Сибирский кокон

Они разделились, осматривая каждый угол. Аня обратила внимание на одну из ниш в стене, которая казалась заложенной более свежими кирпичами, отличавшимися по цвету от остальной кладки. Она позвала Ивана. Вдвоем, используя нож Ивана и крепкую палку, они принялись выковыривать кирпичи. За ними оказалась небольшая, но глубокая полость. А в ней, завернутый в промасленную тряпицу, лежал небольшой, плоский металлический ящик, похожий на армейский ящик для патронов, только поменьше.

– Нашли! – выдохнула Аня.

В тот самый момент, когда Иван вытащил ящик из тайника, снаружи, со стороны кладбища, раздался пронзительный свист Орлана, а затем – несколько глухих выстрелов из его лука и ответный, резкий треск энергетического оружия.

– Засада! – рявкнул Иван. – Быстро наверх!

Они бросились к лестнице. Едва они выбрались из погреба, как в главный вход церкви ворвались две фигуры. Это были биороботы-разведчики рептилоидов – быстрые, ловкие твари, вооруженные короткими энергетическими винтовками. За ними, тяжело ступая, появился Семёнов. Его лицо было уже почти полностью лишено человеческих черт, кожа приобрела серовато-зеленый оттенок, а глаза горели холодным, нечеловеческим огнем. Похоже, он, зная о привычке Горохова к тайникам и его интересе к старой церкви, решил проверить это место, или же его патруль случайно наткнулся на группу Ивана.

Завязался ожесточенный бой. Руины церкви превратились в арену смертельной схватки. Иван и Гроза открыли огонь из своего примитивного, но действенного оружия. Аня и Искра, используя свои амулеты и знание символов, пытались дезориентировать врагов и создать защитные барьеры. Тихий, прикрываясь за обломком алтаря, пытался что-то быстро собрать из деталей, которые всегда носил с собой – возможно, какое-то ЭМИ-устройство. Орлан снаружи сдерживал еще нескольких биороботов, пытавшихся обойти их с фланга.

Семёнов, казалось, был почти неуязвим. Пули отскакивали от его усиленной кристаллами кожи, а сам он двигался с невероятной скоростью и силой, разя энергетическими разрядами.

Бой был коротким, но яростным. Ивану удалось подстрелить одного из биороботов-разведчиков. Аня, сконцентрировав всю свою волю, направила на Семёнова свой амулет. Вспышка была слабой – амулет еще не восстановился после прошлых битв, – но она на мгновение ослепила и дезориентировала бывшего начальника милиции. Этого хватило.

– Уходим! Через боковой выход! – крикнул Иван.

Под прикрытием огня Грозы и Орлана, который сумел пробиться к ним, они выскочили из церкви через полуразрушенный боковой придел и бросились бежать через кладбище, преследуемые выстрелами разъяренного Семёнова и уцелевших биороботов. Тихий, убегая, успел бросить в их сторону свое самодельное устройство – оно взорвалось снопком искр и громким хлопком, на несколько секунд выведя из строя энергетическое оружие преследователей.

Они вернулись в убежище измотанные, с несколькими легкими ранениями (Грозу зацепило энергетическим разрядом по руке, у Орлана закончились стрелы), но живые. И, главное, с добычей – металлическим ящиком Горохова.

Когда они вскрыли его, внутри обнаружилось несколько толстых тетрадей, исписанных убористым почерком бывшего участкового. Это были его личные дневники, которые он вел на протяжении многих лет. В них он подробно описывал свои наблюдения за странными событиями в Колымажске еще до Кокона, свои подозрения в отношении проекта «Метеор», свои попытки расследовать гибель брата. Были там и более свежие записи, сделанные уже после начала вторжения, – его догадки о планах рептилоидов, о роли Семёнова, его страхи и надежды. Помимо тетрадей, в ящике лежало несколько старых фотографий, явно из архивов «Метеора», которые Горохов успел скопировать: размытые снимки тайги с непонятными пометками, схемы каких-то буровых установок, даже фото странного, дискообразного объекта, наполовину засыпанного снегом. Было и несколько негативов, и тот самый небольшой, тускло поблескивающий синеватый осколок неизвестного металла.

Тихий, вооружившись лупой, внимательно просматривал последние записи Горохова, сделанные уже после формирования Кокона, незадолго до его гибели.

