скачать книгу бесплатно
После слов Имира о Поспеловых цыган испытывал легкое чувство вины перед Любой, попавшей под его мстительную горячую руку. Парень вроде бы и не ощущал угрызений совести – стрёмная девка сама напросилась. И в то же время юноша воспринимал себя поганцем, который обидел того, кого обижать не стоило. Налёт на деваху постоянно крутился в мыслях и доставлял не очень приятное послевкусие, вынуждавшее мальчика напрягаться. В голове так и проносилось, как мама, узнав о некрасивой шутке сына над робкой дочерью Поспеловых, отчитывает и укоряет его. Ещё меньше десятиклассник хотел попасться под руку отцу: тот, спокойно, без жалости, скажет всего пару слов, но приятного будет мало. От представленной сцены парнишка вздрогнул и невольно поморщился.
Сэро пытался игнорировать навязчивые мысли, но они совсем обнаглели – лезли в голову и лезли, отравляя всё беспечное и весёлое внутри него.
Мальчик решил извиниться. Очень не хотелось этого делать, ведь «зубрилка» тоже некрасиво повела себя на уроке химии. Но как-нибудь он всё-таки извинится. Или хотя бы сделает вид.
***
Люба мыла руки после еды в одном из школьных умывальников, врезанных в стену коридора перед входом в столовую. Здесь было всегда очень темно и очень шумно. Сзади толкались желающие попасть к крану или просто балующиеся от переизбытка дури.
Ещё один урок, английского языка, – и домой. Только окончившееся черчение оставило пренеприятный осадок и безвозвратно испоганило настроение на весь день.
Предмет вёл бесхарактерный, абсолютно безобидный седой мужчина в очках. Он не держал дисциплину в классе и не пытался её держать.
10 «А» класс единственное, что не делал на черчении, – это не ходил по потолку. И то только потому, что это было физически невозможно. Во время урока обрывались занавески, гремели стулья и парты, многие вставали с мест, пересаживались, ходили и бегали по классу. Летали бумажки и всякий мусор. Виноградова со Степанченко подрались, потому что он бросал зажжённые спички ей в волосы. 10 «А» вертелся, ржал, визжал и вместо черчения страдал откровенной дрянью.
Сбоку от Любы, на соседнем ряду, уселась Близнюк Юлиана с подружкой Светой Тарасовой, и вслед за ней, своей королевой, приполз Картавцев Игнат. Мальчишка весь урок стремился превзойти самого себя, чтобы рассмешить Юльку и Свету. Кричал гадости безответному учителю, травил несмешные анекдоты, напрашивался к Близнюк в гости. Его фантазии попасть в дом к кудрявой красавице-брюнетке, как и проводить её или сходить на прогулку были абсолютно безнадёжными – Юлиана избегала слабаков. Это больно ударяло по самооценке неудачливого ухажёра. Тут кривляка подметил сидевшую в метре от него Поспелову и решил сменить тему.
– Поспелова! А Поспелова!..
Люба посмотрела на Картавцева.
– Что, тебя на свидания никто не зовёт? – скалясь, выкрикнул Игнат и злорадно заржал.
– И никто с тобой встречаться не хочет?..
Люба молча смотрела на него.
– Глянь-ка, не отвечает! – повернулся к хихикающим девочкам Картавцев и начал, демонстративно и гадко кривляясь, передразнивать тихоню.
У Любы на глаза навернулись слёзы. Она отвернулась. Только слышала, как Картавцев громко говорит Юлиане:
– Да кому она нужна, сдохнет старой девой, монашка кривая!..
Слёзы больше не смогли держаться в глазах и потекли по лицу. Люба глубоко вздохнула, пытаясь подавить рыдание, иначе станет ещё хуже.
«Молодец, Картавцев! Ты, как всегда, прыгаешь по мне, чтобы заработать себе очки! Браво! Только Близнюк всё равно с тобой встречаться не будет, когда есть богатые взрослые мальчики на джипах или понторезы с первой школы!» – девочка ещё раз вздохнула и засунула обиду глубоко внутрь себя. Она поплачет дома. Здесь не место. В ушах будто сквозь вату гудел шум распоясавшегося класса.
Поспелова закрыла воду и протяжно выдохнула. Мерзкое воспоминание после черчения не отпускало: поднималось тяжёлым комом к горлу и начинало душить. На этой неделе ей говорили много гнусностей, но эта была последней каплей. Челюсти болезненно сжались, и Люба, чтобы расслабить сдавленную грудную клетку, втянула с шумом воздух через нос. Сердце бешено колотилось.
