Сибирский кокон

Через пару долгих, напряженных дней, когда Николай уже начал понемногу обустраивать свой подземный бункер, перетаскивая туда остатки припасов, оружия и инструментов… к его разрушенному СТО, шатаясь от усталости и холода, подошла небольшая, измученная, оборванная группа. Впереди, тяжело опираясь на самодельную, грубо обструганную палку, едва передвигая ноги, шел Иван… Рядом с ним, поддерживая его под руку, почти не отставая, шла хрупкая, но несгибаемая Аня. Их лица были землистого, нездорового цвета от крайнего переутомления, голода и постоянного недосыпания, а их одежда, некогда прочная, превратилась в жалкие, грязные лохмотья. За ними, едва волоча ноги, плелись молчаливый, осунувшийся Тихий… и такая же молчаливая, но с горящими решимостью глазами… шаманка Искра. Они все были на грани полного физического и морального истощения, их преследовали не только кровожадные мутанты из тайги, но и пронизывающий до костей холод, мучительный голод, и всепоглощающее, ледяное отчаяние.

Иван, увидев вышедшего им навстречу из полумрака цеха Николая, лишь коротко, устало кивнул.

– Хозяин. Здравствуй. Нам нужно серьезно поговорить. Очень срочно. И… нам отчаянно нужно место. Безопасное место. Наша лесопилка больше не безопасна. После последнего, самого страшного налета тех тварей… и после подлого предательства Серого… там почти ничего живого не осталось. Мы потеряли многих. Очень многих.

Николай медленно, тяжело окинул их своим обычным, тяжелым, нечитаемым взглядом. В его глазах не было ни сочувствия, ни злорадства.

– Зачем пришли именно ко мне? Думаешь, я так быстро забыл, как твои молодые, горячие щенки мой склад дотла спалили?

– У тебя здесь единственное место во всем этом проклятом городе, которое можно по-настоящему, надежно укрепить… ты сам это знаешь, – ответил Иван, глядя Николаю прямо в глаза. – И ты… ты умеешь воевать, Николай. По-настояшему. Нам это сейчас нужно как воздух. А у нас… – он на мгновение посмотрел на Аню, стоявшую рядом, – …у нас есть кое-что, что, возможно, может тебя очень сильно заинтересовать. Важная информация. И… возможно, какой-то способ дать реальный отпор этим адским тварям.

Аня сделала шаг вперед и, с трудом разжав свои замерзшие, сведенные судорогой пальцы, протянула Николаю на раскрытой ладони небольшой, но невероятно ярко-синий, почти светящийся изнутри кристалл, тот самый, что они с таким трудом и риском нашли в сыром, заброшенном подвале старой, разрушенной школы.

– Этот камень… он живой, Николай, – сказала она тихо, ее голос был слаб, но тверд, а дыхание превращалось в густое облачко пара на ледяном воздухе. – Он отзывается на странные, неведомые энергии… и на очень древние, забытые символы. Мы думаем, он может быть не просто красивой игрушкой, а… ключом. Ключом ко всему.

В тот самый момент, когда этот синий, пульсирующий кристалл оказался рядом с неприметной, замаскированной старыми досками вентиляционной шахтой, ведущей, как Николай уже успел выяснить, прямо в подземный бункер, где он совсем недавно с таким трудом возился с таинственным оборудованием «Метеора», тот самый генератор ГКЧ-7М глубоко внизу, в самом дальнем, секретном отсеке, неожиданно издал тихий, но изменившийся по тональности, более протяжный и словно осмысленный, резонирующий гул. Несколько тусклых, обычно горевших ровным зеленым светом, контрольных индикаторов на его темной передней панели на мгновение вспыхнули ярким, чистым, почти неземным синим светом, в точности таким же, как у кристалла в руке Ани, а затем снова вернулись к своему обычному состоянию. Николай, стоявший у самого люка в бункер, отчетливо почувствовал слабую, но явную вибрацию, идущую из-под земли, и услышал этот короткий, но такой необычный отклик генератора. Николай удивленно, почти испуганно посмотрел сначала на ярко-синий кристалл в руке Ани, потом на своих нежданных, измученных гостей. Он мгновенно, почти на инстинктивном уровне, понял – эти, казалось бы, совершенно разные вещи неразрывно, мистически связаны между собой.

