Месяц оставленных

Священник выставил на стол потемневшую бадью с коричневым содержимым, обдавшим присутствующих кисловатым запахом. Котори напротив ожидаемо скривилась и отвернулась, глотая аромат соседних яблонь. Незнакомец не отрывал от неё взгляда, ожидая важного шага. Вряд ли девушка успела ознакомиться с обычаями, но красноречивые взгляды уловила.

– Что это? – Сидящий на противопоставленном месте олицетворяет Литу и обязан завязать беседу, прервав молчание всех собравшихся.

– Чайный гриб. Я сам выращиваю. Стоит также представиться. Гви Итер, служитель, видимой вами ныне церкви Униты на красном Мааке.

– Красном? – оживилась Лэс, и без того внимательно осматривающая сосуд с чарующим «грибом». Нет, в его детстве либо использовали чай, либо не пытали соседей вонючим подобием.

– Воды Маака уже несколько лет как окрасились алым. После того как…

– Здание сожгли, и почти всех перебили или увели в рабских оковах, полагаю, – вмешалась Котори. Она повернулась к церкви, которая всё ещё высилась зелёной массой над пыльной степью, но Адаэль знал: она видит выжженную землю, залитую бензином вперемешку с кровью, и немногих спасшихся беженцев из Тройки.

Гви слабо кивнул и взглядом утонул в своём творении.

– Я возьму пару проб воды, если это не противоречит духу святых. – Казалось, Лэс нащупала очередное исследовательское направление. Гви охотно согласился содействовать. – Раньше чайный гриб состоял из дрожжей и уксуснокислых бактерий. Либо перед нами новый симбиоз, либо, великая E. coli, возрождение бактериального мира в ключе, бьющем из-под церкви. – Лэс страшно гордилась гипотезой, но, не встретив ободряющих возгласов, притихла.

– Ещё и микробиолог, – обречённо шепнула Котори. Она сжала губы, и на подбородке выделились две впадины с расходящимися складками и морщинками.

Гви разлил по искусным чашам холодный сгусток коричневого нечто. Обделённым оказался лишь невидимый пятый гость.

Этикет не допускал присутствия менее пяти человек, но в их компании пустой табурет выглядел даже уместно. Каждый усадил на пустующее за столом место своего призрака. На стороне Адаэля выступало даже два. Старшая из двух сестёр укоризненно и настойчиво смотрела на него сквозь сидящих по левую руку соседей, а младшая пыталась схватить своими бестелесными ладошками чашу Лэс. Он вскользь прошёлся по Котори, рассматривающей жухлые листья яблони на поверхности бурой жидкости. За своим призраком она не следила. Видимо, они вдоволь насмотрелись друг на друга за годы в Мулосе. Лэс же нервно подёргивала ручку рюкзака, где скрывались личные дела учёных. Неужели один из мертвецов решил навестить любопытствующую особу?

Неожиданностью оказалось, что Котори без тени сомнения вылила из термоса остатки воды и заполнила его под завязку подозрительным чайным грибом. Выглядела она и правда чуть бодрее: сквозь пятна и потёртости костюма просматривался приятный румянец. Раньше он занимал место бледности, когда девушка смеялась до невозможности вдохнуть, что случалось на памяти Адаэля раза два: когда какой-то торговец в качестве благодарности за сделку подарил ей каштановую краску для волос, чтобы скрыть белеющие корни, и когда над Мулосом пролетала стая пёстрых попугаев, возникшая из ниоткуда и улетевшая в никуда, окрасив город в оттенки бурного карнавала.

Лэс не забыла своего обещания и с сосредоточенным видом набрала красную воду Маака в добрый десяток пробирок, невероятным образом нашедших приют у неё в рюкзаке.

Компания разбредалась по зелёной территории. Солнце лениво, но целенаправленно ползло вниз, вынуждая ночевать в компактной церквушке, но Гви – единственный ныне житель – и сам предложил гостям задержаться. Священник сосредоточился на уборке церемониальной посуды. По легенде, правильно проведённый акару сближает любых пятерых человек, создавая крепкую душевную связь, разрушаемую лишь предательством освещённого Литой, коей в их случае стала Котори. Меньше всего их интересовала мистическая связь и роковое предательство, хотя всё же маловероятно, что его совершит она. Не верится, что её секреты горше тайной связи Адаэля со скульданской шпионкой.