«Ненавижу тебя, Картавцев! Когда-нибудь ты поплатишься за все свои подлости, мерзкий ты уродец!.. Надо успокоиться, посмотреть на себя в зеркало: вдруг лицо или глаза красные… Никому не покажу, что мне больно. Пусть даже не надеются!» – Люба собралась пойти к выходу из коридора, граничившего с вестибюлем первого этажа. Слава Богу, в её группе по английскому не было ни Игната, ни Юлианы с Тарасовой. Хотя девочки ей ничего плохого не говорили – лишь только хихикали, тихоня ненавидела и них.
– Тетрадь принесла? – вкрадчиво сказал ей на ушко кто-то позади.
От неожиданности Поспелова резко развернулась в сторону говорившего и чуть не столкнулась лбом с нахально улыбавшимся цыганом, что подкрался к ней слишком близко. Старшеклассник незаметно последовал за девочкой с момента выхода из столовой и стоял за её спиной всё то время, что она мыла руки.
– Не принесла! – взбеленилась школьница, не ожидав от самой себя такой ярости. Внутри заклубилось всё, что подросток пыталась подавить после черчения, и на наглого красавца её терпения не хватило. Гнев и чувство, что её подленько поймали в момент душевной слабости, наконец заставили Любу защищаться.
– И не принесу. Не рассчитывай! – жестко чеканила ровесница, шумно дыша носом и смело глядя прямо в насмешливые чёрные глаза.
Сэро растерялся от удивления: из пугливой терпилы на мосту стрёмная девица переобулась в воинствующего ботана. Наблюдательный юноша подметил, что «зубрилка» явно не в духе: глаза болезненно красные, побелевшие губы поджаты, на бледном лице красные пятна. Лицо человека, старающегося не расплакаться изо всех сил.
– Почему? – только и смог выдавить из себя брюнет, озадаченный резким отпором.
– Потому что я ни черта не соображаю и сама списывала на уроке. Так что ты зря требуешь домашку – пользы будет ноль! Я бездарь в химии, понимаешь? – неожиданно для самой себя, девушка созналась грубо и прямо. Поспеловой стало всё равно, что беседа с парнем пошла совсем не по тому плану, что был продуман ею вчера во избежание новых проблем.
– Что-то не верится, – нахмурился Ибрагимов. – А что ты тогда на листке строчила, как невменяемая?..
– Что на листке?.. Ааа!.. На нём я писала свои девичьи секреты, – выкрутилась Люба.
– Какие секреты? – с любопытством прищурился брюнет.
– Не твоё пацанячье дело!!!
– Ммм!.. Ясно… Это секреты твоего девичьего развратного сердца? – пошутил нахал, развеселившись с дурацкого диалога.
– Сам ты развратный! – вспыхнула, оскорбившись, Поспелова. – По себе людей судишь?!..
– Да нет! Просто читал, что самые развратные именно монашки, в число которых ты и входишь, – парировал цыган, придирчиво оглядев тихоню с ног до головы. И тут же увидел, что «зубрилка» его комментарий приняла близко к сердцу. Девушка потемнела, нахмурилась и замолчала. С миловидного лица исчезли все эмоции, кроме горькой, неподдельной обиды.
– Чего надулась? – посерьёзнел парнишка. – Расслабься! Я же просто пошутил!
Школьница резко развернулась и быстрым шагом пошла прочь через вестибюль в зону младших классов. Сэро, недоумевая, посмотрел ей в спину, а потом решил пойти следом, расталкивая по пути толпящихся учеников. Догнал он Любу в конце второго коридора, на повороте у лестничной площадки возле большого и малого спортзалов. Брюнет подрезал ровесницу на ходу и перекрыл дорогу всем телом.
Люба дёрнулась было обойти парня, но тот не позволил. Юноша без обиняков взял тихоню за запястье и указал на маленький пятачок под лестницей, ведущей к актовому залу, прямо возле двери чулана с хозяйственным инвентарём.
– Слушай, ты это… Ну извини, что ли, за неудачный подкол! Пойдём поговорим? – цыган огляделся. -А то стоим прямо на проходе…
Поспелова, не сказав ни слова, послушно отошла следом за мальчиком на площадку под лестницей. Школьники встали напротив друг друга. Ибрагимов изучающе глазел на сверстницу. Та, не выдержав бесцеремонного взгляда, отвернулась.
– Ты не прям монашка, а очень даже симпатичная! – наконец заговорил мальчик. – Одеваешься, правда, не очень… Извини, врать не могу!
