скачать книгу бесплатно
Блондинка жила вместе с мамой, бабушкой и старшим братом неподалёку от железнодорожной станции и автовокзала в маленьком домике, который будто выстроили в яме – так резко земля уходила вниз от тротуара Варькиной улицы. Домик был настолько низенький, что человек среднего роста, стоя у стены, оказывался выше верхних краёв окошек этого жилища. Некрашеный, небеленый, без декоративной растительности, тусклый и бесцветный, дом совершенно не привлекал никакого внимания. Если б не чисто подметённый двор, можно было подумать, что тут скромно живут крайне бедные люди. Хоть и низенький, домик тянулся в длину, поэтому всем четырём членам семейства Илютиных в нём хватало места – у каждого была своя, пусть и небольшая, комната.
Отца своего девочка никогда не знала, как и её старший брат – дети родились от разных мужчин. Мама Вари – полная живая женщина – работала бухгалтером и в своей работе слыла асом. Особенно в отмывании денег и финансовых махинациях. Стараясь замаскировать свою причастность в подобных преступных делишках, женщина одевалась крайне скромно и однотипно. Чего не скажешь о дочери: у девочки шкафы ломились от дорогих, модных нарядов, в коридоре и чулане обувь занимала все полочки, количество сумочек, заколочек и украшений не поддавалось счёту. Дочку женщина любила и ни в чём ей не отказывала.
Дом Илютиных постоянно был полон гостей: бабушкиных, маминых, брата и друзей самой Вари. Общительные, открытые, лёгкие на подъём, Илютины легко находили общий язык со всеми, с кем только желали общаться.
Маминой лучшей подругой была тётя Тоня – напарница Александры Григорьевны Поспеловой по товарной кассе. Тётя Тоня, весёлая хохотушка, постоянно жаловалась на Александру Григорьевну, на её нетерпимость, грубость, вспыльчивость и пренебрежительное отношение, хоть и уважала ту как профессионала. Илютины мать и бабушка поддерживали расстроенную тётю Тоню, ругая на чём свет стоит вредную и требовательную коллегу.
Варя, научившаяся от старших членов семьи никогда не стоять в стороне, когда обижают своих, слушала и запоминала, а в школе пристально наблюдала за Любой. И конечно, одноклассница ей не нравилась: в начальных классах Варю одевали скромно, а у Поспеловой были самые красивые в классе платья, кофточки, туфельки. Люба была одета вплоть до восьмого класса с иголочки, как маленькая принцесса. Варина семья же до середины 1990-х жила скромно.
А ещё тетя Тоня говорила, что Поспеловы выстроили огромный дом на переулке, где все строения стоят один краше другого. Женщины охали да причитали, как Любе повезло: такую богатенькую, хоть и с физическим недостатком, всегда замуж возьмут (и тётя Тоня, и мама Вари замужем никогда не были). Варя вспоминала эти слова, когда некоторые ребята, приходя в гости к ней, подсмеивались над её скромным жилищем. Особо грубые называли её дом спичечной коробкой. Девочка, сильная духом, никогда не показывала обиды и шутила вместе с насмешниками. А после каждый раз задавала вопрос родительнице:
– Мама, почему мы не купим дом побольше? У нас же много денег. Почему мы живём здесь?
– Ты что, доченька!.. Дом – это моё прикрытие. Вот приедут проверяющие из органов, посмотрят на дом, зайдут внутрь и сразу поймут, что мы живём на одну зарплату. Лишних денег нет, тем более незаконных. Тебе, что, вещи какой не хватает или на расходы добавить?
– Причём здесь это? Мы выглядим как нищие! Некоторые ребята живут в домах больших, приходят ко мне, видят нашу хибару и смеются. Надоело!
– Пусть смеются! Когда ты поступишь в один из лучших университетов страны, они захлебнутся от зависти! Я дам тебе, милая, всё, что захочешь, и квартиру в Краснодаре куплю! А может, и в Москве. Нужно только потерпеть!
