скачать книгу бесплатно
– А то! – сосед поиграл перочинным ножом, привстал и хищно склонился над столом, выбирая кусок мяса.
Бочкарев последовал примеру:
– Ну, давай по крылышку… м-м-м! Хрустит-то как! – он застонал. – Сдается мне, не осилим глухаря, ишь, нажировал как. Одно слово – осень.
– Куда он денется! Еще на завтрак останется холодненького с чайком. – Самсонов отрезал кусок и артистично втянул носом воздух. – Чудо! Ну, скажи, в какой-нибудь Москве такое удовольствие можно получить? С дымком и костерком? Дичина свежайшая! А ты мне – в столицу переедешь! Я уж молчу про Европу – одни стриженые газоны да вылизанные под ноль сосняки. Тьфу! Ни за какие деньги, – добавил он, присаживаясь. – Во всём искусственность, даже в улыбках. Самим-то надоело… пытаются вернуть первозданность – буреломы в лесах устраивают! Во, докатились в обмане-то. Знаешь про калибровку фруктов?
– Бананы? Меньше пятнадцати сантиметров к ввозу не допускаются?
– Ну, примерно. Целую индустрию оборудования для этого создали. А теперь вспомни лозунг: «Всё лучшее – детям»!
– Ну?
– Своим. Исключительно своим детям. Чисто по-европейски… остальное – Африке и латинос. – Самсонов снова аппетитно зажевал, покачивая головой: – Вкуснота! Хорошему куску и рот радуется! Где ты увидел здесь жир? Никакого холестерина!
– Он, кстати, полезен, – возразил Виктор. – Чем выше, тем сильнее иммунитет клетки – рака не будет.
– А как же все эти разговоры и страхи? Мол, на стенках сосудов?
– Отлагается не от жирной пищи, а от сбоя механизма утилизации холестерина на генном уровне, – многозначительно уточнил собеседник.
– А ну, повтори! – Самсонов даже открыл рот.
– Британский конгресс кардиологов.
– Значит… диеты – обман?
– Заблуждение. Если такой сбой имеет место – холестерин из простого хлеба отло?жится.
– М-м-м… – собеседник покачал головой. – Тогда понятно, отчего хохлы и немцы на свинину налегают и не буксуют – живут, дай бог всякому. Нужно Людку просветить.
– Бесполезно, – Виктор положил на тарелку обглоданную кость. – Женщины живут рекламой. А она стоит на догмах. А поменять их не дадут деньги и прибыль.
– Соглашусь.
И оба засмеялись, понимая смысл сказанного.
– А знаешь, ничего не выйдет у Европы с Украиной, – вдруг переменил тему Самсонов.
– Так втянули… уже.
– Я не о том. Россия одна считала Украину равной. Хотя у нас три космодрома и четвертая экономика мира. Э… да что там! – он махнул рукой. – Братьями были тыщу лет! Никогда не получат от Европы подобного. Уж если поляки там водопроводчиками пашут, что говорить о потомках Тараса Бульбы. Да и всех восточных…
– Поляки? К нам неравнодушны – вознамерились получать политически правильный, демократический газ из штатов. Только за германские деньги, как обычно. «Затявкаем до смерти»! – цель, идея и смысл жизни. Сначала нас, а там и за немецкий сапог возьмутся.
– Кто подметил?
– Куприн.
– А-а-а… вместе с аглицким бульдожкой, – Самсонов улыбнулся. – Англосаксы нашу победу во Второй мировой присвоили, так мало, скоро будут уверять, что ходить и слышать людей научили они. Короче, «Газпром» в «Зените»![21 - «Зенит» – футбольный клуб из Санкт Петербурга.]
– Хорошо сказал!
– Хорошо обоим! Кстати, да и сами немцы существованием нации обязаны России.
– Это как?
– Ты же не журналюга какой, а научный работник! Ну, победи Германия, Америке что бы оставалось? Атомными бомбами, как градом, забросать все Баварии да Саксонии. Весь третий рейх! Заодно отравили бы Одер, Эльбу, что там еще… Дунай – он по десяти странам течет! Немцы же и Париж оккупировали, и Марсель – а вокруг полно своих рек. И «бургунскому» кирдык. Думаешь, не сровняли бы с землей как Гамбург? Я бы поучительными фотографиями города в сорок пятом алкашей лечил – огненные смерчи от бомбежек буквально засасывали людей. Страшно смотреть. Сразу пить бросишь. Или Дрезден… город-музей, европейская Пальмира! Историки пишут – невосполнимая потеря для мировой культуры. Военного значения не имел… больше ста тысяч погибших за один авианалет! А гражданские – почти все старики да женщины с детьми. Вот так Европу знакомили с командой: «К ноге»! Ну, не двадцать же миллионов класть за старушку? Вместо нас. Имея атомную бомбу.