Цыган развёл руками. Люба покорно промолчала.
– Вообще-то я не за химией к тебе подошёл, – продолжил диалог Сэро, не дожидаясь приглашения. – Это так, к слову пришлось… Разговор надо ж было как-то начинать!
Поспелова удивилась и заинтересованно подняла брови.
– Не нужна она мне; в моём классе всегда есть, у кого списать. Твои родители на железной дороге работают?
– Да, – удивилась школьница второй раз и тут же с подозрением поинтересовалась. – А ты откуда знаешь?..
–Я знаю всю твою семью, – спокойно объяснил парень. – И мой брат – тоже. В общем, моя семья знает твою.
Люба живо представила, как её категоричная мама общается с цыганским выводком, и недоверчиво поморщилась.
– Мой папа тоже работает на железной дороге, – продолжил пояснять Сэро. – Поезда составляет. Когда мы только переехали, моя мама, Лала, подарила твоей матери бусы из камней. Голубые, с прожилкой.
У тихони перед глазами пробежали родительские украшения: золота и бус было много, но женщина ничего не носила. Любе нравилось ожерелье из мелкого янтаря и ещё одно, из крупной отшлифованной бирюзы. Значит, бирюзовые подарены цыганкой… Вот так дела! И мама ни разу дочери о цыганском подарке не сказала!
– Раз наши семьи формально знакомы, предлагаю нам (то есть тебе и мне) пообщаться в неформальной обстановке, – цыган обаятельно улыбнулся и нахально подмигнул. – Пойдём сегодня вместе домой?.. Я живу почти рядом с тобой, в десяти минутах ходьбы, на соседней улице. Знаешь, где Степанченко живёт?.. Вот!.. А мой дом рядом, через пару дворов от его хибары… Согласна?..
Поспелова краем глаза увидела, как мимо них прошли Виноградова, Рашель, Лёвочкина и Крюков. У Любиной группы английский проводился рядом с лестницей, в малюсеньком кабинете, что расположился возле спортзала и раздевалок. Во время урока десятиклассники всегда слышали перестук мяча, учительский свисток и вопли группы поддержки. Камилла, чуть замедлив шаг, задержала томный взгляд на спине Сэро. Она не приметила одноклассницу, спрятавшуюся за высокой фигурой цыгана.
«Интересно, как бы Виноградова переварила тот факт, что я стою и общаюсь один на один с парнем, на которого она положила глаз?» – Поспелова мстительно улыбнулась, но тут же, опомнившись, стёрла улыбку со своего лица.
Сэро пытливо смотрел на неё, терпеливо ожидая согласия. Люба вспомнила сегодняшнее черчение, Близнюк, Тарасову и других популярных девочек класса. Их беспечные лица хороводом пронеслись перед её внутренним взором. «А почему бы и нет?» – подумала тихоня, а вслух произнесла:
– Согласна. Только пойдём вдоль берега реки, хорошо?..
– Как скажешь! – Сэро, получив желаемый ответ, одарил девочку лучезарной улыбкой, развернулся и скрылся за поворотом.
***
– Дай списать!.. Люба?.. Ау!.. Ты что, не слышишь?!..
Поспелова очнулась от толчка. Бывшая подруга Лыткина Катя и её соседка по парте Селиверстова Вика, сидевшие напротив, смотрели на тихоню преданными щенячьими глазами.
Так было всегда, почти на каждом английском. С пятого класса. Лыткина с Поспеловой тогда ещё дружили.
Обе девочки – Катя и Вика – перешли в «А» класс после окончания начальной школы. Их мамы работали здесь же: Катина – секретарём, а Викина – завхозом. Новенькая Лыткина сразу сдружилась с Поспеловой: обе были тихими и скромными, и это их сближало.
Вика – красивая стройная высокая блондинка, с большими голубыми, как небо, глазами, сразу нашла своё место в классе. Оно было весьма почётным и уважаемым. Рыжей и конопатой Катерине пришлось тяжелее. Неуклюжей толстушке безумно хотелось быть в кругу крутых мальчиков и девочек, с которыми тусила Селиверстова. И, чтобы попасть в этот круг, Кате одного общения с Викой было недостаточно.
Поспелова была для тщеславной Лыткиной подружкой со скамейки запасных. На людях Катерина сторонилась тихони. Чудная Поспелова, дальше библиотеки никуда не ходившая, являлась совсем не той компанией мечты, в которой хотела блистать рыженькая девочка. Поэтому наедине с Любой Катерина была милой и открытой, а в присутствии других уже стремилась изо всех сил показать, что у неё с Поспеловой мало общего.
