скачать книгу бесплатно
– Честно говоря, – признался Волошенко, – полковник Снаткин меня вообще не волнует. Можете расслабиться. Меня волнуете вы…
– Мы еще с вами не доели, а вы уже предлагаете мне переспать с вами, – прямо сказала Маша.
– Мне нравится ваша открытость, – похвалил ее Волошенко, вытирая руки мокрой салфеткой. – Так что после ужина едем ко мне?
– Мне тоже нравится, что вы не юлите и не придумываете всякие глупости, чтобы охмурить девушку.
– Я даже готов оплатить вашу уступчивость, – посмотрел Борис прямо в глаза Маши. – Сколько получает уборщица в управлении полиции? Можете умножить свой оклад сразу на десять.
– Я не помню, чтобы я согласилась, – рассмеялась Маша. – Но за такой гонорар половина женщин нашего города простят вам ваше хамство и вашу наглость.
– Я имел в виду совершенно другое, – покраснел и соврал Волошенко. – Я предлагаю вам стать моим агентом под прикрытием. Ваш гонорар составит ту сумму, что я предложил.
– Это что-то новенькое, – сказала Маша играя глазами. – Вы хотите трахать меня за счет государства?
– А мне нравится ваша наблюдательность, – заметил Волошенко и осушил бокал вина до дна. – Мы можем указать в договоре, что ваша работа на государство не предусматривает оказание интимных услуг.
– Так вы лишаете меня удовольствия спать с таким мужчиной, как вы? – посмотрела Маша прямо в глаза Бориса.
«Черт возьми! – вскричал внутренний голос Волошенко. – это же моя женщина. Красивая, умная, искренняя. Хватай ее, Боря, обеими лапами иначе ее завтра же уведет с собой кто-то другой.»
– Мы можем оговорить это в качестве бонуса за успехи в работе, – сострил он, но было видно, что слова Маши, как цветок сквозь асфальт, проросли там, где раньше это было невозможно и они так обрадовали его, что он как мальчишка потерял голову. – Я шучу, – тут же сказал он и положил свою руку на руку Маши. – Соглашайтесь, Маша. Я буду хорошим боссом. А если честно сказать, я просто хочу, чтобы вы постоянно были рядом со мной.
– Это все так неожиданно, – тепло сказала Маша. – Мне нужно подумать.
На следующий день Маша сказала Снаткину, что Борис Волошенко предложил ей стать агентом под прикрытием.
– Это просто удача для нас, – ответил ей Павел Иванович. – Этот пацан как трехслойный осетинский пирог. Его нужно стреножить так, чтобы он не смог от нас отпрыгнуть в несчастный для нас момент. Если ты решишь с ним переспать, сделай это перед нашими камерами, хотя бы один раз.
Но первый раз Маша переспала с Борисом Волошенко в шикарной миланской гостинице, с утра ходили по магазинам, покупали одежду, обувь, вечером на арендованном фиате они поехали в Венецию, переночевали там, пили спиртные коктейли, целовались в гондоле и казались счастливыми. Волошенко на обратном пути в самолете порвал договор о работе Маши в качестве агента под прикрытием и преподнес ей кольцо с бриллиантом.
– Выходи за меня замуж, – просто сказал он.
Ее сердце сжалось от боли.
Он нравился ей, но не более того. Она не могла представить себе их семейную жизнь, его постоянное нахождение под душем, его чудовищную брезгливость, когда ему приходилось салфеткой вытирать горлышко бутылки с минеральной водой, которую она только что пригубила или вытирать свои губы после поцелуя с ней. Она понимала, что это от него не зависит, что это, возможно, болезнь, что он влюбился в нее по-взрослому, что он готов ради нее на многое в этой жизни, но она не готова была сочувствовать его странностям, ей по-прежнему нравилась ее свободная жизнь и связывать ее с Волошенко совсем не входило в ее планы.
– Милый, – как можно нежно сказала она, – мы и так с тобой перед небом муж и жена. Давай не гневить Бога. Давай еще немного проверим наши чувства. Куда и зачем нам спешить? Я – твоя, ты – мой. Что еще нужно нам для счастья?
– Я хочу познакомить тебя с моими родителями, – сказал Борис.
– Нет проблем, – ответила она. – Я готова в любой момент.
Маша так и не смогла привести Волошенко в полицейский бордель и заснять секс с ним под самые современные камеры.
А когда микрокамера из аквариума попала к следователю Горпищенко, она позвонила Борису и сообщила ему об этом.
