Сибирский кокон

Ее не покидало ощущение чужого взгляда. Она несколько раз останавливалась, вслушиваясь в тишину тайги, но слышала лишь шелест листвы. Это было не присутствие духа – то она бы почувствовала. Это было что-то другое, приземленное, хищное. Она списала это на паранойю последних дней, но неприятный холодок в затылке остался.

Амулет на её шее – коготь рыси, обвитый медной проволокой – неожиданно дрогнул. Аня остановилась. Впереди, в густых зарослях молодого ельника, белела туша лося. Зверь лежал, выгнувшись неестественной дугой. Огромные глаза были мутными. Но самое жуткое было не это. Кожа лося в нескольких местах была покрыта странными, концентрическими кругами выпавшей шерсти, словно его обожгло каким-то невидимым, холодным огнем. А из ноздрей и глаз сочилась тонкая струйка темной, густой, маслянистой жидкости, которая не засыхала на жаре.

– Это не болезнь… – прошептала Аня. – Это яд земли… то, что они разбудили.

Она свернула к ручью, где дед показывал ей священные камни. Рисунки на самом большом валуне были всё те же. Аня приложила свой амулет к холодному камню. В тот же миг в ее сознании, а не в реальности, пронеслись пугающие, огненные образы: крики, тени с когтями, синие силуэты… Ей показалось, будто камень на мгновение вспыхнул изнутри тусклым, кроваво-красным светом, и земля под ногами едва заметно дрогнула.

– Они знали… – голос Ани сорвался. – Бабушка рассказывала мне легенду о Хэглэне – огненном змее, который однажды упал с верхнего мира. Он принес с собой холодные камни, но его огонь отравил землю. Шаманы говорили, что однажды его братья прилетят за ним, и тогда Хэглен проснется. Эти рисунки… они не про прошлое. Они про будущее.

За валуном что-то глухо стукнуло. Аня метнулась туда и подняла с земли старый, прорезиненный армейский кофр для оптики. Он был треснут, но внутри, обернутый в истлевшую ветошь, лежал фотоаппарат «Зенит» с разбитым объективом.

– Аня! Это ты?

Лёха, молодой пожарный, вылез из-за соседнего камня, бледный и запыхавшийся.

– Я… я не мог сидеть на месте, – говорил он быстро. – После того, как передал тебе про карту, все думал… что там может быть такое важное и опасное. Решил пойти сам, проверить, все ли в порядке. Шел по памяти, по той карте, что Марк дал… думал, может, найду эти штольни… а тут ты…

Она показала ему фотоаппарат.

– Мы не пойдем туда сейчас, – сказала Аня твердо, глядя на темнеющее небо. – Ночью в тайге нас ждут только смерть. Сначала нужно понять, что в этом. – Она встряхнула «Зенит». – Возвращаемся.

Вернувшись в город под покровом сумерек, Аня первым делом направилась не в стойбище, а к работающей школе. Она нашла Дмитрия в его маленькой каморке при кабинете химии. Он сидел при свете настольной лампы над старыми схемами из дневника Лиды Соколовой.

– Я нашла это в тайге, – без предисловий сказала Аня, кладя на стол тяжелый, покрытый грязью «Зенит». – Там внутри пленка. Ей, наверное, лет сорок. Ты сможешь… что-нибудь с ней сделать?

Дмитрий осторожно взял камеру, словно древний артефакт. Его глаза загорелись исследовательским азартом.

– Шансы почти нулевые, – сказал он, осматривая кофр. – Но то, что он лежал в этом, могло его спасти от худшей сырости. Если нам повезет, хотя бы несколько кадров в середине катушки могли уцелеть. Я попробую, но это займет время. Мне нужно будет приготовить щадящие реактивы, возможно, несколько раз менять концентрацию. Это может занять пару дней. Приходи послезавтра. Если там что-то есть – мы это увидим.

Глава 11: Тайник у Черной Речки

Через два дня, в промозглом, пахнущем плесенью подвале… Дмитрий «Химик» наконец показал им результат. Его глаза были красными от бессонных ночей.

– Я пробовал шесть раз, – сказал он, показывая почти полностью черную ленту негатива. – Почти все погибло. Но вот, – он указал на самый конец пленки. – Три кадра. Едва различимые призраки…

– Смотрите! – Санька ткнул пальцем. – Здесь! Едва видно, как призрак, но… это военные грузовики! И ящики… с черными метками!

