Сибирский кокон

Глава 43: Книга Теней

В промозглом сумраке бункера под СТО Николая, где теперь нашли убежище остатки «Теней тайги» и «Волков», царило гнетущее молчание, прерываемое лишь стонами раненых из лазарета и монотонным воем ветра снаружи. Аня, Искра и бабушка Ани сидели у маленького, чадящего костерка, пламя которого отбрасывало дрожащие тени на их изможденные лица. Разговор шел о «кремниевой лихорадке», неумолимо пожиравшей Бородача, Вихря и других, получивших ранения от тварей Империи.

Людмила Петровна только что заходила, ее лицо было серым от усталости и бессилия. «Я не знаю, что делать, – тихо сказала она, прежде чем уйти. – Это не похоже ни на что земное. Мои знания здесь бесполезны».

Бабушка Ани, старая шаманка, чьи глаза, казалось, видели сквозь пелену времени, долго смотрела на пляшущие язычки пламени. Ее костлявые пальцы медленно перебирали сухие травы в маленьком кожаном мешочке.

– Наши травы, наши обычные обряды… они могут облегчить боль, успокоить дух, но против этой… каменной скверны… их сила мала, – прохрипела она, ее голос был слаб, но в нем слышалась вековая мудрость. – Нужны знания Древних. Те, что хранили шаманы нашего рода, когда мир был моложе, а духи говорили с людьми чаще.

Аня и Искра переглянулись.

– Но где их взять, бабушка? – спросила Аня. – Почти все наши старые свитки, все записи… они остались там, в стойбище. Мы бежали, спасая жизни, а не бумаги.

Старая шаманка медленно кивнула.

– Да, многое утеряно, смыто временем, сожжено врагами. Но была одна… одна Книга. Или, скорее, сверток. «Шепот Предков» называли его. Туда шаманы многих поколений записывали свои самые сильные видения, самые действенные ритуалы, знания о камнях небесных и духах подземных. Мой дед, великий шаман Найнач, говорил, что в этом свертке – ключ к силе нашего народа. Он прятал его особо, в самом старом, родовом чуме, в месте, известном только ему и тем, кому он доверял. Я была мала, но помню, как он иногда доставал его, и воздух вокруг наполнялся запахом древней кожи и тайны.

Глаза бабушки затуманились воспоминаниями.

– Если этот сверток уцелел… если его не нашли тени с неба… он может дать нам ответ. Или хотя бы намек. Но стойбище… оно далеко, и там теперь опасно.

Отчаяние, смешанное с новой, хрупкой надеждой, охватило Аню. «Шепот Предков» … Если существует хоть малейший шанс найти там спасение для Бородача, для Вихря, для всех них… она должна была рискнуть.

Решение было принято быстро, почти без слов. Аня и Искра понимали друг друга с полувзгляда. Бабушка была слишком слаба для такого похода. Из бойцов они взяли с собой лишь молчаливого и надежного Орлана, чьи глаза видели в темноте не хуже совы, и Бурана, сибиряка-метиса, способного часами неподвижно лежать в засаде или бесшумно передвигаться по любой местности.

Под покровом предрассветной мглы, когда оранжевое небо Кокона казалось особенно зловещим, небольшая группа выскользнула из убежища. Путь к их бывшему стойбищу, расположенному в нескольких километрах к северу, в глубине тайги, был полон опасностей. Мутанты, ставшие еще агрессивнее под влиянием Кокона, рыскали по лесу, а патрули рептилоидов, хоть и редко, но все же появлялись в этих местах.

Они двигались осторожно, след в след, используя все свои знания тайги. Орлан шел впереди, его лук был наготове, каждый шорох, каждый треск ветки вызывал у него мгновенную реакцию. Аня и Искра, несмотря на усталость и внутреннее напряжение, внимательно осматривали окрестности, их обостренные чувства ловили малейшие признаки опасности. Буран замыкал группу, прикрывая тыл.

Когда они приблизились к знакомой поляне, где еще недавно стояли их чумы, сердце Ани сжалось. На свежем, чуть припорошенном ночным снежком, виднелись свежие, уродливые следы – не звериные, а скорее от тяжелых, когтистых лап каких-то крупных тварей. И еще – отпечатки странных, трехпалых «башмаков», несомненно, принадлежавших рептилоидам. Враг был здесь. Совсем недавно.

