению, не стала.

Прижались к верхушкам леса и понеслись к граду на Неве. Дороги пересекали под прямым углом, чтобы как можно быстрее проскочить их. Снегопад и низкая облачность в целом помогали за городом, но в самом Питере паразитная засветка отражалась от облаков и вместо того, чтобы скрывать, наоборот обличала. Набрали самую высокую скорость. Внизу размазано мелькали знакомые улицы, ползущие пробки и снующие туда-сюда люди. Таня следовала надо мной, чтобы мой более крупный силуэт закрыл собой её. Заприметил высотку на юге города. Мое убежище, о котором никто не знал. Я надеялся, что никто не знал.

Через полминуты приземлились на запорошенную крышу, бегом пересекли колоннады труб вентиляции. Отжал дверь на технический этаж. Бесшумно прошмыгнули его, отперли изнутри дверь в парадную. Приоткрыли. Никого и свет не горит. Значит, ничего не поменялось. Достал ключи, щёлкнул замок, тихо притворилась дверь и вновь пришло безмолвие.

Таня потянулась по инерции к выключателю, но я успел поймать её руку. Покачал головой. Прислушались. Никого. Даже запах не изменился с моего последнего посещения.

– Можно говорить, только негромко, – облегчённо выдохнул я.

– Что это за место? – удивлённо спросила Таня.

– Эту квартиру, точнее все три квартиры на этаже, купили родители сразу же, как я стал Окрылённым, но оформили её так, чтобы формально к нашей семье не имела никакого отношения. Они хотели, чтобы я тут жил, когда надо спрятаться ото всех. Не хотел принимать такой подарок. Я два или три раза бывал здесь.

– А твои мама с папой очень благородные и умные люди. Последний этаж с единственной квартирой на этаже, выход на крышу, довольно немноголюдный район, – с тёплой грустью говорила Таня.

Я ничего не ответил и прошёл в комнату, где не было окон, и включил свет. Таня облокотилась о дверной проём. Большая кровать, шкаф, стол, стул – всё. По факту, это была комната в комнате, где окно отгородили фальшстеной из пеноблоков. Таких комнат было две и кухня. Прошмыгнул по остальным. Внимательно осмотрел двери, ведущие в другие две квартиры, не нашёл следов проникновения или взлома, решил не трогать их.

Таня встретилась мне в коридоре с длинным плащом в руках и сумкой на перевес. На поднятые мои брови она лишь развела руками:

– Надо что-то купить пожевать, да и по мелочи. Пока темно и сильный снегопад, я не привлеку много внимания.

– Я с тобой, – начал было я протестовать, но наткнулся на её непоколебимый взгляд.

Немного ещё помолчала и сказала:

– Нет, меня не знают, и крыльев не увидят под зимним плащом. Я не пойду через парадный вход, выйду также через крышу, если ты об этом переживаешь, – почти скучающим тоном говорила мне Таня.

Я слышал нотки радости возвращения в Питер, ей не терпелось снова оказаться на его улочках, вдохнуть этот незабываемый аромат Северной столицы и ощутить дух большого города. После нескольких месяцев на отшибе цивилизации, я ее очень понимал. И завидовал. Самой, что ни на есть, черной, как смоль, завистью.