
Полная версия:
(Не) чистая сила
– Ты заходишь или выходишь? – звучит позади голос одногруппницы, и я выпадаю из оцепенения.
Делаю шаг в помещение, но напоследок оборачиваюсь и встречаюсь глазами с ним… Это короткое столкновение взглядов обжигает, вызывает приступ паники, и в этот момент меня бесцеремонно вталкивают в аудиторию. В другой раз я была бы крайне возмущена, и возможно, даже отомстила бы охамевшему студенту, но сейчас, когда сердце в груди колотится как сумасшедшее, а перед моим лицом всё ещё стоит образ сероглазого парня, чужого, бесстыдно счастливого с моей сестрой, я благодарна за эту наглость.
Пара проходит фоном, я почти не понимаю речь молоденькой аспирантки, уверенно задающей вопросы по новой теме, ответы одногруппников тоже сливаются в неразборчивую какофонию. Время тянется невыносимо долго, я машинально делаю какие-то записи в тетради, даже не пытаясь уловить суть. Голос девушки у доски начинает раздражать, потому что отдельными нотами напоминает Раю. Хочется, чтобы это поскорее закончилось. И как только звенит звонок, я хватаю шопер и, ничего не видя перед собой, несусь в сторону туалета.
Женский закрыт на ремонт, в мужском временно выделили две комнаты для «М» и «Ж» с общим доступом к раковинам, но меня это мало заботит. Я запираюсь в одной из кабинок и достаю блокнот. Строки сами собой ложатся на бумагу, будто кто-то сверху диктует мне. Давно я не писала стихов, но сейчас, когда эмоции льются через край, я чувствую острую необходимость выплеснуть их и очиститься от наваждения, от застрявших острыми занозами человеческих переживаний, от того, чего безумно боюсь.
«Видеть тебя мне невыносимо, слабое сердце ноет в груди,
Снова и снова проходишь мимо – вот и иди, иди, иди…
Сильная я, ни за что не сдамся, не подпущу, не склонюсь, не позволю,
Не подойди и не останься, вольному – волю, пленному – волю.
Ты – не магнит, а живая воронка, мне от тебя ничего не надо…
Душу расправлю, что смог ты скомкать, только подальше, только не рядом…»
Перечитываю строки, со злостью вырываю лист, мну и швыряю в урну. Это просто никуда не годится! Ощущаю себя в ловушке, в которую сама же себя и загнала. Пыталась убежать, но не получилось. И выхода не видно.
Хочется выдрать собственное сердце и окунуть в ледяную воду, чтобы вместе с клубами пара улетучились все страхи и человеческие желания. Лучше бы оно остановилось тогда, семь лет назад, вместе с крошечным сердечком моего брата, чтобы не болело. Почему всё так? Не хочу быть слабой, не хочу быть такой, как они! Не хочу чувствовать! Я это не выбирала!
Со всей силы бью ладонью о стену, не обращая внимания на отвалившийся кусок плитки, вылетаю в общее помещение и врезаюсь в широкую мужскую грудь. Медленно понимаю глаза и почти схожу с ума. В груди оглушительный грохот, запах кедра выбивает почву из-под ног, а голова стремительно пустеет.
Внимательный взгляд серых глаз пробирает до дрожи. Долгий, изучающий, волнующий, в котором мне хочется видеть нечто большее, то, чего точно нет. Влад не просто смотрит, он будто… любуется, и от этой нелепой мысли мои бледные щёки вспыхивают алым жаром.
Вдруг он скользит взором по моей руке и испуганно выдыхает:
– У тебя кровь!
Я как завороженная наблюдаю за тёплыми длинными пальцами, обхватившими моё запястье и осторожно сдвигающими ткань рукава вверх, совершенно не чувствуя боли. Эти нежные прикосновения вызывают забег мурашек вдоль позвоночника, и я совершенно не способна сопротивляться такому простому, но мучительно приятному проявлению заботы.