Когда в «А» класс пришли яркая Юлиана Близнюк и общительная Света Тарасова, дружбу с Любой Катя окончательно прекратила. А вот списывать клянчить не перестала. Училась Лыткина слабо, перебивалась с тройки на тройку, как и её подружка Вика. В их английской группе сильных хорошисток Близнюк и Тарасовой не было – не спишешь у товарок по выпивке и танцполу. Зато была Поспелова с круглой пятеркой по инглишу. И Катерина, напоминая честными щенячьими глазами наивной Любе о былой дружбе, клянчила и домашние, и переводы, и готовые диалоги. А тихоня, всё ещё надеясь, что рыжая одноклассница снова будет дружить с ней, каждый раз велась и давала списывать.
Поспелова, когда позволяла Катюхе скатывать, конечно, понимала, что её используют, но, устав быть в своём классе гонимой одиночкой, всё ещё надеялась, что Лыткина снова будет общаться с ней, как раньше.
– Любонька!.. Миленькая! – шептала Катерина, с опаской озираясь в сторону англичанки, сначала ласково, потом требовательно. – У тебя же есть домашняя, знаю! Поделишься?
Люба, полностью погружённая в думы о Сэро и предстоящей прогулке до дома, не слышала заискиваний бывшей подруги. Поспелова зыркнула невидящим взглядом на лопотавшую Лыткину, неопределённо дёрнула плечами и отвернулась.
Катя недоумённо посмотрела на Вику. Та лишь непонимающе приподняла брови. Тихушница никогда им не отказывала, и ровесницы использовали её всякий раз, когда требовалось. Нельзя позволить распоясаться такой замечательной безотказной кормушке.
– Эй, Люба! – сменила Лыткина заискивающий тон на раздражение. – Я ведь могу и очень сильно обидеться! Ты этого хочешь?..
Ноль реакции в ответ.
– Эй!!! – Катя грубо тыкнула Поспелову ручкой в бок.
– Да что тебе надо?! – довольно громко буркнула Люба, резко повернувшись на неприятный укол.
– Что у вас там происходит?! – учительница, среагировав на шум, посмотрела прямо на пригнувших головы и покрасневших Селиверстову и Лыткину. – Готовы обе?.. Повторили?.. Слушаю.
***
Люба за сорок минут урока успела настолько переволноваться, что пришла к мысли: идти домой с популярным брюнетом у всех на виду – плохая идея. Её стали во всю терзать страхи, ведомые только ей одной. Девочке начало чудиться, что на каждом углу, из каждого двора, её, идущую с цыганом Ибрагимовым, видят мамины знакомые, знакомые их семьи – всевозможные престарелые тётушки и кумушки – и судят, судят! Осуждающе качают головами, возмущённо поджимают губы и с омерзением отворачиваются. А когда она вернётся, наконец, домой, мама уже будет знать все лично ей донесённые возмущения неравнодушных престарелых кумушек и тётушек, возьмёт хлыст и начнёт лупить Любу со всех сторон за принесённый позор да гнать по улице на потеху всем соседям.
За пятнадцать лет своей совсем ещё короткой жизни Поспелова Любовь неоднократно испытывала на своём теле пренеприятнейшие ощущения от побоев свежей крапивой, веником, лозой, черенком лопаты, ну и, конечно, ремнём, как же без него! Маму злить нельзя.
Прогнав в беспокойной голове все возможные нехорошие исходы от прогулок с цыганом – пусть даже красивым и приличным, пусть даже знакомым с родителями – и накрутив себя собственными, въевшимися в тело страхами, Люба решает сбежать. Сбежать от цыгана окольным путём.
Главный вход в здание школы только один. В него заходят все. Все, кто зашёл в школьный двор как с восточной калитки, так и с западной. Люба жила на западе, как и Сэро. Значит, чтобы убежать от цыгана, ей нужно обойти центральный вход и выйти через восточную калитку. Мысли в голове хоть и бегали, как тараканы от включённого света, но так же быстро выстраивались в логический список шагов, которые нужно совершить, чтобы уйти домой одной.
После звонка с английского Люба прошла до конца крошечного коридора и вошла в совершенно пустой большой спортзал. В одной из его стен была дверь на улицу, которая (если Любу не подвела память) обычно открыта в тёплые деньки, чтобы выводить школоту на уличные спортплощадки.
Дверь в кабинку физруков была приоткрыта, но Любу, пробегающую тихонько, словно мышка, через зал, к дверям, ведущим на улицу, никто не заметил. Иначе её бы хорошенько обругали за хождение по крашеному полу в уличной обуви.
