скачать книгу бесплатно
Сколь померк я, знает это свет мой видевшая там,
Мне завидовало солнце, словно сумерки утрам.
Все шептали: "Он подобно древу рая, свеж и прям".
Днесь я тень того сиянья, прежним преданного дням.
Зачала царица наша, было мне тогда пять лет,
Разрешилась дщерью…" – молвил и вздохнул, теряя цвет.
Грудь ему Асмат омыла и очам вернула свет.
Вновь сказал: "Светлейшим солнцем был тогда же мир согрет.
Я сказал о несказанном, и мала моя хвала,
Парсадан развеселился, торжествам пора пришла,
И сошлись цари с дарами дорогими без числа.
Рать навек даров раздачей осчастливлена была.
Так окончились родины, Стали нас растить вдвоем.
Солнца треть она являла и тогда в лице своем.
Были мы равно любимы и царицей и царем.
Назову я ту, мне сердце заменившую костром".
Чувств лишился витязь юный, вспомнив имя дорогой,
Автандил заплакал также, тронут горестью такой,
Свет очам Асмат вернула, грудь обрызгала водой.
Тариэль промолвил: "Слушай, ныне смерть пришла за мной.
Царской дочери той имя было Нестан-Дареджан.
Был царевне семилетней богом ясный разум дан,
Облик, лунному подобный, был чудесно осиян.
Даже сердцу из алмаза не стерпеть подобных ран!
В бой вступить я мог, она же взоры нежила, созрев.
Царь гордился, для правленья в ней помощницу узрев.
Был отцу обратно отдан я, стройнее всех дерев,
Не однажды, словно кошка, был растерзан мною лев.
Царь для дочери особый приказал построить дом.
Безоар, рубин и яхонт заменяли камень в нем;
Брызгал розовой струею водомет перед дворцом,
Где жила та дева, сердце мне спалившая огнем.
День и ночь к ней из курильниц вился ладан голубой.
То она сидела в башне, то сходила в сад густой;
И Давар, вдове каджетской, что была царю сестрой,
Дочь свою отдал в ученье он, владеющий страной.
Во дворце парча повсюду взор узорностью влекла,
Там росла для нас незримо эта роза из стекла;
Лишь Асмат и две рабыни знали дверь, что к ней вела.
Как взращенным в Габаоне станом там она росла.
Парсадан меня, как сына, лет пятнадцать опекал,
Был я с ним все дни, меня он даже спать не отпускал;
Силой льву, красою солнцу, станом пальме равен стал,
На полях и на арене всех похвал я достигал.
В поле промаха не зная, била дичь моя стрела,
А с охоты на арену в мяч игра меня влекла,
После игр на пир веселый шел с друзьями без числа;
Но теперь меня та дева с милой жизнью развела.
Мой отец ушел из мира, смертный час его настиг.
Царь индийский омрачился, всех утех лишенный вмиг.
С облегченьем те вздохнули, что дрожали, как тростник.
Каждый враг отвык от плача, каждый друг в слезах поник.
Целый год я находился в черной келии одной,
И, горюя днем и ночью, позабыл я свет дневной;
Чтобы вывести из мрака, от царя пришли за мной,
Он велел: "Прошу, как сына, Тариэль, расстанься с тьмой.
Мы ведь больше сожалеем, был он с нами наравне".
Подарил мне сто сокровищ, траур сжечь велел в огне,
Сан пожаловать отцовский Парсадан изволил мне:
"Тариэлю амирбарство в нашей отдано стране".
Я огнем горел, горюя о родном отце своем,
Но из мглы меня исторгли слуги царские силком.
В честь мою назначен праздник был царицей и царем,
Далеко навстречу вышли, как родители, вдвоем.
Ими был, как сын, посажен я поближе к их местам,
И поведали, что надо мне защитой быть царям.
Попытался отдалиться, стал от робости упрям,
Но цари не отступились, Амирбаром стал я там.
Много лет прошло, о многом я забыл, судьбой гоним,
Труден мне рассказ подробный. Витязь, верь словам моим!
Мир изменчивый и лживый в злых делах неутомим,
На меня упали искры, высекаемые им".
СКАЗ 6
ТАРИЭЛЯ РАССКАЗ О ТОМ, КАК ВПЕРВЫЕ ОН ПОЛЮБИЛ
После долгих воздыханий он рассказ продолжил свой:
"Помню я, с охоты доброй возвращались мы домой,
Царь сказал мне: "Дочь увидим", руку взял мою рукой.
Удивляюсь, что дышу я, вспоминая день былой.
Турачей велел властитель отнести в покой ее.