– Логично.
– А в нашем веке Германия попыталась сделать то, чего не удалось Гитлеру танками и зондеркомандами – каждому до Урала указать место да грохнуть местную промышленность у соседей, чтоб не вякали уже никогда – как в Польше, Финляндии, Греции… даже Италию зацепили. Про «Болгарии» вообще молчу. А бедная Украина всего лишь спица в том большом колесе – зерновой вассал. Пытались и нас туда же, да на Путина напоролись.
– Дороговато, говорят, обошелся Крым-то казне.
– Дурачина. Кто меряет Крым на деньги и приценивается к сумме, за которую сдал бы тамошних русских – и к Сахалину приценивается, и к «Владику». А там и до Байкала недалеко – за двадцать процентов мировых запасов пресной воды знаешь, сколько отвалят? У таких Иуд всему есть цена. В монетах. А у меня ее нет, потому как под Севастополем на метр косточки дедов лежат… вместо чернозема. Как и на Волге. – Самсонов ударил кулаком в ладонь: – Лев Толстой и Юрий Бондарев. Не «путинцы», не обвинить – писали как было. Что до ублюдков, прикидывающих, почем родину на торги выставить… их по миру равномерно раскидало. Вон, та же Украина за три года продала внуков в рабство лет на пятьдесят… – и в ответ на удивленный взгляд Бочкарева пояснил: – долгов как за предыдущие четверть века нахапали! Из Союза-то чистенькие ушли – Россия на себя взяла внешний долг СССР!
– Я не знал… – Бочкарев сокрушенно покачал головой.
– Вот Польша, та торговалась десять лет за условия вступления в Евросоюз – тридцать два миллиарда ежегодной дотации выторговала! Дотации! Янукович просил больше – страна-то крупнее. А ему только семнадцать обещали. Я помню, по телевизору смотрел, как он вышел с переговоров и зло так бросил: «Я на полусогнутых в Европу не пойду»! Ну, его скинули и забыли про обещанные дотации – теперь кредиты! Только в кабалу! Да и те разворовали. А «безвиз» ему, или кто там был бы после него – Янукович ведь назначил выборы через пять месяцев, и так дали бы. Теперь без Донбасса и Крыма. За последний, конечно, майдану спасибо. Грех, не ценить глуподумов.
– Чем хуже – тем лучше? Мао Цзе-Дун?
– Зря смеешься – умопотрясающая цитата. Но к теме. Вот как народ разберется, что потерял и за кого их дети под пули шли – воры поменяют окончание фамилий на «off» и рванут во Флориду. Как тебе – «Порошенкофф»? А? – он подмигнул другу. – Столько раз уже проходили!
– Ну, ты какую-то грустную картину нарисовал.
– Эт ты прав! Грустную. Но попомни – лет через двадцать, граница наша по Днестру пройдет, а долги опять Россия погасит, – Самсонов поднял лоснящийся от жира палец: – Но! И даже это не помешает нам выпить!
Бочкарев, еле сдерживая смех, разлил остатки коньяка:
– Пьем, пока родина спит!
– А трезвеем анализом угроз!
Хохот становился «третьим» за таежным столом. Если бы его слышали, скажем, в «Госдепе» – несказанно удивились бы, насколько точно просторы сибирской тайги отражают широту души и познаний людей, населяющих великую страну. А разгульность придает силы и уверенность. Однако «искатели» приключений, за океаном, уже два столетия продолжали набивать шишки на лбу, виня во всем сибирские кедры.
– Вот так по-другому и нужно смотреть на вещи! А не хавать статейки прощелыг! – муж Людмилы довольно потер руки. Сытный ужин заканчивался. – А правда-то одна – дай мы слабину, Россию на куски разорвут да по прилавкам растащат. Попомни мое слово – отступные за те куски в мире найдутся. Такие деньги, что и нам трудно было бы устоять, чего уж про соседей гутарить, – он махнул рукой.
– Шельмуешь новую русскую оппозицию? – усмехнулся Виктор, догрызая крыло.
– Какая новая? – Самсонов сплюнул. – Все горлопаны России от самого Герцена заканчивали распродажей родины. Даже большевики не увернулись. У коммунистов хоть идея была – равенства. В цене путались. А про нынешних… так их учителя – Березовский да Гусинский… аж вспотели на расторговле.
– А Ходорковский?
– Этот цену выжидал… но лохонулся – не успел нефтянку «амерам» впарить. Грел бы брюхо на Гавайях, да жадность подвела – власти захотелось. Не допёр, что власть в России – что чугунок со щами: если уже готовы, можно руки пообжечь. Думал – остыли, бери голыми. Вроде нос всегда по ветру держал – после диплома сразу в комсомол подался. На партию работал от души – ни дня по специальности. А как Союз развалился – все, кто у какой-никакой власти оказался, загребали как могли.