Аня взяла лупу. На одном из кадров, самом последнем и относительно четком, можно было различить странный, дискообразный объект, наполовину погруженный в болото. Из открытого люка в его верхней части струился какой-то синеватый, едва заметный дымок.

– Это… это не наш вертолет, – прошептала Аня, чувствуя, как холодок пробегает по спине. – Это то, о чем говорила бабушка… то, что упало здесь очень давно. И они… они знали.

После увиденного Аня поняла, что медлить нельзя. Карта Горохова жгла ей карман. Собрав Орлана и Следопыта, они под покровом сгущающихся сумерек того же дня отправились к району старых штолен «Метеора». Место было зловещим – полуобвалившиеся входы в шахты, ржавые остатки техники и давящая тишина.

– Здесь, – сказала Аня, сверяясь с клочком бумаги. – Карта Горохова – не точная. Это скорее загадка. "Ищи, где три кедра смотрят на плачущий камень". Это старый охотничий шифр. Горохов, видимо, подслушал его у наших стариков.

Она огляделась. – "Три кедра" – это не просто деревья. Это созвездие, которое наши охотники видят на этом склоне. Вон, – она указала на три могучих, одиноко стоящих дерева на гребне. – А "плачущий камень" – это валун, из-под которого всегда бьет родник.

Они поднялись на склон. У подножия кедров лежал валун, покрытый мхом, из-под которого сочился ручеек.

– "Десять шагов к реке от тени среднего кедра", – продолжила читать Аня.

Отмерив шаги, они оказались на неприметном участке у самого обрыва. Только теперь, присмотревшись, Следопыт заметил, что дерн здесь уложен не так, как вокруг.

– Здесь!

Как только они вышли на поляну, Орлан замер и приложил палец к губам. Он указал на сломанную ветку у тропы. Сломана недавно. Не зверем.

– За нами шли, – прошептал Следопыт, его ноздри раздувались, улавливая чужой запах. – "Волки". Они близко.

– Уходим, – решительно сказал Орлан. – Заманим их в ловушку у ущелья.

– Нет, – твердо ответила Аня, глядя на место, указанное на карте. – Ящик здесь. Если мы уйдем, они найдут его. Мы пришли за ним, и мы его заберем. Копаем быстро. И будьте готовы бежать.

Это был отчаянный, почти самоубийственный риск. Они начали копать, каждую секунду ожидая нападения.

Мерзлая земля поддавалась с трудом, но вскоре лопата стукнулась обо что-то твердое. Это был массивный деревянный ящик, обитый железом, с трафаретной меткой: «Метеор-47. Объект Гамма. Строго секретно».

С трудом вскрыв прогнившую крышку, они увидели внутри несколько металлических контейнеров. В одном, среди истлевшей ветоши, лежали пачки фотографий 1953 года и толстая папка с отчетами. На снимках люди в военной форме грузили в «Студебеккер» странные, оплавленные обломки.

Аня начала читать отчет вслух, ее голос дрожал: «…зафиксировано падение объекта с кодовым названием "Синий Олень". Объект продемонстрировал аномальные гравитационные и электромагнитные свойства. Приказ: изъять все фрагменты, зону падения запечатать. Всех несанкционированных свидетелей из числа местного населения, имевших контакт с объектом, – ликвидировать».

– "Синий Олень"… – прошептала Аня. – Так наши старики называли легенду о звезде, упавшей в тайге… Значит, это была не легенда. И они… они убивали, чтобы скрыть это.

В этот момент справа от них, в густом подлеске, громко хрустнула ветка. Орлан и Следопыт мгновенно развернулись в ту сторону, вскидывая оружие. Их внимание было приковано к мнимой угрозе всего на пару секунд, но этого оказалось достаточно.

– Похоже, не только тогда, – вдруг раздался за их спинами самодовольный голос, но уже слева, с той стороны, которую они перестали контролировать.

Они резко обернулись. Из-за деревьев вышел Костястый. За его спиной стояли Дым и еще пара парней.

– Попались, лесные духи? – ухмыльнулся Костястый. Он говорил с показной, лихорадочной бравадой, стараясь скрыть дрожь в коленях. Он помнил унижение от рук Николая и шепот за спиной. Серый знал, куда бить.

«Иван тебя списал, – сказал ему Серый перед вылазкой, вцепившись в плечо. – Считает сопляком. А я даю тебе шанс показать, что ты не тряпка. Принесешь мне этот ящик – и все увидят, что ты настоящий волк. Это твой шанс заткнуть им всем глотки. Не облажайся».