Картина, открывшаяся им, была удручающей. Их стойбище, некогда бывшее уютным и обжитым домом, теперь представляло собой печальное зрелище. Несколько чумов были сожжены дотла, от них остались лишь почерневшие остовы шестов и кучи пепла. Другие были порваны в клочья, их содержимое – шкуры, домашняя утварь, остатки припасов – разбросано по поляне и втоптано в грязный снег. Воздух все еще пах гарью и чем-то еще, тошнотворно-сладковатым – запахом тлена и чужеродного присутствия.

Аня с трудом сдержала слезы. Здесь прошел каждый день ее жизни до этого кошмара. Здесь она играла ребенком, здесь училась у бабушки премудростям шаманского искусства, здесь мечтала о будущем… Теперь от всего этого остались лишь руины и горькие воспоминания. Разгребая обломки своего бывшего чума, она наткнулась на маленькую, деревянную фигурку оленя, которую ей вырезал отец, когда она была совсем маленькой. Фигурка была сломана, но Аня бережно подняла ее и спрятала за пазуху.

Пока Орлан и Буран заняли наблюдательные позиции на краю поляны, готовые в любую секунду подать сигнал тревоги, Аня и Искра приступили к поискам. Они направились к тому месту, где стоял самый старый, родовой чум – чум Найнача, прадеда Ани. Он пострадал меньше других, возможно, какая-то неведомая сила уберегла его от полного разрушения.

Внутри чума царил полумрак и запустение. Очаг был холодным, на земляном полу валялись обрывки старых шкур и какие-то ритуальные предметы, раздавленные и сломанные. Аня вспомнила рассказ бабушки о тайнике. Он должен был находиться под центральным шестом, поддерживающим купол чума, в специально вырытой и обложенной камнями яме.

Они принялись осторожно разгребать мусор и землю у основания шеста. Работа была тяжелой, замерзшая земля поддавалась с трудом. Их руки, онемевшие от холода, болели, но они упрямо продолжали копать, используя острые камни и обломки досок.

Время тянулось мучительно долго. Снаружи доносились лишь тихие сигналы Орлана, означавшие, что все спокойно. Наконец, под слоем утрамбованной земли, их пальцы наткнулись на что-то твердое. Это была плоская каменная плита. С трудом сдвинув ее, они увидели под ней небольшую, выложенную берестой нишу.

А в нише, бережно завернутый в несколько слоев старой, просмоленной оленьей кожи, лежал он – продолговатый, довольно увесистый сверток. Сердце Ани забилось чаще. Это он. «Шепот Предков».

Они осторожно извлекли сверток. Кожа, из которой он был сделан, потрескалась от времени, ремешки, которыми он был перевязан, почти полностью истлели, но сам сверток, казалось, был цел. Чувство облегчения, смешанное с благоговейным трепетом перед древним знанием, охватило девушек. Они нашли его.

Не теряя времени, они поспешили обратно, стараясь замести следы. Путь назад показался им еще более долгим и напряженным, но удача была на их стороне – они благополучно добрались до убежища под СТО.

Бабушка Ани уже ждала их, ее глаза горели нетерпеливым ожиданием. В ее маленькой каморке, освещенной тусклым светом масляной лампы, они втроем склонились над драгоценной находкой. Аня дрожащими руками развязала остатки истлевших ремешков и осторожно развернула первый слой кожи, потом второй… Внутри оказались стопки тонких, пожелтевших от времени листов, сделанных не то из очень тонко выделанной оленьей кожи, не то из какой-то неизвестной им растительной основы, похожей на пергамент. Листы были сплошь исписаны выцветшими, бурыми чернилами, изготовленными, вероятно, из сока каких-то ягод или древесной коры, смешанной с сажей.

Символы были причудливыми – смесь древних эвенкийских рун, каких-то особых шаманских знаков, похожих на переплетенные ветви или следы зверей, и даже схематичных рисунков. Язык был архаичным, многие слова уже вышли из употребления. Но бабушка Ани, чья память хранила знания многих поколений, медленно, с трудом, начала разбирать написанное.

И первые же расшифрованные страницы заставили их затаить дыхание. На одном из листов, под изображением падающей с неба синей звезды, шли записи, явно относящиеся к середине двадцатого века. Шаман того времени, по имени Огненный Лис, описывал «великую хворь, что косила людей и оленей, как летняя трава». А потом – появление «синих духов, пришедших с неба на огненной колеснице». Эти духи, как писал Огненный Лис, «разделили с нами свои слезы небесного огня (синие кристаллы) и начертали знаки, отгоняющие тени смерти». Говорилось о том, что духи оставили часть своей силы в земле, чтобы она помогала тем, кто чист сердцем. Не оставалось сомнений – это было описание первого контакта, падения корабля повстанцев в 1953 году.