– Зачем терпеть?
– Чтобы срок давности документов истёк.
– Пока этот грёбаный срок истечёт, меня из-за нашего курятника замуж крутой жених из порядочной семьи не возьмёт!
«Сколько ни ходи на дискотеки, сколько ни общайся, всем нужны жёны побогаче. Не хочу остаться одна, как моя мама! А Поспелову возьмут. Вот чёртова мышь! Хотя кому эта помалкивающая целка-кривошея нужна?».
Физический недостаток Любы и её замкнутость – единственное, что успокаивало Варю. Ей было отрадно, что Поспелова в классе не нравилась многим, и Илютина старалась при любой возможности ухудшить положение и без того пугливой девушки. Она поддерживала с руками и ногами любую выходку Тимофея и его свиты в адрес Любы. И сейчас, ожидая начала урока физики, Варвара не переминула перевести разговор в сторону ненавистной одноклассницы, болтающей в стороне с глубоко не интересными тихушницами Верой и Софией.
– Тим, смотри, какая Поспелова сегодня довольная! – язвительно запела Варвара. – Стоит, лыбится, на кофте пуговку верхнюю расстегнула: влюбилась, наверное!
– Да кому она нужна?! – недовольно обрезал Варвару Тимофей и с досадой уставился на предмет своих насмешек.
– Нужна она вам обоим?!.. Забудьте про неё, смешные вы! – попыталась отвлечь внимание двух главных затейников 10 «А» от ничего не подозревающей Любы Даша Бутенко. – Илютина, блин, сколько раз я тебе говорила?!.. Ну какие у Поспеловой могут быть парни?!.. Как можно познакомиться с парнем, не посещая дискотеки, сидя дома, а?..
– Ну не знаю, Дашунь! А чего тогда она такая довольная?.. Наверно, какому-то лоху подзаборному сгодилась. Что думаешь, Тимон? – с издёвкой продолжила Варя, не желая отказывать себе в развлечении.
Привыкшая к травле, Люба, учуяв надвигающуюся неприятность, внезапно посмотрела на компанию одноклассников с Илютиной и Степанченко. Её румяное личико стало тут же серьёзным, улыбка потухла.
Варя и Тимон, поймав на себе затравленный Любин взгляд, ехидно переглянулись и тут же зло и громко, напоказ, прыснули от смеха. Тихоня потемнела и отвернулась, будто ничего не видела.
– Варя, ты что?!.. Прекрати, говорю тебе! – прошипев, толкнула подругу Даша.
– Да я и не начинала!.. Ой, смотри, Поспелова расстроилась, хоть и притворяется! Богатые тоже плачут! Всё же хорошо, что эта мышь в «Торнадо» не ходит, а то б меня при её виде вечно блевать тянуло! – выкобенивалась на публику разнузданная блондинка.
– У неё очень строгая мать, – решила вмешаться за бывшую подругу Лыткина Катя. – Её просто никуда не пускают.
– Ну это не мои трудности! – отмахнулась Варя. – Зато нашей классной мыши есть чем заняться в четырёх стенах.
– В потолок пялиться? – схохмил Тимофей.
– Или шарахаться в своей махине из угла в угол, пугать барабашку. Так и дни пройдут, пенсия наступит…
Степанченко с Варей опять весело переглянулись и издевательски расхохотались.
– Примерно так и есть, – чуть улыбнувшись, решила согласиться Катя, мельком взглянув в сторону тихони.
– Чё, эта колымага реально из угла в угол сутками болтается?! – заинтересовался тут же Тимон.
– Не совсем. Она пашет по дому, как папа Карло. Особенно летом.
– Да, я свидетель! – вклинилась со своим словом Камилла. – Там летом целый консервный завод!
– А ты откуда знаешь? – подпрыгнула Варя.
– Я ж раньше не раз бывала у неё в гостях, как и Катя. Летом сколько приходила – Любка вечно сидит перебирает несколько тазов чего-нибудь (без разницы, чего): яблоки или вишню, огурцы, например. Потом сама это в банки закручивает.