– Вот, смотрите, – он ткнул пальцем в строчку, написанную торопливым, сбивчивым почерком. – "Семёнов сегодня говорил со 'смотрящим' по этой их шипящей связи. Я подслушал обрывки. Речь шла о 'новых формах воздействия'. 'Мелкие единицы для проникновения и саботажа… адаптация местной фауны… крысы, насекомые… инкубационный период минимален…' Черт, Вань, похоже, эти твари не только из людей и крупных животных биороботов делают."

Иван нахмурился.

– Крысы? Ты хочешь сказать…

– Похоже на то, – кивнул Тихий. – Если они научились переделывать крыс, то эти твари могут быть где угодно. Вентиляция, подвалы, канализация… Они могут пролезть в любую щель.

Аня поежилась. Она вспомнила, как в последние дни в некоторых частях их убежища под СТО стали пропадать обычные серые крысы, а вместо них иногда слышался какой-то странный, высокий писк и скрежет из-за стен. Тогда она не придала этому значения. Теперь эти воспоминания приобрели зловещий оттенок. Похоже, враг готовил им новые, еще более мерзкие сюрпризы.

Эти новые материалы были бесценны. Они дополняли основные документы, переданные Гороховым перед смертью, и «Книгу Теней», найденную Аней. Они давали более полную картину происходящего, раскрывали личные мотивы некоторых персонажей и, возможно, содержали ключ к новым слабостям врага. Эхо Горохова, его тихий, но упорный голос из прошлого, продолжал помогать тем, кто боролся за будущее Колымажска.

Глава 48: Оберег Искры и Химика

С каждым днем ледяное дыхание Кокона становилось все невыносимее, а вместе с ним росло и отчаяние в сердцах обитателей убежища под СТО Николая. Особенно тяжело было смотреть на тех, кого поразила «кремниевая лихорадка». Бородач, Вихрь и еще несколько несчастных медленно превращались в камень на глазах у своих товарищей. Их стоны, смешанные с лихорадочным бредом, разносились по промозглым коридорам, напоминая всем о хрупкости человеческой жизни перед лицом бездушной инопланетной угрозы.

Дмитрий «Химик» Соколов, обычно погруженный в свои расчеты и эксперименты, все чаще задерживался у импровизированного лазарета, с мрачным лицом наблюдая за работой Людмилы Петровны. Он видел ее бессилие, видел, как она, испробовав все доступные средства, лишь разводила руками. Наука, которой он посвятил свою жизнь, здесь, в этом проклятом Коконе, казалось, спасовала перед неведомым.

Рядом с ним часто оказывалась Искра. Молодая шаманка из «Теней тайги» с не меньшей болью смотрела на страдания больных. Ее травы, ее древние напевы, передававшиеся из поколения в поколение, могли лишь на короткое время облегчить боль или успокоить мятущийся дух, но остановить неумолимое распространение каменного проклятия они были не в силах.

Однажды вечером, когда стоны Бородача стали особенно громкими, а Людмила Петровна, выбившись из сил, уснула прямо за своим столом, Дмитрий и Искра встретились взглядами. В них читалось одно и то же – сострадание, отчаяние и отчаянное желание найти выход.

– Мы должны что-то сделать, – тихо сказал Дмитрий, его голос был хриплым от холода и усталости. – Не может быть, чтобы не было никакого способа… хотя бы замедлить это.

Искра кивнула, ее темные глаза серьезно смотрели на него.

– Духи молчат, или их голоса слишком слабы, – прошептала она. – Древние знания говорят о защите, но… чего-то не хватает. Силы. Или правильного ключа.

Они уединились в маленьком, заваленном приборами и колбами уголке цеха, который Дмитрий превратил в свою лабораторию. Холод здесь был такой, что пар шел изо рта, а пальцы коченели, едва прикоснувшись к металлу.

Дмитрий начал делиться с Искрой своими теориями. Он говорил о кристаллах рептилоидов как о своего рода «биологическом оружии», нанороботах, запрограммированных на перестройку органики. О синих кристаллах повстанцев – как о возможном «антидоте» или «глушителе», работающем на иных частотах, создающем поле, враждебное для «темных» технологий. Он показывал ей свои записи, схемы, основанные на обрывках информации из документов Горохова и «Книги Теней», которую Аня разрешила ему изучить.