Волошенко тут же явился со спецназом, отобрал микрокамеру, отправился с ней в Киев, написал телегу на прокуратуру, которая незаконно вмешалась в оперативную разработку полковника Снаткина и передал микрокамеру в техотдел. Начальство чуть не целовало Бориса. Все заместители зачарованно слушали рассказ Волошенко о трудностях, с которыми он столкнулся, об успехах агентурной работы и о кознях провинциальной прокуратуры и какого-то следователя Горпищенко.
– Теперь Ржапецкий затаится, как мышь, – сокрушенно говорил Борис. – Все наши успехи коту под хвост.
– Почему? – удивился главный специалист по негласным разработкам. – Без нашей камеры они ничего не смогут доказать. Они сами передадут Снаткина нам, когда поймут, что у них ничего не получится.
«Не дай Бог, – подумал Борис и съежился, представляя себе встречу с полковником.
– А главного судью выдаст нам сам Снаткин на полиграфе. Ты, Борис, проделал огромную работу. В отдел вернуться не хочешь?
– В отдел? – повторил Борис.
– Разумеется, начальником отдела. Ты в Коблевске все организовал, все наладил, передашь людей новому человеку и вернешься к своим товарищам.
– Рано еще, – как можно тверже ответил Борис. – Привезу голову Ржапецкого, тогда и поговорим.
– Завидую тебе, – сказал мечтательно начальник. – Решение твое правильное, пока молод, надо вариться в котле настоящих дел, а протирать штаны можно и на пенсии. Перед отъездом зайди в техотдел и забери покадровую распечатку с микрокамеры, запечатлевшую Снаткина при получении им взятки. И понаблюдай за прокурорскими, чтобы не надумали полковника отпустить. В нужный момент раскадровку передашь вашим местным каналам, чтобы прокуратура не смогла отпрыгнуть ни вправо, ни влево. С Богом!
«Остается только одно, – подумал Волошенко, – грохнуть этого Снаткина, чтобы не путался под ногами.»
Однако в техотделе при передаче Борису пленки скептически помахивали головами.
– Неважное качество? – обрадовался Волошенко.
– Качество изумительное, – сообщил ему один из технарей, – содержание туфтовое. Сам увидишь. Мы, честно говоря, смеялись. Чувак, передающий взятку, требует от полковника расписку в получении денег. Такого раньше никогда не было.
«Теперь этот жмот Снаткин должен заплатить мне в два раза дороже, – развеселился в душе Борис. – Иначе ни один телеканал не увидит эту пленку.»
Вечером он вернулся домой в приподнятом настроении, но не увидев Машу, он каким-то шестым чувством понял, что она сегодня не придет. Ему нужны были сейчас эти пылающие малахитом глаза, эта удивительная покорность перед ним и одновременно восхищенность его словами и действиями, а самое главное ее потребность в нем, как в единственном на всем свете мужчине, покорившем ее необузданный характер. Жизнь без Маши теряла все свои прекрасные краски.
29
Аркадий Кеосаян в течение получаса не мог дозвониться до директора Центрального рынка Порошенко. Нехорошее предчувствие охватило его, когда Порошенко все-таки ответил.
– Где Юра? – спросил Аркадий Порошенко. – Никаких снимков его я не получал.
– Я забыл вовремя подвести им бабки и они, суки, продали его другим активистам, – сообщил Порошенко. – За деньги не волнуйся, я отдам их тебе завтра.
– Что значит продали другим активистам? – взъерошился Аркадий.
– Тут такая загогулина вышла. Наш караим оказывается кого-то из активистов застрелил. А между ними сарафанное радио работает, как часы. Кто-то узнал, что Москаленко кого-то держит у себя. Они приехали и его выкупили. Не отдать его Гена не мог, могла начаться война между ними. Купили его активисты общества «Самозащита». Они ходят под Степаном Овчаренко, нашим мэром.
– Деньги мне не нужны, – глухо сказал Аркадий. – Мне нужен Юра, живой и здоровый. Ты подвязался под это дело, верни мне его. Я не знаю никакого Москаленко. Я деньги дал тебе. Столько, сколько нужно было.
– Ты мне угрожаешь? – спросил Порошенко. – Я хотел тебе помочь. И сам уже не рад, что ввязался в это дело. Кстати, за твоим караимом приезжал спецназ СБУ. Они тоже его ищут. Если бы я знал, что здесь пахнет мокрухой, я бы никогда сюда не влезал.
