Месяц оставленных

Netta Natrix

Месяц оставленных

Часть 1. Антибиотик

В итоге

Всё началось со сточных вод, что иронично, учитывая, что скоро мы все окажемся в придорожной канаве истории.

Главным достижением человечества стала гибель миллионов, миллиардов, нет, триллионов соседствующих с нами существ. Планомерное уничтожение продолжалось долгие годы, десятилетиями мы проигрывали эту войну, пока однажды новый антибиотик не изменил расстановку сил.

В одной из лабораторий группа молодых и перспективных учёных, собранных со всех уголков Земли для работы над проектом «Superior»1, целью которого было создание универсального и неограниченно мощного антибиотика, активного в отношении всех микроорганизмов: как грамположительных, так и грамотрицательных2. В один момент (дату общественности не сообщали) исследования увенчались успехом, а новый продукт человеческого ума получил название хомимицетин3, в обиходе прозванный «хоми».

Все данные ныне засекречены, если вовсе не вычеркнуты из истории, дабы не напоминать потомкам о позоре их предшественников, некогда героев планетарного масштаба.

Параллельно велась работа и над созданием мощного противовирусного препарата, на что человечество натолкнула недавняя пандемия нового штамма гриппа. Как выяснилось, к вторжению вирусных агентов оказалась не готова ни одна страна мира. Одно лишь стало большей неожиданностью: вирус был в умах.

Запись от неведомого числа ничтожно неважного месяца незначительного год

Глава 1. Котори. Понедельники ещё никогда не шли так плохо

– Ты и правда считаешь, что десять тонн дерева – не приведи Триба узнать, где они умудрились столько достать – пойдут на печать книг для детского дома? – спросил Олли, когда она покидала их уютное пристанище, давно пустующую конюшню на десяток голов.

– Моя задача – проводить требуемые сделки, а не думать, способен ли клиент вести бизнес без задней мысли. – Это вполне верно, но о происхождении груза Котори и сама задумалась после недолгих переговоров с подрядчиком, о котором ничего не было известно ни одному дельцу в Мулосе. Неназванные древесные магнаты условились заключить сделку с не менее неизвестной печатной корпорацией, по данным Олли, состоявшей из двух человек, указанных в официальных документах как сооснователи.

К тому же от упоминания троицы святых перед походом в фавелы на границе с Урдой поднялась волна воспоминаний. Цепочка потяжелела и совестливо оттягивала карман.

И вот она на той самой сделке. Слева горизонт стыдливо прятался за частоколом однотипно печальных построек, служащих жильём многим тысячам бедняков и беженцев от непредсказуемых игр Большой тройки. На нейтральной территории уже много лет вспухали язвы простеньких поселений, где удавалось жить вне пугающих слухов о гонке вооружений, о новых программах, куда забирали добровольцев без выбора, об очередных грандиозных последствиях соприкосновения человека с природой. Все эти люди бежали в Мулос, где их не ждало ничего. И впервые именно это и казалось благом. Пыльная пустошь, бедная земля, приютила и укрыла под своим надёжным крылом безысходности и ненужности целые поколения выходцев из трёх стран. Хотя скульданцы не встречались с тех пор, как страна закрыла границы. «Днище нашего общего судна было пробито в тысяче мест на момент закрытия границы. Эти ребята опустили переборки на тонущем корабле в надежде спастись», – говаривала она, когда Адаэль в очередной раз настаивал на важности выстраивания дипломатических отношений со Скульдом.

Мулос разрастался стараниями Дельца, таинственной фигуры, недостижимого и никому не известного лидера, ни разу не явившего себя подчинённым, но неизменно контролирующего все торговые операции. Спустя три года её пребывания в этом забытом месте город перестал напоминать лишь совокупность невпопад набросанных ветхих домиков, из которых тянулся запах тухлой еды и сладковатый аромат смерти, занимавшей здесь особое положение в иерархии. Раньше сюда приезжали умирать, теперь же смерть сбросила с пьедестала торговля. Грязные улицы, очерченные мусорными кучами, сменились заурядными проездами, видимыми в любом минимально развитом городе, а изобретательная компьютерная торговая сеть запустила свои липкие пальцы в каждую страну, хотя серверы по-прежнему оставались в городе sine spe, без надежды, как до сих пор слыл Мулос в обречённых фавелах.