Искра слушала внимательно, ее лицо было серьезным и сосредоточенным. А потом она начала говорить сама. О том, как шаманы ее народа веками использовали силу камней и растений. О том, что каждый камень, каждое дерево имеет своего духа, свою энергию. О том, что амулеты – это не просто украшения, а «сосуды» для этой энергии, «фокусировщики», которые можно «настроить» с помощью символов, ритуалов и силы собственного духа.

И в какой-то момент, на стыке этих двух, казалось бы, таких разных мировоззрений – строгого научного анализа и древней мистической мудрости – родилась идея.

– А что, если… – начал Дмитрий, и в его голосе впервые за долгое время прозвучали нотки возбуждения, – что, если объединить наши знания? Создать… «гибридный» оберег?

Искра посмотрела на него с удивлением, но в ее глазах мелькнул интерес.

– Твоя шаманская основа, – продолжал Дмитрий, жестикулируя замерзшими руками, – природный материал, который хорошо проводит энергию, древние символы защиты… А внутрь, как… как сердцевину, как источник силы, встроить мелкие осколки синего кристалла повстанцев. Они будут излучать свое поле, а шаманский амулет – направлять и усиливать его, делать его… «совместимым» с человеческим телом, с духом.

Они немедленно приступили к работе. Искра выбрала для основы несколько гладких, отполированных рекой камней темного, почти черного цвета – такие, по ее словам, лучше всего «держали» защитную энергию. Деревянную основу она отвергла – дерево под Коконом стало слишком хрупким и «больным». На каждом камне она начала тонкой иглой, найденной в старых запасах, выцарапывать сложные, переплетающиеся символы из «Книги Теней» – знаки, отгоняющие злых духов, и символы, связанные с «синим небесным огнем». Работа была кропотливой, требовала огромной концентрации.

Дмитрий тем временем отобрал из своих немногочисленных образцов самые чистые и «активные» осколки синего кристалла. Их было немного, и каждый был на вес золота. Используя свои знания о кристаллографии (пусть и теоретические в данных условиях) и какую-то внутреннюю интуицию, он подсказывал Искре, как лучше расположить эти осколки на поверхности камня-амулета или как вплести их в кожаные шнурки, которыми амулет будет крепиться. Он предположил, что определенная геометрическая конфигурация кристаллов может создать более сильное и стабильное резонансное поле.

Искра тихо напевала древнюю эвенкийскую песню – песню пробуждения силы, песню защиты. Ее голос, низкий и немного гортанный, вибрировал в холодном воздухе, казалось, наполняя их маленькую лабораторию незримой энергией. Дмитрий, обычно скептически относившийся к подобным вещам, сейчас слушал ее с каким-то новым, почти благоговейным чувством. Он видел, как под ее руками простой камень и несколько светящихся осколков превращаются во что-то большее, во что-то… живое.

Когда первый «гибридный» оберег был готов – гладкий темный камень с вырезанными на нем спиралями и треугольниками, в центре которого мерцал крошечный синий кристалл, – они оба почувствовали от него едва уловимое, но отчетливое тепло и легкую вибрацию.

Для первого испытания они выбрали одного из недавно раненых бойцов, у которого на руке только-только начали появляться первые, едва заметные признаки «кристаллизации» – кожа стала чуть плотнее и приобрела сероватый оттенок. С его разрешения, Искра осторожно приложила новый оберег к пораженному месту и, закрыв глаза, снова начала тихо напевать.

Прошло несколько минут. Боец, до этого морщившийся от зуда и неприятного ощущения стянутости, вдруг удивленно открыл глаза.

– Проходит… – прошептал он. – Зуд почти прошел… и кожа… она как будто… мягче стала.

Дмитрий и Искра переглянулись. Они сами видели – сероватый оттенок кожи под амулетом действительно стал менее выраженным, а сама кожа на ощупь была не такой напряженной.

Следующее испытание они провели у входа в один из дальних, заброшенных тоннелей СТО, где, по слухам, иногда появлялись мелкие крысоподобные мутанты. Один из добровольцев, с новым оберегом на шее, медленно вошел в темный проход. Через некоторое время он вернулся, его лицо было возбужденным.

– Они… они меня боятся! – рассказал он. – Я видел парочку этих тварей… они замерли, как только я подошел ближе, а потом… развернулись и удрали! Как будто… как будто от меня воняло чем-то таким, чего они терпеть не могут!