– Руки, говоришь, обжечь? – Бочкарев хмыкнул.
– А то и на себя пролить, ошпариться. Путин же сказал: иных уж нет, а те – далече. Из того «далече» до гробовой доски гадить родине будут – жизнь-то… не удалась! – Самсонов снова рассмеялся. – Это ж не их дети, а донецкие в садиках поют: «Вставай, Донбасс, Россия-мать с тобою»!
– Где слышал?
– В инете запись гуляет. Есть такая Ирина Белокос – журналистка донецкая. Из уцелевших. Каратели ведь журналистов выщелкивали целевым. Причем, не только на линии фронта. Жуткие репортажи делала… не для слабаков, – он замолк.
– Да, что-то слышал…
– А в песню, – Самсонов неожиданно стукнул кулаком по столу, – я бы добавил: «Вставай, Донбасс, Одесса, Николаев…». И попомни, встанут… денег у России на две Европы хватит, а уж Донбасс на крыло точно поставим. Во мне все перевернулось… как каратели по школам ударными минометами стали бить. Сто двадцать два миллиметра – это не хухры-мухры. Детей убитых не прощу. В Крыму вообще бы жарили на вертелах. У бандеровцев опыт по части семейных казней большой – поляков во время войны семьями живьем закапывали. Так что поставим, поставим… Давай-ка за героев нашего времени по полной… Захарченко тот же… откуда? Через шестьдесят лет после войны?! Ожирели ведь до одури! Авто, Хургады, лобстеры всякие, твою дивизию!.. всякие. Не-е-ет, Донбасс – страна героев!
– Но!.. как ты правильно заметил… – Бочкарев хитро смотрел на друга. – И даже это не помешает нам выпить!
– Не… тост на негатив, типа, какие бы нам палки ни вставляли… вот тогда…
– Ну, давай за родину. Вон, в Иркутской области пять Франций уместится! – нашелся Бочкарев.
– По-моему, три… мы не Красноярский край, тормози! Хотя… и Америку уместим! Вон, сколько леса неповаленного стоит! Пусть сунутся, как говорил Глеб Жеглов, топор каждому в руки найдем! – пьяный смех Самсонова провожал теперь любую фразу.
– Он говорил «кайло».
– Кайло, так кайло… по-моему, дождь пошел. Ну, будем! – он потянулся к бутылке. – Да уже ничего нет! Вот, зараза…
– Может, хорош уже… – Виктор блаженно вытянулся на нарах у стола.
В минутной тишине барабанная дробь по крыше напомнила друзьям, что не только люди, которые приходили сюда до них, искали, строили, добывали, но и дождь, ветер, тайга, вся природа была с ними в эти минуты. Говоря о себе. И здесь, в избушке – треском огня в печи, старыми газетами, банками, мхом меж теса по углам, и там, за дверью – шелестом и шумом заявляя свои права на частичку памяти. Разума и суда.
Самсонов потянулся было за хлебом, но тут обрывок пожелтевшего листа, торчавший из-под кастрюли, недовольно зашуршал, задетый рукавом. Он вытянул его, пробежал глазами и вслух прочел:
«1914 год. 1-й кавказский полк шел в авангарде к Тапаризскому перевалу. Всю ночь саперы «рубили» снежный проход в горах. Утром сотни двинулись по нему, словно по каналу, в котором казаков… не было видно на уровне его берегов. Горная батарея перешла на вьюки. Лошади проваливались по брюхо в снег и, не доставая до земли, падали на бок, валили пушки и были совершенно беспомощны… Ночь провели кошмарно – в холоде и голоде. Наутро ударил мороз. Нет ни сена для лошадей, ни топлива для варки чая. Оставив позади снеговой хребет, полк свалился в долину Аббага и потонул в мягкой сочной траве по животы лошадей… Рядом армянское село с церковью, где навалены трупы женщин и детей, зарезанных в ней же турками. Картина страшная».
– Ничего себе! «Одиссея казачьего офицера». «Записки полковника казачьего войска в девяти брошюрах-тетрадях». Откуда это здесь?!
– Ну-ка… – Бочкарев сел и протянул руку. Пробежал глазами строки. – Да… были люди… забытые герои, потерянные победы. Читал я о той войне. В шестнадцатом казачки взяли Эрзерум в третий раз за сто лет и Трапезунд – сейчас курорт Тробзон в Турции напротив Крыма. Представляешь, куда дошли. Причем, не взяли, а вернули. «Московский листок» тогда писал, мол, теперь надеемся, уж навсегда – не уйдем, не дадим армян резать. Еще там про терского казака было, офицера лейб-гвардии, по моему, как тот первым ворвался в город и был представлен к «Георгию», но отказался, мол, турки уже не сопротивлялись. Единственный случай отказа от креста «кавалера», между прочим, – он повертел лист. – Да-а-а… как попал сюда?
