Сибирский кокон

– Только не говорите мне, капитан, что мы летим на дискотеку к «синим духам».

– Я говорю лишь то, что показывают приборы, полковник, – невозмутимо ответил Волков. – А они показывают, что мы влетаем в зону крайне нестабильного поля, вероятно, создаваемого остатками умирающих технологий повстанцев. Рекомендую пристегнуться покрепче. И, если верить отчетам вашего отца, я бы держался поближе к ящикам с маркировкой "Тип-А". На всякий случай.

Его слова оказались пророческими. Пилот-1, до этого уверенно ведший машину, вдруг резко выругался в переговорное устройство:

– Черт! Что за дьявольщина?! Автопилот отказал! Приборы пляшут, как сумасшедшие! Высотомер врет на добрую сотню метров, компас крутится волчком! Гравитация… она как будто… тянет нас вниз!

– Перехожу на ручное! Держу! – рявкнул Пилот-2, его голос дрожал от напряжения, лицо блестело от пота.

Вертолёт сильно тряхнуло, он накренился, и один из тяжелых ящиков с маркировкой «Метеор-47. Кристаллы Тип-А. Энергоактивны. Возможно спонтанное поле генерации», плохо закрепленный, сорвался с креплений, с грохотом прокатившись по грузовому отсеку. Внутри что-то разбилось со звоном стекла и глухим стуком камней.

– Отключаю АП-34Б! Стабилизация не работает! Нас затягивает! – крикнул Волков, пытаясь дотянуться до тумблера. Морозов, вспомнив слова Волкова и отчет отца, инстинктивно вцепился в ближайший ящик с кристаллами, крикнув: "К этим ящикам! Они могут…" Его слова потонули в реве металла. В этот момент вертолет клюнул носом и начал стремительно терять высоту, входя в неконтролируемое вращение. Морозов успел увидеть в иллюминаторе, как земля несется на них с ужасающей скоростью, и подумать: «Отец был прав…» Он инстинктивно сгруппировался, пытаясь прикрыть голову руками и вжаться в остатки своего кресла. Волков, понимая, что это конец, успел лишь крикнуть: "Держитесь за ящики «Метеора»! Те, что с синими камнями! Они… другие!" – он вспомнил отчеты о странной устойчивости материалов, найденных в 53- , и пометку на одном из ящиков: «Образцы Тип-А. Энергоактивны. Возможно спонтанное поле генерации».

Страшный удар сотряс машину. Деревья, как гигантские копья, пронзили кабину. Пилоты погибли мгновенно, их тела были зажаты искореженным металлом. Морозов почувствовал острую, обжигающую боль в бедре. Прежде чем тьма накрыла его, он увидел, как из разбитого ящика «Метеор-47» с маркировкой «Кристаллы Тип-А. Особые свойства. Хранить с предосторожностью» высыпались синие кристаллы. Один из них, самый крупный, ударившись о металлическую обшивку рядом с ним и Волковым, вспыхнул ослепительным, пульсиющим синим светом, на мгновение создав вокруг их части отсека едва заметную, мерцающую сферу, которая, казалось, на долю секунды сопротивлялась сминающей силе удара, поглощая часть кинетической энергии. Вертолет, уже начавший разваливаться в воздухе от столкновения с верхушками вековых кедров, рухнул на землю, но их отсек, окутанный этим призрачным сиянием, отделился и проскользил по снегу, врезавшись в сугроб у подножия склона. Потом – темнота.

Очнулся он от того, что кто-то тряс его за плечо. Это был Волков. Капитан, чудом почти не пострадавший (лишь огромная ссадина на лбу и разбитые очки, которые он уже успел кое-как замотать проволокой), пытался вытащить его из-под обломков кресла.

– Полковник! Вы живы? Держитесь!

– Нога… – прохрипел Морозов, чувствуя, как по бедру расплывается горячая липкая кровь. Осколок сиденья вошел глубоко. Боль была адской, перед глазами плыли красные круги. Он также чувствовал тупую боль в груди от удара о приборную панель и головокружение – похоже, сотрясение было неслабым.

Волков, пытаясь отдышаться, прижимал руку к вывихнутому плечу, морщась от боли. Разбитые очки съехали набок, один окуляр треснул, искажая зрение. Голова гудела после сильного удара о переборку.

С невероятным трудом Волкову удалось извлечь полковника из груды металла. Они лежали на холодном, заснеженном склоне, среди дымящихся обломков вертолета, окутанные запахом керосина, горелой хвои и озона. Вертолет развалился на несколько частей, но их отсек, хоть и был сильно поврежден, выглядел менее деформированным, чем носовая часть или хвост.

