Месяц оставленных

– Тебя это успокаивает, верно? Перебирая все эти данные в голове, ты чувствуешь, что в твоей власти повлиять на ситуацию.

– Я увеличиваю объём памяти и развиваю мышление. – Лэс отвечала не так бодро, как обычно. Котори отпустила тему, пока та не увлекла урданку в свою собственную пучину сожалений.

Улицы простирались пустынными, безмолвными коридорами с туманными стенами. От влажного холода низины потела маска и дрожали колени. Как можно быстрее следовало найти мать Уилла и вернуться на тропу. Если для Котори поездка в Скульд – роскошь, последнее баловство, то для Адаэля – это серьёзное испытание. Если он провалится с Лэс, то останется без дельцов, без средств существования и без дома. Он оказал ей услугу несколько лет назад и ещё множество позже, в последней шалости она ему не откажет, даже если делец Мулоса подвёл её. Несколько раз.

Но вот Гви она выносила с трудом. Его румянец и сладкие речи разжигали в ней пламя несправедливости. Нет ничего неприятнее несправедливости, хотя нет и ничего чаще, чем она. Возможно, парень действительно мог помочь. Пока что она потерпит. В любом случае пузырёк с ядом всегда при ней.

– Где живёт мать твоего друга?

– Без понятия. Если найдём здесь хоть кого-нибудь, спросим.

– Если. Обнадёживает. – Лэс вернулась к своему лёгкому тону.

Фахверковые двухэтажные домики вырастали каждые десять метров и выглядели умиротворяюще в окружении искусственной растительности. Лозы обвивали перила балконов, а с крыш ниспадал девичий виноград.

Продолжив путь по рукаву проспекта, они наткнулись на детскую площадку – самую тихую, что ей доводилось видеть, но не безлюдную. На качелях, скрипящих разными тональностями, сидела одинокая фигура с шляпой на голове. По мере приближения в рассеянном тумане прорисовались черты незнакомца: никакой шляпы, голова напоминала по форме перевёрнутую каплю, острый нос походил на птичий клюв, и ни намёка на волосы.

Ребёнок вяло помахал им. Котори приподняла руку и выдавила улыбку, которую поглотила маска, но лицо малыша было видно отлично: сеть сосудов пробивалась из-под тонкой, точно прозрачной, кожи, носогубный треугольник и межбровное пространство выдавало взрослый возраст, хотя, очевидно, перед ними находился ребёнок.

Лэс опустила руку ей на предплечье, но не успела выдать очередную справку.

– Прогерия, – выпалила Котори, чем напугала и Лэс, и ребёнка.

Девушка отшатнулась от неё и уставилась перепуганными глазами, будто впервые видела патологическую бледность. Ребёнок впился пальцами в металл качелей, но не проронил ни слова.

Прогерия, преждевременное старение, – редкая генетическая аномалия. Она слышала об этом, но надеялась никогда не увидеть. Даже Лэс, знаток столь многого, выглядела подавленной и теперь по бледности не отставала от Котори.

Она усадила урданку на край песочницы и робкими шагами подошла к качелям, опустившись на колени перед ребёнком.

– Мы ищем одну старушку, миссис Ладагор. Не подскажешь, как нам её найти? – Ребёнок слушал с непонятным выражением лица, словно слова Котори отдавали бредом. Потом запустил руку в карман и извлёк свёрнутую листовку, приглашающую на праздник клюквы с указанием адреса в пределах деревушки. – Спасибо. – Котори коснулась пальцами маски в районе губ, а затем протянула ладонь к щеке ребёнка. Малыш залился краской и улыбнулся самой нежной улыбкой, что она видела. Внутри снова всё дрожало, но чувства смешивались красками на холсте, обнажая то тревогу, то злость, то сострадание.

Когда Котори отступила, Лэс уже бодро стояла на ногах и цепляла носком ботинка песок, пытаясь отвлечься.

– На праздник клюквы?

Бровь урданки выглянула из-под маски изящной дугой.

– В Мулосе тоже бывают культурные мероприятия. Не карнавалы, конечно, но со своим колоритом.

Туман рассеялся настолько, что на дороге вновь распустились указатели. Они зашагали к проспекту. Котори бросила последний взгляд на качели, но они лишь мерно болтались по инерции. Никого.