Котори юркнула за скрипучие двери, когда взгляды остальных рассеялись по саду. Если девушка и желала остаться в одиночестве среди знакомых осыпающихся стен, то ей это не удалось – Адаэль втиснулся в не до конца закрытую дверь.

Вдоль стен тянулся ряд трухлявых скамеек с нагромождением одежды, книг, свечей и редких листов, в полумраке кажущихся покрытыми бесформенными разноцветными пятнами, на некоторых угадывались силуэты, пейзажи и робкие попытки изобразить тройку святых.

Об электричестве не шло и речи: километры проводов остались в торговом городе вместе с достижениями физики прошлого века. Единственная комната освещалась свечами, случайным образом выставленными на уступе в двух метрах от пола. Помпезность, несвойственная храмам Униты, здесь возводилась в абсолют. Не будь на противоположной от входа стене свисающих проржавевших цепей, и несуразное строение сошло бы за один из домов в пауперах. Возможно, чуть лучше того, где он вырос сам.

Котори встала в центре – самом тёмном месте комнаты – и замерла, слушая шорохи в углах и тихое поскрипывание цепи, медленно сползающей с гвоздя.

– Под тем окном они бросили Нарию. – Она едва заметно обратилась к закрытым ставням слева. – Ей было семь, слишком мало для всего, что они могли предложить.

Адаэль молчал. Если где-то Смерть и надумала осесть, то, скорее всего, в этом месте – с мёртвыми детьми и святыми.

Луч меж ставней прорезал темноту и упал на пол у ног Адаэля, осветив две группы глубоких борозд, тянущихся к двери. Кто бы их ни оставил, битву он проиграл: царапины обрывались в десятке сантиметров от выхода из церкви. Копоть от пожара не тронула их – или кто-то намеренно вычистил напоминание о былых годах.

– Исхудавших и обессиленных привязывали этими самыми цепями к машинам. Услышавшие хруст смирнели. – Глаза Адаэля приковали посторонние пятна на некоторых звеньях. До каких оттенков коричневого доходит ржавчина, он предпочёл не думать.

– И снова то же. – Котори отпустила слова на волю: они разлетелись по всему помещению, осели на каждой поверхности и больше не вернулись в клетку. – Ты знал, что это случится, и перевёл проценты со сделок на внешний сервер.

Она не спрашивала – утверждала. Конечно, он догадывался о нападении. Не сегодня, так завтра, через месяц, год. Скульданские сведения всегда отдавали паникой и напряжённостью, но проблемы с поставками запчастей убедили его в неизбежности худшего развития событий в скором времени.

– Мог предупредить. Дельцов. Меня. У кого-то в Мулос переехала семья. – Она отравленными стрелами запускала в него слова. У кого-то там семья. У него – нет. Кого намеревался, он спас. Спорить Адаэль не был настроен, да и реплики Котори походили на отповедь.

– И где мои единственные деньги? Горсти фосс, что я заработала в этом гнилом городишке.

– Не в Мулосе, в безопасности. Когда доберёмся до Скульда, верну тебе всё до костяного сена. Потратишь на безопасную жизнь в любой стране. После лечения.

– Там добрая половина твоей выручки. Можешь забрать всё, если доберёмся до Шиндского водопада в течение пары месяцев.

– Это сильно западнее Дироля, не по пути. – Несмотря на слухи о практически сверхъестественной красоте тех заповедных мест, частью маршрута крюк не задумывался.

– Я и не собиралась в столицу.

Он потащит её в мешке, если потребуется, отправит грузом в уютном контейнере и заглянет на чёртов водопад, если она изменит своё мнение. А пока переубедить девушку невозможно. Закоренелая, непробиваемая упрямица.

Воздух затрепетал, пламя кружило в энергичном джайве, роняя капли воска под нетипичными углами. Адаэль вытолкнул ставни на зелёный океан трав и уставился на нарастающую с каждой секундой волну земли, уже взмывшую на километр к недостижимым звёздам. Невдалеке необдуманное движение бура заставило землю с разрушительной силой нестись на церковь, поднимая уже заскучавшую после бури пыль.

Внутрь влетела Лэс, с трудом удерживающая в руках все три седельные сумки и собственные вещи. За ней хлопнули и распахнулись крылья скрипучей двери. Гви вёл под уздцы коней, суетящихся в ожидании неминуемо ужасного.

Пока мысли остальных метались, священник закрепил дверь мощной скамейкой, вернул на место ставни, продев в крепления сброшенные со стен цепи, и зафиксировал их на крюках по периметру окон.