Это была еще не победа над «кремниевой лихорадкой», не панацея. Но это был луч надежды. Их «гибридный» оберег работал. Он действительно испускал какое-то слабое поле, которое отпугивало мелких мутантов и, по крайней мере, замедляло или облегчало начальные симптомы «кристаллизации».

Успех окрылил их. В последующие дни Дмитрий и Искра работали не покладая рук, создавая новые обереги для тех, кто был на передовой, для раненых, для детей. Они часами проводили вместе в холодной лаборатории, делясь последними крохами еды, согревая друг друга теплом своих тел и горячим чаем из трав, которые Искра умудрялась находить даже в этом замерзшем аду.

В процессе этой совместной, напряженной работы, они незаметно для самих себя сближались все больше. Дмитрий, всегда полагавшийся на логику и факты, с удивлением и восхищением открывал для себя глубину и мудрость древних шаманских знаний Искры, ее невероятную интуицию и связь с миром духов. А Искра, всегда немного настороженно относившаяся к «городским» и их «железкам», видела в Дмитрии не просто «ученого», а человека с пытливым умом, добрым сердцем и таким же, как у нее, страстным желанием помочь своему народу.

Их разговоры становились все более откровенными, касались не только кристаллов и символов, но и их собственных страхов, надежд, воспоминаний. Однажды вечером, когда они, смертельно уставшие, сидели рядом на старом ящике, и Искра задремала, уронив голову на плечо Дмитрия, он почувствовал, как его сердце забилось сильнее. Он осторожно, боясь ее разбудить, поправил выбившуюся из-под шапки прядь ее темных волос. В этот момент он понял, что эта хрупкая, но сильная девушка-шаманка стала для него не просто коллегой по опасному эксперименту, а кем-то гораздо большим.

Их растущая близость и частые уединения не остались незамеченными в тесном, наполненном страхами и подозрениями мирке убежища.

Гроза, девушка-драчун из «Волков», которая, по слухам, сама была неравнодушна к симпатичному «Химику», не раз отпускала в их адрес ядовитые замечания.

– Ну что, профессор, – цедила она сквозь зубы, когда Дмитрий и Искра проходили мимо, – совсем тебя эта лесная ведьма охмурила? Скоро сам начнешь с бубном плясать да духов вызывать? Не дождемся мы от тебя нормального оружия, пока ты с ее амулетиками возишься.

Даже среди «Теней» не все одобряли эту странную дружбу. Старый охотник Тускар, чье лицо было изрезано морщинами, как кора древнего дерева, не раз ворчал в присутствии Ани:

– Негоже нашей Искре столько времени проводить с городским, да еще русским. Забудет заветы предков, раскроет чужаку наши тайны. Духи могут отвернуться от нас из-за этого.

Дмитрий и Искра старались не обращать внимания на эти пересуды, но косые взгляды и недобрый шепот за спиной ранили их. Их хрупкая, только зарождающаяся связь, их совместная работа, дававшая такую надежду, становились для них не только источником силы, но и поводом для беспокойства, заставляя еще бережнее относиться друг к другу и к тому общему делу, которое их объединило.

Оберег Искры и Химика, рожденный на стыке науки и магии, веры и знания, стал маленьким символом надежды в мире, погруженном во тьму. И символом того, что даже в самые страшные времена могут рождаться самые неожиданные и прекрасные союзы.

Глава 49: Крысы в стенах больницы

Ночь окутала Колымажск своим ледяным, оранжевым саваном. В больнице «Рассвет», последнем оплоте надежды для многих раненых и больных, царила напряженная, гнетущая тишина. Тусклые аварийные лампы, питаемые стареньким, вечно кашляющим генератором, отбрасывали дрожащие, вытянутые тени на обшарпанные стены коридоров, превращая знакомые углы в зловещие засады.

Катя, единственная медсестра на ночном дежурстве, тихо скользила по коридорам, ее шаги едва слышно отдавались эхом в гулкой пустоте. Она проверяла палаты, поправляла одеяла ослабевшим больным, меняла капельницы тем немногим, кому еще посчастливилось их получать. Людмила Петровна, вымотанная до предела после очередного тяжелого дня борьбы с «кремниевой лихорадкой» и нехваткой всего на свете, наконец, уснула в своем крошечном кабинете, уронив голову на стол, заваленный бумагами.