– Пойдемте, – сказал он наконец, и его обычно суровый, грубый голос стал заметно менее жестким. Он кивнул на неприметный, замаскированный старыми досками люк в полу цеха. – Кажется, у нас действительно есть, о чем серьезно поговорить. И что показать друг другу. Может быть, если мы объединим наши силы и знания, мы и вправду разберемся, как заставить эту адскую, инопланетную или военную машину (ГКЧ-7М) работать на нас, а не против нас. Шанс, конечно, мизерный. Но он есть.

Глава 34: Символы повстанцев

Дмитрий Соколов, или просто Химик, как его теперь все чаще называли не только ученики, но и новые, неожиданные соратники, оборудовал себе подобие научной лаборатории в одном из немногих уцелевших, хотя и промерзших почти насквозь, кабинетов работающей школы – бывшей лаборантской при кабинете химии. От ледяного холода, который, казалось, сочился из самих стен, покрытых инеем, пальцы коченели так, что едва держали тонкий пинцет или хрупкую стеклянную пипетку, а изо рта постоянно валил густой, белый пар, смешиваясь с едким, сизым дымом от самодельной спиртовой горелки, на которой он тщетно пытался нагреть свои колбы с замерзающими реактивами. На единственном уцелевшем, шатком лабораторном столе, заваленном колбами и пробирками сомнительной чистоты, старыми ретортами, обрывками медной проволоки, ржавыми, севшими батарейками и какими-то непонятными деталями от разобранной техники, соседствовали его главные, бесценные объекты исследования – тусклый, иссиня-черный, мертвый на вид осколок кристалла, с большим риском отколотый от панциря поверженного биоробота, и тот самый, безупречно чистый, ярко-синий, почти живой кристалл повстанцев, найденный в подвале заброшенной школы. От синего камня, даже на расстоянии, исходило едва уловимое, но приятное тепло, и если затаить дыхание и прислушаться в полной, звенящей тишине холодного кабинета, можно было различить тишайшую, почти органическую, ритмичную пульсацию, словно внутри него билось крошечное, горячее сердце.

Нехватка самого элементарного оборудования и реактивов была катастрофической, почти сводящей на нет все его усилия. Те немногие химикаты, что еще остались со школьных времен, хранились в треснувших, пыльных склянках с полустертыми, выцветшими этикетками, и их чистота вызывала большие сомнения. Старый, видавший виды школьный спектроскоп, который Дмитрий с огромным трудом пытался починить и откалибровать, используя детали от разбитого телевизора «Горизонт» и какие-то конденсаторы из сгоревшего радиоприемника, врал безбожно, показывая совершенно фантастические результаты. Но пытливый, острый ум молодого Химика, его почти фанатичная преданность науке, не сдавались перед этими, казалось бы, непреодолимыми трудностями. Он своими глазами видел, как невыносимо страдают раненые, как эта жуткая "кремниевая лихорадка" медленно, но неотвратимо пожирает несчастного Бородача из банды Ивана и молодого Вихря из «Теней», и он отчетливо понимал, что если они в самое ближайшее время не найдут способ хоть как-то противостоять этой инопланетной заразе, Колымажск и все его обреченные жители обречены на мучительную, страшную гибель.

Дверь его импровизированной лаборатории тихо, почти неслышно скрипнула, пропуская в промозглый кабинет новую волну ледяного, колючего воздуха, и на пороге, словно привидение, появилась Искра. Юная девушка-шаманка из отряда «Теней тайги», обычно державшаяся немного особняком, погруженная в свои мысли и общение с духами, сегодня выглядела особенно сосредоточенной и немного взволнованной. Ее потертая, видавшая виды меховая накидка из оленьей шкуры была аккуратно залатана в нескольких местах грубыми, но крепкими стежками из оленьих жил, а из-под старой, теплой шапки выбивались непослушные, иссиня-черные пряди волос. Она плотнее закуталась в свою накидку, невольно поежившись от пронизывающего холода, царившего в кабинете. В руках она бережно держала несколько листов бумаги – это были обрывки старых, пожелтевших газет, на обороте которых ее твердой рукой были аккуратно и очень точно перерисованы углем сложные, витиеватые символы повстанцев, – и свой неизменный, потертый кожаный мешочек с шаманскими амулетами и оберегами.