– Больно? – спрашивает Влад, заглядывая мне в глаза.
А я молчу. Лишь едва заметно качаю головой. Слова пропали, потеряли значение. Я словно разучилась говорить. Впервые со мной такое…
– Ты поранилась, нужно перевязать, – констатирует Влад, оглядевшись вокруг, достаёт из кармана джинсов голубую полупрозрачную ткань и бережно обматывает вокруг запястья, пробуждая каждым касанием новые ощущения во мне.
Я понимаю, что всё моё тело дрожит, но никак не могу повлиять на собственные реакции. Это чистый гипноз. И когда Влад аккуратно завязывает узел, я ощущаю укол разочарования от того, что всё закончилось, но он не выпускает мою руку из своей ладони, а мне и не хочется обратного.
– Теперь порядок, – Влад смущённо улыбается, ловит мой взгляд, и его лицо становится серьёзным. – Ты очень красивая.
От этих неожиданных слов, произнесённых почти шёпотом, меня обдаёт волной жара. Моя ладонь всё ещё в его руке, и это кажется таким правильным и уместным, что мне не хочется сопротивляться вопреки собственным принципам. Влад смотрит на меня, как на произведение искусства, и я медленно теряю себя, погружаясь в серую бездну и растворяясь в ней.
Мы оба молчим. Слова – лишние в сузившемся тесном пространстве. Я ощущаю тёплое дыхание Влада совсем рядом, слышу собственный пульс, мгновенно освоивший новые скорости, но несмотря ни на что мне так хорошо и спокойно рядом с ним, что я готова стоять вот так вечно.
Скрип открывающейся двери возвращает в неприглядную реальность, в которой я – махровый социофоб, а Влад – парень сестры, и волна горечи затопляет сознание. Что я творю?! Как позволила себе стать его покорной заложницей? Так нельзя! Нельзя!
Резко выдёргиваю руку из некрепкого захвата и, стараясь больше не смотреть на спонсора моих слабостей, выбегаю в коридор, даже не поблагодарив его за помощь.
Злость на себя перекрывает все остальные эмоции, а впереди ещё два семинара, которые как-то нужно пережить. Внутри всё бурлит и клокочет, стены давят, чужие лица вокруг просто бесят.
Я быстро шагаю по бесконечному коридору, почти бегу.
Только не вздумай заплакать, глупая! Не поддавайся!
В горле неприятно щиплет, в душе беспорядочно валяются мои собственные осколки, со звоном разлетевшиеся по углам, а в мыслях – полный хаос, но я всё ещё дышу. Стою, вцепившись пальцами в мраморный подоконник, и отчаянно пытаюсь взять себя в руки, сбросить всё лишнее, сумевшее сковырнуть мой оказавшийся хрупким панцирь. Не выходит.
Громкий звонок неприятно бьёт по барабанным перепонкам, и я понимаю, что в эту самую секунду готова уничтожить любого, кто просто не так посмотрит на меня. В состоянии оголённого провода я опасна для окружающих. И несмотря на то, что мне на них плевать с высокой башни, я принимаю решение не идти на оставшиеся пары. Не стоит ещё больше всё усложнять.
На улице немного успокаиваюсь. Делаю несколько глубоких вдохов, впуская морозный воздух в разгорячённые лёгкие, гляжу на смиренно опускающиеся на землю мелкие снежинки и позволяю мыслям как попало улечься в голове. Пусть так.
Я не должна чувствовать то, что чувствую, не должна смотреть на него, как на древнее божество, не должна думать о нём. Не должна завидовать той, кого последние несколько лет считала глупой, избалованной святошей. Не должна надеяться. Я – это я, меня не переделать. Я – тьма, бездонная и беспощадная, глубокий омут, в котором легко теряется всё живое. Я – камень, бесчувственная глыба. В одиночестве моя сила. Но почему я больше не ощущаю себя такой?
