скачать книгу бесплатно
Тут и Поветиха опомнилась, заковыляла к Поляне, суетясь и причитая.
– Да что же это творится такое, люди добрые! Что же это тут случилось, Поляна, голубушка ты моя? Ну, не молчи, скажи хоть словечко!
– Ты же, бабушка, сама все видела, что ж тут говорить, – Поляна обреченно опустила голову, ожидая заслуженного осуждения.
– Неужто сама того хотела?
– Да ты что, бабушка! – женщина гневно вскинула голову. – Не знаешь разве, что я всю жизнь мужу верная. Вот, гляди, – она протянула к старухе руки с проступающими на коже синяками от крепких пальцев Чужака.
– Ахти, милая, как он тебя облапил, – сочувственно закачала бабка головой.
– Я для обряда разделась, бабушка, – сдерживая слезы, пояснила Поляна. – Замешкалась, Славеня вспомнила. Не заметила, как Чужак вошел. Очнулась, когда он меня уже схватил. Чтоже будет-то теперь, а?
– Что будет, что будет. А ничего не будет, – проворчала уже пришедшая в себя знахарка. – Вот мы ему сейчас отворот сделаем, он от тебя и отстанет. И нечего дрожать, как осиновый лист, не девка красная, чай!
Поветиха засуетилась, почувствовав себя в родной стихии, засновала по избе, выдавая Поляне распоряжения:
– Вот что, Поляна, достань-ка новую свечу, миску с водой поставь около, чтобы огонь в воде отражался. Так, хорошо. Теперь возьмем веник, да сметем пыль с порога. Знаю, знаю, что пол у тебя чистый, но ты все же собери хоть несколько пылинок. Чужак ведь последним через порог переступал? Вот и ладненько. Теперь возьми щепотку пыли в правую руку, сядь перед миской, а я свечу зажгу. Смотри теперь в воду на пламя свечи, сыпь потихоньку пыль в огонь, чтоб она сгорела, и за мной повторяй:
«Как огонь свечи разгорается,
Так краса моя распускается.
Пусть любовь его под воду уйдет,
А меж нами пусть будет снег, да лед.
Пусть горит в огне с ног постылых пыль,
Чтобы путь ко мне навсегда забыл».
Теперь плюнь три раза через левое плечо и свечу задуй. Вот и умница. Теперь ничего не бойся, Чужак о тебе и думать уже забыл. А вот тебе подумать нужно, где воды талой взять, чтоб от нечисти дом и двор защитить.
– А тут и думать нечего, бабушка, – засмеялась уже оправившаяся от потрясения Поляна. – Она у меня в печке в чугунке стоит, уже соленая: Яся с подружками поутру в дальний овраг за снегом бегала.
– Вот и хорошо, вот и ладно, – закивала Поветиха. – Раздевайся, а я за калитку пойду, покараулю, чтоб еще кто-нибудь тебя ненароком не напугал.
– Что бы я без тебя делала, бабушка? – Поляна чмокнула старуху в сморщенную щеку.
Обряд очищения жилища от темных сил перед весенним праздником неукоснительно соблюдался всеми женщинами в селе.
Сначала нужно было принести снега, а найти его в эти теплые весенние дни было довольно сложно. Только на дне глубоких оврагов, да в лесной чаще можно было увидеть еще не успевшие растаять, черные и ноздреватые, оплывшие по краям сугробы. Вот этот снег и нужно было растопить, потом добавить в талую воду соли.
Ближе к полуночи женщины-хозяйки раздевались догола, распускали по плечам волосы, брали в руки горшок с обрядовым рассолом и обходили сначала избу, а потом двор и хлев, опрыскивая все кругом соленой водой. Считалось, что нечисть, если она сумела обосноваться на подворье, тут же его покинет, не выдержав соленой купели. В заключение обряда остатки рассола выливались на скотину, а горшок оставляли в огороде, чтоб домашняя живность плодилась и размножалась.