Справа в нескольких километрах высились немногочисленные постройки главного района Мулоса, своеобразной столицы без страны или страны без столицы, но с огромным ежедневным притоком сделок. Не без помощи дельцов, конечно.

Человек напротив был полноват. Отёкшие ноги он прикрыл расклёшенными чёрными брюками из кашкорсе, из-под которых нельзя было разглядеть носков ботинок. Непрактичная одежда для пыльного региона. Вечером этот позёр замучится оттирать низ штанин от пятен едкой грязи, выжигающей цвет. Торс торговец решил не скрывать, и желтоватые волокна лайкры жалобно поскрипывали на вдохе.

– Похоже, я не зря прислушался к Лусо и выбрал Вас в качестве посредника, – в его голосе сквозило снисхождение.

Сложная часть сделки подошла к концу десять минут назад, когда Котори чётко обозначила позицию продавца относительно цены. Остальное время торговец лишь давал понять, что намерения его чётко определены и жизнь нынче неблагосклонна к таким, как он, но сбавлять цену всерьёз он не думал. Сплясав под аккорды лестных речей, он согласился заключить сделку.

– Благодарю за учтивость, господин Гродер, – выдавила Котори, горло мигом пересохло, вызвав настойчивые позывы к кашлю, сдерживаемые только желанием сохранить лицо и не заплыть неудержимыми слезами. Воздух здесь был и в самом деле отборно отвратительный. Пыль проникала внутрь, прогрызала путь под кожу, мешаясь с потом.

От упоминания приятеля стало чуть спокойнее на душе. Человек перед ней не был призраком или галлюцинацией, раз её товарищ – Лусо для дельцов и клиентов, Адаэль для друзей, список которых состоял, похоже, только из одной Котори – лично порекомендовал вести дела с ней. Не в первый раз он подбрасывал ей дело в критический момент, когда близился месячный отчёт по завершённым сделкам, которых в этом месяце насчитывалось две – теперь уже три.

И всё равно что-то в этой сказочной истории смущало. Пожалуй, сам факт того, что этот богатый тип решил выкупить дерево на половину Вердании за неслыханную сумму, которую даже не пытался сбить. Она могла бы уточнить у него детали бизнеса, но открывать рот лишний раз после недавней пылевой бури не хотелось, да и не ответил бы он ей честно.

Торговец протянул обнажённую руку, покрытую старыми рубцами, которые можно было бы не заметить, не присматривайся Котори ко всему, что приходилось трогать без прикрытия верного костюма. Она подавила брезгливость и ответила на рукопожатие, обращая мысли к Адаэлю, которому она безусловно выскажет каждую накопившуюся брань о необходимости вывода из обихода дельцов опции рукопожатия. Её напряжённые пальцы едва успели коснуться поношенной кожи, как торговец перехватил ладонь и полностью накрыл своей огромной лапой, точно зажав жертву в капкане. Котори вежливо улыбнулась и с силой дёрнула руку, стремясь спастись от захвата, но толстые пальцы уже впивались в кости пясти и не собирались выпускать хрупкую девичью конечность. На лице Гродера растекалось блаженство. Он накрыл руку Котори второй своей и принялся мягко поглаживать, отчего по телу проскочил разряд подлинного ужаса, смешавшегося со злобой. В голове созрел дерзкий план – запечатлеть на лице торговца пару ссадин, – но не успела она сделать замах свободной ладонью, как он ослабил хватку и рука безвольно соскользнула назад к владельцу.

Гродер застенчиво убрал обе руки за спину и опустил глаза, притворившись, что любуется редкими обломками породы и песчинками, поднятыми очередным потоком ветра и вырисовывающими причудливые узоры на бесплодной земле. Не сказав ни слова, он развернулся и зашагал к припаркованному в паре метров транспортному средству, отдалённо напоминающему гольф-кар, адаптированный к местным ландшафтам: прозрачные пластиковые щиты по периметру машину призваны были защитить изнеженных жителей Урды от надоедливой пыли.

Объяснений она, само собой, не ждала, но такого рода странность выходила за рамки необходимого зла. Стоило сказать Адаэлю, чтобы в следующий раз смело направлял этого типа к Вакену.