– Аня просила это передать тебе, Дмитрий, – немного смущаясь и опуская глаза, тихо сказала Искра, ее темные, глубокие, как лесные озера, глаза серьезно, почти с благоговением смотрели на молодого ученого. Голод, холод и постоянное нервное напряжение последних, страшных дней оставили на ее юном, красивом лице заметные следы усталости и страдания, но не смогли сломить тот внутренний, негасимый огонь, что всегда горел в ее душе. – Она думает… мы все думаем… что мы могли бы помочь друг другу. Твоя наука… и наши древние знания о силе камней и знаков. Тихий говорит, что эти синие кристаллы очень сильно реагируют на определенные звуковые частоты и начертанные символы. Может быть, если мы объединим наши усилия, вместе мы сможем "разбудить" их истинную силу или хотя бы понять, как они могут защищать от… от того черного зла, что несут с собой эти мертвые камни.

Дмитрий, всегда полагавшийся исключительно на строгую научную логику, на проверяемые факты и повторяемые эксперименты, поначалу отнесся к этому неожиданному предложению со свойственным ему, немного высокомерным скепсисом ученого-материалиста. Какие еще "знания о камнях и знаках"? Какие "древние силы"? Но когда Искра, не обращая внимания на его скептическую усмешку, достала из своего кожаного мешочка свой главный, самый сильный родовой амулет – небольшой, гладко отполированный речной камень черного базальта с искусно вырезанной на его поверхности глубокой, многовитковой спиралью, к которому она совсем недавно, после экспериментов в подвале школы, интуитивно прикрепила несколько крошечных, но очень ярких осколков синего кристалла повстанцев – и осторожно, почти благоговейно поднесла его к образцу темного, иссиня-черного кристалла рептилоидов, лежавшему на столе Дмитрия… тот самый темный, мертвый кристалл на столе вдруг издал едва слышный, но очень неприятный, сухой треск, и исходящее от него гнетущее, давящее на психику ощущение на мгновение резко усилилось, а затем, когда крошечные синие осколки на амулете Искры ярко, почти ослепительно вспыхнули чистым, ультрамариновым светом, словно отражая или поглощая невидимую атаку, это мерзкое, тошнотворное давление так же внезапно ослабло.

– Он… он действительно реагирует, – пробормотал ошеломленный Химик, мгновенно забыв о своем показном скепсисе и почтительно придвигаясь ближе к столу, его дыхание от волнения превратилось в густое, белое облачко пара. – Как будто они… они действительно антагонисты. Или твой амулет, Искра, каким-то образом пытается его нейтрализовать, подавить его враждебную энергию. Невероятно!

Они торопливо расчистили место на заваленном приборами и бумагами столе, аккуратно разложив на нем зарисовки сложных, витиеватых символов повстанцев, которые Аня принесла им из подвала старой школы, и те самые схемы "гармонических резонаторов", которые Тихий с таким трудом сумел скопировать с древних металлических пластин. Рядом, на безопасном расстоянии, Дмитрий осторожно поместил несколько образцов темных, зловещих артефактов рептилоидов – тот самый осколок от панциря биоробота и несколько "плачущих камней", найденных Следопытом в тайге. Тихий, который сгорал от нетерпения и тоже присоединился к ним, притащил свой видавший виды, но все еще работающий самодельный генератор звуковых частот, заранее настроенный им на ту самую, спасительную, по его мнению, частоту – 77.7 МГц.

– Давайте попробуем так, – предложил Дмитрий, его глаза за стеклами очков горели научным азартом. – Искра, ты выберешь один из самых сильных, по-твоему, защитных символов из тех, что мы нашли. Мы аккуратно начертим его вокруг одного из этих темных кристаллов. Затем поместим в самый центр этого символа наш синий кристалл повстанцев и попытаемся активировать его с помощью генератора Тихого на "их" частоте, а ты, Искра, одновременно попробуешь усилить этот эффект своим шаманским напевом, своей энергией. Посмотрим, что из этого получится.

Они выбрали сложный, но очень красивый и гармоничный символ, сочетающий в себе защитную спираль и несколько остроконечных треугольников, направленных своими остриями наружу, словно копья. Искра тщательно, с большой сосредоточенностью начертила его раскаленным на огне горелки углем на большом куске толстой фанеры, которую они нашли в школьной мастерской. В самый центр этого защитного круга они осторожно положили один из темных, зловеще пульсирующих багровым светом осколков от панциря биоробота. Рядом, но не касаясь его напрямую, поместили большой, ярко-синий кристалл повстанцев. Тихий с замиранием сердца включил свой генератор, и по холодной, промозглой лаборатории разлился едва слышный, но очень чистый, высокий, почти хрустальный звук. Искра закрыла глаза, ее лицо стало отрешенным и спокойным, и она начала свой древний напев – монотонный, вибрирующий, идущий, казалось, из самой глубины ее существа, из сердца самой земли.