– Что ты лепишь горбатого к стенке? – не выдержал Аркадий и закричал. – Юра – мой бухгалтер, он в жизни живой волыны не видал. Кого и когда он мог застрелить, если все время был в прокуратуре, потом в больнице, потом у твоего Гены. Ты теперь персонально передо мной несешь ответственность за Юру. Ты меня знаешь, я в таких делах беспощаден. Ты, падла, ел, жрал спал за моим столом, а теперь решил меня кинуть?
– Не кипятись, Киса, – ответил нервно Порошенко. – У меня есть знакомый офицер-сбушник, я сейчас ему звякну, попрошу его твоего караима из застенков «Самозащиты» вытащить.
– И куда он его вытащит? Опять в прокуратуру? Мне нужно, чтобы Юра хотя бы на неделю исчез из города. Ты же вроде со Степаном вась-вась был? Реши этот вопрос немедленно.
– Степан и его партия объявили войну губернатору. Хотят площадь Хмельницкого переименовать в площадь Бандеры. Мне сказали, что по этому поводу губернатор завтра собирает военный кабинет. Поверь мне, работать стало просто невозможно. Эти твари играют в войнушки, а мы должны обоих кормить и страдать.
– Твой сбушник парень с понятиями? – спросил Аркадий, остывая. – С ним можно договориться, чтобы он забрал Юру куда-нибудь на неделю? Я даю еще двадцатку.
– Не надо, Аркан, – сказал Порошенко. – Это я накосячил, буду сам разруливать. Перезвоню тебе, как только найду своего сбушника.
Порошенко вытер пот со лба и набрал номер телефона Скомороха.
– Василь Васильевич, – радостно поприветствовал он майора. – Я вас не разбудил?
– Наша служба и опасна, и трудна, – ответил Скоморох. – Покой нам только снится. Что ты хотел?
– У меня тут такое дело. Активисты общества «Самозащита» выкупили у Москаленко одного караима, против которого полиция шьет дело. Этот караим родной брат Аркадия Кеосаяна, директора титанового завода. Вы не могли бы помочь его вызволить и увести куда-нибудь на недельку?
– Как фамилия караима, Кеосаян?
– Нет, у них отцы разные, кажется Перман его фамилия, – тут же придумал Порошенко.
– Я всегда говорил, что Земля – круглая, – хмыкнул Василий Васильевич.
– Бабки я готов подвезти прямо сейчас, – сказал Порошенко.
– Сколько? – спросил Скоморох.
– Десятку, – ответил Порошенко.
– Я здесь не один, – ответил Скоморох. – Со мной Ваня Потебенько. Каждому по десятке.
– Крутовато будет, – замешкался Порошенко. – Хотя бы за то, что я дал вам наводку, надо чуток скинуть.
– Ох, не случайно Христос выгонял вас, торгашей, из храма. Сколько ты хочешь себе оставить?
– Ну хотя бы двушку за звонок.
– Тогда мы сейчас разворачиваемся и едем к тебе, – весело сказал Скоморох, отключил телефон и рассмеялся. Затем остановил свой фиат, откинулся на спинку сиденья и сказал задремавшему Ване.
– На ловца и зверь бежит. Говорил же я этому недоделанному Горпищенко, вязать надо срочно Кеосаяна, бить его табуреткой по голове и спрашивать, где деньги.
– Ты что, Васильич, заболел? – испуганно спросил Ваня.
– Мы сейчас получим бабки, потом получим нашего Пермана, потом привезем его на нашу конспиративную квартиру, и не дай бог, выяснится, что он причастен к убийству Петренко. Ей-богу, тебе придется, Ванюшка, меня связать.
– Я ничего не понял, – сказал Ваня, зевая. – Какие деньги, и за что?
– За то, что мы с тобой, очень умные. За то, что на дворе весна, за то, что пришло, наконец-то, и наше золотое время.
Скоморох включил зажигание, доехал до кольца на Херсонской улице, развернулся по кольцу и поехал в обратную сторону к Центральному рынку, где в ста метрах от него располагался трехэтажный коттедж из белого кирпича с красной черепицей, в котором жил директор Центрального рынка Порошенко.
А в этот момент Порошенко набрал по телефону Аркадия и сообщил ему, что нашел своего приятеля-сбушника, который просит накинуть ему еще десятку.
– Нет проблем, – ответил Аркадий. – Заберите только от этих обезьян Юру.
– Как ты можешь так называть активистов Майдана? – наигранно возмутился Порошенко.