Весь путь в перевалку Котори теребила серебряную цепочку в кармане. Видит Лита, как она устала за сегодняшний день. Подушечки пальцев скользнули по тонкой гравировке кулона: на аверсе – шершавое крыло, на реверсе – лист, нависший над цепью. Цепочка неуловимой нитью связывала её с прошлым, упруго соединяя строптивые части её жизни в цельную массу без конкретного назначения. Возможно, и сегодня за ней присматривала любимая святая, укрывавшаяся в душе с детских лет, с первого прочтения «Пророческих рассказов трёх святых».

Солнце сияло беспощадной красотой. Алые заходящие лучи щекотали пустынные пейзажи и окрашивали почву и редкие неприхотливые растения в порфировый цвет4 с медно-золотым напылением. Облака почтительно расступались перед ярким гигантом, и срезанный горизонтом диск казался аурой расположенного впереди города. Постройки выделялись неестественной восковой массой на фоне продолжающейся за ними пустоши, но воск этот не таял под действием жара, а неудержимо тянулся пиками зданий к чистому, мягкому, переливающемуся тёплыми оттенками небу. Сегодня вечером, в эту самую минуту, мир замер в ожидании маленького вечернего чуда, спускающегося на тёмно-рдяных5 перистых крыльях ночи. Котори практически могла разглядеть эту мистическую сущность, одним крылом уже накрывшую безжизненные фавелы сзади. Клюв же завис над ней, грозясь поглотить нерадивую путешественницу, забредшую так далеко от города.

Мулос казался сегодня особенно безмолвным. Единичные зеваки пьяно покачивались в направлении перевалки, либо обмыв удачную сделку, либо оплакав очередную неудачу. Перевалки всегда заполнялись до предела. Там оседали бесконечные потоки жаждущих наживы и редкие добросовестные торговцы, пожелавшие скрыть внеурочную деятельность. Как дельцу Котори стало доступно место в конюшне, будто она была чистокровным поджарым скакуном, купленным для скачек. С первых секунд отвергнув эту идею, она предпочла остаться в перевалке, откуда и начала свой путь в торговом районе Мулоса.

Тишина цепями ложилась на конечности, опутывая слабое тело. Хотелось поскорее вернуться в костюм. Прогулки на свежем воздухе не шли ей на пользу. Никому не шли. Воздух в центре был самую малость чище округи, но даже на периферии, в беднейших районах, содержание потенциально опасных веществ в кубометре воздуха значительно отличалось от соседних Урды и Вердании, причём не в лучшую сторону.

Костюм защищал хрупкую иммунную систему, но в нём не представлялось возможным незаметно нырнуть за угол, раствориться в тени, скрыться за грудой невостребованного товара, что требовал её род деятельности. Несмотря на текучку жителей, всегда находились мерзавцы, подлые торгаши и бандиты, готовые уцепиться за любую возможность получить свежую плоть. Котори проникалась культурой местных дельцов уже три года, но до сих пор оглядывалась каждые несколько метров, будто за ближайшим торговым автоматом притаился призрачный преследователь, неизменно приближающийся на пару шагов, пока она не видит. Она могла поклясться, что вчера он прятался на метр дальше.

Святые, как же она устала.

Дельцы, сделки, торговцы, тени прошлого, отсветы будущего. Она грезила только о доме, далёком, недоступном, потерянном навсегда, разметённом ветром, как куча пыли.

Над головой послышался стук, выведший её из туннеля мыслей. От неожиданности Котори запрокинула голову слишком сильно и едва удержала равновесие, схватившись рукой за прохладный шершавый камень ближайшего дома. В одной из перевалок закрыли ставни. Обычно это происходило перед пылевой бурей, как, например, вчера, но сегодня ночь будет ясной, луна вызывающей яркой дугой висела над зданиями, а смельчаки среди звёзд пробивали себе путь сквозь облака. Раздался новый стук. Хозяин соседнего окна принял негласную эстафету. В считанные минуты всё здание замуровало жильцов ржавыми ставнями, выглядящими как пятна гнили на нездорово-сером лице дома.

Сегодняшний день продолжал утомлять неожиданными откровениями. Неизменными оставались лишь стражи местного сокровища – сотен серверов, через которые текли все сделки мира, кроме тех, что опасно или позорно афишировать. Тогда на сцену и выходили дельцы – тайные посредники широкого спектра законных, полузаконных и вовсе предосудительных сделок. Незримое промежуточное звено, в котором оседал неплохой процент с продаж.

Среди дельцов Котори занимала относительно устойчивое положение, предусматривающее, что в выстроенной системе она ответственна за сделки, имеющие отношение к физическим товарам, за что именовалась дельцом материального.