– Нас похоронит под слоем грунта! – вопила урданка, снующая от двери к окнам и дёргающая за ручки и цепи, страстно желая оказаться на воздухе.

– Церковь нас защитит. – Гви опустился на скамью у двери и положил ладонь на грудь, точно отмеряя дыхательные акты.

Их могла спасти только эта молчаливая молитва. Прошлая земляная волна – год назад – унесла один из заводов Шестерни вместе с тысячей рабочих. Кирпичные стены костяшками домино сложились под грудой вековых камней вперемешку со слоями глины и сланца. Либо Гви обладал неким знанием относительно крепкости окружавших их стен, либо он надеялся, что сами святые придержат для них небосвод. По крайней мере, километры задуманного пути оборвутся мгновенно, если каменная кладка «заземлится» удачно.

Пол раздувался синхронно с вибрацией надвигающейся волны. Решающая минута приближалась. Ему захотелось в последний раз увидеть знакомую бледность, скрытую под пылевой завесой на костюме. Благо девушка вняла его мысленной просьбе и, опустившись на пол, стянула маску. Она сжала ладонь на уровне сердца – с пальцев спускалась серебряная цепочка. Котори, готовая к неизбежному, потерявшая надежду, сейчас стиснула крошечный маяк для святых, моля их о помощи. За себя ли она просила или за остальных?

Частота вибрации нарастала. Адаэль не удержал равновесие и вместо запланированного мягкого приземления практически растянулся около девушки. Она одарила его нежно-испуганным взглядом, каким смотрит мать на отпрыска, и протянула ему вторую руку. Коснуться её Адаэль не успел – в стену ударила волна. На вспучившемся поле, в момент невесомости, он сориентировал своё тело так, чтобы по приземлении накрыть Котори собой.

На мир опустилась сплошная вуаль с привкусом песка. Свист ветра оборвало хлопанье механических крыльев. На подоконник приземлился голубь с неестественно резкими движениями головы, крылья опустились в отсеки на боках металлической тушки.

Глава 4. Гвин. Когда не осталось всего, что мы знаем

Волнорез принимает удары судьбы стойко. Какой бы высоты ни была волна, ей придётся отступить перед настойчивостью насыпи. За одной волной неизменно следует другая, накатывает разрушительное цунами, но город цел, спасены жители. Бесчувственная гора песка и камня с огромным метафорическим сердцем, полным мощи выступить против зова природы. И на сей раз волнорез устоял, сохранив четыре некогда никчёмные жизни, приобретшие значение, выстояв по воле святых ли, природы ли, если это не одно и то же. Возможно, сами души решили: сегодня они не сольются с мириадами звёзд, и эта их уверенность стала подпорками старинных, усталых стен, сдержавших множество волн.

Огонь слился с зависшими в воздухе песчинками, многогранными кристаллами, пробирающимися по дыхательным путям к вместилищу идей, чувств, пульсации жизни.

Осколок скамьи завис над Гви, метя в раскинувшиеся на половину туловища лёгкие. Толчки прекратились, и двигательная способность покинула рассечённое дерево, бросив то бесцельно нависать над спасшимся. В горле властвовали песок и следы былого пламени. По венам будто пересыпались килограммы частиц, противостоящих притяжению. Сухость шла снаружи: нечто свершившееся заставляло воздух обдавать подопечных жаром, лишённым влаги. Случиться могло лишь одно, и оно непоправимо.

Гви прополз полметра вправо, задев угрожающий деревянный осколок копной чёрных волос, оставив церкви подношение в виде упругой пряди. Алтарное пространство пустовало. Живое устремилось прочь из духоты. С потолка свисала балка. Её змеями обвивали священные цепи Литы – её путы, балласт отношений.

Снаружи текли звуки склоки, чертыхание и крепкие, словно титан, слова. Урданка предпринимала робкие попытки броситься на выходца из фавел, державшегося отстранённо с прибытия. Не Гви его судить за неразрывную связь с прошлым, протягивающим шелковистые нити к его ложному имени. Ножны его самодельного оружия надорвались, и черепок завис точно под ладонью, сладостно ожидая призыва. Парень высвободил руку из перчатки скафандра, но сжатый кулак устремился ко лбу, чтобы стереть пылевую завесу с лица.