Праздник местные устроили с размахом. Вероятно, перед ними сейчас находилось самое крупное здание во всей деревне – нечто похожее на культурный центр или спортивный зал. Вся жизнь сконцентрировалась здесь. Люди носились по периметру с клюквенными пирогами наперевес. Кто-то суетился с графинами морса, не сильно огорчаясь, если половина содержимого по какой-то причине проливалась на одежду. К столбам тянулись вывески со слоганами, посвящёнными ягоде: «Рыцарская клятва как клюква: кисла, но полезна», «Ешь клюкву как медведь и станешь сильным», «Клюква в желудке – здоровье в рассудке». Один страннее другого. Может, она забыла, каково это жить и иметь возможность праздновать дни клюквы, улыбки, папоротника?

Их с Лэс неизменно встречали ободряющими возгласами и называли внучками, ведь все присутствующие были по меньшей мере на пятьдесят лет старше. За одним столом разместился средних лет парень, не удостоивший их ни секундой внимания. Он что-то лениво записывал в блокнот и сверялся с часами.

Котори почувствовала на себе недружелюбный взгляд. Старуха с хищным прищуром приближалась с пугающей скоростью, ловко орудуя тростью.

– Я вас не знаю, – прорычала она, продемонстрировав пробелы в верхней челюсти.

– Мы друзья Уилла, ищем его мать, чтобы сообщить, что…

– Здесь нет никакого Уилла. И матерей тоже. За кого вы меня принимаете? В моём возрасте ещё не до детей.

Лэс чуть оттащила её от старухи.

– Ещё? Может, уже? Сколько, она думает, ей лет? – прошептала Котори, поймав такой же недоуменный взгляд урданки. – Прошу прощения. Мы не хотели Вас обидеть. Нам бы только сообщить, что Уилл в порядке, – добавила она громче, обращаясь к старухе.

– Кто он, ваш Уилл? – прокряхтела она.

– Один из немногих врачей здесь.

– Неправда! Нет здесь никаких врачей! Ни одного! Иначе они спасли бы моего мальчика. – В голосе её слышалось отчаяние и такая боль, будто она потеряла ребёнка только вчера.

Лэс приобняла старуху и усадила на ближайший стул.

Теперь неприветливый парень явно заинтересовался: встал и направился к ним. Его разъярённое лицо пугало стариков, и они благоговейно перед ним расступались.

– Фамилия Ладагор Вам о чём-то говорит? – предприняла последнюю попытку Лэс, заметив, как к ним несётся буря.

Руки старухи дрожали, но от звуков имени замерли.

– Она моя соседка. Носит чудесного малыша под сердцем. Он ещё ни разу не толкнулся. Говорят, это знак того, что Хару не наложил на него свои мерзкие лапы.

Котори отступила, пропуская парня к старухе. Ей нужна была пауза, чтобы обдумать услышанное.

– Что здесь происходит? – взревел он. – Вы точно не похожи на сына миссис Курони!

Лэс бодро протянула руку и представила их, объявив, что они абсолютно точно не дети миссис Курони и уж тем более не родственники никому здесь. Парень нахмурился пуще прежнего. Котори знала: она горько пожалеет, что позволила Лэс сказать правду. Что-то шло не так, а утверждение, что они никому не приходятся родственниками, лишь усугубило положение.

– Сын миссис Ладагор был в Мулосе в момент нападения. – Слова Котори вышли на несколько тонов громче и прозвенели по всей деревне, привлекая внимание стариков вокруг. В их глазах стояло непонимание. Казалось, их смутил не смысл, а громкость, с которой это произнесли. По лицу парня же точно прошла расщелина, исказившая его черты осознанием.

– Он…

– Жив, – не стала томить Котори. – Мы должны сообщить его матери, чтобы она не переживала.

– Едва ли она переживает, – горько заметил он, опуская глаза на блокнот в руке. – Сейчас у неё партия в бинго. Уилл так и работает на дельцов?

– Кто такие дельцы? – оживилась миссис Курони.

Парень подхватил старуху под руку, когда она решила подняться, взбудораженная обсуждением. Её взгляд перебегал с Котори на Лэс. Она осматривала их костюмы, не расправляя хмурые морщины.

– Юные леди, что на вас за наряды? Вы похожи на химиков.

Лэс молча оглядела себя и пожала плечами. В голове Котори шестерёнки застряли по вине одной мысли, липкой, страшной. Она решила придержать её до того момента, как старушку не уведут к остальным.

– Миссис Курони, позволите отвести Вас к фонтану из клюквенного пунша? – мягко сказал парень.

– Никакого алкоголя, молодой человек, – отчитала старуха.

– Само собой.

Он отвёл её в гущу клюквенных событий и вернулся к девушкам. Котори воспользовалась возможностью.

