скачать книгу бесплатно
– Давно тебя не было… – неприязненно и подозрительно сказал брат Агайк.
– Но, я же пришла!
– А почему не ходила? Христос простил, и ты должна прощать!
Удивительно, но среди Божьих детей (кроме бабок), никому и в голову не приходило, что человек может долго и тяжело болеть. Никто никем не интересовался, только избранными. Все сразу думали об обидах, которые необходимо прощать, потому что в церкви махрово цвели хамство и сплетни. Или что человек может трудиться. Но работа в воскресенье не особо поощрялась, Толян орал: «Надо взять с собой Христа!!!»
И сестра Михайлова, пока никто не видел (Раиса Михайловна уверяла, что камер в церкви нигде нет, «зачем они нужны?»), набрала себе дорогих и вкусных чайных пакетиков ''Greenfield''.
Служение оказалось интересным (Толян выехал на евангелизацию в Прибалтику, будто там живут сплошные магометане и буддисты). У него хорошо получался воскресный церковный конферанс.
Здесь, в этой church, всех поздравляли с воскресным днём, пастор молился за богослужение, хором читали Отче наш, какой-нибудь брат – псалом на выбор. Исполнялись гимны «перед началом собрания» (слова проецировались на большом белом экране, и соседи следили, чтобы все пели). И две проповеди разных проповедников.
Бразды правления временно перешли к брату Агайку. Его проповеди слушать было вообще невозможно, и сестра Катя спускалась вниз, что не возбранялось. И видела, как церковные дети сидят в кухне с чужими взрослыми и пьют себе чай с печеньем.
Женщины здесь тоже должны носить платки и юбки до пят, но не все соблюдали, особенно молдаванки, которых было много. И сестра Михайлова противилась. И девяностолетний старец Фёдор Константинович Крестовоздвиженский обозвал её «лесбиянкой» и купил клетчатую юбку, но сестра Михайлова передала её в помощь Донбассу. Вещь же новая…
Раиса же Михайловна наносилась платков ещё в Чечне. Правда, на сей счет, говорила злобно:
– У нас нет такого хамства, чтобы заставлять женщину носить платок! Везде продаются косыночки, повязочки… Когда я жила там, то носила.
Сестра Раиса Михайловна не всегда надевала в американскую церковь платок, но если повязывала, то исключительно красивый: то алый, то изумрудную косынку, изумительно подходящую к белым волосам. Ал лал, зелен изумруд. А вот брюк она не носила, как Катя – юбок.
В старой «Международной христианской газете» один пастор писал, что «женщины носят брюки женские, а не мужские».
Раиса Михайловна, у которой не было дочерей, одни мальчики, очень хотела, чтобы новая сестра выглядела, «как настоящая христианка». Но Михайлову от слова «христианство» уже тошнило как от аналогового «сектантству». Вот православие – другое дело. А эти Иваны, родства не помнящие! С чего они решили, что америкосы – самые умные?
А Раиса Михайловна надавала ей «христианских» летних юбок. Пришлось надевать, раз уж она «идёт на промысел», – самую модную, ультрамариновую, из воланов. Катя чувствовала себя в ней голой.
Женщины в церкви детей Божьих на служении имели право спеть песенку или прочесть стишок. Две бабки, мать Валеры, и другая, Клотильда Фёдоровна из Ферзёва, всегда читали стихи собственного сочинения по тетрадке. Но сейчас брат Валера со всем выводком был в Ялте, а другая стихотворица – в Краснодаре у сына.
– Кто хочет сегодня послужить? – спросил брат Агайк в антракте между проповедями.
– Ой, а можно я? – оживилась сестра Михайлова.
И вышла к микрофону, и прочла стихотворение Эмилии Бронте «Моей душе неведом страх». Было очень странно слышать свой голос по бокам, из двух мощных колонок.
– Аминь! Благодарим! – по традиции ответил зал.
Раисы Михайловны в зале не было, она как раз спустилась вниз присмотреть за обедом. Узнав, что «воспитанница» приняла участие в служении, женщина расцвела:
– Слава Богу!
После богослужения проводилась вечеря любви – чаепитие с бутербродами. Специальный человек, брат Гена, нёс служение снабжения, закупая в гипермаркете каждое воскресное утро сыр, варёную колбасу, белый хлеб, чай и сладости. Но такая благодать была не везде: сёстры сказывали, что в главном доме молитвы страны бутерброды полагались только членам церкви. А может быть, и врали: это же бывшие пятидесятницы, не совсем в себе от видений и прочих «действий Духа Святого».
И всё богослужение Михайлова испереживалась, что ей не удастся взять домой бутербродов. Но всё обошлось, Раиса Михайловна пособила.
– Вон Елена Даниловна всё время бутерброды домой собирает! А ведь не такие уж они и бедные! У её дочери – машина хорошая!
Толяна не было, и в church дышалось легче. Да и много кого не было: молдаване и прочие потянулись на родину, как караван гусей. Места в машинах стали на вес золота, и возили только бабок, на местном диалекте – сестёр-стариц, хотя у их детей и внуков имелся собственный автотранспорт.