– Нечего тут спорить. Коней нет. Идём пешком в Форцизию. Купим там транспорт и припасы. – Благословлённая Литой запнулась, подбирая слова. – Лусо припрятал средства, верно? – Она почти зло толкнула его в живот, схватив с земли остатки вещей.

Когда пожитки перекинулись через плечи, все трое обернулись к нему, будто разом у них родилась одна и та же мысль. Они бросили его в надёжных стенах церкви, и он их не винил.

– Мы не можем оставить его. Сад погибнет без источника, а еду унесло волной. – Урданка придвинулась к нему и передала сумку со скромными запасами пищи, из-за спины выглядывал рюкзак, сквозь дыры в котором виднелись картонные обложки.

Лэс избегала его глаз, как нашкодивший ребёнок. Ей и не нужно было ничего говорить. Одного взгляда на сад оказалось достаточно, чтобы подтвердить темнейшие опасения: Маак иссяк – не пережил земляного потопа. За ним умирали растения.

Казалось, это скорбное обстоятельство должно расстраивать, но Гви чувствовал, что алый источник пересох вовремя. Под его крылом трое потерянных, отчаянно рвущихся в неведомый край путников. Он не подслушивал их разговоры – шуршание ветра подсказало ему правду. И всё равно он боялся ошибиться: вдруг пазл мыслей сложился неверно, вдруг слух подвёл его, вдруг им неинтересно его предложение.

– Я помогу с кораблём до ближайшего порта. – Лусо переменился в лице. Увидел выгоду, решил Гви. Вот так балласт превращается в воздушный шар.

Случилось и нечто другое, что позволило Мааку наконец уйти на покой, но это другое он пока не знал, лишь чувствовал, что оно свершилось.

Они пропустили всю ночь, и раскрасневшееся солнце теперь карабкалось по облакам, как ловкий скалолаз. К счастью, оно никогда не оступится, не упадёт. Лэс настояла на переливающемся золотом скафандре. В церкви не было нужды в защите, но в этих брошенных землях воздух разносил яд, а песок завершал дело.

Впереди держалась пара из Мулоса. Светловолосая, как отсвет луны, Котори не стала более скрывать тесной связи с Литой, и цепочка, родная оставленной позади церкви, гордо заключала её шею в путы святой. Ложноимённый сохранял дистанцию: по метру от отстающих и Котори по правую руку. Несколько раз он едва не коснулся её руки, но, судорожно сжав ладонь, отводил непослушную конечность к сумке на плече. Котори посуровела, изменилась в лице, но в глазах горела та же печаль, скрывающаяся за дымом злости. Гви остановил взгляд на ней чересчур надолго, чем заинтересовал свою спутницу.

– Вы знакомы?

– Мы все знакомы. Так говорит Лита. – Он и правда узнал её не сразу. Морок первой встречи прошёл, и теперь Гви видел в лице девушки забытые черты.

Урданку ответ не устроил, хотя она с любопытством пробежалась глазами по воздуху. Высчитывала угол порывов?

Они миновали пересохший колодец, прежде чем Лэс продолжила разговор.

– Твоё имя. «Г» в нём тёмно-синяя, как созревшая голубика, как крылья лазоревки в сумерках. И конечно, как глубокие воды, которые ты обещал нам помочь пересечь. – Её глаза цвета грозовой тучи, отступающей под натиском тёплых лучей, умоляюще ждали подтверждения. Гви кивнул.

Сам он не замечал цвета имени, ни оттенка, ни блёклого намёка. Мысль скакала по цветовому спектру в поисках некоего слова, термина.

– Ты синестет! – наконец выпалил он. – Благословение Униты!

– Скорее шалость природы. – Девушка улыбнулась сквозь чуждую маску. – Но чем бы это ни было: сочетанием генов или даром святых – это прекрасное стечение обстоятельств, к которому человек не имеет никакого отношения.

Сквозь фильтр голос собеседницы звучал резко, неестественно, будто прорывался через плотную завесу, но слова улыбались, выливаясь в звуки, это он слышал точно. Для Лэс они имели цвет, а для него несравнимое ни с чем мелодичное звучание, как завывание одинокого ветра, проносящегося над пшеничным полем и цепляющего сухие колосья. С ней единственной не составляло труда заговорить. Котори и её товарищ излучали физически ощутимое негодование и распространяли свою болезнь на собеседников. Казалось, даже жизнерадостная Лэс подхватила эту хворь, излечимую лишь искренним смехом и принятием того факта, что не всё на свете возможно исправить одномоментно. Мато, святой, питающий людей чувствами, поскупился на радостные их проявления, когда осыпал этих двоих лепестками сакуры. Или же крепкий ураган снёс нежный флёр.