Её каморка расположилась на втором этаже, чуть менее доступном снаружи, но всё ещё подходящем для побега через окно, если возникнет подобная необходимость. На площади пять квадратных метров умещалась лишь кровать с тумбой, до треска забитой книгами, которые удалось выменять у торговцев за небольшие поблажки при заключении контракта. У двери она подобрала сумку с тёмной жидкостью тяжеловесных портьер и набором мелких деталей, оставленную ей в качестве способа угодить. Как только череда защёлок встала на место, девушка рухнула на кровать, не сделав ни шага. Подняв правую руку, недавно пострадавшую от бесцеремонной выходки торговца, она распахнула окно – полились сдавленные голоса недовольных и пьяные возгласы одобрения. Под потолком притаилось небольшое устройство, изобретение Уилла, активируемое крошечным пультом, спрятанным среди плотно втиснутых в тумбу книг. Одно касание, и устройство выпускало тончайшие нити, упорядочивающиеся в сеть – слабо мерцающий в темноте балдахин из переплетённых фильтрующих волокон, позволяющий надёжно укрыться от загрязнённого воздуха, не прибегая к защите сковывающего движения костюма.

Точно живое, одеяло мгновенно стреножило добычу, оставив одну ногу волнам прохлады, тянущимся из окна.

Наполовину провалившись в романтические мечты и желание оказаться сейчас среди родной зелени, по колено в близкой сердцу воде – реке, что именовалась слезами Литы, пролитыми для каждого несчастного, – Котори всё же расслышала скрип подоконника и удар распахнутого окна о стену.

– Скройся, бесёнок, – процедила девушка, всё ещё цепляясь за иллюзорные образы и не открывая глаз. Гостя она узнала по звуку походки и шуму, с которым он влез к ней.

– Мне правда жаль, что я не смог найти необходимые сведения перед той сделкой, – шмыгая носом, прошептал Олли.

Этот ребёнок отодвигал время отдыха, отчего хотелось стучать зубами, но маленький мучитель не заявился бы среди ночи, не окажись причина существенной, поэтому Котори повернулась к нему лицом и распахнула с некоторых пор серые глаза.

– Не уверен, что всё это, – он обвёл рукой комнатушку, едва не задев стены – для его речи требовались иные декорации, – и они оба знали, что Олли говорит о конюшне, – моё. Что, если у меня не выйдет влиться в компанию?

– Тогда тебя, вероятно, убьют, чтобы ты ненароком не разболтал барыгам, как плохо у нас идут дела, – не стала смягчать Котори.

Последние полгода дельцы товаров и дельцы историй работали в убыток, прикрывая тылы личными запасами членов обоих блоков. Уилл рекомендовал обратиться к Тёмным дельцам за поддержкой, пока их финансовая катастрофа не всплыла, как разбухший труп в озере.

О Тёмных дельцах непосвящённым до сих пор в принципе не полагалось ничего знать. Адаэль предупреждал, что их комплектуют из отборных негодяев, значит, подобные знакомства искать не следовало. Вот только одного из них Котори опознала и так просто отпускать не собиралась, хотя, по крайней мере, сейчас она ничего не готовила, свежа была в памяти незапланированная помощь от Уилла, без которого она бы уже обустраивалась в фавелах.

Олли свесился из окна и наполовину скрылся из виду.

– Доктор Уильям ждёт тебя! – просвистел ветер голосом мальчика, когда тот полностью исчез в ночной мгле.

Котори натянула одеяло на лицо, не желая вновь оставлять кровать в томительном ожидании, но в конце концов вынырнула из глубины пропахшей потом шерстяной ткани и, закрыв окно, шагнула за порог. Ещё каких-то двадцать минут, и она вернётся сюда завершить начатое – проспать добрых восемь часов, перед тем как вновь погрузиться в рутинные задачи.

Доктор обитал в пристройке для персонала по левую руку от входа в конюшню. Время уже перевалило за полночь, но всё здание светилось десятком окон-софитов, бросая лучи на улицу и высвечивая лица прохожих. Тяжёлые двери конюшни были приоткрыты, выпуская запах сена и стойкий навозный душок. Перед дверью пристройки красовался бесхитростный водопроводный кран, сооружённый доктором для вечно перемазанной ребятни. Рядом на крючке висело некогда белое махровое полотенце, превратившееся от тысячи использований в лоскут потрёпанной ткани. Котори оттянула его за край, и гармошка полотна разгладилась, открыв взгляду тёмно-синие короткие полосы-стежки, оставленные девушкой, когда Уилл предложил научить её шить на случай, если ему понадобится помощник для операции. По какой-то причине только ей он мог довериться в этом вопросе. Возможно, потому что она не боялась крови.