– Почему… почему мы выжили? – Морозов с трудом поднял голову, оглядывая место крушения. Его мутило, а раненая нога горела огнем.

Волков указал на тот самый разбитый ящик с маркировкой «Метеор-47. Кристаллы Тип-А». Из него высыпалось несколько ярко-синих, почти светящихся изнутри кристаллов неправильной формы, похожих на те, что описывал отец Морозова в своих отчетах о находках 1953 года. Эти кристаллы были разбросаны вокруг того места, где находился их отсек, и от них исходило едва заметное, но ощутимое тепло, а один, самый большой, все еще слабо мерцал.

– Эти камни, полковник… – Волков осторожно взял один из кристаллов. Он был гладким и теплым на ощупь, словно живой. – Похоже, сработали. Я читал в отчетах вашего отца… и на маркировке было предупреждение… что эти образцы Тип-А, из корабля повстанцев, обладают способностью к спонтанной генерации защитных полей при экстремальных воздействиях. Я видел вспышку…словно они на мгновение создали вокруг нас что-то вроде амортизатора из чистого силового поля, или, может, рассеяли часть разрушительной кинетической энергии удара в каком-то другом измерении или на неизвестной нам частоте… Звучит как бред сумасшедшего, но наш отсек выдержал то, что должно было превратить его в лепешку. Плюс, мы оказались в относительно защищенной части фюзеляжа, и, похоже, сначала удар пришелся на деревья, что тоже немного погасило скорость. Но без этих кристаллов… сомневаюсь, что мы бы сейчас разговаривали. И этот кристалл… он до сих

пор теплый и вибрирует. Хотя, честно говоря, полковник, я в это до конца не верю. Это больше похоже на чудо или очень удачное стечение обстоятельств.

Тайга, место крушения. 01:20.

Волков, кое-как перевязав рану Морозову обрывком парашютного шелка, настороженно осматривал окрестности. Воздух здесь был странным – тяжелым, наэлектризованным, от него звенело в ушах. Даже звуки тайги – треск сучьев, вой ветра – казались приглушенными, искаженными.

– Почему здесь так тихо? – прошептал Морозов, сжимая в руке найденный синий кристалл. От него исходила слабая, но ощутимая вибрация. – Ни птиц, ни зверей… даже насекомых не слышно.

– Аномальная зона, – констатировал капитан, сверяясь с показаниями своего чудом уцелевшего портативного анализатора поля, который он всегда носил с собой. – Очень сильное, нестабильное электромагнитное и, похоже, гравитационное поле, вероятно, генерируемое остатками технологий повстанцев или особенностями геологии Зоны 12-К. Все живое, что могло, давно убралось отсюда подальше.

Тем временем в Колымажске, встревоженный слухами о пропавшем военном вертолете (связь с которым внезапно оборвалась несколько часов назад) и усиливающимися рассказами о странных огнях над тайгой, директор школы Аркадий Степанович, старый фронтовик, не привыкший сидеть сложа руки, решил провести собственное расследование. Он давно подозревал, что заброшенная военная база в тайге, куда он когда-то ходил с учениками в походы, хранит больше тайн, чем кажется. Пробравшись в полуразрушенный архив базы, среди приказов о лесозаготовках и геологических изысканиях, он нашел тонкую, покрытую плесенью тетрадь в дерматиновой обложке. Это был личный дневник майора Григория Морозова, отца нынешнего полковника, датированный 1953-1954 годами. На последней странице, выведенной неровным, торопливым почерком, стояло: "Объект в Зоне 12-К не уничтожить. Он живёт. И он зовет своих. Позаботьтесь о сыне. 01.01.1954". Рядом с дневником лежала та самая фотография: Морозов-старший, молодой и еще не тронутый сединой, в окружении геологов у края огромного, оплавленного кратера. На обороте снимка карандашная надпись: "Команда „Метеор“. Образцы из зоны 12-К отправлены в Москву. Последствия непредсказуемы. Некоторые из нас… изменились". Аркадий Степанович бережно спрятал дневник и фото в свой старый вещмешок. "Значит, не просто вертолет упал, – пробормотал он, его лицо стало жестким. – История повторяется. И если Морозов-младший пошел по стопам отца… ему может понадобиться помощь. Или… его нужно остановить, пока не поздно, и пока эта зараза не расползлась дальше". В нем проснулся не только учитель, но и старый солдат, знающий цену правды и долга.