Едва заметная в пыли дорога оборвалась. Куда хватало глаз дотянуться, простирался покорёженный лес из холодных серых деревьев, облачённых в каменно-металлический кожух. По земле танцевали тени ветвей, сливаясь в густую чёрную массу в глубине зарослей. Меж стволов сновали быстрые пятна, напоминающие скрытных зверьков.

– Ещё пару лет назад этого не было. – Бледная девушка озадаченно ощупывала ближайший ствол. Стук уходил внутрь с низким, точно гортанным, звуком.

– Ещё пару дней назад этого не было, – дополнила Лэс, яро разглядывающая металлические корни.

– Обход займёт несколько дней. При условии, что лес где-то кончается. – Лусо скользнул лучом фонаря по стволам в глубине чащи, и на секунду на Гви уставились чьи-то глаза. Делец не подал виду, хотя суетливо поправил платок на шее, выбившийся из-под маски.

Котори облокотилась на ствол и опустилась на землю. Из сумки она извлекла термос с чайным грибом и, поморщившись, поболтала остатками жидкости на дне. Девушка не жаловалась. Никогда. Шла впереди и держалась.

В церковь захаживали оставленные всеми странники, без дома, без средств, без скафандра. Все с овисом на последних стадиях. Их тела усеивали язвы, из глаз сочились мутные слёзы боли, ноги распухали – и некоторые ползли к церкви на руках. Они молчали внутри, у алтаря Литы, даже не молились, а снаружи их разрывала боль – мучительный вой смешивался с шуршанием листвы и напоминал уродливый хор. Алые воды Маака помогали лишь некоторым, но неминуемо каждого ждали святые. Они принимали мучеников в своём саду, угощали диковинными ягодами и потчевали изысканным питьём.

Котори пробежала по Гви глазами, затем ещё раз, будто подтверждала ранее выдвинутую гипотезу. Хлопнув по коленям, она прыжком встала и нырнула за ближайшее дерево. Её шаги гулким звуком расходились по чаще, поэтому выйти на след не составило бы труда, если бы остальные отстали. Но и обитатели леса слышали каждый её шаг.

Лусо последний раз сверился с картами и, уступив решению подруги, обнажил смертоносный черепок. В отражённом от стволов свете он поблёскивал синевой. С обречённым вздохом Лэс ступила за первый ряд деревьев, а Гви замкнул шествие.

Если солнце и держалось ещё над горизонтом, то им это было неизвестно. Через тридцать метров пути высокие кроны сомкнулись над головой точно собранной головоломкой, и вереница путешественников шла за тусклым светом фонарика дельца. Ноги путались в звонких корнях, а ветки царапали лицо.

– В «Пророческих рассказах», которые мне читала мама, говорилось, что мёртвые леса вырастают на местах огромного горя. – Лэс шептала, боясь, что услышат духи, преследующие их с самого входа. Тени и блики играли на стволах всю дорогу, но молчаливая договорённость не обращать на них внимания достойно соблюдалась.

– Металл – это застывшие души. Так говорится в «Рассказах трёх святых». – Котори привлекла внимание преследователей – тени сгустились перед ней.

– Трёх рыцарей, а не святых. И у нас был сборник, – подхватил парень, борющийся с именем.

– Трёх учёных! – воскликнула Лэс.

– Ещё бы, – вяло заметила Котори. – Три итерации одной книги в разных частях мира.

– Не просто души. Каменная серость говорит о детях, – пояснил Гви, и остальные обернулись на него с нечитаемым выражением на лицах.

Сомнительно, что все трое глубоко изучали древние тексты и сказания, выведенные в пещерах примитивными красками, но раздавшийся со всех сторон треск подействовал не менее ободряюще. Что-то среди скрюченных стволов отозвалось на их предположения. И этому чему-то совершенно не понравилось сказанное среди его владений.

– Конец, – раздался голос Котори из начала колонны. – Слишком плотные заросли, мы не пролезем, особенно в костюмах.

Вынырнуть из удушающе-липких скафандров они всё равно не успели бы: хруст и треск за спиной Гви едва ли отстоял больше чем на метр.