– Ой, какая трудяжка, надо же! Пара тазиков, – Варя, хмыкнув, изобразила руками диаметр крупного салатника.
– Неее, Варюнчик, ты не поняла: ТАЗОВ! Вооот таких!!! Огромных! Железных!
– От работы кони дохнут, – Илютина нахмурилась, не желая мириться с трудолюбием ненавистной ровесницы.
– Ну вот Поспелова и выглядит, как моль полудохлая, – заметил Тимофей, а потом прыснул. – Ни хрена ж семейка прожорливая!
Компания оценила хохму и залпом заржала.
Поспелова слышала всё-всё, до единого слова, и не понимала, что плохого в домашнем труде и зачем Камилла подлила масла в огонь. Хоть высмеивала Любу не Виноградова, девочке всё равно было обидно. Ведь когда тихоня приходила в прошлые годы в гости к Камилле, то нередко попадала на Камиллиных родителей, консервировавших дары лета. Да, Виноградову в отчем доме никто пыхтеть над тазами не заставлял, но это же не значило, что нужно докладывать Илютиной и Степанченко, как проходит каждое Любино лето.
«Им смешно, потому что они тунеядцы. Бездельники, не способные себя обеспечить хорошей домашней едой на зиму. Ни на что не способны, ничего не умеют. А потом зимой тратят лишние деньги на некачественную заводскую еду и дорогущие, пропитанные насквозь химией заграничные овощи да фрукты», – пронёсся ветром в мыслях подбадривающий мамин голос.
Ученики 10 «А» с лёгкой руки Илютиной, Лыткиной и Степанченко считали Поспелову девочкой богатой только потому, что на переулке Солнечном под номером 27 красовался огромный белый дом.
Не каждая семья в советское время, канувшее в прошлое, могла позволить себе построить больше, дороже, лучше, чем у соседей. Этот огромный дом – детская мечта мамы, которая когда-то хотела, чтобы вся её семья, её дети жили вместе, рядом. В свои молодые годы женщина занимала высокую, весьма почетную должность на железной дороге и получала хорошую зарплату. Александра Григорьевна могла при помощи своих связей достать дефицитные качественные материалы, оплатить работу строителям. Дом вырос быстро. Любиному брату, Саше, было тридцать лет, и дом был его ровесником. А потом… Потом наступили девяностые годы. СССР распался. Прежний мир рухнул. И жизнь семейства Поспеловых навсегда изменилась вместе со всей страной.
«Получается, конкретно эта кучка меня ненавидит за большой двухэтажный дом?» – недоумевала Люба. – «Можно подумать, они живут хуже, или у них денег меньше! Мне, что, теперь ненавидеть Илютину за её сто одёжек, а Лыткину за то, что её мама – секретарь в нашей школе?.. Я должна мечтать нагадить в душу Степанченко, потому что у него есть два старших брата?»
Тихоня искренне не понимала ребят. Она, конечно, гордилась про себя своим домом. Тем, что хотя бы в этом она преуспела в классе. Но разве это богатство? Разве это счастье?.. У Варвары – куча друзей, её многие знают и уважают. У Тимофея – дружная весёлая семья (хоть Александре Григорьевне семейство Степанченко глубоко не нравилось). А у Кати такой чудный опрятный маленький домик, чистенький, побелённый и весь цветущий!
Как Любе нравился Катин дом! Как она им восхищалась и сколько раз говорила об этом бывшей подруге! Ведь иметь всё то, что было у этих ребят – очень большое счастье. Разве в этом счастье Люба оказалась богаче их?.. Нет, ни капельки – и от осознания этого факта Поспелова расстраивалась ещё больше.
***
Прогремел звонок. 10 «А» лениво вывалился из кабинета физики, громыхая стульями, и поплёлся, влившись в ревущий гомон тел, в другой край второго этажа школы, на урок русского языка, к своему классному руководителю – Бортник Валентине Борисовне.