Серый город кажется пустым и бесчувственным, новенькие высотки и магазинные вывески совсем не добавляют красок. Снег под ногами с жалобным хрустом ломается, превращаясь в белую плотную пыль. А я не могу справиться с назойливым желанием что-нибудь разрушить, пнуть, разбить, разорвать. Чтобы окружающая обстановка сравнялась пейзажем с моим внутренним состоянием.
Ноги сами несут меня в сторону парка. Наушник в ухе на максимальную громкость, и моя душа взрывается под «Until you break» And Of The Dream. Звуки лечат, меняя мою реальность на привычную, но сквозь мрачную пелену слабыми вспышками пробиваются следы обжигающих прикосновений на запястье, и всё снова летит к чертям.
Спустя полтора часа я наконец оказываюсь дома. Уже не такая взвинченная, но всё ещё раненая. И жутко уставшая. Родителей нет, хвала Голливуду, иначе ругани было бы не избежать. Просто потому что.
На автопилоте вешаю на крючок куртку, ставлю ботинки на обувную полку и плетусь в сторону комнаты. Есть совершенно не хочется, идеальным было бы притвориться мёртвой до следующего воплощения, чтобы никто не трогал. Никого не видеть, не слышать. Не чувствовать. Не… знать…
Заваливаюсь на кровать, даже не переодевшись. Как-нибудь потом. И просто лежу, тупо уставившись в потолок. Я и не подозревала, что борьба с собой – настолько утомительное занятие, но, несмотря ни на что, я не сдамся.
Ощущаю, как удары сердца становятся ровнее и спокойнее, усталость тяжёлыми щупальцами опутывает тело, и я медленно опускаю веки.
Звонок в дверь – слишком настойчивый для такого времени – стряхивает навалившуюся дремоту. Кого ещё принесло? Раздражённо выругавшись, всё же поднимаюсь с постели и ползу к входной двери. Если это соседка за солью, то я насыплю ей её прямо в глаз!
С силой распахиваю дверь и зависаю с отвисшей челюстью. Раиса собственной персоной. Это последний человек, которого я сейчас хотела бы видеть на пороге своей квартиры.
– Зачем пришла? – недовольно нахмурившись, задаю вполне логичный в сложившейся ситуации вопрос.
– По делу, – почти шипит незваная гостья.
– Не сегодня! – толкаю дверь вперёд, намереваясь прекратить эту бессмысленную и досадную беседу, но Рая не даёт мне восстановить преграду между нею и мной.
– Сейчас!
***
Выпроводив Раю, возвращаюсь в свою комнату, чувствуя себя опустошённой, при этом мне почему-то жутко смешно. Ещё и желудок беспокойно урчит, напоминая, что пора бы хоть что-нибудь съесть, и я послушно бреду на кухню.
Вся эта ситуация со шкатулкой кажется чьей-то глупой шуткой. В самом деле, ну абсурд же! Непонятные кулоны, одинокая цепочка и никаких объяснений. А происшествие с Владом – вообще сюр, как и нарисованные больным воображением сестры претензии, так прочно засевшие в эгоистичном мозге. Не день, а цирковое представление, которое вопреки желанию зрителей, никак не хочет заканчиваться. Бред на бреде едет и бредом погоняет!
Разогрев в микроволновке вчерашний грибной суп, быстро обедаю всё так же без особого аппетита, стараясь не пускать в голову лишние воспоминания. Хватит с меня!
Когда ставлю вымытую тарелку обратно в шкаф, рукав худи задирается, и я вижу на запястье голубую повязку с засохшими багровыми пятнами. На мгновение зависаю, а затем со злостью развязываю узел, разматываю и резко сдёргиваю с руки ненавистную тряпку. Первый порыв – бросить в мусорное ведро, плотно закрыть крышкой и забыть навсегда. Но я не решаюсь. Несколько секунд стою со скомканной тканью в руке перед открытой урной, а потом резко закрываю дверцу шкафа под мойкой и иду в ванну.