– Травма, опухоль…

– Синдром Корсакова. Миссис Курони крепко взялась за бутылку после смерти сына двадцать лет назад.

– Что это за место? – дрожащим голосом спросила Лэс. Она снова начинала бледнеть. Котори её понимала – на ней самой хоть не видно бледности.

Парень предложил Лэс стул и едва успел подхватить её – ноги совершенно отказали в поддержке.

– Форцизия не деревня в обычном понимании. Это хоспис. – Котори оглядела суетящиеся массы. – По большей части для людей…

– С деменцией, – закончила она за него.

Парень утвердительно кивнул.

– И прогерией, – добавила Лэс.

– У нас небольшой штат сотрудников. Мы за ними присматриваем. Это их место. Здесь царит спокойствие. Каждый день мы придумываем новый праздник, достаём им редкие продукты, чтобы порадовать. Каждый день на их лицах такое счастье, что хочется продолжать делать всё это снова и снова, – он осмотрел владения, пристально изучив некоторых пациентов, и повернулся обратно к девушкам.

У Котори дрожали внутренности, сосуды предательски спазмировались, а лёгкие забыли, как вдыхать. По маске текли слёзы, ограничивая обзор. Это место убивало своим отчаянием, но дарило какое-то чувство лёгкости, когда она задумывалась, как каждый день приносит этим людям покой и свет. Она боялась. Всегда боялась дойти до этого. Неважно, насколько молодой она была, страх потерять разум занял островок её мозга и пускал отравленные корни всюду, куда мог дотянуться. Ядро личности, то, что являлось ею настоящей, представлялось сокровищем, даром, который ни за что нельзя выпустить из рук, иначе он растворится в забвении. Она держалась за память, опасаясь, что эта эфемерная сущность ускользнёт – иногда ей это удавалось и Котори накрывал страх. Если исчезнет то немногое, что формировало её, небольшие клочки ткани в черепной коробке, то распадётся и она сама. Столько силы, власти в руках крошечных клеток, образующих её личность, её волю, её сущность.

Её трясло. Она переживала свои страхи секунду за секундой, тонула в них.

Перед рассеянным взором возникла мутная фигура, взявшая её руки в свои. Она что-то шептала, но слова лишились смысла, потеряли индивидуальное звучание. Её щёки ощутили мягкое прикосновение ветра, а слёзы стали высыхать – кто-то снял с неё маску. Чёткость зрения не вернулась, и она закрыла опухшие от слёз глаза. Чувство равновесия её подвело, и в следующий момент её щека касалась чего-то тёплого, а тело поддерживалось кем-то со стороны. Волосы – не её собственные – щекотали ноздри и мягко ложились на шею.

Она простояла так некоторое время, счёт которому не вела. Мутная фигура, похоже, была не против, и Котори воспользовалась гостеприимностью её объятий.

Она успокоилась, но не хотела открывать глаза, снова видеть вокруг всё тот же безжизненный пейзаж, ту же пустошь, ту же безнадёгу. Сбоку раздался голос Лэс:

– Может, дать ей успокоительное? В деревне, скорее всего, найдётся, да, Айлан? – Видимо, парень представился, пока она находилась в полубессознательном состоянии, потому что следом послышался его голос.

– Есть, конечно. Сейчас принесу.

– Не нужно, я в порядке, – собралась с силами Котори. Голос вышел хриплым, но на этом поле она была не властна.

Нехотя растащив веки, она сразу же встретилась с обеспокоенным взглядом Лэс. Она тоже осталась без маски и выглядела слегка потрёпано: под глазами расцвели красноватые пятна, волосы у лица прилипли к коже, а граница между цветами, казалось, стала ярче и агрессивнее. Айлан стоял рядом с ней, придерживая за руку.

Гви она не заметила – оставалось надеяться, что это не он подставил ей крепкое плечо, но рано или поздно придётся расстаться с теплотой под щекой и взглянуть в глаза её временной опоре – по совместительству вешалке. Спасителя выдали волосы, касавшиеся её лица, – тусклые, с посечёнными концами.

Она медленно отклонилась, пытаясь почувствовать землю и поймать равновесие. Перед ней, опустив глаза, стоял Адаэль. Когда Котори отпрянула, он выглядел не более устойчиво, чем она сама. Пальцы гуляли по поясу с ножнами, волосы растрепались больше обычного, и на плече лежали мокрые пряди.

