Интервью с одним артистом

– Надо что-то решать. Причем кардинально. Надолго… то есть навсегда. Перебегать с квартиры на квартиру мы замучаемся.

– Согласна, – Татьяна ответила ему таким же долгим взглядом. – Что ты предлагаешь?

– Снять квартиру, – тихо, словно боясь собственных слов, произнес он. – На длительный срок.

– Женя, все эти траты лягут на тебя. Я еще два года буду учиться. Совмещать с работой почти нереально – ни одна редакция не хочет брать на работу студентов, если только внештатно, но это…

– Естественно, на меня, – перебил ее он. – На кого же еще? Я ж не альфонс, чтобы за твой счет с тобой жить.

От слов «с тобой жить» Таню бросило в жар. Мы скоро будем жить вместе! Но как это будет? Он что же, готов уйти от жены? А как же его непреложный принцип никогда ее не бросать? Опять диссонанс. Хрупкая конструкция «любовь» становилась все более сложной и от того все менее устойчивой…

Страшнее смерти

Теплый южный ветер катал по асфальту первые опавшие листья московских лип, тополей и кленов. Солнце клонилось к горизонту, периодически отбрасывая на землю тени еще по-летнему кучевых облаков. Очень красивая пара мужчины и женщины, существенная разница в возрасте которых была совершенно незаметной, неспеша шла по Никитскому бульвару. Их провожали взглядом сидящие на лавочках старики. Пара двигалась в сторону метро, чтобы поехать смотреть квартиру под съем.

Евгений встретил Таню на выходе из ТАСС, где она по четвергам и пятницам проходила учебную практику. Перед этим они не виделись целую неделю, хотя и регулярно созванивались. У Тани было невпроворот учебы, а у Евгения шли финальные репетиции «Дней Турбиных», где он играл Шервинского. Премьера должна была состояться в ближайшее воскресенье. На этот спектакль он уже зарезервировал для нее местечко в бенуаре.

Обсудив, «как дела в театре» и «как дела в институте», дошли до «дел в семьях». Выяснилось, что в семьях хорошего меньше, чем в театре и в институте. У Тани родители оказались на грани развода, сестра Настя не собиралась ни работать, ни учиться. Она спала до обеда, а вечером и ночью зависала в тусовках со своими хипповидными друзьями. Своего любимого Илу она не видела больше месяца, впрочем, о любви к нему она уже успела забыть и теперь снова грезила Леней Рякиным, мечтая отловить его на каком-нибудь квартирнике, где он коротал длительные паузы между редкими концертами.

Путь любовников лежал в Медведково. От метро было далековато, пришлось пару остановок проехать на автобусе, зато пятиэтажная серенькая хрущевка, утопающая в высоких клёнах и вязах смотрелась так живописно и уютно, что Тане здесь понравилось сразу, еще до посещения самой квартиры – полупустой светлой «однушки» с продавленным диваном, низким сервантом и крошечной кухней. Пара решила больше ничего не искать и осесть здесь.

Жена Евгения Лариса начала подозревать мужа в неверности. По возвращении с курорта она поставила вопрос ребром насчет их с мужем интимной жизни, которая прекратилась у них уже почти год назад, но именно теперь это стало волновать ее особенно сильно. Любая жена, даже утратившая прежнюю нежность чувств к мужу за долгую совместную жизнь, всегда какими-то таинственными рецепторами чувствует появление соперницы, даже если она никаким образом не попадает в ее поле зрения. И до последнего не готова отказаться от мужа, даже если их уже почти ничего не связывает.

Еще сохранялась инерция общественного порицания измен и разводов, свойственная советскому укладу, а разведенная женщина не могла отделаться от ощущения собственной глубокой ущербности и ненужности, тем более, что это яснее некуда «читалось» в глазах буквально всех окружающих – от родной мамы до случайных попутчиков в троллейбусе.

У Ларисы не было мамы, от которой ничего не скроешь, и она могла еще какое-то время создавать видимость благополучной семейной жизни перед коллегами в театре. Тем более, что Журбин и не торопился с признанием вины. Некоторое время ему удавалось вести двойную жизнь. Но нехватка времени, денег и сил на два «фронта» неминуемо привели бы к проколу.