Выходная дверь от толчка протяжно скрипнула. Люба обернулась на дверь каморки, где как раз раздалось ржание физруков – они не слышали. Поспелова тихонько вынырнула во двор и, озираясь, побежала к восточной калитке. Эта калитка вела в противоположную сторону станицы и для Любы была совершенно чужой: через второй вход она никогда не ходила. Но сейчас, чтобы избавиться от Сэро, пройти стоит только тут.
Выйдя с территории школы, старшеклассница пошла обходным путём: улочками и проулками, весьма малознакомыми. Главное – выйти к речке. Она сделала огромный крюк и увеличила время пути домой минут эдак на сорок. Но все это было для Поспеловой мелочью по сравнению с избавлением от весьма неприятных объяснений с мамой.
Вдруг к Любе в голову закралась весьма отрезвляющая мысль: «А если Сэро вообще не ждал меня?.. Наверняка он забыл, пока травил байки с приятелем или ухлёстывал за какой-нибудь смазливой девицей?.. Может, он поприкалывался с меня опять, как с домашними по химии, и совсем не собирался провожать?.. И ждать меня в вестибюле первого этажа, у главных дверей, даже не думал?.. Зачем настолько клёвому парню такая беспонтовая мочалка, как я?».
Поспелова, шокированная столь откровенной реальностью, остановилась.
«А я, лохушка наивная, уши развесила и сделала такой огромный крюк, лишь бы на глаза ему не попасться!.. Господи, какая ж я всё-таки наивная курица!.. Ему же, по факту, просто похрен!.. Дура я, дура!» – школьница, огорчённо замотав головой, едва не расплакалась.
Подросток тяжело призналась себе в том, что, на самом деле, была всё это время счастлива от одной только мысли, что у главной двери ждёт её – именно её – один из самых популярных и желанных парней в школе. И это счастье, несмотря на побег от брюнета, подсвечивало изнутри и грело, грело… Трезвая мысль обнулила это состояние до полного серого уныния. И вернуть это блаженство уже было никак нельзя.
В конце узкой извилистой улицы сквозь ветви деревьев виднелся просвет с водной гладью. Река! Как хорошо! Люба вздохнула: делать нечего, да и менять что-то тоже поздно – и вышла к воде.
Школьница прошла один малоизвестный квартал вдоль берега, пока не заметила родной перекрёсток реки со знакомой до оскомины улицей, по которой девочка постоянно ходила в школу. Впереди, почти весь укрытый ветками ив, маячил давно уже облюбованный Поспеловой пеший железный мост. Ещё минут тридцать пешком – и она будет дома.
Позади послышался бег и шелест мелких дорожных камней.
Люба повернулась и потеряла дар речи. Сердце упало в пятки. Догнавший тихоню Ибрагимов немного запыхался от бега, смолистые волосы растрепались. Мальчик остановился, отдышался, пригладил ладонью свою шевелюру, поправил на плече рюкзак и с претензией посмотрел на смущённую ровесницу.
«Чёрт! Откуда он вылез?!» – истерично подумала не ожидавшая такого расклада Люба.
К подросткам, не торопясь, приближались ещё двое: Имир и какой-то низкорослый кудрявый блондин в красной толстовке.
Все четверо встали в глубоком молчании. Люба опустила голову и искоса поглядывала на мальчиков. Сэро, недовольно приподняв бровь, глазел на тихоню, как на шкодливого котёнка.
– Почему ты пошла окольной дорогой через восточный выход? – требовательно спросил цыган.
Поспелова не знала, что ответить, и чувствовала себя крайне глупо. Понимала, что сбежать без объяснений – некрасивый поступок. Как комментировать свой побег? Сказать, что не поверила на слово, и выставить себя ещё большей идиоткой?.. Стоит ли вообще честно объясняться?.. Голова, как назло, ничего умного придумать не могла.
Видя немой, пристыженный взгляд девочки, Сэро заговорил:
– Если ты так не хотела со мной идти, могла бы просто отказать. Сказала бы мне «нет». Я бы понял и не навязывался. Второй раз меня лохом выставляешь!
Люба смутилась. Такая простая мысль ей и близко в голову не пришла.
– Мы долго ждали тебя у входа. Потом заглянули в кабинет английского, потом – в твой классный. Решили, что просто тебя прошляпили. А ты через спортзал свалила.
– Почему это через спортзал? – сгорая от стыда, выдавила из себя девочка, решив оправдаться.