Они читали дальше, забыв о времени, о холоде, об опасности. Древний сверток открывал им свои тайны одну за другой.

На нескольких листах, испещренных изображениями больных людей с «окаменевшей кожей» и символами, похожими на кристаллы, описывались ритуалы и составы, способные противостоять «каменной болезни». Это были не просто заклинания. Говорилось о необходимости использования «пыли синих небесных камней», смешанной с отваром из семи редких таежных трав, собранных в определенное время года, и порошком из особых речных минералов. Этот состав, согласно записям, нужно было «оживить» песней шамана и нанести на пораженные участки, чтобы «изгнать духов камня из тела» и «очистить кровь от их яда». Это был еще не готовый рецепт, а скорее направление, но оно давало надежду. Искра, чьи знания в травах были обширны, тут же начала прикидывать, какие из упомянутых растений они могли бы найти даже сейчас, под Коконом, или заменить чем-то похожим.

Но самое важное ждало их впереди. На последних, наиболее хорошо сохранившихся листах, исписанных твердой, уверенной рукой (возможно, рукой самого Найнача), говорилось о «тенях с неба» – могущественных, злобных духах, которые «приходят из холодной пустоты, чтобы пожрать свет и превратить живое в камень и послушных рабов». Описание этих «теней» и их действий пугающе совпадало с тем, что творили рептилоиды.

Но здесь же давались и ключи к борьбе. Описывались более сложные и мощные защитные символы, чем те, что знала Аня. Говорилось о ритуалах очищения пространства, способных на время ослабить влияние «темных камней» (артефактов рептилоидов). И даже о способах «ослепить» или «дезориентировать» самих «теней», используя объединенную силу нескольких шаманов, энергию земли, усиленную песнопениями, и мощь «небесных камней», активированных особым образом. Подчеркивалась важность «единения голосов» – совместного ритуала, и «чистоты сердца» – отсутствия страха, гнева и корысти у тех, кто проводит обряд.

«Книга Теней», или «Шепот Предков», оказалась не просто сборником старых легенд. Это было бесценное наследие, практическое руководство по выживанию и борьбе, оставленное теми, кто, возможно, уже сталкивался с подобной угрозой в прошлом. Знания предков, дремавшие веками в старом кожаном свертке, пробудились, чтобы дать их потомкам оружие и надежду в самой отчаянной битве.

Аня бережно свернула древние листы. Теперь у них был шанс. Небольшой, хрупкий, но шанс. И она знала, что должна использовать его до конца.

Глава 44: Шёпот из колодца

Холод и вездесущий, давящий голод гнали последних несломленных жителей Колымажска на самые отчаянные вылазки. Взрослые, объединенные хрупким союзом Ивана и Ани, были заняты обороной немногочисленных уцелевших кварталов, организацией вылазок за едой в более очевидные, но уже давно опустошенные места, и попытками разгадать тайны Кокона. Детям же, предоставленным по большей части самим себе, оставалось либо тихо сидеть в промозглых убежищах, слушая завывание ледяного ветра и урчание в собственных животах, либо рисковать.

Мишка, десятилетний сорванец с вечно чумазым лицом и глазами, в которых еще не погас огонек мальчишеского авантюризма, выбрал второе. Его маленькая «банда», состоявшая из восьмилетней Ленки, всегда следовавшей за ним, как тень, и еще пары таких же голодных и отчаявшихся мальчишек, решила сегодня рискнуть по-крупному. Несколько дней назад их квартал накрыла особенно яростная атака мелких, крысоподобных мутантов, и в суматохе, когда взрослые отбивали нападение, дети едва успели укрыться в подвале. Страх еще не прошел, но голод оказался сильнее.

Ходили смутные, передаваемые шепотом слухи, что на самой дальней окраине города, там, где когда-то давно, еще в пятидесятые, стоял временный палаточный лагерь геологов из проекта «Метеор», в заброшенных землянках или полусгнивших бараках еще могли остаться какие-нибудь забытые запасы – банка тушенки, мешок сухарей, может, даже старые, но теплые вещи. Опасность встречи с мутантами или патрулями рептилоидов была огромна, взрослые строго-настрого запрещали соваться в ту зону. Но перспектива найти хоть что-то съестное, утолить этот сводящий с ума голод, который не отпускал ни днем, ни ночью, перевешивала любой страх.