Эти слова жгли его изнутри, заставляя идти вперед, несмотря на страх.

– Классика. Пока вы на шум смотрите, мы подходим сзади, – продолжил он, пытаясь подражать интонациям Серого. – Серый приказал проверить, куда это ты так намылилась. Сказал, у него дела поважнее, а мы должны принести ему «подарок». Так что отдавайте ящик по-хорошему. Иначе будет больно.

Не было ни предупреждений, ни долгих разговоров. Аня поняла это по глазам Костястого – он пришел не договариваться. В тот же миг, как он закончил фразу, Орлан уже выпустил стрелу.

«А ну, стоять, дикари!» – выкрикнул Костястый, шагая вперед, но его хвастливый крик оборвался воем боли, когда стрела с отвратительным хрустом вонзилась ему в плечо, пробив ключицу. Рука с цепью безвольно повисла. Он попытался сделать еще шаг, но ноги подкосились, и он рухнул на колени, корчась от боли. Вид его мгновенной беспомощности охладил пыл остальных «Волков» на драгоценную секунду. Это стало сигналом. «Волки» с ревом бросились вперед, раскручивая цепи.

– В шахту! – крикнула Аня, хватая тяжелый ящик.

"Волки" брали числом и яростью, их цепи и трубы были смертоносны на открытом пространстве. Но здесь, в узких проходах между деревьями, преимущество было у "Теней". Они двигались бесшумно, использовали укрытия, превращая лес в своего союзника. Следопыт, увернувшись от свистящей цепи, метнул в лицо нападавшему пригоршню мерзлой земли с камнями, ослепив его. Орлан, используя лук как дубину, отбил атаку второго и оттолкнул его к дереву. Аня, прикрывая ящик своим телом, уже была у темного зева старой штольни.

Дым, обогнув дерущихся, бросился за ней, но Следопыт успел подставить ему подножку. Дым с руганью покатился по склону. Эта заминка дала им несколько драгоценных секунд.

Пока «Волки» возились с раненым и приходили в себя, «Тени», действуя как единый организм, нырнули в спасительную темноту. Орлан, отступая последним, не просто вызвал обвал. Он метнул в темноту небольшой мешочек с пылью из сушеных грибов-дождевиков. Густое, едкое облако спор мгновенно заполнило узкий проход, вызывая у преследователей приступы удушливого кашля и слезотечения. Пока «Волки», ослепленные и задыхающиеся, метались в облаке пыли, Следопыт уже выводил группу через узкий вентиляционный шур, скрытый за занавесью из корней, который 'Волки' никогда бы не нашли. Через полчаса они уже были далеко, растворившись в ночной тайге, где каждый звук и тень были их союзниками.

– Мы расслабились, – прошипел Орлан в темноте, перевязывая царапину. – Нас чуть не взяли, как щенков. Увлеклись бумажками и забыли, где находимся. Больше такой ошибки не будет.

Они не пошли напрямую в стойбище, опасаясь, что "Волки" могут устроить засаду на знакомых тропах. Выбрав длинный, но безопасный обходной путь по руслу высохшего ручья, они растворились в ночной тайге.

Далеко позади, на опушке у входа в штольню, Дым и еще один боец пытались поднять Костястого, который выл от боли, зажимая плечо. Стрела прошла глубоко, раздробив кость.

– Надо тащить его, – прошипел Дым. – Если оставим, он здесь сдохнет. А Серый с нас шкуру спустит.

С руганью и стонами они взвалили раненого на плечи и, проклиная «Теней», лес и свою неудачу, побрели обратно в город.

После унизительного поражения у штолен Серый был в ярости. Он не верил, что "Тени" унесли все. Движимый злобой и жадностью, он вернулся в заброшенную школу, в тот самый подвал. Он методично, сантиметр за сантиметром, обшаривал все, разгребая мусор. Он не нашел карты – шаманка была не дура. Но у выломанного сейфа он заметил свежие царапины на бетоне и крошки кирпича, а рядом – едва заметный, втоптанный в грязь обрывок бечевки, которой была перевязана папка. Он понял – они нашли что-то важное. И он понял, где нужно искать дальше. "Тайник Горохова…" – прошипел он.

Ночью, в логове «Волков» на лесопилке, атмосфера была тяжелее свинца. Костястый лежал на грязном матрасе в углу, его стоны смешивались с треском огня в бочке. Лис, кое-как вытащивший наконечник стрелы, пытался залить рану самогоном, отчего Костястый лишь кричал громче.