Внезапно, почти одновременно, синий кристалл на фанере ярко, ослепительно вспыхнул, заливая всю лабораторию густым, нереальным ультрамариновым светом. Начерченный Искрой символ под ним словно ожил, его черные линии запульсировали в такт этому неземному свету и древней песне шаманки. А темный, вражеский кристалл… он сначала беспомощно задергался на месте, словно в предсмертной агонии, его отвратительное багровое свечение стало прерывистым, судорожным, а затем он с тихим, но отчетливым, сухим треском раскололся на несколько мелких, уже не светящихся, безжизненных осколков, от которых пошел едкий, удушливый дымок с резким, неприятным запахом горелой серы. Гнетущее, давящее, тошнотворное ощущение, которое постоянно исходило от него, мгновенно исчезло, растворилось без следа.

– Получилось! У нас получилось! – выдохнул потрясенный Дмитрий, его глаза за толстыми стеклами очков восторженно, почти безумно блестели. – Частота… символ… энергия синего кристалла… и твой напев, Искра! Все это вместе, в комплексе, они создали какое-то невероятное, мощное резонансное поле, которое буквально разрушило внутреннюю структуру этого темного, вражеского кристалла! Это не просто защита, это… это настоящее оружие! Мы можем с ними бороться!

Вдохновленные этим первым, но таким важным и неожиданным успехом, они решили не останавливаться на достигнутом и попытаться создать более мощный, постоянно действующий "гибридный" оберег, который мог бы защищать людей от влияния Кокона и его порождений. Искра выбрала несколько крупных, гладких, почти черных галек речного базальта, который, по ее словам, обладал особой природной силой и способностью хорошо "держать и накапливать энергию". На них она своим острым ритуальным ножом тщательно, с большим старанием и любовью вырезала самые эффективные, по ее ощущению, защитные символы повстанцев – те, что лучше всего резонировали с синими кристаллами и ее собственной энергией. Дмитрий, используя свои скудные, но все же имеющиеся знания в области кристаллографии и элементарной электроники, а также те самые загадочные схемы "гармонических резонаторов", найденные в подвале старой школы, помог ей очень аккуратно и точно встроить в эти камни-обереги несколько мелких, но очень "чистых" и энергетически активных синих кристаллов. Он показал ей, как лучше всего расположить эти кристаллы внутри сложного символа, чтобы они создавали максимальный резонанс, и как соединить их тончайшими медными проводками (которые он с огромным трудом, рискуя получить удар током, извлек из катушек старого, сгоревшего школьного трансформатора) так, чтобы они образовывали некий замкнутый, самоподдерживающийся энергетический контур. Этот контур, по его предварительным расчетам, основанным на изучении древних схем повстанцев, должен был значительно усиливать их общее защитное поле при его активации и гораздо дольше удерживать накопленный заряд.

Когда первый такой совместный, "гибридный" оберег был наконец готов, он не просто слабо теплел в руках, как обычные, традиционные шаманские амулеты. При его целенаправленной активации (например, прикосновении к другому, более крупному синему кристаллу или при произнесении Искрой определенного напева или слова силы, которое они подобрали вместе) он начинал испускать видимое, мягкое, пульсирующее голубоватое сияние и создавал вокруг себя вполне ощутимое, упругое энергетическое поле. Это поле, как они позже с огромной радостью и нескрываемым удивлением выяснили, не только эффективно отпугивало мелких, еще не до конца сформировавшихся и окрепших мутантов, заставляя их в панике и ужасе разбегаться, но и, будучи приложенным к страшным, кристаллизующимся ранам несчастного Бородача и молодого Вихря, заметно облегчало их невыносимую, адскую боль и, что самое главное, вполне ощутимо замедляло дальнейший рост этой жуткой, смертоносной "каменной корки". Это была еще далеко не панацея, не полное и окончательное исцеление, но это был первый, реальный, видимый, ощутимый результат их совместных, отчаянных усилий, первая настоящая, маленькая, но такая важная победа над этой чужеродной, беспощадной заразой.

