скачать книгу бесплатно
Острый нож приставил к горлу бледной пленницы своей.
Ей сказал: "Угрозой стала моему ты бытию,
Хочешь ты, чтоб вечно лил я слезы так, как ныне лью;
Если ты всего не скажешь – жизнь утратишь ты свою:
Пусть врагов моих погубит бог, как я тебя убью!"
Та в ответ: "Нашел ты средство бесполезное, увы!
Ничего не отвечают те, которые мертвы.
Коль убьешь, на мне для речи уж не будет головы.
Что скажу тебе, доколе не видна мне цель молвы?
Кто ты, чтоб допрос чинить мне, к моему придя жилью?
Повесть горькую, живая, я навеки утаю,
Я себя для убиенья добровольно предаю.
Как посланье роковое, разорви ты жизнь мою.
Смерти вовсе не боюсь я, ты того не сознаешь,
Твой меня лишит лишений и от слез избавит нож.
Мир соломинке подобен, – с ней, мне кажется, он схож.
Если я тебя не знаю, вдруг доверюсь для чего ж?"
Понял юноша: "Тут сила ни к чему не приведет.
Лучше дело мне обдумать, чтоб иной найти подход".
Отпустив ее, он рядом сел и градом слезы льет,
И речет: "Тебя разгневал; добрый где найду исход?"
Хоть она еще сердилась, ветер облако пронес.
Автандил рыдал и больше ничего не произнес.
Слез запрудилась запруда в цветнике румяных роз;
Деву тронули рыданья, сердце кровью залилось.
Слезы юноши увидев, дева слезы пролила,
Всё же чуждому чужая молвить слова не могла.
Понял витязь: "В этом сердце не осталось больше зла".
Пал пред нею на колени и склонил хрусталь чела.
Он сказал: "Мне казнь готова, чтобы я в огне угас,
Сильно я тебя разгневал, сиротою стал сейчас,
Днесь тебе я доверяюсь, озари алмазы глаз:
Ибо сказано в Писанье: грех прощается семь раз.
Хоть принять меня не можешь за хорошего слугу,
Сожалеть влюбленных должно! В этом разве я солгу?
Больше нет во мне надежды, я – что роза на снегу.
За тебя отдам я душу, что отдать еще смогу?"
Лишь о страсти незнакомца довелось услышать ей,
Не ручей из водоема – ливень грянул из очей;
Снова дева застонала, зарыдав еще сильней,
Бог утешил Автандила сладкой милостью своей.
Видит витязь: этим словом взор ее преображен,
Как влюбленная в кого-то, учащает крик и стон.
Молвил ей: "Врага жалеют, если этот враг влюблен.
Знаешь ты, как жаждет смерти тот, кто страстью уязвлен?
Я – влюбленный до безумья, тяжек мне удел земной.
Вслед за этим лучезарным послан я моей луной,
Не бывать там, где бывал я, даже туче грозовой,
И во мраке вашей тайны вы предстали предо мной.
Лик возлюбленной прекрасный мне сопутствует везде;
Из-за этого безумный шел в огне я и в воде.
Умертви иль дай мне волю, о твоем прошу суде!
Или жизнь мне подари ты, иль прибавь беду к беде!"
Дева вновь заговорила, стал приветливее взор:
"Это слово лучше тех, что говорил ты до сих пор.
Волновал меня доселе, порождая только спор,
А теперь тебе я буду самой доброй из сестер.
Ты любовь себе на помощь в деле этом обратил,
Оттого я и смирилась, гнев мой яростный остыл;
Ты, мое упорство видя, стал растерян и уныл;
За тебя теперь умру я, больше сделать – свыше сил.
Если примешь ты покорно дружелюбный мой совет,
Ты найдешь своих исканий ускользающий предмет;
Если мне не подчинишься – будешь инеем одет,
Перед всеми осрамишься и оставишь этот свет".
Он ответил: "Это дело мне напомнило о том,
Как по некой шли дороге люди некие вдвоем,
Тот, кто сзади шел, увидел – пал передний в водоем,
Подбежал, взглянул, заохал и сказал ему потом:
"Подожди меня, товарищ, время малое будь там,
За веревкою схожу я и пропасть тебе не дам".
Друг же снизу засмеялся, удивляясь тем словам,
Закричал: "Куда я скроюсь? или ты не видишь сам?"
Лишь в твоих руках веревка с шеи сдавленной моей,
Стеснены мои движенья, и ребенка я слабей.
Ты – болящему лекарство, что захочешь, то содей.
Кто же голову обвяжет, если боли нету в ней?"
Та ответила: "Не спорю, хорошо ты рассказал,
От мудрейших ты достоин слышать множество похвал.