Серый стоял над ним, скрестив руки на груди. Его лицо было похоже на каменную маску, но в глубине глаз плясал холодный, расчетливый огонек. Он видел не только провал, но и возможность.

– Они… они нас ждали. У них была ловушка…

– Вы – идиоты, – тихо, но отчетливо произнес Серый. – Я послал вас за добычей, а вы притащили мне подранка и пустые руки.

Он медленно подошел к огню. Его гнев был отчасти наигран, рассчитан на публику.

– Вот цена игр Ивана! – выплюнул он, обращаясь ко всем, кто был в цехе. – Пока он сопли жует и с шаманкой в перемирие играет, наши парни получают стрелы в спину! А мы теряем добычу, которая могла бы сделать нас хозяевами этого города!

Он знал, что эти слова – идеальное топливо для недовольных. Ранение Костястого было не просто потерей, а козырем в его игре против Ивана.

– Я это так не оставлю, – прорычал он. – Они заплатят. И за ящик. И за это. Каждый из них.

Глава 12: Последний закат

Глубокой ночью, убедившись, что за ними нет погони, "Тени" вернулись в свое стойбище. Измотанные, замерзшие, но с добычей. Путь через запутанные штольни и тайные тропы, известные лишь их народу, позволил им оторваться от преследователей.

Вернувшись в стойбище, Аня и остальные при свете костра изучали добытые документы. Каждая страница подтверждала чудовищную правду: десятилетия лжи, эксперименты, смерти.

А днем в Колымажске начало происходить нечто странное. Несмотря на то, что на календарях все еще был июль, жара, стоявшая неделю назад, бесследно исчезла. Ей на смену пришел неестественный, пробирающий до костей холод. А после обеда, когда небо затянуло свинцовыми тучами, с него посыпался мелкий, колючий снег. Это был не пушистый зимний снег, а странные, острые кристаллики, похожие на битое стекло. Они не таяли сразу, а лежали на земле несколько секунд, прежде чем превратиться в маслянистую, радужную пленку.

Николай, выйдя из СТО, растер кристаллик между пальцами. Он пах озоном и чем-то еще… химическим, едким. Как на военном полигоне после учений. Он вспомнил слухи… "Неужели старые грехи решили вернуться?" – подумал он, хотя в глубине души понимал, что это нечто другое.

Температура резко упала, и изо рта повалил пар. Люди в растерянности смотрели на это летнее чудо, которое не несло в себе ничего, кроме холодной, липкой тревоги.

В баре «У Геннадия» замолк магнитофон. Все уставились в окно на белеющую улицу.

– Град, что ли? – неуверенно предположил кто-то.

– Какой град, июль на дворе! Это вояки опять дрянь какую-то распыляют, вот увидите! – возразил ему бывший работник комбината.

Пьяный работяга дико расхохотался: «Допились, черти!». А молодая девушка у стойки тихо заплакала, уронив голову на руки. Внезапно кто-то с криком "Бесы! Бесы с неба!" бросился к выходу, опрокидывая столы, и паника, как искра, начала разгораться в душном помещении.

Ночь, что пришла за этим закатом, была агонией. Петрович, сидевший в своей сторожке на лесопилке, смотрел на старый армейский компас, который лежал на столе. Стрелка не просто дрожала – она вращалась с медленным, неотвратимым скрежетом, словно ее срывало с оси невидимой силой. Он видел такое лишь однажды, в 1953 году, за несколько часов до того, как небо над тайгой раскололось, и земля задрожала. В тот день он потерял своего отца, который ушел в тайгу на охоту и не вернулся.

«Оно вернулось, – прошептал он, и его лицо посерело. – Старик был прав. Молчать больше нельзя».

Он встал, достал из-под половицы давно припрятанный, пожелтевший картонный тубус, накинул тулуп и вышел в снежную круговерть. Следы от его валенок вели в сторону СТО Николая.

В разгар снегопада Николай, работавший в цехе, услышал глухой стук в массивные ворота СТО. Не крик, не требование – три размеренных, тяжелых удара. Он насторожился, взял в руки тяжелый гаечный ключ и осторожно приоткрыл смотровое окошко. Снаружи никого не было. Лишь свежие, глубокие следы от валенок, уже заносимые снегом, уходили в сторону лесопилки.