После всего женщина поджигала заранее собранную во время уборки кучу мусора, тем самым давая понять темным силам, что сюда им вход заказан.
Поветиха терпеливо стояла у калитки, наблюдая, как то там, то сям во дворах сельчан вспыхивали костры. Вот, наконец, и во дворе Поляны запылало веселое пламя. Через несколько минут уже одетая женщина присоединилась к старухе.
– Спасибо тебе, бабушка, что покараулила. А то не знаю просто, как бы я после всего решилась голая по огороду бегать!
– А, ерунда! Стояла вот я у калитки и молодость свою вспоминала. Теперь молодежь не так веселится, или это мне просто кажется?
– Кажется, бабуленька, кажется! Слышишь, вот парни лошадь Водяному ведут, бубенчики звенят? А хохота – на всю деревню!
Из переулка вывернулась толпа парней, хохочущих и возбужденно переговаривающихся. В руках у одних были фонари, другие несли весла, сети и прочие рыбацкие принадлежности. Не сразу женщины разглядели среди ребят лошадь – старую клячу, однако, вычищенную, с вплетенными в гриву ленточками и бубенчиками.
– Эй, Сил, – подтрунивали парни над добродушным толстяком лет семнадцати.– Ты, должно быть, половину меда, которым надо было голову кляче мазать, сам съел? Вот не понравится Водяному угощение – придется тебя вместо лошади ему предложить.
– Не-а, – добродушно ухмылялся толстяк. – Я того меда не ел, его ж с солью смешали, мне – невкусно. А вот ты, Жад, наверное, полдня торговался, когда клячу покупал, все лишний грош выгадывал. Уж это точно Водяному не понравится, подумает, что мы для него угощения пожалели!
– Ты что, белены объелся? Кто же торгуется, когда лошадь на угощение Водяному покупает? Я хоть и Жад, а не жадный. Кто целых три дня кобылу откармливал – ты, что ли?
– А я – жернов к омуту притащил!
– А я – путы сплел!
– А я…
– А я…
Каждый норовил напомнить о своем участии в подготовке обряда: пусть Водяной знает, что все готовили подарок. Ведь даже сопливому ребятенку, когда-либо удившему рыбу, известно, что если накануне весеннего праздника не ублажить Водяного, – тогда берегись, рыбак! Голодный после зимней спячки, хозяин реки три дня ждет угощения, и если его не будет, или не понравится оно, тогда жди беды. Обозленный Водяной передушит всю рыбу в реке, запутает все сети, перевернет все лодки, а может и утопить рыбака ни за что, ни про что.
Вот и ведут ему парни лошадь в подарок, спутывают ей у омута ноги, надевают жернов на шею – и бросают в воду. Утонет лошадь – хорошо, значит, подарок принят. Подобреет Водяной, будет рыбакам помогать, в сети рыбу загонять, волны усмирять, а тонуть станут – спасет.
– Эх, соколики, – глядя вслед парням, вздохнула Поветиха. – Вот тот толстый, Сил, – вылитый мой дед Сучок в молодости. А сейчас – высох, как щепка, глянуть не на что. А где же Яся твоя, что-то ее не видно?
– Она с девушками красу умывать пошла, бабушка: нынче ей пятнадцать.
На излучине реки, подальше от любопытных глаз собрались все девушки села старше пятнадцати лет. Вода, не так давно освободившаяся ото льда, выплеснулась на противоположный низкий берег, затопив прибрежные кусты и деревья. Здесь же, у высокого берега, она поднялась почти вровень с обрывом, на котором, свесив ноги вниз, сидели девушки. Каждая держала в руках костяной гребень и медленными, плавными движениями, в такт напеваемой вполголоса песне, расчесывала волосы. Но вот луна поднялась над деревьями, пролив свой молочный свет на белые девичьи рубашки.
– Полночь! Пора, девушки.