Худи вместе с платком после ручного застирывания отправляются в машинку-автомат, а я – в свою комнату. Мельком осматриваю руку. Царапина на запястье длинная, но неглубокая. Видимо, порезалась отколовшимся куском плитки в порыве злости. Ничего, жить буду. Жаль только, что сама себе не могу заблокировать мысли, чтобы не пускать в них никого постороннего…
Взгляд мой касается шкатулки всё так же стоящей там, где её оставили, с торчащим из замка ключом. Я усаживаюсь в компьютерное кресло и двигаю старинную вещь поближе к себе. Извилистые кованые узоры сливаются в причудливое соцветие, в центре которого – едва заметная замочная скважина. А что, если она не одна? Странная догадка заставляет приподнять громоздкую коробку над столом, и я внимательно изучаю каждый завиток, каждую линию, пока не обнаруживаю с обратной стороны, на самом дне, ещё одно отверстие для ключа.
– Оба-на! А слона-то мы и не заметили, – бормочу себе под нос, закусывая нижнюю губу.
Ключ без усилий поворачивается, но крышка просто так не поддаётся, и мне приходится хорошенько постараться, чтобы отковырять её от шкатулки.
– Вот это да! – радостно воскликнув, подпрыгиваю в кресле и хлопаю в ладоши. – Ха! Я так и знала!
На чёрном бархате, устилающем внутреннюю поверхность шкатулки, лежит старая книжка в коричневом кожаном переплёте с ремешком-застёжкой и пожелтевшими страницами. Небольшая, но значительно толще моего блокнота. Осторожно вынимаю находку, чувствуя особый трепет, будто касаюсь чего-то невообразимо важного, и, расстегнув ремешок, открываю на середине. Плотные листы веером рассыпаются передо мной. Я веду пальцем по неровным буквам, не слишком аккуратным, прорисованным чёрными чернилами, и улыбаюсь самой себе. Ощущение, что я попала в сказку про ведьм, и вот-вот прочту старинные магические заклинания, обязательно вызвав какого-нибудь случайного демона.
Пролистав книгу, замечаю, что рисунки и надписи сделаны от руки не слишком-то разборчивым почерком, понять получается лишь несколько слов, и то с трудом. Вся магия улетучивается так же быстро, как появилась, а вопросы, крутившиеся в голове, остаются без ответов. И что теперь с этим делать?
Недолго думая, достаю с другой стороны шкатулки одинокий кулон с нефритом и вешаю на цепочку к лунному камню. Странный и необъяснимый порыв распотрошить тайник до конца, не оставляет выбора. Ещё раз верчу в руках металлическую коробку, пристально рассматривая со всех сторон – вдруг есть ещё тайные места – и, не обнаружив больше ничего интересного, закрываю оба замка и убираю в шкаф.
«Как только дар откроется до конца, сможете прочесть все послания, – внезапно звучат в голове чужие слова, но моим голосом. – Но будьте осторожны, охотники взяли след.»
Озадаченно щурюсь и трясу головой, не понимая, что происходит, и что всё это значит. Вот только голосов в голове мне не хватало для окончательного сумасшествия! Сплошные загадки и тайные послания. Скандалы, интриги, расследования… Ясно лишь одно: сегодня перед сном у меня будет очень занимательное чтиво.
Глава 17
Рая
Сидя на полу в своей комнате среди разбросанных подушек и тетрадей, которые чудом остались не разорванными в клочья, я потихоньку начала приходить в себя. Приступ гнева, обрушившийся на меня после увиденного в квартире Ады, начал отступать, медленно, как отлив, обнажая мою раненую душу.
Как они могли? Как он мог?
Пока я строила воздушные замки, ни с чем не сравнимые по своей красоте и оригинальности, парень, в которого я влюблена, как последняя дура, встречался с моей ненавистной сестрой. С той, которая с удовольствием сейчас посмотрела бы на меня такую – слабую, несчастную, с кровоточащим сердцем, с наверняка размазавшейся под глазами тушью, униженную, сломленную… Которая прыгала бы от счастья, наблюдая за моей агонией.