Окраина тайги. 02:00.

Лис, вор-карманник из «Волков», привлеченный далеким заревом и грохотом, первым из горожан добрался до места крушения. Его наметанный глаз сразу оценил возможную добычу – рации, оружие, документы, консервы – все, что можно было бы обменять на еду или продать. Но, увидев несколько ярко-синих, слабо светящихся кристаллов, разбросанных у обломков, и почувствовав исходящее от них необъяснимое, почти благоговейное тепло вперемешку с легким покалыванием на коже, он замер.

– Чёрт… Это же из тех самых баек, что старики травят, про "огненных птиц военных", которые иногда падали в тайге, и после них находили странные, "живые" синие камни, приносящие то удачу, то странные сны, – прошептал он, инстинктивно отступая. – Там точно есть чем поживиться. Но… что-то мне это не нравится. Слишком уж тихо вокруг. И воздух… какой-то другой. Однако, – он огляделся, – пара таких камушков не помешает. На всякий случай. – И, быстро сунув два небольших кристалла в карман, он начал осматривать ближайшие ящики.

Орлан и Заря из «Теней», также привлеченные шумом и светом, уже бесшумно следили за ним с высоты вековых кедров.

– Доложить Ане, – кивнул Орлан, натягивая тетиву своего лука. – Пусть Вихрь готовится. Если это военные, у них может быть оружие, еда. Или… они потревожили духов Синих Камней, о которых рассказывала бабушка, и теперь духи могут быть разгневаны. Нужно узнать, что они здесь забыли и не несут ли они новой беды.

Радио «Маяк». 06:00.

«…ночью в труднодоступном районе Колымажского улуса произошла авария вертолёта Ми-8, принадлежащего одной из геологоразведочных партий. По предварительным данным, есть выжившие. Причины катастрофы выясняются, предположительно – сложные метеоусловия и отказ навигационного оборудования из-за сильной магнитной бури. Ведутся поисково-спасательные работы…»

Терехова, слушая это официальное, до тошноты приглаженное сообщение, с силой сжала кулаки. Она бросила взгляд на фото полковника Морозова в своём досье. На обороте его личного дела красным карандашом была сделана пометка, оставленная ее предшественником, погибшим при загадочных обстоятельствах несколько лет назад: «Семёнов лжёт. Проверить связь с "Восходом" и объектом "Метеор". Особо опасно. Не доверять официальным версиям». Терехова знала – это не просто авария. И «магнитная буря» здесь не при чем. Что-то страшное назревало в их забытом богом Колымажске, и падение этого вертолета было лишь очередной искрой в пороховой бочке.

Глава 13: «Приказ из Москвы»

Заснеженный плац заброшенной военной базы, спешно реанимированной всего пару дней назад, сразу после сообщений о падении неопознанного объекта в тайге, гудел от нервозного оживления. Несколько армейских грузовиков "Урал" с зачехленными орудиями и крытыми брезентом кузовами стояли у полуразрушенных казарм. Связисты в утепленных бушлатах лихорадочно крутили ручки настройки полевых радиостанций Р-123М, пытаясь пробиться сквозь нарастающий треск и вой в эфире, который начался после вчерашней ночной вспышки. Командир базы, подполковник Рябов, хмурый, обветренный офицер с усталыми глазами, только что получил доклад: связь с вертолетом "Восход-1", на борту которого находился полковник Морозов с группой специалистов, прервалась несколько часов назад над Зоной 12-К. Последнее, что удалось разобрать – обрывки фраз о критической ситуации и потере управления.

– Поднять резервный борт! – рявкнул Рябов в трубку полевого телефона, соединявшего его с временным командным пунктом. – Группу поиска и спасения – в полную готовность! Прочесать квадрат падения! И выяснить, что за чертовщина там творится с этими помехами! И доложите в Центр, что их хваленая 'зачистка' после вчерашнего, похоже, только разбудила осиное гнездо!

Он бросил трубку. Приказ из Москвы от генерала Коршунова, курирующего "Восход", был предельно ясен: объект "Гамма-Прим" и любые технологии, связанные с ним или с недавним инцидентом, должны быть взяты под полный контроль. Любой ценой. Коршунов не раз намекал, что эти "игрушки" могут дать России невиданное превосходство, и он не потерпит, чтобы какие-то местные аномалии или случайные свидетели помешали "великому делу". Рябов понимал, что Морозов со своим интересом к отцовским бумагам и "синим духам" мог стать такой помехой.