Каждая, расстелив на земле шаль, легла на нее, свесившись с обрыва, и, зачерпнув в ладошки воды, плеснула себе в лицо. Слова заговора знала каждая девушка назубок: кому же не хочется стать самой красивой?
«Водичка, водичка,
Умой мое личико,
Чтоб, как в травах роса,
Засияла краса,
Чтобы щечки алели,
Чтобы глазки блестели,
Чтоб смеялся роток,
Чтоб влюбился милок!»
Теперь нужно было лечь навзничь и, подставив лицо лунному свету, высушить его на весеннем ветерке.
Яся смотрела на луну и думала, что вот теперь она – взрослая девушка. Завтра, нет – уже сегодня, она впервые пройдется в хороводе. Интересно, кто из парней обратит на нее внимание?
– Яся, вставай, заснула ты, что ли? – Беляна тормошила замечтавшуюся подругу. – Все уже за вербочками пошли, айда догонять!
Девушки, взявшись за руки и подхватив шали с земли, кинулись вслед за удаляющимися подругами.
Здесь же, на излучине, росла старая верба. Ветви ее полоскались в струях реки, корни выпирали из подмытого водой крутого берега. Не одно поколение девушек ломало ветви дерева, но верба не обижалась: год от года она становилась пышнее и красивее. Вот и сегодня речная красавица ждала девушек, чтобы одарить их своими пушистыми веточками. Как же без них найдут они своих суженых? Пусть ломают!
Поляне не спалось. Лежала она с закрытыми глазами на лавке, а уши чутко ловили каждый звук за стенами избы. Сначала чудились ей осторожные шаги под окном – сердце в испуге замирало: вдруг опять Чужак придет! Потом мысли перекинулись к дочери – где она теперь, пора бы уже и вернуться. Луна глядела в избу поверх расшитых занавесок, и от этого становилось еще тревожнее на душе. Даже сквозь прикрытые веки мертвенно-серебристый свет проникал в глаза и дальше – разливался по всему телу, щекоча и парализуя.
Непонятный холодок пробежал мурашками по коже…
И вдруг – совсем рядом послышались легкие шаги. Поляна, опасаясь показать, что не спит, чуть-чуть приподняла ресницы, скосила глаза посмотреть.
Посреди избы прямо на лунной дорожке стоял невысокий старичок. Волосы его, довольно длинные, торчали в разные стороны, безбородое лицо ухмылялось однозубым ртом, а из-под кустистых бровей сияли глаза необыкновенной синевы.
«О, Боги, домовой!» – пронеслось в голове Поляны.
Глаз она не открыла, встать не смогла. Ее будто парализовал страх. Однако, помня, что в таких случаях полагается делать, Поляна мысленно спросила:
– Домовой-батюшка, к худу пришел, или к добру?
И тут же в голове ее мысленно был дан ответ:
– К худу, к худу…
Напряженное тело женщины обмякло, глаза раскрылись – но никто уже не стоял на лунной дорожке.
Скрипнула дверь – в избу мышкой проскользнула Яся. На цыпочках, боясь разбудить мать, девушка скользнула к лавке, сбросила с плеч шаль и осторожно забралась под одеяло.
Поляна обняла дочь, согревая ее своим телом, молча, уткнулась в пахнущие свежестью волосы Яси – и ничего не сказала: зачем тревожить понапрасну? А Яся, полная незабываемых впечатлений первой девичьей ночи, была благодарна матери за то, что не расспрашивает, не нарушает хрупкого очарования ее девичьих грез.
Так они и лежали еще долго – рядом, но далеко друг от друга. И только петухи, привычно орущие в предрассветной мгле, успокоили их и смежили сном веки.
Глава 7
Яся проснулась до восхода солнца, когда дневной свет только-только начал разбавлять ночные чернила. Потянувшись, понежившись под теплым одеялом, вскочила с лавки и первым делом пошарила рукой на подоконнике: здесь ли ветка вербы? Поляна громыхнула в сенях подойником, видно, только что встала и собиралась доить корову.