Между собой 10 «А» называл Бортник Валентину Борисовну Валей или Валентиной. Никаких прозвищ и кличек. К классному руководителю, а также учителю русского языка и литературы, все школьники относились с почтительным уважением, смешанным со страхом и выдержанной дистанцией.
Бортник никогда никого из учеников напрямую не оскорбляла, но тех, кто ей по какой-либо причине не нравился, могла периодически жестоко, больно кусать и высмеивать, не выходя за рамки литературного языка и норм педагогической этики. Остальным при этом сразу становилось понятно, что ученик или ученица попали в опалу, но поймать педагога за язык и предьявить прямую претензию по факту было весьма сложно.
Причин, по которым ребёнок мог не понравиться строгой и авторитетной, всеми уважаемой учительнице, было немало. Каждый мог попасть из угодных в неугодные в любой момент. Чаще всего Бортник не переносила ленивых, бедных и слабых людей. Сама она была хозяйкой в приличной состоятельной семье, с приличным состоятельным мужем и приличными воспитанными детьми. Поэтому бедняков она свысока считала лентяями, лентяев – неудачниками, а слабаков не переносила на дух. Своё глубокое презрение Валентина Борисовна выражала мимикой или жестами: брезгливо морщила нос, презрительно поджимала губы и оглядывала предмет своего раздражения холодным, злым взглядом.
В железных рукавицах учительница держала не только классы, но и родителей. Никто из пап и мам не рисковал даже взглядом показывать свои претензии, дабы не оказаться униженным при всех на собрании. Валентина могла отчитать любого родителя за его чадо так, что взрослому человеку хотелось потом, как минимум, исчезнуть подальше от этого позора.
Педагог очень любила дорогие подарки и другие материальные знаки уважения и внимания (кстати, именно таким способом можно было выползти из отверженных). В завершение описания этой суровой матроны можно только добавить, что Бортник Валентина Борисовна была одним из сильнейших учителей школы, и к ней, как мухи на мёд, стремились попасть все тщеславные и целеустремленные классы, рассчитывающие на высокое качество знаний и строгую дисциплину.
10 «А» почти дотянулся до своего классного кабинета русского языка №19 в полном составе. Перемена между физикой и русским была короткой, а на уроки Валентины Борисовны опаздывать было вредно для собственного душевного здоровья. Это знал каждый ученик, имевший удовольствие учиться русскому языку и литературе у классрука 10 «А».
Старшеклассникам пришлось толпиться под дверью и выжидать, так как класс, находившийся в кабинете, ещё не окончил урок.
Дверь, громыхнув, резко отлетела в сторону, чуть не прибив Жваника с Картавцевым, умудрившихся встать на свою же голову не с той стороны. Из проёма хлынули школьники.
– Какой класс там был щас? – суетился кто-то у Любы за спиной.
– 10 «Д»!.. Что, сама не видишь?! – буркнули в ответ.
У Поспеловой от упоминания о 10 «Д» ёкнуло в груди. Тот, о ком она подумала, не заставил себя долго ждать.
Сэро вышел из кабинета почти сразу за первыми, спешившими на перемену раздолбаями. Он немного затормозил на проходе, занятый болтовней с белобрысой одноклассницей. Та играючи хлопнула его ладонью по груди, а он ей ответил лёгким шутливым щелчком по носу. Девчонка зажмурилась и показала ему язык.
Камилла уверенно вышла из стоящей ватаги вперёд, навстречу цыгану, и приветливо поздоровалась.
– О, привет! Как делишки? – дружелюбно ответил Сэро и начал озираться, узнав Любин коллектив.
Тихоня замерла и забыла дышать, потому что хотела, чтобы чёрноглазый красавчик её увидел.
Брюнет аккуратно вертел головой, не привлекая внимания и не забывая улыбаться Камилле. Едва Ибрагимов нашёл Любу, встретился с ней глазами – тут же отвернулся. Будто совсем её не знает, не видит и знать не собирается. Как они и договаривались. Поспелова удовлетворённо выдохнула и слегка улыбнулась. Теперь у неё есть пунктик, в котором Камилла может ей завидовать. Хотя, зная Виноградову и её целеустремлённость, а ещё уверенность и обаяние… Люба помрачнела.