Уилл сидел спиной к двери на своей мастерски собранной из обломков табуретке. Казалось, он умел латать не только людей, но и предметы. Дверь предательски скрипнула, когда Котори входила, потому Уилл, не оборачиваясь, жестом подозвал её: никого другого он не ждал.

По рабочему столу будто прошествовал не особо опрятный отряд, разбросав книги по анатомии, заметки на клочках бумаги, пустые склянки и орудия пыток, которые Уилл называл инструментами на крайний случай, но кушетка оставалась решительно чистой, готовой ежесекундно принять неожиданного пациента. Котори взгромоздилась на неё, облокотилась на жёлтую стену позади и свесила ноги, не достававшие в такой позе до пола. Скользнув в карман, она вновь нащупала цепочку, ловко перехватила концы и, выудив под слабый электрический свет больничной комнаты, застегнула на шее, пока Уилл перетаскивал табурет поближе к кушетке.

Коротко подстриженные тёмно-русые волосы в полумраке выглядели неровно срезанной кисточкой из беличьей шерсти. Вероятно, густые и мягкие когда-то, локоны теперь были неоправданной роскошью для одного из немногих толковых врачей в Мулосе. Надбровные дуги образовывали тяжёлые тени под глазами, ничем не лучше её собственных. Он молча пробегал по ней серо-зелёными глазами, временами хмурясь и демонстрируя борозды морщин.

– Тебе хуже, – констатировал Уилл. – Бледность. Петехии6. Усталость, – перечислил он с утвердительной интонацией, но так, будто ожидал, что Котори начнёт отрицать очевидные и заметные ему симптомы, но она только слабо кивнула.

Уилл откинулся на воображаемую спинку своего табурета и впал в задумчивость.

– Дорогой Уильям, если ты случайно не нашёл способ меня от этого избавить, то прекрати каждую чёртову неделю таскать меня из постели в эту клетушку, которая, между прочим, в два раза больше моей комнаты. Мне обидно, знаешь ли. – Она подалась вперёд и нависла над его коленями в двадцати сантиметрах от лица.

Уилл съехал с сиденья, не приближаясь к ней ближе, чем она уже была, и принялся расхаживать от рабочего стола до двери, приложив правую руку к нижней челюсти и подёргивая указательным пальцем мочку. Второй рукой он крутил между пальцами карандаш, едва не упавший на пол, несмотря на чёткие движения. Мелькнула мысль, что, будучи весьма умелым доктором и плотником, Уилл не смог бы показательно подбросить монетку. Точнее, подбросил бы, но уж точно не поймал.

– Раз уж я здесь. Не дашь мне пару трубок на замену? – разорвала ткань тишины девушка. Уилл остановился, взгляд его замер на двери.

– Извини, поставок нет уже несколько недель, – мрачно ответил он.

– Это же расходники. Разве Тройка не связана пактом? – недоумевала Котори. Заключённый три года назад пакт Стеновера обязывал три враждующие страны: Урду, Верданию и Скульд – осуществлять поставки запчастей к костюмам в любую точку мира на безвозмездной основе. Если все трое решили нарушить договорённость, это не сулило ничего хорошего.

– Я изучаю накладные на прошлые грузы. – Уилл наконец повернулся к ней и кивнул на стол с нагромождением всего на свете. – Вдруг упустил нюансы следующей поставки.

Он в это не верил. Котори – тоже. Но ничего другого не оставалось. Если поставка задержится ещё на неделю, парню придётся повторно использовать трубки питания, предварительно вымочив их в спирте, как он делал в прошлом году, когда напряжённость между странами достигла апогея из-за слухов о дерзких экспериментах Вердании, основанных на разработках скульданских учёных. Рядовые толки, но из-за них холодные головы едва не обратились в горячие стволы.

Котори могла быть свободна. Ничего посоветовать или прописать доктор ей не способен. Как и всегда. Ей, одной из многих его пациентов, он помочь не мог, что заботило его сильнее, чем ежедневные подвиги, спасающие половину города.