Она не сразу заметила, но на друге не хватало платка, а вот в её пальцах он был явно лишним. Мокрый от слёз. Должно быть, Адаэль протянул ей тряпицу, пока она пользовалась его плечом в качестве подушки. Загадкам пришёл конец: под платком делец прятал пренеприятный шрам от верёвки. В другое время она бы и не обратила на него внимания, но сейчас зрение обострилось и ловило каждую болезненно-бледную складку, оставленную пенькой. Она аккуратно вложила платок в его руку и отступила назад, стараясь оторваться от шрама, отпечатавшегося в памяти на долгое время. Его вздёрнули, но он выжил. Это рождало целый рой вопросов, которые Котори, вероятно, никогда не задаст.

– Я отведу вас к матери Уилла. – Айлан заполнил образовавшуюся паузу.

– Мне на сегодня хватит, идите без меня. – Хрипотцы в голосе чуть поубавилось. – Подожду вас на западной окраине.

– Я должен сходить. – Адаэль всё ещё выглядел растерянным, в интонации скользили оправдания.

Котори не задерживалась более на площади. Проходя мимо внушительного чана клюквенного пунша, она поправила сумку и проверила замок, прощупав снаружи содержимое. Всё цело, всё на месте. Она отогнала дурные мысли и бодрым шагом направилась к границе деревни, не концентрируясь на ноющем чувстве в костях.

Её маленькая шайка показалась через пятнадцать минут. Айлан оставил их за несколько домов до границы и издалека махнул Котори. Неужели он проживёт всю жизнь так? Убьёт молодость в забытой деревне среди тех, кто его даже не узнаёт. Ей и без того хватало тем для размышлений – черви надоедливых мыслей лишали сна с завидной регулярностью.

Лэс приблизилась первой. Привычный румянец играл на двухцветных щеках.

– Как ты?

– Не терпится оказаться в Скульде, чтобы больше не напарываться на такие места. Как там миссис Ладагор?

– Убеждена, что сын скоро вернётся из школы. – Урданка помрачнела, и Котори мгновенно пожалела о вопросе. Будто она ожидала другого ответа.

– А что в тех личных делах такого особенного? – Она предприняла попытку сменить тему, но сделала только хуже. Лэс ссутулилась, точно папки в её рюкзаке резко потяжелели.

– Это. Личное.

– Извини. Не стоило. – Котори отвернулась от неё, не в силах вбирать более это ужасное чувство вины.

– Мне нужно узнать, что произошло в тот день, когда хоми вырвался на свободу.

Зубы тихонько скрипнули от трения, но она всё же нашлась с ответом.

– Помню тот день. Суета, потерянность. Впервые в жизни это казалось благом. До поры до времени.

Лэс прикрыла глаза, брови дёрнулись, вероятно, синхронно с уголками губ, которых не было видно под маской.

– Нам надо раздобыть вам сменные фильтры и трубки. – До Скульда много дней пути, в течение которых вся компания надышится хоми вдоволь. Похуже, чем она сама. Даже для Гви это чересчур жестокая участь, хоть и соответствующая.

– Некогда искать. Тем более без новых поставок шанс найти запчасти невелик. – Адаэль подкрался, пока они разговаривали. Он до сих пор избегал её взгляда.

– И что же ограничивает нас по времени?

– Твоё здоровье. – Вряд ли делец этого добивался, но прозвучало обвинительно. Да и проблема заключалась не в этом. Уж Адаэль-то лицезрел овис во всей красе на протяжении нескольких лет и рискнул бы своим здоровьем только по веской причине.

Она его сейчас не переспорит, но пара бессонных ночей, наполненных сухим кашлем, переубедит дельца. Какая бы причина ни стояла за его упрямством.

Лэс и Адаэль зашагали к горизонту, где солнце устало отправлялось на покой. Котори остановила Гви, уперев руку в его широкую грудь. Он, не смутившись, покорно остановился, ожидая, скорее всего, худшего. Она потянула на себя его безвольную руку и вложила в ладонь склянку из тёмного стекла.

– Ты этого не заслужил, – прошипела Котори. Он не заслужил такой лёгкой смерти, сегодня она это поняла.

Ступив за пределы этого странного (ужасного, милосердного, неестественного) места, Котори вздохнула чуть свободнее, будто возложенные на грудь свинцовые плиты пошатнулись и съехали, позволив грудным мышцам оправиться.