Дичь забрал я, отправляясь на сожжение свое;
Жизни долг платить я начал, стало грозным бытие.
Сердце каменное ранит лишь алмазное копье.
Краше радостного рая сад расцвел передо мной:
Птицы там сирен искусней пели в зелени густой,
Водоем многофонтанный брызгал розовой водой;
В башню вход был занавешен тяжкой тканью золотой.
Знал я, царь хотел царевну уберечь от всех очей,
Я остался пред завесой, он вошел в покои к ней;
Ничего не мог я видеть, слышал только шум речей,
Был приказ: у амирбара взять в подарок турачей.
Подняла Асмат завесу, заглянул я в то жилье,
И узрел ее, и в сердце мне ударило копье.
Турачей Асмат просила, тело вспыхнуло мое.
Горе мне, с тех пор не гаснет жар, палящий бытие!
Но исчезло то светило, что светило для светил!"
Он не снес воспоминанья, пал без чувств, лишенный сил.
Плач Асмат и Автандила эхо долгое будил:
"Ах, зачем врагоубийца длани грозные сложил!"
Грудь ему Асмат омыла, вновь глаза открыл герой,
Время долгое молчал он с сердцем, скованным тоской,
Сел, заплакал, и смешались слезы с черною землей;
Крикнул: "Множит боль и ужас отзвук радости былой!
Пробавляется ничтожным, кто влеком к мирским вещам,
Под конец дарит измену этот мир, любезный нам.
Жизнью сей непокоренным мудрецам хвалу воздам,
Слушай дальше, если дух мой не взовьется к небесам.
Турачей Асмат я отдал и дошел до забытья,
Там упал и обмер, сила изменила мне моя;
А когда очнулся, слышал – громко плакали друзья,
Окружив меня, как будто те – пловцы, а я – ладья.
Во дворце на пышном ложе я лежал, как неживой.
Царь с царицей неутешно горевали надо мной,
На своих щеках ногтями след чертили кровяной.
Маги званые сказали, что сражен я сатаной.
И лишь только я очнулся, чуть коснулся свет очей,
Царь воззвал: "Ты жив, о сын мой, слово вымолви скорей!"
Не разжал я уст и вздрогнул, как безумный средь людей.
Снова я упал и обмер, кровяной лия ручей.
Все ученые смущались тяжким недугом моим,
Все в руках Коран держали и читали над больным,
Я не слушал их, болтали, будто – бесом одержим,
Был три дня в бездушном теле тот огонь неугасим.
Лекаря, дивясь, решили: "Знаем мы, чем болен он:
Не томим ничем лечимым, но тоскою истощен.
Зачастую, как безумный, гнал я выкриками сон;
Царских слез росой обильной был я щедро окроплен.
Так, ни жив ни мертв, лежал я во дворце три дня без сил.
А потом господь сознанье мне внезапно прояснил,
Догадался я, несчастный, отчего мне свет не мил,
И терпения у бога всемогущего просил.
Я сказал: "Создатель, сжалься над повергнутым рабом,
Превозмочь мученья дай мне, позаботься о больном,
Здесь любовь свою я выдам, отведи меня в мой дом".
И железным стало сердце, закаленное творцом.
Я привстал. Ко мне ходили люди царские гурьбой,
И царю они сказали: "Встал без помощи больной.
Властелин вбежал в волненье с обнаженной головой,
Он творца прославил громкой, люди – тихою хвалой.
Дали мне испить чего-то, отхлебнул я влаги той
И промолвил: "Государь мой, тело вновь сошлось с душой".
Захотел я дол изъездить вдоль излучины речной;
Привели коня, и сел я, и поехал царь со мной.
Мы пробрались по долине, долгий видели поток,
К дому царь со мной доехал, я вступил на свой порог:
Дома вновь предался власти прежних болей и тревог,
Прошептал: "Приблизься гибель, я от жизни изнемог!"
И от слез неосушимых стал шафрана я желтей,
Думы сердце рассекали, словно тысячи мечей,
Вратарем, вошедшим в спальню, уведен был казначей;
Думал я: что знает этот или тот? И ждал вестей.
"Раб Асмат", – "Впустите!" – было приказание дано,
Тот вошел с письмом любовным, странно было мне оно,
Усмехнулся: как другою будет сердце сожжено?
Мог ли эту заподозрить? Мне ли это суждено?
Изумился я: чем вызван дерзкой женщины призыв?
Если буду несговорчив, то, невеждою прослыв,
У нее, отняв надежду, злобный вызову порыв.
Мой ответ на то посланье был любезен и красив.