«Там точно что-то есть, – убеждал Мишка своих спутников, пока они, ежась от холода и оглядываясь по сторонам, пробирались по заснеженным пустырям. – Старики говорили, геологи тогда жили богато. Наверняка что-то припрятали, когда уезжали. А сейчас там никого нет, все боятся. Мы быстро, туда и обратно».

Так, гонимые нуждой и остатками детской веры в чудо, они и оказались у руин старого лагеря «Метеора», на краю заброшенной, заснеженной пустоши, где среди ржавых остатков техники и полусгнивших деревянных конструкций их ждало неожиданное и зловещее открытие у старого, полузасыпанного колодца.

Деревянный сруб его почти полностью сгнил, обнажая темный, сырой провал. Колодец этот, по рассказам стариков, когда-то снабжал водой тот самый лагерь «Метеора». Сейчас он выглядел зловеще, но в то же время притягивал детское любопытство, как магнит.

– А давайте посмотрим, что там? – предложил Мишка, пытаясь скрыть дрожь в голосе показной бравадой. Изо рта у него валил густой пар.

– Не надо, Миш, – пискнула Ленка, кутаясь в свою старенькую шубейку. – Мамка говорила, к старым колодцам и подвалам подходить нельзя. Там… там могут быть эти… ну, которые людей в камень превращают.

Мишка фыркнул, но тоже не решился подойти слишком близко. Они стояли в нескольких шагах, напряженно вглядываясь в темный зев колодца. Внезапно до их ушей донесся странный, едва различимый звук. Это было не журчание воды, которой, скорее всего, на дне давно не было. Это был тихий, монотонный, вибрирующий гул, похожий на трение камня о камень или на работу какого-то далекого, скрытого под землей механизма. А потом Ленка первая заметила это.

– Смотрите! – прошептала она, указывая пальцем. – Там… светится!

Действительно, из глубины колодца, из самой его непроглядной тьмы, исходило слабое, пульсирующее голубовато-зеленое мерцание. Оно было неярким, но отчетливо видимым на фоне общего мрака. Дети замерли. Страх боролся с неудержимым любопытством. «Может, там сокровища?» – блеснули глаза у Мишки. – «Или… или секретная база этих… синих, про которых взрослые шепчутся?»

Не слушая испуганных предостережений Ленки, Мишка, подгоняемый азартом первооткрывателя, осторожно подкрался к самому краю колодца. Он лег на живот и, свесив голову, попытался заглянуть внутрь. Ветхие, подгнившие доски сруба под его локтем предательски затрещали. Он ойкнул и попытался отползти, но было поздно. Край обломился, и Мишка, потеряв опору, с коротким вскриком полетел вниз.

К счастью, колодец оказался неглубоким. Через пару секунд раздался глухой стук и испуганный вопль Мишки. Он упал на что-то относительно мягкое – скорее всего, на кучу мусора и земли, скопившуюся на дне за долгие годы.

– Мишка! Ты живой?! – закричала Ленка, подбегая к краю и со страхом глядя вниз.

– Живой… кажется… – донеслось из темноты. – Но тут… тут такое!

Когда глаза Мишки немного привыкли к полумраку, освещенному лишь слабым светом, проникавшим сверху, и тем самым таинственным голубоватым мерцанием, он понял, что упал не просто на дно колодца. Под ним был неглубокий, но довольно широкий провал, от которого в разные стороны уходили темные, явно рукотворные тоннели. Стены этих тоннелей и сам провал были испещрены вросшими в камень кристаллами неправильной формы. Именно они и испускали тот самый неровный, пульсирующий свет, который дети видели сверху. Кристаллы были похожи на те, что иногда находили в аномальных зонах тайги, но здесь их было гораздо больше, и они, казалось, образовывали целую сеть.

С помощью подоспевших на крики товарищей (они спустили ему обрывок старой веревки, найденной неподалеку), Мишка, весь в грязи и ссадинах, но с горящими от возбуждения глазами, выбрался наверх.

– Там… там целый город под землей! – взахлеб, путаясь в словах, рассказывал он, размахивая руками. – Ходы… и камни светятся… как звезды!