В десяти минутах ходьбы от деревни дорогу перекрыл караван. Нагруженные лошади, верблюды и ослы недовольно обменивались мнениями о своих наездниках, размахивающих хлыстами и бичами. Причудливые наряды покрывали костюмы торговцев. Шёлковая ткань сминалась под седлом, вышитые золотыми нитями узоры горели в лучах солнца, обжигая глаза своей многочисленностью. В конце каравана, к которому её чудаковатая компания и подошла сперва, бесились отпрыски с бесконечной энергией, перескакивающие через ослов, будто перед ними находилось не животное, а спортивный снаряд. Ни шанса, что здесь кто-то ещё её помнит, но ближе к середине Котори выхватывала взглядом отдельные протянутые к ней руки, точно узнавшие её просили милостыню – стандартное приветствие для необъятной семьи Магри.

Урданка нервно тянулась к рюкзаку каждые секунд десять, проверяя сохранность вещей, что не могло не вызвать невольную улыбку. Один из черноволосых мальчишек, укутавшийся в тёмно-фиолетовые одежды – редкий цвет для отшельников – с персиковыми вихрями, разбегающимися по ткани, схватил Лэс за рукав, выпрашивая еду. Золото костюма девушки привлекало жадное внимание не только детей. Повезло, что знакомые Котори унимали всеобщее предвкушение наживы, пока не случилось чего похуже, чем доводилось видеть ей самой.

Адаэль выглядел не менее напряжённым, постоянно запуская руку в платок на шее, который он теперь надел поверх костюма, чтобы всегда иметь занятие для пальцев. Парень скрывался за спинами Лэс и Гви, не приветствуя караван, хотя несколько рук отчётливо тянулись именно к нему по неизвестной Котори причине. Их дела с Магри закончились несколько лет назад, и исходом последней сделки стала она. Так казалось.

Гви завоевал внимание ребятни, как только с его губ сорвались лживые речи о святых, древние истории о чести, храбрости, справедливости – всё, как любят дети. Взрослые бросали на него тревожные взгляды, ничуть не уступая Лэс. Торговых людей не так просто пронять историями о честности и добре.

Магри возглавлял шествие, взобравшись на крышу небольшого карта. Его голову венчала синяя шляпа с подгибающимися на ветру полями, удлинёнными сзади. На брезентовой крыше он чувствовал себя как птенец в родительском гнезде: ноги подогнуты в удобной позе, руки расслабленно болтаются, словно ничто не могло сбросить его с трона. Пока он не заметил Котори.

Карт резко затормозил, из хвоста каравана донеслись ругательства, заглушённые ржанием. Магри скакал глазами по Котори и её окружению, суетливо ища способ спуститься.

Насколько она помнила, расстались они с торговцем на хорошей ноте, поэтому видеть его столь напуганным казалось подозрительным. Котори двинулась вперёд, чтобы подстраховать старика, но тот, уже начавший спуск, подтянулся обратно на перекладине крыши и предпочёл противоположную сторону карта.

Конечно, она не была с ним мила никогда, но чтобы настолько… Много воды утекло. Она побледнела, ожесточилась под пылевыми бурями, но всё же не считалась угрозой ни в чьих глазах. Чего не скажешь о её спутниках. Обеспеченная урданка приняла суровый вид, осознав уязвимость своего положения, и теперь с приподнятым к небу подбородком следила за опасливыми попытками детей приблизиться под её испепеляющим взглядом. Парни и в светлые дни выглядели хмурыми статуями, а теперь и вовсе растеряли обаяние, заметив неприветливый вид Магри.

– Gaudeo videre res bene20. – Котори сдёрнула силиконовую перчатку и протянула неохотно приковылявшему торговцу руку.

– Et tu quoque21, – дежурно ответил Магри и вяло пожал предложенную руку. – Медная фосса снова в пути?

– Беды нагоняют.

– От них не убежать надолго, – сокрушённо ответил старик. Вокруг его ног плясали струйки пыли – вестники скорой бури. До фавел следовало добраться до того, как разразится шторм. По одному бедствию на сезон, а их уже накрыла земляная волна чуть более суток назад.

– Не одолжишь пару скакунов? Мне нечем платить, но…

– Нет! – слегка скатился в крик Магри. Зычный голос выдал небывало высокую ноту. Он тут же обернулся к каравану, высматривая нечто среди членов семьи.

Взгляд упал на прутья решётки, мелькнувшие меж усталых торговцев. В сердце каравана билось нечто живое, слышался звон металла. Шелка сомкнулись плотным рядом, загородив обзор.

– Дикие звери, – приметил её замешательство старик. Его шляпа съехала, и пласт ткани прикрыл один карий глаз.