Работа в одном театре с женой не оставляла Евгению шансов долго оставаться неразоблаченным. В один из дней Лариса просто выследила мужа, отправившегося после репетиции на съемную квартиру в Медведково.

По такому случаю она применила все свое актерское мастерство: позаимствовала в костюмерной плащ, шляпку, под нее – парик, бутафорские очки в толстой оправе, даже изменила осанку и походку, благодаря чему, не опасаясь быть узнанной, спокойно следовала по пятам за мужем.

Так она проводила Евгения до дверей подъезда, в котором находилась его любовная квартира. Дожидаться изменщика не было смысла, ведь он мог остаться здесь на всю ночь, и она убралась восвояси… Но поздно вечером изменщик все-таки явился домой. Тогда Лариса, после некоторого колебания завела непростой разговор, начав с главного: куда это он ездил сегодня после репетиции. На удивление, Евгений отпираться не стал. Его самого мучила собственная вынужденная двуличность и когда жена устроила ему допрос с пристрастием, он с облегчением признался, что любит другую женщину. Такая быстрая капитуляция обескуражила ее: ведь если он так легко сознался в измене, значит, не намерен сохранять брак? Любая жена, требуя от мужа признания в неверности, на самом деле жаждет получить заверения в обратном. Она ждет убедительного и надежного опровержения своих подозрений. Но затеяв выведение мужа «на чистую воду», Лариса в один миг была лишена последних надежд: страшное случилось. Тогда обличительный напор обманутая жена сменила на мольбы о пощаде.

– Значит, ты собираешься меня бросить? Мне так это надо понимать?

– Лара, давай все спокойно обсудим. Я буду помогать тебе. Я оставлю тебе нашу квартиру – не буду искать размен. Но жить я хочу со своей любимой женщиной. Я не могу так больше.

– Нет… нет… нет… не надо…, – бормотала она эхом к каждой его фразе.

– Ты сама прекрасно понимаешь, что мы давно уже не любим друг друга. Прости меня, но это должно было случиться. Да, я встретил другую и полюбил. Я виноват? Хорошо, я виноват перед тобой. Я обещал никогда тебя не бросать, и я не смог выполнить своего обещания. Я готов признать вину и понести любое наказание. Но это ничего не изменит, Лариса! Я все равно буду стремиться к ней…

– Нет! Нет! Это неправда, – закричала Лариса, – я не верю тебе! Это увлечение, любовный угар, но это пройдет, Женя, это уйдет в прошлое.

– Нет… это само не уйдет, – мотал головой Евгений, пытаясь продолжить свою речь, – послушай…

– Ты же знаешь, что у меня кроме тебя никого нет. Если ты уйдешь, я же останусь совершенно одна! Не говори, что мы не нужны «друг-другу»! Может быть, я стала тебе не нужна, но ты нужен мне как воздух! Я не смогу без тебя, ты же это знаешь!

– Лара, я обещаю, что буду помогать всем, чем смогу…

– Не в этом дело! Я не могу без тебя! Без тебя, а не без твоей помощи…

– Ну ты же знаешь, что сердцу приказать нельзя, ну чего ты требуешь от меня?! Ну как я могу это изменить?

– Почему ты так уверен, что у тебя это серьезно? Увлечения бывают у всех. Ну хорошо… хорошо… поживи с ней. Проверь свои чувства совместным бытом. Но не спеши рубить с плеча, жечь мосты, Женя!!!

Евгений не стал ничего отвечать. Собственно, он так изначально и собирался поступить: бежать в ЗАГС или в суд за разводом в ближайшие дни он не планировал, но разоблачительные мероприятия Ларисы ускорили ход событий.

– Ладно, – ответил он жене, чтобы хоть немного ее успокоить. – Пока пусть будет так.

Но отношения мужчины и женщины не терпят компромиссов в пользу третьих лиц. Любой такой компромисс – в ущерб тому, кто уступает. И это не одноразовая жертва – это нескончаемая плата за возможность не терять связь с отдаляющимся любимым. Стоит ли цепляться за эту связь, пытаться сохранить ее любой ценой, оплачивая своим временем, здоровьем, упущенными возможностями? Лариса приняла решение вцепиться в мужа мертвой хваткой и не отпускать, чего бы ей это ни стоило. У нее были на это все права: она была законной женой и она любила своего мужа, или по крайней мере думала так; он на самом деле был единственным ее близким человеком, ее семьей. Неудачные попытки стать матерью и необратимые последствия этого, казалось, исключили саму возможность нового замужества.