Перепуганные и одновременно взбудораженные его рассказом, дети, забыв о своих играх, со всех ног бросились к ближайшему жилому району, где еще оставались люди. Их сбивчивый, фантастический рассказ о «подземном городе» и «светящихся пещерах» сначала вызвал лишь недоверчивые усмешки и раздраженные замечания взрослых. В Колымажске, и без того полном слухов и страхов, на детские выдумки мало кто обращал внимание.

– Опять напридумывали, сорванцы! – проворчала какая-то женщина, отталкивая от себя чумазого Мишку. – Идите лучше дров поищите, а не по заброшкам лазайте!

Однако, настойчивость Мишки, который не унимался и даже притащил маленький, тускло светившийся в его грязной ладошке осколок кристалла, отломившийся, по его словам, от стены тоннеля, в конце концов, привлекла внимание. Их крики и споры услышал Петрович, старый хозяин лесопилки, который как раз пришел в этот район, чтобы проведать знакомую семью и узнать последние новости.

Петрович, в отличие от других, выслушал детей внимательно, не перебивая. Его морщинистое лицо оставалось непроницаемым, но в глубине выцветших глаз мелькнул какой-то особый интерес. Он уже делился с Иваном своими подозрениями и обрывками знаний о проекте «Метеор» и странных находках в тайге. Рассказ детей о «подземных ходах» и «светящихся кристаллах» в районе старого лагеря геологов не показался ему такой уж фантастикой. Он вспомнил не только официальные, скупые отчеты, которые ему когда-то доводилось видеть, но и старые байки геологов, передававшиеся из уст в уста шепотом, у ночных костров – о «пустотах под землей», о «странных вибрациях» и даже о полузабытых эвенкийских легендах про «людей-кротов» или «духов, живущих в каменных норах».

– Показывайте, где этот ваш колодец, – коротко сказал Петрович, когда дети закончили свой рассказ.

Взяв с собой моток крепкой веревки, старый, но надежный шахтерский фонарь «Свет Шахтера» и пару крепких парней из ополчения для подстраховки, Петрович отправился вместе с детьми к указанному месту.

Осмотрев колодец и выслушав повторный, уже более спокойный рассказ Мишки, Петрович убедился, что дети не врут. Спустив фонарь на веревке, он увидел и провал, и уходящие в стороны тоннели, и слабое мерцание кристаллов. А еще он услышал.

Это был не совсем шепот, как описывал его Мишка. Скорее, очень низкий, почти на грани слышимости, вибрирующий гул, который, казалось, исходил не из одной точки, а отовсюду, из самих стен земли. Он был похож на отдаленную работу гигантского механизма или на гудение высоковольтных проводов в сильный мороз, но глуше, объемнее, и в нем улавливались какие-то странные, ритмичные пульсации, словно кто-то огромный дышал под землей.

«Кристаллы… – подумал Петрович, вспомнив рассказы геологов о необычных породах, найденных здесь в пятидесятых. – Если они обладают пьезоэлектрическими свойствами, как некоторые минералы, то вибрации от чего угодно – от движения земной коры, от работающего где-то в глубине оборудования этих… пришельцев, или даже от самого Кокона – могли заставлять их резонировать. И этот резонанс, усиленный подземными пустотами, вполне мог создавать такой вот 'шепот', который дети восприняли как голоса».

Мысль была зыбкой, но она хоть как-то объясняла услышанное с точки зрения его старого, инженерного опыта. В любом случае, это место было необычным и требовало самого пристального внимания.

– Да, – пробормотал он, вытаскивая фонарь. – Это не просто обвал. Это… что-то другое.

Он не стал спускаться сам – возраст уже не тот, да и без должной подготовки это было слишком опасно. Но он понял главное: под Колымажском, в непосредственной близости от старого лагеря «Метеора», скрывается целая сеть подземных коммуникаций, о природе и назначении которых можно было только догадываться. Это мог быть вход в древние пещеры, использованные повстанцами, или секретные выработки самого «Метеора», где они прятали или изучали что-то, не предназначенное для посторонних глаз. «Шёпот», который слышали дети, мог быть чем угодно – от работающих древних механизмов до звуков неизвестных существ, обитающих в этих подземных лабиринтах.

Петрович осознавал, что эта находка может быть ключом к чему-то очень важному – к пониманию прошлого Колымажска, к тайнам пришельцев, к возможному пути спасения или, наоборот, к источнику новой, еще более страшной угрозы.

– Об этом должны знать Иван и Аня, – твердо сказал он своим спутникам, когда они возвращались. – Немедленно. Это место нужно как следует разведать. И быть готовыми ко всему.