Яся босиком подбежала к двери, окликнула мать:
– Мамулечка, с праздником тебя!
– И тебя, милая, – Поляна постаралась согнать со лба морщинки. – Погоди, не убегай, пока Зорьку подою – молочка парного попьешь.
– Да я не тороплюсь, мама. За мной Беляна зайти должна.
– Вот и хорошо!
Поляна ушла в хлев, а Яся, плеснув в лицо воды из ковшика и утершись расшитым полотенцем, неторопливо оделась и принялась причесываться. Отблески свечи играли в ее светлых волосах, волнами растекаясь за гребнем. Но вот девушка взяла ножницы и отхватила ими кончик локона, за ним – второй, третий. Это бабка Поветиха ее научила: если до восхода солнца в день весеннего праздника обрезать кончики волос, то будут они расти длинные да пышные.
В дверь неслышно скользнула Беляна. Остановилась, любуясь подружкой.
– Ты что же это еще не одета, Яся? Так и солнышко без нас встретят!
– Ой, и правда, светает-то как быстро. Я сейчас, Беляночка, один момент!
Яся вихрем метнулась к лавке, где еще с вечера были разложены ее наряды. Не прошло и минуты, как она уже была готова. Только волосы еще рассыпаны по плечам.
– Эх, когда же мама придет? Она обещала мне косы на голове венком уложить!
– Здесь я, здесь, красавица моя, – Поляна уже входила в избу с подойником в руках. – Сейчас уложу твою косу, вот только молоко процежу.
– Ой, что ты, тетушка Поляна! – испуганно замахала руками Беляна. – Так мы точно опоздаем. Дай-ка я молоко процежу, а ты Ясе косу укладывай.
– Ну что ж, помоги, если хочешь.
Вскоре волосы были уложены, парное молоко выпито, и девушки выпорхнули из избы, как две ласточки-щебетуньи.
Между тем становилось все светлее. Подружки, боясь опоздать, бегом понеслись за околицу села, к Веселой горке. На крышах изб, цепляясь за коньки, уже сидели неугомонные мальчишки и девчонки, которые побойчее. У каждого в руках – испеченная из теста птица, мордашки всех повернуты к востоку: боятся пропустить первые солнечные лучи.
– Помнишь, Беляна, в прошлом году мы тоже на крыше сидели, весну кликали?
– Ох, и замерзла я тогда! Ветер такой студеный был, не то, что сегодня.
– А жаль, что веснянок больше не споем – выросли.
– Зато другие песни будем петь, девичьи!
Вот и Веселая горка. Здесь уже собрались почти все девушки села. У подножия холма сложены кучи хвороста: их парни приготовили загодя, чтоб костры жечь. Сами они сейчас на противоположной околице, тоже ждут восхода солнца. Как только покажется светило из-за горизонта, впрягутся парни в два плуга и начнут опахивать деревню кругом, ограждая ее от нечистой силы. Тут важно как можно быстрее добраться до подножия Веселой горки и запалить свой костер: та улица, парни которой окажутся сноровистее, весь год будет считаться главной! Значит, посиделки и молодежные игрища будут проходить именно на ней.
– Ой, девчата, что же мы медлим: солнце вот-вот взойдет! Давайте хороводницу выбирать.
– Давайте, давайте, если кто опоздал, пусть на себя и пеняет.
Девушки нырнули в построенный тут же, на вершине холма, огромный шалаш, крытый соломой, и вынесли из него посох с привязанными к нему по числу девушек разноцветными лентами. Посох водрузили рядом с шалашом, и каждая девушка взяла ленту за кончик.
– Лента-ленточка моя,
Как на праздник водится,
Ты из девушек меня
Сделай хороводницей.
Лента-лента синяя —