– Что на этом месте было раньше? – предпринял последнюю попытку он. Если Лэс, проходившая этим путём недавно, не помнила смертоносной металлической чащи, то, вероятно, прежде здесь располагалось нечто неприметное и безопасное.

Задумались сразу двое, Котори развернулась спиной к непроходимым зарослям и следила за тенями.

– Здесь могло быть что угодно. Таверна, свалка, пустошь, база урданцев.

– Временный госпиталь! – осенило Лэс.

– Детский? – подключилась Котори.

– Не помню ни одного ребёнка. – Лэс окинула взглядом безжизненную крону в поисках ответа. – Кроме стройного визга из палаток.

Котори смерила взглядом дельца-напарника. Тот не ответил, потупив взгляд.

– С полгода назад я провела сделку между верданской фармацевтической компанией и местными распространителями лекарств. В Мулосе нет централизованных больниц и аптек, поэтому многие средства находят путь через дельцов. – Голос её подрагивал на отдельных словах, будто зародившиеся тревожные мысли падали на язык с огромной высоты и выводили его из равновесия. – Меня заверили, что предлагаемое седативное средство прошло необходимые проверки, а поставщик надёжен и работал с дельцами раньше. – Лусо не ответил и на её новый взгляд, ещё более яростный. – Первые поставки пошли в палаточные городки и госпитали, в том числе в один лагерь для беременных, которые не могли позволить себе нанять врача для приёма родов.

Лэс ухватила суть мгновенно. Она бросилась на Котори, хорошенько приложив её в падении о металлический корень.

– Никакая армия не нужна, если мимо прошли дельцы!

Парень с ложным именем опомнился и, поспешив на помощь, оттащил урданку. Гви решил, что осведомлённость Лэс в части научных изысканий ныне сыграла не на руку. Сам он понимал, случилось нечто трагичное, но едва ли захотел бы узнать детали.

– Она не знала! – пресёк попытки пререканий делец. Черепок он убрал в ножны, закреплённые в пределах досягаемости – если потребуется.

– А ты, значит, знал. – Котори отряхнулась и, придерживая рукой затылок, поднялась на ноги. – Знал, что препарат тератогенный14, но всё равно подсунул мне сделку. Насколько разбогател?

– Десять процентов с каждой поставки. Я понятия не имел, что препарат доберётся до беременных.

– И что среди пустыни вырастет металлический лес, полагаю, тоже не догадывался.

Треск сменился тихим плачем. Гви коснулся холодного ствола, поверхность которого покрылась каплями жидкости. Или вспотели его собственные ладони? Из-за плотной стены деревьев, куда они не могли пробраться потянуло запахом дыма, смешанного с премерзкими химическими нотками. Плач изменил расположение и теперь доносился откуда-то снизу – от корней.

Гви опустился на колени и заглянул в переплетение металлических корней, образующих узкий проход в запретную часть леса.

– Пролезем, – приободрил он спутников. – Но скафандры придётся снять.

Мысль встретили с разным рвением. Дельцы стянули маски, силиконовые перчатки и освободились от костюмов за секунды. Лэс помедлила, рассчитывая, что найдётся другой способ, но тени энергичнее заплясали среди ближайших стволов, а затем издали такой визг, что в просьбе поторопиться не приходилось сомневаться.

– Они хотят, чтобы мы надышались этим химикатом. – Лэс набрала воздух через маску в последний раз и выскользнула из золотистого облачения. В сумраке её пятна походили на игру света и тени, запутавшихся в чудном танце.

Девушка несмело кивнула ему, и Гви пополз через корневой коридор, где стояла полная темнота, о чём он не стал объявлять остальным. Сзади раздавалось нервное дыхание, сменившееся настолько глубоким вдохом, что впоследствии выдохнутый воздух мог бы растянуть стенки коридора, будь они резиновыми. Запах концентрировался и заставлял вдыхать через рукав, глаза слезились. Земля под ногами и руками забивалась под одежду и заползала под ногти, оставляя трудно вымываемый чёрный полумесяц. Корни над головой временами дрожали, будто по ним пробегали друг за другом некие лёгкие создания, в тот же момент по туннелю лился детский смех, чистый и тёплый. Тогда вздохи за спиной сменялись асинхронными всхлипами. Было неважно, кто ползёт сзади, кто издаёт звуки, общая ли это реакция, сливающаяся в стройную эмоцию. Гви разделял со спутниками те же чувства, и для этого не требовалось их видеть.