Он с недоумением открыл ворота. На пороге, прислоненный к косяку, стоял старый, пожелтевший картонный тубус, перевязанный бечевкой. Николай поднял его. Тубус был холодным, как лед. Он занес его внутрь, запер ворота и вскрыл. Внутри оказались скрученные в рулон старые, пахнущие плесенью кальки – схемы подземных коллекторов под городом. Сверху лежал сложенный вчетверо листок из школьной тетради. На нем корявым, старческим почерком было выведено одно слово: «ГОТОВЬСЯ».

– Петрович… – прошептал Николай, узнав почерк старого сторожа. – Откуда он?..

По всему городу животные сходили с ума. Собаки выли, не переставая. Стая ворон с громким карканьем врезалась в стену пятиэтажки, оставив на кирпичах кровавые пятна.

Аня, выйдя из чума, посмотрела на небо. Бабушка говорила, что камни, упавшие с неба давно, не умерли, а лишь уснули. И сейчас, чувствуя приближение своих братьев, они начинают просыпаться и дышать холодом. Она сжала амулет. Он был ледяным, как смерть.

Ночь, что пришла за этим закатом, была агонией. Снег валил стеной, засыпая город белым саваном. Радиоприемники выли от помех. Люди, забаррикадировавшись в домах, вслушивались в тишину между порывами ветра, и эта тишина была страшнее любого крика. Город замер в ожидании чего-то неотвратимого.

Первым его услышал Николай. Низкий, ровный гул, который он не спутал бы ни с чем. Не гражданский. Военные вертолеты. И они шли не со стороны местной базы, а с севера, с большой высоты. Шли целенаправленно.

– Началось, – прошептал он, глядя в темное, заснеженное небо.

Часть 2. Огненный змей

Глава 13: ««Крылья дьявола»

Вечер.

Николай стоял у разбитого окна своего СТО, глядя на небо. Всего несколько часов назад здесь был Петрович с его безумными рассказами о «Долгой зиме» и схемами коллекторов. Николай тогда слушал его вполуха, списав все на старческое помешательство. Но теперь, когда с неба падали странные, похожие на иглы снежинки, он чувствовал, как по спине пробегает ледяной холодок. Он протянул руку, поймал несколько кристалликов. Они не таяли, а испарялись с легким шипением, оставляя на ладони маслянистый след и запах озона.

«Старик не был сумасшедшим, – пронеслось в его голове. – Он знал».

И в этот самый момент он услышал знакомый, рваный гул вертолетных лопастей. Он сразу узнал эти машины. Два Ми-8МТ. Но что-то было не так. Его военный опыт кричал об этом.

Низко идут, отметил он про себя. Слишком низко для транспортников. И угол атаки… это не патруль. Это охота.

Он вгляделся в багровеющее небо.

Кого они гонят здесь, в этой дыре? И откуда? С севера… значит, цель шла долго. Истребители ее, видимо, упустили?

Его анализ подтвердился, когда на фоне заката появилась черная точка. Она быстро росла, превращаясь в силуэт незнакомого, угловатого летательного аппарата. За ним, как гончие, гнались два военных вертолета Ми-8МТ. Небо над Колымажском превратилось в арену безмолвной, яростной охоты.

Ночь.

Около десяти вечера наступила развязка. Жители Колымажска увидели, как преследуемый объект, объятый синеватым пламенем, начал отчаянно маневрировать. Внезапно он замерцал, его контуры поплыли. Это была отчаянная попытка активировать систему фазового сдвига. Но поврежденный реактор не выдержал. Произошел частичный фазовый взрыв – беззвучная вспышка, которая свернула пространство вокруг корабля. Основная масса корпуса мгновенно дематериализовалась, провалившись сквозь реальность и оставив на поверхности лишь огромную, оплавленную, как от удара молнии, остекленевшую воронку. Никакого кратера – лишь гладкая, черная, стеклянная рана на теле земли. Однако часть энергии и материальных компонентов – обшивка, элементы ядра – были выброшены в реальный мир, рассеявшись по тайге дождем из сияющих синих кристаллов.

Основная часть корпуса, так и не сумев полностью дематериализоваться, пропахала глубокую борозду в мерзлой земле, оставляя за собой шлейф из сияющих синих кристаллов – осколков его энергетического ядра. Один из преследующих вертолетов, попавший в эту волну обломков и энергетических помех, был мгновенно выведен из строя. Его разнесло на части, и он, уже объятый пламенем, рухнул в паре километров от основного места падения.

Земля под ногами жителей Колымажска странно 'поплыла', словно палуба корабля. По городу прокатилась какая-то давящая, безмолвная волна, от которой заложило уши. Последние уцелевшие стекла в окнах покрылись сетью мелких трещин и зазвенели тонким, высоким звуком, будто от удара камертона.