Место крушения вертолёта, тайга. Утро, около 10:30.

Полковник Морозов, скрипя зубами от боли, пытался перевязать раненое бедро обрывком парашютного шелка. Осколок кресла вошел глубоко, и кровь никак не останавливалась, пропитывая штанину и окрашивая снег в бурый цвет. Капитан Волков, с огромной ссадиной на лбу и разбитыми очками, которые он кое-как примотал к ушам проволокой, лихорадочно копался в уцелевшем ящике с оборудованием.

– Нашёл! – его голос прозвучал глухо, но с ноткой торжества. Он вытащил портативную рацию Р-105М, завернутую в промасленную тряпку. Корпус был помят, но, казалось, цел. – Ещё жива… должна быть жива! Хотя после такого электромагнитного удара…

Волков подключил антенну и начал вращать ручку настройки. Эфир выл и скрежетал, помехи были чудовищными, словно сама тайга в этом месте кричала от боли или кто-то мощный активно глушил все частоты. Но сквозь этот хаос, едва различимо, прорвался искаженный, прерывистый голос с военной базы:

– «Восход-1» … Прием… Это база… Слыш… ность… прерыв… Повтор… приказ… Ликвидир… аномалию… Доклад… семьдесят два… часа… Любые гражданские… изо… лир…

Голос захлебнулся в новом потоке статики и окончательно умолк. Морозов с силой ударил кулаком по искореженному металлу фюзеляжа.

– Ликвидировать? Они там, в Москве, совсем с ума сошли? Мы едва живы, связи толком нет, ранены, а они – «ликвидировать»! Какую, к черту, аномалию? Мы сами аномалия в этой глуши! И что значит «гражданские»?

Волков покачал головой, снимая наушники.

– Боюсь, полковник, это был наш последний сеанс связи. Помехи нарастают лавинообразно. Что бы это ни было, оно глушит все в округе. И если они ждут отчета через семьдесят два часа… боюсь, они его не получат. Здесь ещё ящик с маркировкой «Метеор-47», – Волков указал на один из уцелевших металлических контейнеров, который он с трудом вытащил из-под обломков. – Отец ваш, кажется, оставил не только проблемы, но и, возможно, какие-то ответы. Там пленки, шифр-блокнот… Если наши с базы не смогут пробиться сюда через эти помехи, это может стать нашим единственным шансом понять, с чем мы столкнулись. И как отсюда выбраться.

«Ликвидировать аномалию…» Приказ из Москвы звучал как всегда категорично и расплывчато. Они там, в теплых кабинетах, до сих пор мыслят категориями «Метеора» – найти, изучить, засекретить. И если не получается изучить или слишком опасно – уничтожить, стереть с лица земли, будто и не было ничего. Им плевать на истинную природу этих объектов, на повстанцев, на Империю, о которой шептал отец в своих последних, безумных записях. Им нужны технологии, оружие, превосходство. И тотальный контроль. А все, что не вписывается в их картину мира или угрожает их власти, должно быть… зачищено. Как тогда, в пятьдесят третьем, когда исчезали целые деревни эвенков, случайно оказавшиеся слишком близко к 'зоне'.

Морозов мрачно посмотрел на север, где за стеной кедров клубился странный, неестественный зеленоватый туман, а небо, хоть и было обычного цвета, казалось, давило какой-то невидимой тяжестью.

– Ответы… или еще больше вопросов. Одно ясно, капитан, выбираться отсюда придется самим, или хотя бы продержаться до подхода своих, если они вообще сюда доберутся. И быстро. Чует мое сердце, эта тайга скоро станет для нас настоящей могилой, если мы не найдем укрытие и не разберемся, что за чертовщина здесь творится. Начинай разбирать ящик. А я попробую оценить наши шансы… и запасы. И нужно оставить какие-то знаки для поисковой группы, если она все-таки будет.

Колымажск, отделение милиции. День.

Начальник милиции Семёнов хмуро смотрел на бланк радиограммы, только что принесенный ему дежурным офицером. Сообщение, переданное по закрытому военному каналу с грифом "Срочно. Сов. секретно. Командиру опергруппы «Заслон»", было коротким и недвусмысленным. Командиру опергруппы «Заслон»", каким-то чудом пробилось. В нем командование оперативной группы "Восход" (той самой, что базировалась за городом) информировало его о потере связи с вертолетом полковника Морозова в районе Зоны 12-К и приказывало: "Обеспечить немедленное оцепление района предполагаемого падения силами местной милиции (операция «Заслон»). Не допускать посторонних. Любых свидетелей из числа гражданских лиц, проявивших излишнее любопытство или пытавшихся проникнуть в зону, задерживать и передавать представителям группы "Восход". В случае обнаружения неизвестных объектов или артефактов – немедленно докладывать по закрытому каналу (частота прилагается). Любые утечки информации пресекать самыми жесткими методами, вплоть до применения спецсредств".