Он был с ней. Он не просто так пялился на неё при любом удобном и не очень случае. Не только из-за внушения Ады… Они…
От мыслей об их тайных встречах в глазах потемнело. Снова. Но силы остались лишь на беззвучный плач. Я упала на спину и будто сквозь туман услышала собственные приглушённые всхлипы. Они вырывались на волю через боль, сковывая сердце невыносимым спазмом, и терялись в колючем воздухе комнаты.
Как он посмел отдать ей мой подарок? Как посмел? Хватило же ума! Это… это просто невозможная наглость! Это…
– Раечка! Рая! Подойди, пожалуйста, – послышался негромкий голос бабушки из соседней комнаты, резко вытягивая мой разум из болота слёз и страданий.
На несколько секунд я замерла, соображая, как не показать бабуле своё состояние.
– Иду, ба. Пару минут! – крикнула в потолок и приподнялась на локтях.
Вокруг царил точно такой же беспорядок, какой был в моей душе, но я собрала последние силы для улыбки и встала на ноги. Сильная. Справлюсь.
Быстро привела свой внешний вид в более-менее приличное состояние, осторожно заглянула в приоткрытую дверь, отчаянно стараясь казаться невозмутимой и жизнерадостной, попутно прогоняя жалобно скребущихся кошек из собственной души.
– Что-то нужно, ба?
– Проходи, дочка, садись.
Я послушно плюхнулась в старое кресло и опустила голову, чтобы бабушка не увидела мои опухшие и покрасневшие глаза, но это не сработало.
– Ты что ли плакала? – Морщинистые пальцы коснулись подбородка и развернули моё лицо для лучшего обзора. – Что такое? Кто обидел нашу девочку?
– Да так, по учёбе кое-что не получилось, вот… расстроилась немного. Но уже всё хорошо, – соврала я, натягивая на лицо заготовленную маску.
– О-о-о, не надо так, не получается сегодня – получится завтра, не стоит слёзы лить из-за мелочей. – Тёплая ладонь погладила меня по голове. – Береги сердечко!
По глазам бабушки было невозможно определить, поверила она мне или нет.
– Ладно, проехали, – отмахнулась я, – ты поела? Может, суп принести?
– Нет-нет, я чай попила, хватит мне. Ты лучше вот что скажи: как у вас с Адочкой дела? Вы помирились?
Я замолчала. И что ей ответить? Не скажешь ведь правду: твоя правнучка совсем страх потеряла, захотела увести чужого парня, и после подобного помириться с ней – последнее, чего бы я желала в этой жизни.
– Нет, – пробормотала себе под нос.
– Ну, девочки мои, нельзя же так! – недовольно покачала головой бабуля. – Неужто так сложно стать сёстрами, общаться по-родственному?
– Не так просто, как ты думаешь, – еле слышно пробурчала я и громче добавила: – Пока не получается. Но шкатулку мы открыли. И там… ничего такого важного не было, только кулон с камнями.
– Открыли! – всплеснула руками бабушка, но радость на её лице быстро сменилась удивлением. – Как только кулоны? Быть не может! Вы точно всё проверили?
– Только камни, ба. Подожди, сейчас покажу.
Пулей сбегала в свою комнату и принесла золотисто-оранжевый каменный лепесток.
– Вот, этот я себе взяла, не знаю, что это за камень, но мне захотелось его, – затараторила я, протягивая бабушке кулон.
– Солнечный камень. Он помогает видеть свет во всём и созидать. А ещё там были лунный и нефрит, так?
– Так, их Ада забрала себе. – От упоминания имени сестры меня слегка передёрнуло.
– Пусть будут у неё. Лунный – защищает дар, а нефрит – сглаживает человеческие слабости. Поэтому вам нужно быть рядом и жить дружно. Ваш дар…
– Один на двоих, я помню, – перебила я, недовольно нахмурившись.