Глава 45: План Серого

Ночь над Колымажском была чернильно-черной, лишь тусклое, болезненное оранжевое свечение Кокона пробивалось сквозь низкие, тяжелые облака, придавая руинам речного вокзала зловещий, ирреальный вид. В одном из разбитых залов, где ветер гулял, как в пустой глазнице черепа, забился Серый. После вживления черного шипа рептилоидов он почти перестал чувствовать холод. Чужеродная сила, пульсировавшая в его жилах, давала ему невероятную выносливость, но взамен она выжигала из него остатки человеческого. Его глаза, некогда горевшие волчьей яростью, теперь светились холодным, немигающим желтым огнем, отражая бездушный свет Кокона.

Воспоминания о матери и сестре, о предательстве Ивана – все это теперь казалось далеким, почти неважным, подернутым ледяной дымкой. Осталась лишь одна всепоглощающая эмоция, усиленная и направляемая артефактом, – жажда власти. Власть абсолютная, неоспоримая, власть, которая позволит ему растоптать всех, кто когда-либо стоял у него на пути.

Из теней бесшумно выскользнула фигура Чиряка-биоробота. Его кристаллические наросты тускло поблескивали.

– Хозяева довольны тобой, Серый, – проскрежетал он своим механическим голосом. – Ты сеешь страх и раздор. Это хорошо. Но этого мало. Ты должен стать сильнее. Чтобы вести за собой. Чтобы сокрушать.

Чиряк протянул Серому небольшой, продолговатый предмет, завернутый в кусок темной, похожей на кожу, материи. Серый развернул его. Внутри лежал еще один черный кристалл, но этот был крупнее того, что он нашел, и имел более сложную, ограненную форму. От него исходил ощутимый холод и едва уловимая вибрация, которая резонировала с шипом в его предплечье.

– Это Усилитель, – пояснил Чиряк. – Он увеличит твою силу, твою связь с Хозяевами. Носи его всегда с собой. Он сделает твой голос убедительным, а твой взгляд – неотразимым для тех, кто слаб. Но помни, Усилитель требует подчинения. Чем больше силы он дает, тем меньше остается… тебя.

Серый сидел в промозглом сумраке заброшенного диспетчерского пункта речного вокзала, глядя на черный, маслянисто поблескивающий шип в своей руке. От артефакта исходил едва уловимый холод и странная, притягивающая вибрация. Что-то внутри, темное и голодное, шептало, что этот шип – ключ. К силе. К власти.

Он колебался лишь мгновение. Память о последнем унижении от Ивана, о презрительных взглядах "Теней", о собственной никчемности в этом рушащемся мире жгла сильнее любого страха. Сжав зубы, он с силой вонзил острый конец шипа себе в предплечье, чуть выше запястья.

Боль была такой, словно в вену влили раскаленный свинец. Серый зарычал, рухнув на грязный бетонный пол. Тело свело судорогой, перед глазами плясали красные круги. Казалось, сама смерть заглянула ему в лицо. Но сквозь эту агонию, через несколько долгих, бесконечных минут, начало пробиваться иное ощущение. Ледяная, чужеродная энергия хлынула по жилам, разгоняя боль, наполняя мышцы непривычной, пружинистой силой. Мир вокруг на несколько мгновений стал оглушительно ярким, каждый шорох за стеной – отчетливым, как крик. А в голове, вытесняя его собственные мысли, зазвучал тихий, настойчивый, вкрадчивый шепот. Он не разбирал слов, но чувствовал его суть: обещание силы, власти, мщения.

Первые дни после этого были настоящим адом наяву. Голова раскалывалась от пульсирующей боли, словно внутри черепа пытался прорасти чужой, острый кристалл. Тело ломило, суставы горели огнем, пока организм перестраивался под влиянием чужеродной силы. Иногда, в редкие моменты, когда боль отступала, перед глазами вставало лицо матери, ее вечно заплаканные глаза, когда отец в очередной раз избивал ее… и его самого, маленького, беззащитного. Воспоминания о Костястом, о тех немногих моментах, когда они, еще не ставшие волчьей стаей, просто были пацанами, резали по живому. Серый сжимал кулаки, пытаясь отогнать эту непрошеную слабость, но шепот в голове становился громче, настойчивее, смывая остатки человеческой жалости холодной волной ярости и обещаниями возмездия всем его обидчикам.