Семёнов скомкал радиограмму. Голос подполковника Рябова из "Восхода", который продублировал приказ по телефону ВЧ-связи несколько минут назад, до сих пор звучал у него в ушах – холодный, властный, не терпящий возражений и намекающий на серьезные последствия в случае неисполнения.

– Организуйте поисковую группу, Горохов, – бросил он участковому, стараясь, чтобы голос звучал уверенно и не выдавал его собственного беспокойства. – Прочешите квадрат двенадцать-К. Формально. Главное – никого туда не пускать и докладывать обо всем необычном только мне. Военные с базы сами разберутся. Наша задача – обеспечить им "чистую" зону. И без лишнего энтузиазма, поняли? Не хватало нам еще паники среди населения.

Горохов молча кивнул, пряча глаза. Он прекрасно понял истинный смысл приказа. Никто всерьез искать пропавший вертолет не будет, особенно если это связано с «зоной». Их задача – не спасать, а скрывать.

Место крушения вертолёта, тайга. Ближе к вечеру.

«Волки» (Иван, Гроза, Дым) и «Тени» (Аня, Орлан, Вихрь) почти одновременно вышли к дымящимся обломкам. Их привели сюда не столько слухи, быстро разнесшиеся по Колымажску после утреннего сообщения по радио, сколько инстинкт хищников, чующих необычное, и желание первыми добраться до возможной добычи или разгадки. Дым от пожарища был виден издалека.

Гроза, размахивая своей цепью, первой ринулась вперед, едва заметив Аню и ее спутников, появившихся с другой стороны поляны.

– Это наш район! Мы первые здесь! Убирайся к своим шаманам, лесная ведьма, пока цела!

Орлан бесшумно натянул тетиву лука, его стрела с костяным наконечником, смазанным каким-то темным составом, смотрела точно в грудь Грозе.

– Тронешь Аню – моя стрела найдет твой глаз прежде, чем ты успеешь моргнуть. Мы тоже пришли не грибы собирать.

Иван, не обращая внимания на перепалку, которая могла вспыхнуть в любой момент, первым заметил черный, обугленный, но явно не гражданский ящик с остатками маркировки, напоминающей ту, что он видел на старых контейнерах Петровича – «Метеор…». Рядом валялся другой, поменьше, из которого при падении высыпались несколько ярко-синих, почти светящихся изнутри кристаллов, похожих на те, что описывали старики, рассказывая о находках 1953 года, и на тот, что Аня носила на шее.

– Смотри! – крикнул он Ане, перекрывая рычание Грозы и шипение Орлана, и указывая на кристаллы. – Такие же, как в твоём амулете! И как на тех камнях у старой шахты!

Аня, проигнорировав угрозы Грозы, подошла и осторожно подобрала один из осколков. Он был холодным на ощупь, но внутри будто билось живое сердце, слабо пульсируя синим светом.

– Это не просто артефакт… – прошептала она, чувствуя, как по коже пробегают мурашки, а ее амулет на шее теплеет и вибрирует в ответ. – Это… эхо того, что упало здесь давно. И оно… живое. Оно… поет песню звезд.

Внезапно двигатель старенькой ВАЗ 2106, на которой приехали «Волки» и которую они оставили на опушке, дернулся несколько раз и мучительно заглох. Дым, оставшийся у машины, с руганью ударил по капоту. "Опять эта чёртова зона! Как будто здесь что-то глушит всю электронику! И даже зажигалка еле чиркает!" Все замерли, ощущая, как воздух вокруг становится плотнее, словно сгустился, а небо над головой, хоть и оставалось обычным, казалось, давит на плечи какой-то невидимой, гнетущей тяжестью. Тишина, нарушаемая лишь треском догорающих обломков и далеким, едва слышным воем ветра в кронах деревьев, стала почти осязаемой и зловещей.

Глава 14: «Энергия кристаллов»

Школа. 09:15.

Дмитрий стоял у окна учительской, сверяя свои наручные часы «Электроника-5» с трескучим сигналом точного времени, который едва пробивался сквозь помехи радио «Маяк». Стрелки на его часах снова отставали – на этот раз ровно на восемь минут тридцать две секунды.