Евгений не знал, что еще до знакомства с ним, учась на втором курсе театрального училища, после скоротечных романтических отношений с… в общем, с одним известным артистом, Лариса сделала аборт. Видимо, именно он и стал причиной их трагедии – двух неудачных беременностей, одна из которых закончилась сильным кровотечением и радикальной операцией, после которой никакая беременность была уже в принципе невозможна. Кто был в этом виноват? Едва ли можно было винить Ларису – сироту, вдобавок брошенную возлюбленным.

Мама Ларисы сгорела от рака в тот год, когда дочь закончила школу. Отца же своего девушка не помнила.

После поступления на первый курс, Евгений сразу заметил в стенах училища красивую, высокую белокурую девушку с большими грустными глазами, из которых сквозило одиночеством. Он сразу решил свести с ней знакомство и пригласил на модную выставку в центральный дом художника, затем проводил до общежития. После этого Лариса взяла инициативу в свои руки и не выпускала ее до ЗАГСа. Она поджидала его после занятий, караулила в студенческой столовой – причем ухитрялась все обставить так, будто встречи происходили случайно; передавала ему в общежитие выпечку собственного изготовления, в общем, окружила его вниманием и заботой, которой юному Жене, оторванному от такой же вечно опекающей мамы, несколько не хватало в огромном чужом городе. Не то что бы Журбин был страстно влюблен в Ларису, но она ему определенно нравилась – ему казалось, что именно с такой девушкой можно построить «тихую семейную жизнь», как мечтал один из его любимых персонажей Островского Петр Мелузов, которого он играл еще в театральном кружке ярославского дома пионеров. Будучи добрым и светлым юношей с большим чистым сердцем, воспитанный на русской классической литературе с ее идеалами любви, жертвенности и милосердия, он твердо решил стать Ларе надежной опорой в жизни и создать вместе большую крепкую семью, воспитав с ней двоих или троих детей, чтобы она навсегда забыла горечь своего одиночества.

Лариса побоялась рассказать Евгению про свой аборт, опасаясь, что это оттолкнет от нее жениха. Она дышать боялась на их отношения.

В то время аборты довольно часто становились причиной женского бесплодия, но так было не у всех, и девушка не теряла надежд стать матерью. Увы, они оказались напрасны. Время шло, детей у них не было, зато росли соблазны, одолевавшие Евгения. Из тонкого и нежного, немного зажатого юноши он вырос в статного, даже слегка брутального мужчину. Он много работал над собой: следил за новинками современной литературы, за кино- и театральной критикой, занимался спортом, учил иностранные языки. С возрастом в нем появились уверенность, дерзость, кураж. Женщины не давали прохода. И только некоторая замкнутость и неизжитые идеалистические установки не позволяли ему скатиться в разгульную жизнь. Евгений с женщинами был в определенной степени инертен, инициатива с его стороны была минимальной, что многих вокруг него удивляло – он не укладывался в расхожие стереотипы актерской среды. И если бы Журбин не был женат, можно было бы заподозрить неладное. Впрочем, Лада была права: затащить Журбина в постель при желании было можно, что изредка и происходило. Но едва ли имело смысл после этого ждать продолжения встреч: слишком высока была планка, ограничивающая в его сердце порог влюбленности. По-настоящему увлечься и полюбить он мог только совершенно особенную женщину… Понимая это, до поры до времени Лариса была уверена в нем и спокойна за свою будущность.

Достигнутая договоренность с мужем на какое-то время ее успокоила.

Но, подслушав его телефонный разговор с Татьяной, она снова растревожилась. Едва заслышав негромкий голос мужа из-за прикрытой двери спальни, Лариса на цыпочках подкралась к ней и замерла, вслушиваясь в еле различимые слова.