Валера, санитар с угрюмым лицом и прошлым, о котором он никогда не говорил, бесшумно возился в дальнем крыле больницы, там, где располагались старые, давно не используемые процедурные. Он что-то чинил, подметал, стараясь быть как можно незаметнее, словно тень, привыкшая к полумраку и одиночеству.

Больница замерла в тревожном ожидании рассвета. Но сегодняшняя тишина казалась Кате особенно зловещей. Ей чудились какие-то едва уловимые шорохи, которых раньше не было. И еще одна странность – обычные больничные крысы, наглые и вездесущие, которые раньше то и дело шныряли по подвалам и даже осмеливались забегать в коридоры, сегодня куда-то пропали. Словно их спугнуло что-то более страшное.

Валера как раз заканчивал латать прохудившуюся трубу в одном из подвальных помещений, когда услышал это. Сначала тихий, едва различимый скрежет, доносившийся со стороны того самого заваленного прохода, который, как он теперь знал благодаря Кате, вел в древние тоннели «Метеора». Он замер, прислушиваясь. Скрежет повторился, громче, настойчивее. К нему добавилось какое-то мерзкое, высокое повизгивание, не похожее на писк обычных крыс.

Сердце Валеры тревожно екнуло. Он знал этот тоннель. Знал, что он может быть не только путем к спасению, но и лазейкой для чего-то очень нехорошего. Он подошел к завалу из старых коек, ржавых шкафов и мешков с цементом, которым они с Николаем пытались заделать проход. Из щелей между обломками тянуло сыростью и каким-то новым, неприятным запахом – смесью гнили, озона и чего-то еще, от чего волосы на загривке вставали дыбом.

Он попытался привалить к завалу еще пару тяжелых ящиков, но понимал, что это слабая защита, если кто-то или что-то действительно решит прорваться.

«Нужно предупредить Катьку… и главврача», – мелькнула мысль. Он бросил инструменты и быстро направился к лестнице, ведущей наверх.

Он не успел. Едва Валера поднялся на первый этаж и выскочил в коридор, ведущий к палатам, как из вентиляционной решетки под потолком, расположенной как раз над выходом из подвальной лестницы, с оглушительным треском посыпались куски штукатурки и пыли. А следом, одна за другой, на кафельный пол начали спрыгивать твари.

Это были не крупные, бронированные биороботы, с которыми им уже приходилось сталкиваться. Эти были меньше, размером с крупную кошку или небольшую собаку, но от этого не менее отвратительны и опасны. Их тела, покрытые редкой, свалявшейся темно-серой шерстью, казались уродливым гибридом крысы и какого-то гигантского насекомого. Из спин и конечностей торчали острые, как иглы, кристаллические наросты иссиня-черного цвета. Красные, множественные глаза без зрачков голодно светились в полумраке. Челюсти, усеянные мелкими, но острыми, как бритва, зубами, непрерывно щелкали.

Тварей было много. Десятки. Они двигались с невероятной скоростью, юрко, слаженно, как единый, многоголовый рой, и тут же, не теряя ни секунды, расползались по коридору, часть устремилась в сторону палат, часть – к лестнице, ведущей на второй этаж. Их цель была очевидна – не столько убивать, сколько сеять хаос, проникать везде, добираться до самых беззащитных.

Катя, услышав шум и тревожные крики Валеры, выбежала из ординаторской. Увидев рой мерзких тварей, она на мгновение застыла от ужаса, ее лицо побелело.

– Тревога! Твари в больнице! – что было сил закричал Валера, хватая первое, что попалось под руку – тяжелую металлическую стойку от капельницы.

Крики разбудили тех, кто мог передвигаться. Из палат выглядывали испуганные лица. Началась паника.

Биороботические крысы, или как их еще можно было назвать, уже хозяйничали в коридорах. Они с легкостью перепрыгивали через каталки, проскальзывали под кроватями, пытались прогрызть себе путь в закрытые двери.

Валера, с яростью берсерка, обрушил свою импровизированную дубину на ближайшую тварь. Раздался хруст, и крыса-мутант, взвизгнув, отлетела к стене. Но на ее место тут же бросились три другие.

В этот момент из одной из дальних палат, где она навещала кого-то из знакомых, выскочила Марфа Петровна, продавщица из «Рассвета». В руках у нее была тяжелая чугунная сковорода, которую она, видимо, принесла с собой, чтобы приготовить что-то на маленькой печке. Увидев, что происходит, Марфа, не растерявшись ни на секунду, с неожиданной для ее возраста прытью бросилась на помощь Валере.