– Да внук чей-нибудь припрятал в тяжелые времена… видать дневник-то забрали недавно, а лист вывалился. Я-то вообще про кавказскую компанию ничего не слышал. Первая мировая, понятно, как повелось – с немцами.
– Турки были союзниками Германии, – назидательно заметил Бочкарев.
– Ничё не читал, – Самсонов помотал головой.
– А Юденич Николай Николаевич командовал кавказским фронтом. Большевичкам и в кошмарном сне не могло привидеться, что память о нем сохранится. Они ведь и сдали Эрзерум вместе с пол-Россией по Брестскому договору. Кто ж позорные страницы будет афишировать?
– Да-а-а, была страна. Держава! – брови Самсонова поднялись.
– Потом все эти казачки в Европе джигитовкой зарабатывали, – с досадой произнес Виктор.
– А моя бабушка, помню, всё повторяла: лишь бы не было войны.
– И у меня мать.
– Как-то смотрел передачу… там сын Юрия Никулина, прошедшего со своей пушкой от «финской» до парада победы всю «отечественную», вспоминает, что тема войны была для отца запретной. А почему?
– Неприятно, наверное, – Бочкарев пожал плечами.
– Думаю, всё не так просто. Любая война грязная с обеих сторон. Бесчеловечным, жестоким становится каждый. Хотя бы раз. В какой-то момент тебя вроде как «пробуют» на человечность – поддашься или нет. Останется что, или пойдет прахом, переступишь.
– А освободительная, «народная» война?
– Не… никакой «священной» войны быть не может. Даже в «патриотизме» полно зла и мерзости… допинг своего рода. А в наградах – обман.
– Ты уж в крайности не впадай, – перебил спутник. – Патриотизм, награды…
– Э, брат сложная категория. Наитруднейшая. А что, «нацики» в Украине не патриоты? Ты им об этом скажи. Статью одну читал – там автор убежден, что всякое частное проявление патриотизма неизбежно ведет к завышению личной самооценки, а коллективное – нации. Целых три страницы посвятил! Но финал – Нюрнбергский трибунал! Рано или поздно.
– А христианство ратный подвиг одобряет!
– Ты постой, постой, это другое… а вот о книге – там герой размышлял, размышлял, да складно так, убедительно, а потом как брякнет о патриотизме, я даже запомнил: «Его могилу я разрыл по пояс, и, обалдев, почувствовал – себе». Во как!
Бочкарев махнул рукой:
– Брось!
– Да я шучу… не так там. «Свой жизни путь пройдя до половины, я обернулся и… остолбенел!»
– Ты про награды начал, чем не угодили?
– Однажды в бане был разговор с ветераном – старый дед без одной ноги, а крепок, говорит мне уже в раздевалке: встать не могу, так напарился, мол, четвертую ходку сделал. Он в сорок втором лейтенантом попал на фронт, неделю взводным и сразу ротным стал.
– Война косила командиров, обычное дело.
– Да ты постой. Говорил, основная работа – поднять в атаку. Редко, когда сами вставали. Чуешь? – Самсонов замолк, что-то вспоминая. – К чему это я? А, вот – когда старик про четвертый-то раз в парную огорошил, в его-то годы!.. я возьми да брякни, мол, на звание «героя» тянет. Он помолчал и говорит: «Железки всё это, побрякушки. В молодости гордился, если куда идти – надевал, а теперь…» – и махнул рукой. Ты понял?!
Самсонов смотрел Виктору в глаза, ожидая реакции.
– Что понял? – не сообразил тот.
– Какая переоценка! Взгляда на орденишки-то! На войну. Потому как грязное дело. Не медали важны, а «марание души» цепляет, трагедия. Гнетет. Никулин-то это и понимал – не мог говорить о ней. А мы – не хотел, не хотел.
– ???
– Марание, марание. Каждому воину пришлось. Мы на гражданке-то через одного… – он осекся.
– Да-а-а, – протянул Бочкарев. – До сих пор смотрю его фильмы с удовольствием.
– Между прочим, церковь с давних времен советовала воинству год не причащаться после ратных дел. А тогда в душе толк знали! – Самсонов подвигал по столу алюминиевую тарелку. – Убийство оно и есть убийство. Грех. Я вот думаю – неужели девяносто лет надо прожить, чтобы войну понять. А за наградами и без войны лес рук тянется, ты в телевизор глянь! И ведь гордятся!
– Выходит, слово лишнее? В языке-то? – Бочкарев усмехнулся. – Награда.
– Выходит, бой не тот.