Парень вернулся за стол. Котори на секунду прикрыла глаза – лишь на один момент, – чтобы дать себе насладиться тишиной ночи и безмятежностью комнаты. Со стороны стола слышалось слабое шуршание бумаги.

Котори проваливалась в сон, когда её в очередной раз вынудили откинуть нежные мечты. На сей раз за дверью раздался гомон, приправленный крепкой бранью как мужской, так и женской.

– Что за шум? – кисло выдавила девушка.

Уилл зарылся в бумаги о поставках и эпикризы, не желая выяснять причину очередной потасовки несмышлёных пациентов, которых ему, вероятно, скоро приведут для осмотра рваных ран и ушибов. Повезёт, если не придётся вправлять открытый перелом в отсутствие медикаментов и антисептических средств.

Котори бодро спрыгнула с кушетки, легко прогнав сонную пелену, и осторожно выглянула из-за двери, не ожидая ничего обнадёживающего. И не зря. У главного входа в конюшню толпились две враждующие группы дельцов: такие, как она, неприметные работяги, дельцы товаров, и элитарные дельцы мест, известные как Триумвират барыг, причём в полном составе. Ни один из последних не удосужился натянуть свой едва не обшитый изумрудами костюм, намереваясь, по всей видимости, решить дело быстро. Мирно или не очень, они, наверное, сами ещё не понимали.

Шествие возглавлял крупный светловолосый верданец за шестьдесят в резедово-зелёном камзоле, расшитом лозами плюща – символом Литы, – оканчивающимися вычурными пурпурными цветами, не характерными как для реального растения, так и для святой. Хитрый прищур и беспокойные руки, беспрестанно выныривающие из карманов и вновь скрывающиеся там, вызывали отвращение. Ларт де Мерель звал себя потерянным племянником верданского герцога и вёл себя так, будто рукава ему оттягивали золотые монеты, а за ним оставался след от эфемерной шёлковой мантии, тяжёлой ношей опустившейся на его плечи. Ларт стоял первым, но несколько сбоку от остальных, отчего могло показаться, что в неразбериху он встрял совершенно случайно, невинно проходя мимо, хотя, разумеется, выступал главным зачинщиком вечера.

Котори перевела взгляд с этого образца кощунства на следующего участника процессии – средних лет смуглокожую женщину с выпущенными на свободу чёрными волосами, нисходящими до поясницы и скрывающими её лишь немного полноватую фигуру. На поясе у неё висели пустые дерматиновые ножны – иллюзия беспомощности для врагов, кинжал искусной работы притаился за поясом, где его прикрывала пышная шевелюра. Исе Фиду слыла примером подлинной урданской культуры с воинственным духом и твёрдостью в отношении принятых решений. Готовая дать дельный совет и превозмочь любые трудности, она быстро стала центром притяжения ребятни разных возрастов, превратившись для обездоленных и брошенных в материнскую фигуру.

Замыкал тройку бунтовщиков Адаэль, делец Мулоса, самый молодой из них, выглядящий не старше Котори, с тёмно-древесными волосами, образующими некое подобие боба, разбросанного мощным порывом ветра и застывшего в таком состоянии навечно. Кончики его волос даже в тусклом свете выглядели болезненно высветленными и посечёнными. Как обычно, после недавней стрижки. Можно подумать, Адаэль отрезал отросшие пряди карманным лазером, преподнесённым Котори и занявшим почётное место на поясе парня, но подпалённые кончики были таковым задолго до подарка. Локоны походили на завядшие цветы: пожелтевшие на концах, но ещё сохранившие первоначальный цвет ближе к корням. Шею бессменно прикрывал серо-коричневый платок, отороченный полоской неаккуратно пришитой пёстрой ленты ядовито-красного цвета, выгоревшей на солнце до мутно-кораллового. Парень зачастую играл пальцами со свободными концами, когда утопал в мыслях или нервничал, но сейчас его руки послушно сложились на груди. Рядом с лазером на поясе примостился глиняный черепок в форме чересчур сгорбленного месяца, служивший импровизированным кинжалом. Широкая и относительно прямая часть осколка была обёрнута в изношенную плотную ткань и торчала напротив селезёнки. Фавельская глина при правильной обработке не уступала в прочности корунду, из-за этого глиняную посуду не представлялось возможным разбить, если, конечно, специально не задаваться подобной целью.