Одноклассники начали постепенно заходить в почти освобождённый кабинет.
Валентина Борисовна сидела за своим учительским столом и с кем-то спорила, возле стояло несколько подростков из «Д» класса. Ученики 10 «А», проходя рядом с классным руководителем, чтобы поздороваться, почему-то вдруг тормозили возле неё, явно из интереса. Вокруг Бортник уже собралась дюжина ротозеев, в число которых вошли Лыткина, Камилла, Рашель, Жваник с Сысоевым и Илютина с Бутенко.
Люба хотела было пройти на свой третий ряд готовиться к уроку, но тут заметила в просвете тел знакомую фигуру, сидевшую прямо напротив её классного руководителя.
– Ибрагимов, я тебе последний раз повторяю: оценку за сочинение исправлять не буду.
– То есть Вы, Валентина Борисовна, отрицаете, что неверно исправили два слова?
– Что значит «неверно исправили»?!.. Ты себе придумал, что эти два существительных пишутся так, как ты и написал, а теперь пытаешься меня оспорить?!
– Это не существительные, а наречия. В разговорном стиле используются редко.
– Ну так кто тебе виноват, что ты засунул в свою работу редкие наречия?..
– Я их (повторю Ваши же слова) засунул, чтобы избежать речевых повторов. И проверил написание. Они, кстати, довольно активно используются в художественной литературе. Ведь Вы нас учили брать синонимы, подходящие по смыслу, чтобы избегать бедности письменной речи, не так ли?.. Или я опять намеренно ввожу Вас в заблуждение? – последнюю фразу Имир произнёс с лёгким сарказмом; насмешка мелькнула едва уловимым блеском в его чёрных глазах и тут же исчезла.
Поспелова, забыв обо все на свете, метнулась в гущу спора.
– Во даёт! – услышала подскочившая Люба восхищённые слова Матвея Сысоева.
– Да! И не говори! – поддакнул шёпотом Жваник Илья, вылупившийся на брюнета, словно околдованный.
Защищавший свою работу цыган сидел напротив Валентины Борисовны – за первой партой, в спокойной, расслабленной позе, и никуда не торопился. Возле него малодушно топтались Крюков Миша и Лёвочкина Надя, боясь потревожить оккупанта, совершенно не обращавшего на них своё внимание. Имиру явно было наплевать, что он занял чужое место, что кому-то надо приготовиться к уроку. Миша и Надя робко смотрели на Ибрагимова в надежде, что он вдруг заметит их и посторонится. Но у Имира на лице было написано, что он не встанет, пока не добьётся своего.
Парень наклонился к рюкзаку и достал невзрачную толстую потрёпанную тетрадку. Пролистав её до нужной страницы, он передал работу Валентине Борисовне.
– Это черновик сочинения. Вот это – те самые наречия с выпиской из толкового словаря. Здесь, – мальчик перевернул страницу тетради и ткнул пальцем, – данные словаря, которым я пользовался: его авторы, номера страниц, год издательства. А это словарные статьи к наречиям. Как видите, пометки «устаревшее» нет. То есть за это Вы оценку, как в прошлый раз, снизить мне уже не сможете.
– Ни хрена себе, педант! – шокированно шепнула Бутенко Илютиной.
– Тем не менее я глубоко сомневаюсь в правдивости твоих слов, Ибрагимов. Мне нужно свериться с коллегами. Если я не уверена в их написании, то как ты можешь знать?
– Значит, Вы всё-таки не знаете написания этих наречий и не знали, когда проверяли мою работу? Соответственно, исправили Вы их наобум?
– Всё, хватит! – рявкнула, разозлившись, педагог, попавшаяся в собственный капкан. – У меня уже следующий урок начался! Ты зря тратишь моё время! И освободи место – дети сесть хотят!