Дни, проведенные за этими совместными, напряженными, пусть и не всегда удачными, но такими захватывающими экспериментами, незаметно, но неуклонно сближали молодого, немного застенчивого ученого и юную, гордую шаманку… Их поначалу немногословные и настороженные разговоры становились все более откровенными, доверительными, они касались теперь не только кристаллов, символов и частот, но и их собственных, глубоко запрятанных страхов, тайных надежд, горьких воспоминаний о том мире, который они так безвозвратно потеряли… Однажды поздним, особенно холодным вечером, когда они, смертельно уставшие после очередного долгого и трудного эксперимента, сидели рядом на старом, скрипучем ящике из-под школьных реактивов, и Искра, незаметно для себя, задремала, уронив свою отяжелевшую от усталости голову на плечо Дмитрия, он вдруг почувствовал, как его сердце забилось сильнее, чаще… Он с удивлением и какой-то непонятной, щемящей нежностью понял, что эта хрупкая, но такая невероятно сильная и смелая девушка-шаманка стала для него не просто случайной коллегой по опасному, вынужденному эксперименту, а кем-то гораздо, неизмеримо большим. И ее искренняя, непоколебимая вера в него, в его часто осмеиваемую другими науку, которую она теперь видела не как нечто чуждое и враждебное ее привычному миру духов и традиций, а как другую, не менее важную сторону той же самой, единой, всепроникающей силы, буквально давала ему крылья, вдохновляла на новые, смелые идеи.

Их такая странная, неожиданная, растущая с каждым днем близость… конечно же, не осталась незамеченной окружающими… Гроза из банды Ивана, всегда недолюбливавшая «Теней», не раз отпускала в их адрес ядовитые, колкие замечания и злые шуточки… Даже среди самих "Теней" далеко не все одобряли эту непонятную, почти противоестественную дружбу их молодой шаманки с "городским умником" из вражеского лагеря… Но теперь, когда их совместная, такая необычная работа начала приносить первые, реальные, ощутимые плоды, когда созданные ими вместе обереги действительно начали помогать раненым, облегчать их страдания и отпугивать этих жутких мутантов, недоверчивый шепот за их спинами стал заметно тише, а в глазах некоторых, даже самых закоренелых скептиков, появилось неподдельное уважение и даже восхищение. Дмитрий и Искра, чувствуя эту долгожданную перемену в отношении окружающих и горячую, молчаливую поддержку друг друга, еще крепче, еще решительнее сплотились, понимая, что их такой странный, почти невозможный союз – это теперь не только их личное, сокровенное дело, но и, возможно, единственная, хрупкая надежда для всех отчаявшихся жителей проклятого Колымажска.

Глава 35: Предательство Серого

Серый забился в стылые, продуваемые всеми ветрами руины старого, давно заброшенного речного вокзала на самой окраине Колымажска. Ледяной, колючий ветер, гулявший по разбитым, пустым залам ожидания, где когда-то кипела жизнь, пробирал до самых костей сквозь его потертую, видавшую виды кожаную куртку, но он почти не чувствовал холода. Черный, идеально ограненный кристалл-Усилитель, который он получил от своих новых, невидимых хозяев и который теперь он постоянно носил на груди под курткой, в специальном кожаном мешочке, почти врастая в его плоть, пульсировал слабым, но постоянным, нездоровым, лихорадочным теплом, отгоняя не только лютый мороз Кокона, но и последние, жалкие остатки его прежних человеческих чувств – сострадания, сомнения, страха. Вместо них кристалл наполнял Серого ледяной, расчетливой, всепоглощающей яростью и пьянящим, сводящим с ума ощущением почти божественного всемогущества. Его глаза, некогда горевшие лишь обычной волчьей злобой и завистью, теперь постоянно светились ровным, немигающим, хищным желтым огнем, отражая бездушный, мертвенный свет оранжевого Кокона. Кожа на его лице и руках стала заметно грубее, приобрела какой-то нездоровый, сероватый, почти пепельный оттенок, а уродливый шрам от уха до самого подбородка, казалось, стал еще глубже и темнее, словно налился запекшейся, черной кровью или самой тьмой.