Теперь сестра Михайлова с нетерпением ждала воскресенья, но не только из-за бутербродов: у неё появился стимул, и к каждому богослужению она готовила духовное стихотворение. Энн Бронте, «Кающемуся»; нет, слишком мрачно, и свечной атрибутики у детей Божьих нет, поэтесса – дочка англиканского священника. Вот иеромонах Роман, но его нельзя: дети Божьи ненавидят и высмеивают Богородицу, хотя должны почитать всех библейских героев! Называют же они своих отпрысков Давидами и Евами!
Но всё хорошее быстро заканчивается: на Жатвенной, самом главном празднике детей Божьих (его православные аналоги – Медовый, Яблочный и Ореховый Спас), Елена Даниловна, горбатая сестра-старица с тремя палками для подпорки, полезла в драку:
– Не трогай плов, ты не наша!
Брат Сергей Иванович Худолеев, главный помощник Толяна, мотавший срок в Сосновке за разбой с обрезом, и то сказал:
– Елена Даниловна, сестре трудно. Может быть, это вы – не наша? Никто из вас на уборку церкви никогда не приходит, а она вчера пришла и сделала всё, что ей сказали!
Да, накануне Катя вымыла окна и распутала вместе с Асмик гирлянды осенних листьев. И на сельскохозяйственную выставку принесла большой кабачок, – выпросила у знакомых огородников.
– Нет, она наша! – взъярилась Раиса Михайловна.
Плов со свининой и дурно пахнущим нутом, а также картошку с мясом, готовил по праздникам, а также к приезду начальства из миссии в Германии, брат Агайк. Они с женой Асмик родились в Самарканде, и не знали ни армянского языка, ни армянской кухни. Покупка ингредиентов компенсировалась церковью. Сестра же Раиса Михайловна готовила на свои, заискивающе спрашивая пастора Толяна, нужны ли будут пироги, а он огрызался, что ещё не знает.
На Кавказе же принято угощать, это – дело чести.
В пол-одиннадцатого ночи позвонила Раиса Михайловна:
– Катенька, ты почему ушла? Из-за Елены Даниловны, что ли? Сами-то выносят сумками! Всё равно ведь выкинут, а человеку не дадут! Я и Шурочке сегодня дала плова из котла: один сын у неё повесился, другой в тюрьме, и зарплата шесть тысяч. Я знаю, что такое голод! Я после развода жила одна с тремя детьми, варила молочный суп, крошила туда чёрный хлеб, и мне, бывало, уже ничего не доставалось, только маленький кусочек хлебушка! У меня пухли руки, у меня пухли ноги! Верующие!
У детей Божьих, как и у масонов, считалось, что «брат должен помогать брату». Но молдавской цыганке Лянке Руссу, «крещёной сестре», на её слёзы о раковой опухоли никто не дал денег, только чеченка Раиса Михайловна – последние четыреста рублей: «Возьми, сестра, если тебе это поможет».
В этой church издавна была своя священная корова, сестра Елена Даниловна. Никто так и не заметил, что внуки-безотцовщина давно выросли, дочь-медсестра купила машину, и у неё у самой инвалидная пенсия – восемнадцать тысяч рублей. В church намечалась новая «голодающая» – Галя Явлинская, жена Валеры, хотя они жили в новостройке, он ездил на «японке» с правым рулём, и собирались переезжать в коттедж. Четверо детей же!
– Деньги на церковь дают американцы, – продолжала выдавать корпоративные тайны сестра Раиса Михайловна. – Вон в прошлом году, когда тебя не было, они приезжали проверять, как расходуются средства, я для них варила! Сколько же они жрут!
Но сестра Михайлова решила за бутербродами в церковь больше не ходить. До того опуститься, опозориться! Да не умрёт же она без их колбасы и сыра!
И вправду не умерла, будто ничего и не лишилась.
Но к Валере ходить ей нравилось.
А тут и новая развлекуха подвернулась: церковь харизматов веры евангельской «Дом Петра», лифт в 90-е годы, машина времени. Интересно, а у них есть ребцентры?
Глава 4
Маленькая вошка и депутат
Честь честью, достоинство достоинством, а платить за квартиру по-прежнему было нечем.
У Михайловой, невзирая на её замкнутый образ жизни, были знакомства аж в областной Думе, да что толку? Разве для неё, «маленькой вошки», как называли её муж с лучшим другом Родионом, кто-то станет что-нибудь делать?
Наталью Николаевну Компанейцеву Катя знала давно, но и она воспринимала её как «вошку». Иногда Михайлова разносила и расклеивала всякие предвыборные и агитационные бумажонки, за что товарищ Компанейцева неплохо платила из своего кармана, никогда не обманывала.
– Ты, если что-нибудь понадобится, обращайся, – с чувством сказала депутат, когда они виделись в последний раз.