От приказного, грубого, повышенного тона Люба и её одноклассники съёжились. 10 «А» боялся своего классрука: с Валентиной Борисовной шутки были плохи, а последствия этих шуток – тем более.
Ибрагимов проигнорировал агрессивно-вызывающий выпад учительницы в свой адрес и остался совершенно хладнокровным. Лишь чутка усмехнулся и иронично прищурился. Подобные споры с учителями (особенно с Валентиной Борисовной) явно были для мальчика не в диковинку. Видимо, уже не в первый раз Имир сталкивался с предвзятым отношением к себе, в том числе и через оценки.
– Подождут. Вы не хотите признать вторую оценку заниженной, верно?.. Если Вам неудобен, Валентина Борисовна, этот разговор, я могу, чтобы не тратить Ваше рабочее время, спуститься вниз, в кабинет завуча, и посоветоваться там. Разумеется, я покажу ей также выписки из словаря. Если будет нужно, я и сам словарь из районной библиотеки сегодня принесу. Такое решение нашего спора Вас устроит?..
Учительница, недовольно нахмурившись, угрюмо уставилась на Имира. Такой расклад ей явно не нравился.
«Надо же, он как бетонная стена! В обиду себя точно не даст», – поразилась Люба.
– Хорошо, исправлю на пять/пять. Если ты сказал, что эти слова пишутся так, Ибрагимов, значит, это правда. Что поделать, поверю тебе на слово! – с каменным лицом снисходительно выдала матрона.
Тихоня заметила, как после этих слов Камилла и Аня Рашель недоумевающе скривились: если классрук знала, что цыган прав, зачем было устраивать этот сыр-бор?
– Имир меня зовут. Напоминаю Вам, на всякий случай, – спокойно, мягко, не моргнув и глазом, ответил русоведу десятиклассник. – Вы постоянно забываете моё имя, Валентина Борисовна.
Люба вздрогнула. Бортник очень «любила» забывать не только его имя.
– Хорошо, Имир, на днях я согласую с завучем и исправлю оценку в журнале, когда найду время для этого, – вне себя от злости, педагог еле сдерживалась и явно была готова удушить нахала.
– Завтра, Валентина Борисовна. Завтра перед уроками я подойду в учительскую и попрошу завуча показать мне исправленную оценку с вашей подписью и печатью директора. Вы же можете, как обычно, забыть и не вспомнить. Особенно к концу четверти, перед выставлением итоговых.
Такой диалог с Валентиной Борисовной, бесспорно, был верхом наглости для всех присутствовавших школьников. Но это была наглость, не выходящая ни на миллиметр за рамки культурного диалога и полностью в границах подчинения ученика учителю. Проще говоря, Имир вёл бой с Валентиной Борисовной её же методами.
«Где он так говорить научился?» – оторопело изумлялась про себя Люба. Сейчас в её глазах Имир был не то что примером для подражания, а чуть ли не революционером. Представить, что она отстаивает себя перед учителем так же, как Имир, девочка просто не могла. Для неё это было невозможным. От этого близнец становился для Любы ещё более страшным, пугающим и недосягаемым сразу.
Ибрагимов встал с места, взял свой черновик и пошёл к выходу. Ребята из 10 «Д» – видимо, его товарищи – двинулись следом. Любины одноклассники не сводили с цыгана ошарашенных, восхищённых глаз, неуклюже освобождали ему путь к выходу.
Имир поравнялся с Поспеловой, замершей в немом зачарованном ужасе. Его чёрные пушистые глаза приветливо, чуть лукаво, на секунду тепло заискрились, а уголок рта легонько, едва заметно дрогнул. Девочка не отвела глаз. Их взгляды пересеклись, и спустя пару мгновений мальчик отвернулся.
Школьник остановился у двери и повернулся к учительскому столу.
– До свидания, Валентина Борисовна. Всего хорошего! – и вышел вон, не рассчитывая на ответ.