В отделении милиции разрывался телефон – звонили перепуганные жители. Но Семёнов, получив короткий, обрывочный приказ по спецсвязи из Центра («…зона под контролем 'В'… обеспечить… не вмешиваться!»), с силой бросил трубку. Его лицо было бледным, руки дрожали. Он отдал своим людям один-единственный приказ: «Запереть двери! Никому ни слова! Сидеть тихо до особого распоряжения!» Марк видел в его глазах не только страх, но и обреченность.

В штабе «Волков» Гроза вломилась в цех: "Иван! Там ад! Мы должны быть первыми!"

Иван посмотрел на темные окна, за которыми выло вьюгой. "Ночью в тайге делать нечего, – отрезал он. – Они никуда не денутся. Мы идем с первым светом".

В эвенкийском стойбище Аня и Орлан смотрели на далекое зарево. "Надо идти", – сказал Орлан. "Нет, – ответила Аня. – Сначала духи бури должны успокоиться. Мы выступим перед рассветом. Мы будем там раньше всех".

Рассвет.

Аня шла впереди, сжимая амулет. Он обжигал ей грудь. Она чувствовала не только зов, но и невероятную боль и отчаяние, исходящие оттуда, где упал "огненный змей". За ней шел Санька, его самодельный детектор пищал так пронзительно, что закладывало уши.

Они вышли к огромной, дымящейся воронке. В центре, среди оплавленных кедров, виднелись обломки чего-то металлического. Металл был синеватого оттенка и слабо светился изнутри.

– Духи не отвечают, – прошептала Искра. – Здесь… слишком много чужой силы. Она умирает.

Санька поднял горсть земли. Среди пепла сверкали крупинки теплого, пульсирующего синим светом материала – кристаллы. Они замерцали ярче, когда Аня поднесла к ним свой амулет.

Над тайгой заревели военные вертолёты. Но место падения было почти пусто. Крупные обломки исчезли, словно их и не было.

«Волки» прибыли как раз к этому моменту.

– Куда оно делось?! – Гроза в ярости пнула валун.

Воронка оплавилась и затянулась, будто земля сама пыталась скрыть рану. Но это было не так. Подойдя ближе, Иван увидел то, что заставило его замереть. Поверхность воронки превратилась в гладкую, застывшую, как черное вулканическое стекло, поверхность. Это было похоже на гигантский фульгурит – след от удара молнии в песок, только размером с дом. Грунт, камни, корни деревьев – все было спечено в единый, потрескавшийся от остывания монолит, уходящий вглубь. И от этой остекленевшей поверхности исходил едва заметный жар.

– Оно не взорвалось, – сказал Николай, ковыряя стекло ножом. – При взрыве такой мощности здесь была бы воронка до центра Земли и радиоактивный фон. А тут чисто. Похоже на эффект от плазменного оружия, которое не взрывает, а испаряет цель. А грунт плавит вторичным излучением. Но чтобы так… чисто… и без воронки… словно оно не взорвалось, а… свернулось в точку и провалилось сквозь землю. Или, может, создало локальную гравитационную аномалию и просто 'упало' в другое измерение. Чертовщина какая-то.

Иван не слушал его. Он поднял с земли осколок. Это был не синий кристалл, а кусок обычного, земного дюралюминия от обшивки вертолета. Но что-то было не так. Он был покрыт странной, маслянистой пленкой, как от аномального снега, и от него исходил едва уловимый запах озона.

На другом берегу реки мелькнула тень. Аня. Она смотрела на остекленевшую воронку, сжимая амулет. Она чувствовала зов. Слабый, но настойчивый, словно идущий из-под земли, из-за невидимой пелены. Они не погибли. Они просто… спрятались.

В этот момент Тихий, возившийся с рацией, поднял голову:

– Военные докладывают: "Основной объект визуально не наблюдается. На месте падения – остекленевший грунт… Предполагаем активацию протокола 'фазового сдвига' или маскировки. Зафиксированы критические уровни помех… Покидаем сектор."

Город еще спал. Радио «Маяк» тихо бубнило: «…связь восстанавливается…».

Тихий, который все это время, не обращая внимания на хаос, сидел в стороне, вцепившись в наушники своей модифицированной рации, вдруг резко сорвал их с головы. Его лицо было белым, как мел, а глаза за разбитыми стеклами очков – расширены от ужаса.