Но только Компанейцева, как всякий порядочный и уважающий себя депутат, никогда не выполняла своих обещаний.
Но вот час пробил. И Михайлова пошла в общественную приёмную Компанейцевой, что на станции Колонок.
В «алтаре» кто-то был, а в захламленном предбаннике ждала тётка с короткой стрижкой. Невидимая посетительница рассказывала о родственнице, которую сбила машина; ей не давали инвалидность.
– Она теперь всё время плачет!
– Что она плачет? Пусть спасибо скажет, что живой осталась, – цинично, ответила Компанейцева.
Как всегда не вовремя позвонил муж:
– Ты где?
Михайлова стала ругаться, чтобы он её не беспокоил.
– Мне поговорить надо, не мешай!
Тётка сделала замечание:
– Женщина, вы так громко разговариваете, что вас на улице слышно!
– Как хочу, так и разговариваю.
Компанейцева отреагировала на неё, как на привидение. Повстречав в приёмной дух сдохшего Ельцина, она удивилась бы меньше.
– Катька, ты?!
– Мне бы хотелось поговорить наедине, – надменно бросила Михайлова Монике Капелюхе, помощнице депутата.
Ох, и назовут же! Моника Евгеньевна Капелюха!
Михайловой просто было ужасно стыдно. Она изложила свою проблему.
– Ты на бирже состоишь? – деловито спросила Компанейцева.
– Нет. Что они могут мне предложить?
– У тебя пенсия?
– Нет, я же не старая.
– А на что же ты живёшь? – поразилась депутат.
– Ни на что.
– Моник, а может, мы напишем заявление в соцзащиту на материальную помощь? Или ей не дадут?[17 - Депутат и её помощница пытаются применить ФЗ-178 от 17.07.1999 «О государственной социальной помощи»; принят Государственной Думой Российской Федерации 26.06.1999, одобрен Советом Федерации 02.07.1999; последняя редакция ФЗ № 178 – всё от того же 17.07.1999.]
– Не дадут, – авторитетно заявила та.
Так Катя узнала, что наше «социальное государство» пособляет лишь имеющим небольшой официальный доход! А у кого ничего нет, тем не платит.
Компанейцева стала звонить Кошелевой, директору их управляющей компании, с которой состояла в близкой дружбе.
Михайлова давно уже поняла, что нет ничего отвратительнее и ужаснее, чем просить работу – удочку, а не рыбу. Ты раскрываешь свою уязвимость. Просто она втайне надеялась, что Компанейцева попросит подругу её не трогать, хотя пока её и не трогали.
А у Натальи Николаевны – советский синдром большого начальника – сидеть за столом и куда-то звонить. Пусть и толку от этого никакого.
Она дозвонилась до Кошелевой и изложила проблему просительницы. Михайлова спрашивала про «договор рассрочки долга».
– Вот видишь, я тебя не назвала! – похвасталась Компанейцева, из-за чего Михайлова ещё больше почувствовала себя преступницей.
Депутат написала ей адреса жилконтор, которые она и так знала.
– Завтра сходишь туда и расскажешь мне, что они тебе там скажут. Телефон твой у меня есть. Сделаешь мне дозвон, я тебе перезвоню.
– Так у меня двадцать минут в день на МТС бесплатно! – похвасталась Михайлова. – Так что без проблем!
– Как хочешь. Я и сама тебе помогу, только, конечно, не всей суммой!
Когда Михайлова вышла, уже стемнело. Было очень холодно, дул сильный ветер.
Дома Максим сообщил, что завтра выходит на работу.
***
Но на следующий день позвонила Раиса Михайловна.
На последнее общение у Валеры Явлинского она приезжала из Камволина со своей дуэньей, привезла шарлотку с удивительно свежими яблоками, сестра Борисовна испекла под её чутким руководством. Рука у Раисы Михайловны была перевязана большим тёмным платком.
– Однорукая пришла! – тихо сказала сестра Нина Андреевна.
Сестра Светлана Михайловна, эта вечно улыбающаяся кукла, запричитала:
– Что же тебя не было в церкви?! Мы все так испугались, так испугались!
Кто эти «мы»? Но Катя чуть было не поверила. Но если бы сестру Явлинскую и вправду беспокоила бы её жизнь, она могла бы взять её телефон у своего самого любимого, успешного сына, занимавшегося смс-рассылками, позвонить и поинтересоваться. Никто же из church так не сделал.
А сестра Раиса Михайловна спросила шёпотом:
– Тебя почему опять в церкви не было?
– А я и в это воскресенье не приду! И в следующее не приду!
– Почему ты мне грубишь, я-то тебе что сделала? – удивилась Раиса Михайловна. – Послушай: в это воскресенье у Агайка и Асмик годовщина, пятнадцать лет совместной жизни, он будет готовить плов. Приходи.
Катя ждала Раису Михайловну на конечной остановке. Приехал камволинский автобус, и она вышла, с рукой наперевес.
– Приветствую, сестричка, – искренне сказала женщина.