– Вот именно! Только вместе вы в безопасности! – строго проговорила бабуля, постукивая ногтями по подлокотнику. – Ваша сила в единстве. Твоя – особенно… – она осеклась.
– Почему – моя? Что во мне особенного? – изумилась я.
– Неважно! Важно вам помириться! Очень важно! Ты же… Вы же без дара можете остаться! Не все люди для вас безобидные, есть такие, с которыми лучше никогда не пересекаться, – встревоженно заговорила бабушка. – И в шкатулке должно было быть что-то ещё. Я сама точно не знаю, до меня лишь описания дошли. Вы хорошо её рассмотрели?
– Не помню…
– Я очень за вас переживаю. – Её голос дрогнул, и ладонь с чувством опустилась на грудь в районе сердца. – Пообещай, что откроете шкатулку и помиритесь. Пообещай, дочка.
Я проглотила невидимый комок в горле. На бабулю было жалко смотреть: её светлые глаза выражали беспокойство, на посеревшем лице проявилась тихая печаль, затаившаяся в глубоких лучиках морщин, с тусклыми проблесками надежды в уставшем взгляде. И эту надежду мне так не хотелось отнимать.
– Хорошо, ба, ты только не волнуйся, – выдохнула я, сочувственно улыбаясь. – Всё сделаем, как ты хочешь.
– Хорошо было бы, если бы вы поняли, что это для вас единственный выход. Не от того, что я прошу, а потому, что на кону ваше будущее. А вы не осознаёте. Что вам даст вражда? По отдельности вы лёгкая добыча.
– Для кого? Кто эти люди?
– Нехорошие…
– Это и так понятно. Кто они? Что им нужно от нас? Почему именно сейчас? – сыпала я вопросами, а в голове уже созрело решение.
Я снова пойду к этой ненормальной, заберу шкатулку и посмотрю в её бесстыжие глаза. И пусть попробует отвертеться. Я спрошу с неё за каждую выходку, за каждую крупицу боли, что она мне причинила. И за то, что отняла у нас обеих шанс на хоть какое-то мирное сосуществование.
– Я могу сказать только одно: эти люди – угроза вам и дару. А кто они, я не знаю…
– Ладно, на всякий случай будем бояться всех, – не очень удачно пошутила я и поднялась с кресла. – А знаешь, пойду к Аде прямо сейчас, разберёмся со всем, не откладывая.
– Вот и умница! – просияла бабушка. – И правильно. Ступай, дочка.
***
Ада встретила меня в том же настроении, в котором я её оставила. Уже в другой одежде и без моего платка на запястье. Но это не добавило ей очков в моих глазах.
Она молча позволила мне войти, презрительно ухмыльнулась, и так же без единого слова удалилась в свою комнату, пока я снимала верхнюю одежду. Что ж, на тёплый приём я и не рассчитывала.
– Ты без меня не можешь, я смотрю? – скрестив руки на груди, выдала Ада, когда я вошла в её мрачную обитель. – Я почему-то даже не удивлена.
Захотелось стереть надменную гримасу с её бледного лица мокрой тряпкой, но я не стала язвить в ответ так, как сестрёнка того заслуживала. Посмотрим, кто будет смеяться в конце.
– Угадала. Нам же сказали, что дар – общий, вот меня к тебе и тянет.
– Хм… Только ночевать, пожалуйста, иди домой.
– Не переживай, у меня перед сном свидание, надолго тебя не задержу. – Я внимательно проследила за реакцией Ады, отметив, как дрогнули её губы.
– Тогда тебе стоит поторопиться, – пробурчала она, усаживаясь в компьютерное кресло. – Зачем припёрлась?
Я уставилась на сестру, не мигая.
– За шкатулкой. Ты, смотрю, уже успела её спрятать.
– Забрать хочешь?
– Ага.