– Надо полагать, вы не в фавелы держите путь. Каритас?

Магри слабо кивнул, выпутываясь из полей головного убора. Взгляд его всё время метался где-то за правым плечом девушки, а вот она от него не отрывала глаз, выискивая в морщинах некую правду. И вариант остался один.

– Лусо, а старик ведь не изменился вовсе. Подойдёшь? Глаза у него как были, так и остались слабоваты. Он хочет и на тебя посмотреть.

Магри пробрала дрожь, и по рядам каравана пробежала синхронная волна паники.

За спиной скрипел песок, и с каждым шагом сзади нарастали перешёптывания.

– И я рад его видеть. – Дружелюбные интонации, казалось, напугали Магри только пуще.

Двое одарили друг друга таким взглядом, будто перебросили раскалённое чугунное ядро. Какие бы дела они ни вели, Котори в них посвящать не полагалось.

Она отвлеклась от лицезрения повисшей между Адаэлем и стариком неловкости, когда обнажённых пальцев коснулось нечто тёплое и мягкое, обвив их точно нежная ткань. К ней беззаботно подплыла девочка лет пяти, чьи тёмные волосы шёлковым полотном ложились на плечи. Голубые глаза – чересчур бледные на смуглой коже – поймали не менее светлые радужки, напомнив пристальный взгляд Нарии, умевшей с такой же ловкостью подкрадываться, когда Котори тонула в мыслях.

Девочка крепче сжала ладошку, словно пытаясь прощупать пульс сквозь огрубевшие пальцы. Второй рукой она дёрнула за кишечную трубку, и внутри колыхнулась боль. Котори, не отрывая взгляд, не дрожа, не дыша, приспустила маску. Малышка испытующе оглядела её черты, скользнула по волосам, выпавшим из слабого хвоста.

– Пусть они останутся на привал с нами, – властным голосом объявила она.

Из каравана к гостям уже летела пухлая женщина в простом наряде из разноцветных лоскутов.

– Прошу прощения, vir meus22, – выдавила она, запыхавшись. – Я сейчас же уведу Ратею.

Магри оторвался от дельца.

– Если дочь просит, я не могу отказать.

Дрожь его голоса растаяла, превратившись в уверенность, не напускную, а абсолютную, мешавшуюся с хитростью торговца в ожидании наживы. Его загнали в угол, как дикого зверя, но теперь он знал, как выбраться и заставить хищника пожалеть о своём выборе.

Глава 6. Лэс. Город призраков, протягивающих руки к свободе

Никогда в жизни Лэс не приходило в голову, что кухама, кочевники, окружат её кольцами питона и придвинут поближе к фосфорному освещению. Складная лампа, напоминающая комплекс сталагмитов с наиболее высоким элементом по центру, заливала мягким белым светом первые пару рядов, а во тьме скрывалась остальная – куда более значительная – часть каравана.

Им любезно предоставили дорогие ткани в качестве ковров, хотя лица нескольких торговцев скривились в ухмылке и с губ сорвались крепкие ругательства. Они наивно полагали, что путники не владеют южным диалектом мулосского, распространённого на Ажарской возвышенности. Огромное упущение. Хотя по большей части к их команде это и было применимо, к Лэс сия неосведомлённость никак не относилась. Пусть используют верданский, скульданский, даже мударе23. Она знает их все в совершенстве.

С дельцами обходились чуть вежливее. Дети, в том числе Ратея, дочь главы каравана, окружили Котори и по очереди перебирали крошечными ловкими пальцами её хрупкие бесцветные волосы. Девушку, похоже, это ни в малейшей степени не смущало. Едва заметно улыбаясь, она пересказывала им некие байки со времён бытности дельцом. Теперь статус её зыбок. Без Мулоса нет и дельцов, и от обоих отвернулась всякая удача.

Лусо оставил подругу ещё несколько минут назад и на чересчур повышенных тонах рассуждал о делах с Магри. Слышали их перепалку решительно все. Несколько раз торговец упомянул лесопилку и небывалую партию древесины, зависшую в Мулосе по причине нехватки рабочих рук. Временами старик посматривал на дочь и трижды подбирал слова, прежде чем ответить дельцу. Их точно связывали некие торговые договорённости. Сперва Лэс беззастенчиво подслушивала, но ей быстро наскучило следить за их рваным диалогом. К тому же обделённым на яркие слова. Пару раз проскакивали жёлто-лимонные и красновато-древесные буквы, но не более того. Речь их была груба и примитивна.