– А ну, пошли прочь, нечисть окаянная! – зычно крикнула она, с размаху огрев сковородой одну из тварей.

Ее решимость и неожиданная ярость, казалось, на мгновение ошеломили даже этих бездушных созданий.

Катя, немного придя в себя от первого шока, тоже вступила в бой. Скальпель в ее руке был слабым оружием против такого количества врагов, но она отчаянно защищала подступы к палате, где лежали самые тяжелые, послеоперационные больные.

Твари, несмотря на отчаянное сопротивление, продолжали прибывать. Казалось, им не будет конца. Валера и Марфа, отбиваясь, медленно пятились по коридору, пытаясь не дать врагу прорваться вглубь больницы. Несколько тварей уже успели прошмыгнуть в палаты, оттуда доносились испуганные крики и звуки борьбы.

Катя, уворачиваясь от очередного прыжка мерзкой крысы, лихорадочно соображала. Она знала эту больницу как свои пять пальцев – каждый поворот, каждую кладовку, каждую забытую дверь. В открытом бою им не выстоять. Нужен был план. И он у нее появился, вспыхнув в мозгу отчаянной догадкой. Старый бойлер… Пар… Когда-то давно, еще девчонкой, она видела, как отец, работавший здесь же сантехником, случайно обдал паром какую-то старую электроплитку, и та сдохла намертво, коротнув со снопом искр. А эти твари, мелкие, юркие, наверняка напичканы какой-нибудь дрянью, реагирующей на тепло и влагу. Или их сенсоры… Да, их мерзкие красные глазки!

– Валера! Марфа Петровна! – крикнула она, перекрывая шум боя. – Сюда! За мной! Я знаю, как их остановить!

Она указала на дверь в конце коридора. Это был вход в старую, давно не используемую прачечную. Огромное помещение с несколькими массивными стиральными машинами, центрифугами и, что самое главное, – с тяжелой, металлической, почти герметичной дверью, которую можно было запереть снаружи на мощный засов. А еще там проходили трубы с горячим паром от старого больничного бойлера, который Валера иногда умудрялся запускать, чтобы хоть немного подогреть воду.

– Заманим их туда! – крикнула Катя. – А потом… потом дадим им баньку! Горячий пар выведет из строя их электронику, их глаза! Они же мелкие, перегреются моментом!

План был отчаянным, но другого не было. Валера, услышав про электронику, кивнул – в его прошлой жизни знания о том, как вывести из строя технику, ценились. Марфа тоже поняла ее замысел. Рискуя собой, они начали отступать в сторону прачечной, криками и ударами привлекая внимание основной массы тварей. Катя, пробежав вперед, распахнула тяжелую дверь и приготовилась ее закрыть.

Погоня была жуткой. Биороботические крысы, почуяв близкую добычу, неслись за ними с удвоенной яростью. Валера, отбиваясь последним, получил несколько болезненных укусов и царапин, но не дрогнул.

Наконец, когда большая часть роя оказалась внутри просторного помещения прачечной, Катя, Валера и Марфа, собрав последние силы, с оглушительным скрежетом захлопнули тяжелую металлическую дверь и навалились на засов.

– Держите! – кричал Валера, его лицо было бледным от потери крови.

Из-за двери доносились яростный визг и скрежет когтей – твари поняли, что попали в ловушку.

– А теперь… пар! – скомандовала Катя, указывая на большой красный вентиль на одной из труб.

Марфа, как самая свободная, бросилась к вентилю. С трудом, налегая всем телом, она провернула его. Раздалось громкое шипение, и в прачечную по трубам хлынул густой, обжигающий пар. Визг за дверью стал еще отчаяннее, к нему добавились звуки, похожие на треск и короткие замыкания – Катя была права, пар действовал на мерзких тварей губительно. Их мелкие тела и примитивная, если вообще существовавшая, система терморегуляции не выдерживали такого жара. Вероятно, отказывали и их сенсоры, и управляющие микросхемы, превращая скоординированный рой в беспомощных, корчащихся в агонии тварей. Визг быстро начал стихать, сменяясь какими-то булькающими, хрипящими звуками. Через несколько минут все стихло.