– Я готов извиниться перед обезьянами, братан, – сказал Кеосаян и отключил телефон.
30
Помещение, в котором находился задержанный полковник Снаткин, являлось кабинетом помощника прокурора Елены Чистяковой, уехавшей в краткосрочный отпуск на свадьбу сына. Поскольку кабинет находился на первом этаже и его окна выходили в пустынный двор прокуратуры, два окна помещения были надежно зарешечены. Все папки и бумаги Чистяковой были спрятаны в ее сейф и большой стол выглядел непривычно чистым. Перед дверью в кабинет дремали четыре охранника. Когда кто-то из них услышал гулкие шаги в коридоре, он тут же окликнул дремавших. Появившийся перед ними следователь Алексей Горпищенко увидел двух стоящих по инструкции военнослужащих и двух сидящих с напряженными от внезапного пробуждения лицами.
– Откройте мне дверь, – приказал Горпищенко.
Один из охранников вытащил из кармана ключ и отпер дверь. Полковник Снаткин спал на письменном столе Чистяковой и даже не реагировал на шум открывшейся двери и шаги вошедшего Горпищенко.
«Как можно спокойно спать в таком положении? – с неприязнью подумал следователь. – У него не нервы, а канаты. Мы, как сумасшедшие, бегаем целый день, чтобы собрать доказательства и предъявить ему обвинение, а он плевать хотел на нас. Пойман, скотина, с поличным, а ведет себя так, что это его не касается.»
– Добрый вечер, Павел Иванович, – сказал Горпищенко. – Свет вам не мешает?
– А который час? – проснулся полковник и сел, свесивши со стола ноги.
– Пятнадцать минут первого, – ответил следователь.
– Так уже ночь, – протирая узкие глаза, сказал Снаткин. – А чего это вам не спится, Алексей Викторович?
– Да вот решил к вам заглянуть перед тем, как уйти домой. Может, какие-нибудь жалобы у вас имеются или претензии?
– У меня одна жалоба, – сказал Снаткин с помятым от сна мясистым лицом. – Пора меня тоже отпустить домой. Я понимаю, Алексей Викторович, что вы облажались по полной. Но в этом нет моей вины. Фильм об одном дне полковника Снаткина уже смотрели?
– Откуда вы знали о микрокамере? – спросил Горпищенко.
– Это допрос? – вопросом на вопрос ответил Павел Иванович.
– Вам не стыдно спать на столе сотрудника прокуратуры?
– А здесь другого места просто нет. Что, ума не хватило хотя бы раскладушку здесь поставить для офицера полиции?
– Я пришел, Павел Иванович, просто переговорить с вами, потому что знаю вас давно, как образцового офицера полиции, с которым приключилась беда. Я уважаю вас, как многолетнего руководителя правоохранительного органа и хочу, в некотором роде, помочь вам.
– Не верю, – сказал Снаткин, качая ногами. – Хотел бы помочь, избрал бы мне подписку о невыезде. Ты, Алексей, захотел на моем горбу в рай въехать? Не получится.
– Вы можете сесть на стул? – спросил Горпищенко.
– А какой вообще мне смысл садиться? – двусмысленно спросил полковник, хитро прищурив глаза. – Если я уже сижу.
– Не ерничайте, Павел Иванович, – садясь на стул перед Снаткиным, сказал Горпищенко. – Вы хорошо знаете, что задержаны на семьдесят два часа для производства неотложных следственных действий. Меру пресечения вам будет определять суд. Возможно, суд определит вам домашний арест или залог.
– Что ты хочешь, Горпищенко? Чтобы я написал явку с повинной? Признался в том, чего не совершал? Я этого делать не буду. А тебя предупреждаю. Если завтра я не вернусь на службу…
– Вы никогда не вернетесь на службу, даже, если я сейчас дам приказ вас отпустить. Пресс-служба прокуратуры уже сообщила о вашем задержании, все телеканалы смакуют подробности получения вами ста тысяч долларов, что по меркам наших граждан, является суммой астрономической, депутаты городского совета уже подсчитали, что на сумму вашей взятки можно асфальтировать площадь Богдана Хмельницкого и окружающие ее улицы. Приказом министра вы отстранены от своей должности до решения суда по делу. Речь может идти только о сделке со следствием. Я даже скажу больше, – наморщил лоб следователь, – вам, в вашем положении сейчас, лучше находиться у нас, чем дома. Активисты «Национального корпуса» хотят утопить вас в городском сортире. За предательство интересов Майдана.