Воспоминания о несчастной, забитой матери и вечно больной сестре, о голодном детстве, о годах унижений, о предательстве Ивана, который так легко изгнал его из стаи, – все это теперь казалось ему каким-то далеким, почти неважным, подернутым холодной, ледяной дымкой безразличия. Голос Усилителя, тихий, навязчивый, вкрадчивый, шепчущий свои обещания и приказы прямо ему в мозг, давно уже вытеснил все остальные мысли и чувства, оставив лишь одну, всепоглощающую, ненасытную эмоцию – жажду власти. Власти абсолютной, ничем не ограниченной, неоспоримой, той самой власти, которая позволит ему наконец-то растоптать, уничтожить всех, кто когда-либо стоял у него на пути, кто смел ему перечить или смотреть на него свысока. Он уже не был просто Серым, бывшим верным "правым глазом" Ивана-Волка. Он стремительно становился чем-то совершенно другим – безжалостным проводником чужой, темной, нечеловеческой воли, слепым орудием в руках тех, кто пришел из холодной, беззвездной пустоты.

Из густых теней разрушенного зала, почти не нарушая тишины, бесшумно, как змея, выскользнула высокая, угловатая фигура биоробота, которого Серый мысленно прозвал Чиряком из-за странных, щелкающих звуков, которые тот иногда издавал. Это был не тот первый монстр, бывший рыбаком Степаном, которого с трудом одолели у реки. Этот был другим – выше, тоньше, с более гладким, почти отполированным черным кристаллическим панцирем и длинными, многосуставчатыми конечностями, заканчивающимися острыми, как иглы, когтями. Его глаза горели таким же холодным, желтым огнем, но в них, как показалось Серому, было больше… осмысленности, если это слово вообще применимо к этим тварям. Его многочисленные кристаллические наросты и шипы тускло, зловеще поблескивали в слабом, оранжевом свете Кокона.

– Хозяева довольны тобой, Серый Волк, – проскрежетал Чиряк своим новым, лишенным всяких интонаций, механическим голосом, от которого у Серого по спине пробежали мурашки, несмотря на жар, исходящий от Усилителя. – Ты хорошо поработал. Ты сеешь страх, хаос и раздор среди этих жалких людишек. Это хорошо. Но этого уже мало. Хозяевам нужны результаты. Ты должен нанести им по-настоящему ощутимый, сокрушительный удар. Лишить их последних ресурсов. Уничтожить их хрупкую, смешную надежду. Ты должен подготовить почву для нашего полномасштабного прихода. Мы устали ждать.

Чиряк, не дожидаясь ответа, протянул Серому небольшой, плоский черный диск из того же материала, что и его Усилитель, очень похожий на тот, что Серый когда-то нашел в тайге, и который открыл ему путь к "дарам" Империи. "Это персональный коммуникатор. Через него ты будешь получать дальнейшие, более конкретные инструкции от наших Наблюдателей. И помни – Хозяева не терпят неудач и не прощают неповиновения." С этими словами биоробот так же бесшумно растворился в тенях, оставив Серого одного с его мыслями и новым, смертоносным заданием.

Обретя новую, почти нечеловеческую силу, получив четкую, недвусмысленную цель и прямую связь с теми, кто стоял за всем этим кошмаром, Серый начал действовать. Он знал этот проклятый Колымажск как свои пять пальцев, знал все его слабые места, все тайные ходы и лазейки. И он знал, кто из бывших "Волков" или просто отчаявшихся отморозков города может примкнуть к нему, соблазнившись обещаниями силы и безнаказанности. Дым, с его патологической тягой к огню и разрушению, уже был на его стороне, как и еще несколько озлобленных, готовых на все парней, которые всегда считали Ивана слишком мягким и нерешительным.

Первой, самой важной целью Серого стали те скудные, с таким трудом собранные запасы продовольствия, которые объединенная группа Ивана и Ани хранила в относительно безопасном, как им казалось, подземном бункере под СТО Николая. Под покровом одной из особенно темных и холодных ночей, используя свою новую, почти нечеловеческую ловкость, силу и обострившееся в темноте зрение, он вместе с верным ему Дымом и еще парой своих новых приспешников без особого труда проник в это святая святых выживших. Они не просто украли значительную часть и так скудной еды – они с особой, садистской жестокостью испортили все остальное: высыпали в мешки с последней мукой и крупой пригоршни толченого стекла и ржавых гвоздей, подмешали в банки с консервами какую-то едкую, вонючую химическую дрянь, которую Дым раздобыл на заброшенном складе старых химреактивов. Утром, когда обнаружилась эта страшная пропажа и чудовищная порча продуктов, в лагере выживших едва не начался настоящий голодный бунт, который Ивану и Ане с огромным трудом удалось подавить.