– Да пожалуйста!
Ада резко вскочила с кресла, недолго думая, достала с полки шкафа металлическую коробку и протянула её мне.
– Держи!
– Даже не поинтересуешься, зачем?
– Не поинтересуюсь.
– Как хочешь. – Я обхватила шкатулку двумя руками.
– Ключ внутри. – Ада недовольно выгнула бровь, ожидая, что на этом наша невыносимо приятная встреча закончится, но я не собиралась уходить, не выяснив, какие отношения связывают её с Владом.
Я продолжала сверлить глазами сестру, натянуто улыбаясь и не двигаясь с места, и та начала заметно нервничать, не сводя с меня фиалковых глаз. Минута, вторая… Между нами – напряженная тишина, воздух сгустился и потяжелел, как перед грозой. Казалось, вот-вот засверкают молнии и грянет гром.
– Ты не опоздаешь на свидание? – ехидно сощурившись, спросила Ада. – Или тебе постелить на полу?
– Даже если опоздаю – ничего страшного, – фыркнула я, мысленно благодаря Аду, за её необдуманный шаг на мокрую доску. – Влад готов ждать меня в любое время и столько, сколько потребуется.
– Избавь меня от подробностей своей личной жизни! – Промелькнувшая на лице сестры тень не укрылась от моих глаз.
Ах, вот оно что! Влад ей нравится! Точно нравится!
– А что такое? Нам же нужно помириться. Давай с этого и начнём! Будем обсуждать парней, как в старые добрые времена. – Я навалилась спиной на стену, крепко прижимая шкатулку к груди. – Мне кажется, я впервые в жизни так сильно влюбилась! И так здорово, что мои чувства взаимны!
– Поздравляю…
– Благодарю! Мы с Владом с полуслова понимаем друг друга, мы – как две половинки, не можем и дня прожить друг без друга. Представляешь, какое счастье встретить такого человека? – Мой взгляд скользнул по сжавшейся в комок фигурке Ады, и в сердце будто впрыснули дозу жгучего яда. – Он – необыкновенный! Особенный! И я очень рада, что он выбрал меня. Мне с ним так хорошо, что я готова закрыть глаза на все твои внушения. Потому что они ни на что не повлияли, так что… Забудем?
– Ты ведь не остановишься? – еле слышно пробормотала сестра, обхватив себя руками.
– А ты? – пристально глядя в фиолетовые глаза, внезапно заблестевшие от сдерживаемой влаги, спросила я.
На долю секунды мне показалось, что Ада вот-вот расплачется прямо при мне, наплевав на собственную гордость. Но она сумела взять себя в руки, и, широко улыбнувшись, произнесла:
– Совет да любовь!
На моём лице красовалась такая же натянутая улыбка, от которой уже сводило скулы, однако, я не собиралась уходить побеждённой.
– Так я могу обрадовать бабушку, что мы помирились? Нет же поводов для противостояния? – Услышала я собственную реплику словно со стороны.
– А сама как думаешь?
В этот момент в кармане завибрировал телефон, и, перехватив шкатулку одной рукой, я радостно приняла вызов:
– Да, Влад.
Недобро прищурившись, метнула взгляд в сторону потупившей взор родственницы, воздавая хвалу небесам за такой своевременный звонок.
– Чем занимаешься? – Любимый голос в трубке придал мне сил.
– Я не дома… Но скоро уже приду. А ты?
– У меня появились кое-какие дела, сегодня встретиться не получится. Но я хочу компенсировать это приглашением на ужин. К нам домой. Моё семейство очень хочет с тобой познакомиться. В пятницу в семь. Придёшь?
– Конечно приду! – радостно подпрыгнула я, удобнее устраивая в руке сползающую коробку, и впилась глазами в едва дышащую, как мне показалось, Аду. – Я давно мечтала познакомиться с твоей семьёй! – воскликнула громче, чем нужно. Хотя, в данной ситуации нужно было именно так!