– Опять… – пробормотал он, постукивая по стеклу циферблата. – Как будто время здесь, в этой школе, рядом с подвалом, где мы нашли те старые документы, и теперь, когда здесь этот синий камень, течёт иначе. Восемь минут, тридцать две секунды… странное число, где-то я его уже встречал в старых физических теориях о резонансных коллапсах…  Или… это первые признаки того, о чем шептались старики – 'искривление времени', когда небо готовится упасть, и сама ткань реальности истончается. Или это нарастающие электромагнитные аномалии так влияют на электронику и… на само время?

Аркадий Степанович, директор, ворчал в углу, с какой-то ожесточенной тщательностью протирая пыль с большого портрета Ленина, висевшего на стене еще с незапамятных времен. Его грубые пальцы, привыкшие к рукоятке ППШ, а не к тряпке, казалось, дрожали, будто сама краска на холсте жгла ему кожу.

– В сорок пятом под Берлином часы тоже врали, – бросил он, не оборачиваясь, его голос был хриплым, как старый патефон. – А потом начался артобстрел такой, что земля ходуном ходила.

Дмитрий обернулся, удивленный неожиданным сравнением:

– Вы думаете, это… предзнаменование?

Директор хрипло рассмеялся, и в этом смехе было больше горечи, чем веселья:

– Предзнаменование? Нет, мальчик. Это напоминание. Что есть силы, которые играют со временем и пространством, как дети с кубиками. И война… война всегда возвращается, иногда в самых неожиданных обличьях. А мы, как всегда, не готовы.

За окном с резким карканьем пролетела ворона, бросив на мгновение черную тень на спираль, нацарапанную кем-то на облупившейся стене напротив.

СТО Николая. 12:00.

Николай с отборным матом ударил гаечным ключом по двигателю стареньких «Жигулей». Мотор, заглохший у самого подножия сопки, где по слухам недавно видели странные огни, дымился, будто его душили невидимые руки.

– Третий раз за неделю! – проворчал он, вытирая сажу и масло с обветренного лица. – Раньше только у самой Зоны 12-К техника барахлила, а теперь по всему городу эта зараза расползается. Как будто сама земля их ненавидит, или кто-то сверху помехи ставит такие, что даже карбюраторы плавятся!

Лис, сидевший на ящике из-под патронов и точивший свой нож об обломок кирпича, лениво бросил в сторону Николая украденный им накануне у военных армейский компас. Стрелка прибора бешено крутилась, словно ища выход из невидимого лабиринта.

– Глянь. Там, где ваш хваленый вертолёт военных упал, она вообще с ума сходит. А здесь… тоже пляшет, но чуть спокойнее.

Николай поднял компас. Стрелка на мгновение замерла, дрогнула и резко рванула на север – туда, где в тайге, в Зоне 12-К, лежали обломки вертолета Морозова.

– Не земля… – пробормотал он, глядя на север с нехорошим предчувствием. – Что-то под ней. Или… в ней. И оно становится сильнее.

Заброшенная школа. Ночь.

В полуразрушенном классе, где когда-то висели портреты пионеров-героев, Искра развесила свои амулеты над треснувшей партой: когти рыси, перевязанные красной нитью, пучки сушёных трав – полыни, можжевельника, багульника, – медные кольца с выгравированными спиралями и треугольниками. В центре, на куске бархата, который Искра где-то раздобыла, лежал один из тех ярко-синих кристаллов, что принес Иван с места крушения вертолета. Он был холодным на ощупь, но внутри него, казалось, таился слабый, пульсирующий свет, похожий на далекую звезду.

Дмитрий подключил свой модифицированный лабораторный частотомер ЛЧ-01 – стандартный, хоть и устаревший, школьный прибор для демонстраций по физике, который он нашел почти исправным в запертом лаборантском шкафу и сумел довести до ума, используя детали от старой армейской рации Р-109, найденной на чердаке, и, что самое важное, чудом уцелевший высокочастотный блок и некоторые экранирующие элементы из разбитого оборудования, которое Аня вытащила из подвала "Метеора". Именно эти "метеоровские" детали, как он подозревал, и позволяли его кустарному прибору улавливать такие необычные и слабые сигналы в условиях сильных помех. Антенну он смастерил из медной проволоки и обломка старой телевизионной антенны «Дельта». Экран старенького осциллографа, подсоединенного к частотомеру, замигал, показывая сложную, но ритмичную кривую.