Эту боль претерпевая, стал ты сердцем тверже скал,
Потому скажу я: "Слушай, ты искомое сыскал!"
Этой повести не сыщешь, хоть пройдешь по всем путям,
Кто ж о нем расскажет, если не поведает он сам!
Ожидай его, покуда не вернется снова к нам;
Замолчи теперь и розу запрети разить снегам.
Я скажу, коль ты желаешь слышать наши имена:
Тариэль – тот юный витязь, чья душа омрачена,
Имя мне – Асмат, и плачу, столь печаль моя сильна.
Длятся долгих воздыханий роковые времена.
А для большего рассказа мой язык да будет нем!
В поле странствует прекрасный, тот, чей стан взрастил Эдем;
С ним живу я и дичину, им застреленную, ем;
Мимолетный, он нагрянет, но ускачет вновь затем.
Я прошу, не уходи ты, страстотерпец молодой;
Умолю я Тариэля, как приедет он домой,
Вас тогда сведу друг с другом, пусть подружится с тобой,
Пусть он сам тебе расскажет про удел тяжелый свой".
И, словам ее внимая, Автандил не восстает.
Оглянулись. Из ущелья плеск услышали, и вот -
Появилось то светило, выходящее из вод.
Эти двое отстранились, не промешкав у ворот.
Дева молвила: "Желаньям бог свершения дает,
Но содей себя незримым, схоронись, ведь близок тот,
Перед кем у самых буйных своеволье пропадет.
Может быть, смогу добиться, чтоб стерпел он твой приход".
И в пещере Автандила быстро спрятала Асмат.
Соскочил с коня тот витязь, обнял женщину, как брат;
К океану докатился слез безрадостных каскад.
В тайнике сидящий быстро устремил к ним острый взгляд.
Стал хрусталь, в слезах омытый, сходен с желтым янтарем.
Дева та рыдала долго с дивным юношей вдвоем;
Увела коня под своды и внесла доспехи в дом.
Нож гишерный срезал слезы, опустел их водоем.
Словно узник из темницы, Автандил глядел в окно;
Шкуры тигровые стлала та, чье сердце сожжено;
Сел на них воитель юный, вновь вздыхать ему дано,
В строй гишерных стрел прекрасных лалов пламя вплетено.
Развела огонь та дева, дичь поджарила, горда,
Что изжаренная славно будет вкусною еда.
Взял кусок он с неохотой, видно, стоило труда;
Но уста отвергли пищу, так тяжка была беда.
Он прилег, заснул, но скоро был тоской развеян сон,
Вздрогнул, вскрикнул, встрепенулся, явью вновь ошеломлен;
Поражал себя рукою, бил себя в безумье он.
И Асмат терзала щеки, заглушая стоном стон.
"Что так быстро ты вернулся?" – дева молвила с трудом.
Он сказал: "Я был застигнут на пути одним царем.
Вслед войскам его несметным был обоз большой ведом;
И, охотясь там, войсками царь усеял всё кругом.
На меня тоску нагнало созерцание людей,
Приближаться не желал я, убежать хотел скорей,
Повернул я в чащу леса и сокрылся меж ветвей,
Чтоб не встретить их и утром ускакать тропой своей".
Дева слезы заструила, от очей сокрыла свет,
Изрекла: "В лесу ты ходишь, лишь звериный видя след,
Никакого человека не приблизишь для бесед;
Это делу твоему же не на помощь, а во вред.
Ты объехал всё на свете: горы, долы, глушь и гладь,
Неужели человека не нашлось тебе под стать,
Чтобы мог он от безумья разум твой оберегать?
Ты умрешь, она погибнет – разве в этом благодать?"
Молвил он: "Сестра, хоть сердцем был совет подсказан твой,
Нет на свете исцеленья этой муке огневой.
Разве может быть отыскан непришедший в мир земной?
Пусть же смерть скорей разрушит связь меж телом и душой!
Бог едва ль создал иного под планетою моей,
Потому не жду я дружбы и сочувственных речей.
Кто страданья эти стерпит? Жизнь – погибели мрачней.
Брата в мире не нашел я, ты, сестра, меня жалей".
Та в ответ: "Тебя прошу я, будь не гневен и не зол.
Так как бог в твои визири лишь меня одну возвел,
Лучше свой, тебе на благо, утвержу я произвол;
Неумеренность постыдна, ты же меру перешел".
Молвил: "Я тебя не понял, хоть внимал твоим словам.
Как для дружбы человека я без господа создам?
Что стараться мне, коль это неугодно небесам!
Нет сомненья, одичал я, подражающий зверям".
Та в ответ: "Я многословьем твой нарушила покой.
Если друга приведу я и пойдет он за тобой,
То увидишь, сколь отраден друг, ниспосланный судьбой.