– …завтра предпремьерный прогон, с горкомовской комиссией… освобожусь поздно… где-то в девять-десять… ты завтра на нашу квартиру приедешь? …нет, праздничный ужин после премьеры, в воскресенье! – Усмехнулся Евгений. – Я как бы ни было поздно, завтра из театра еду к нам! Целую тебя… и в шейку тоже… и в носик… спокойной ночи, котенок!

«К нам» – означало на съемную квартиру в Медведково. Общая квартира с женой в Сокольниках называлась «к себе».

В голове у Ларисы мгновенно созрело решение подкараулить Татьяну возле дома, где они снимали квартиру, и поговорить «по душам».

Супруги были задействованы в разных спектаклях. Пока Евгений работал над «Днями Турбиных», Ларисе выпала интересная характерная роль Тамары в «Пяти вечерах» – здесь предстояла сложная работа, требовавшая большой сосредоточенности и тонкой психологической проработки образа. А в это самое время Лариса не могла думать ни о чем, кроме удержания мужа. Первая репетиция далась ей крайне тяжело. Она не умела трансформировать свои переживания в игру на сцене, как это отлично получалось у Журбина, который, напротив, играл тем ярче, чем сильнее штормило его душу. Несмотря на молодость, он умел сделать из своих переживаний строительный материал для образа своего героя. Но эта зависимость от настроения делала его несколько непредсказуемым для партнеров по сцене, «чертом в табакерке». Несмотря на это, коллеги его любили, он был интересен. А вот к Ларисе у постановщика «Пяти вечеров» появлялось все больше претензий, он даже заикнулся о переводе ее во второй состав. Лариса не придала этому никакого значения, упади бельэтаж в партер – она и это бы не заметила, и как только репетиция закончилась, рванула в Медведково.

Ждать на лавочке у подъезда пришлось долго. Татьяна явно не торопилась «домой», зная, что возлюбленный придет поздно.

Уже начало темнеть, когда Лариса заметила, что от автобусной остановки во двор направляется миниатюрная фигурка в светлом плаще, туго стянутом широким жестким поясом по талии. Она сразу узнала в ней ту, что была на свежих фотографиях, которые Лариса «нарыла» в вещах мужа – это были снимки, сделанные в Марьино и позже, во время прогулок по Москве.

Девушка несла две авоськи продуктов. Она свернула в подъезд, возле которого на лавке сидела Лариса и стала подниматься на пятый этаж. Женщина на некотором расстоянии, не торопясь, проследовала за ней. Когда Татьяна остановилась перед дверью квартиры и начала искать в сумочке ключ, Лариса подала голос.

– Здравствуйте, девушка. Мне нужно с вами поговорить.

Татьяна вздрогнула. Она никогда не видела жены своего любовника, но сразу поняла, что это Лариса. К такому повороту событий девушка была не готова. Но ей ничего не оставалось, как принять бой. Тактика внезапности – застать врасплох, не дать морально подготовиться, – была выбрана Ларисой сознательно. Соперница в первые же мгновения встречи была выбита из колеи, выведена из равновесия самим фактом ее появления.

– Я вас слушаю.

В единственной, еще необставленной комнате хрущевской пятиэтажки с видом на Яузу и церковь Серафима Саровского сгустились сумерки. Татьяна, озаренная последними лучами заходящего солнца, сидела в глубине помещения возле стола, а Лариса – в кресле спиной к окну, так, что лица ее было почти совсем не различить. Специально она так села или нет, сказать трудно. Они беседовали уже 15 минут.

Лариса пыталась донести до Татьяны, что та зря надеется на совместную жизнь с ее мужем. Она в красках живописала, как ЖЖ ее любит, как заботится о ней, ревнует ее к каждому столбу, как он по ней соскучился за время экспедиции на съемки «Базарова» и какой у них был страстный секс после его возвращения.

– Ты думаешь, что ты – первое его увлечение? Если бы! Я уже успела к этому привыкнуть и не придавать значения его интрижкам. Подобные истории каждый раз быстро заканчивались, и наша любовь вспыхивала с новой силой.

Это, разумеется, было неправдой, но ложь, какой бы чудовищной она ни была – ничто в сравнении с перспективой потерять мужа. Цель Ларисы оправдывала любые, самые радикальные средства.

Отдельно она остановилась на полчищах поклонниц Журбина, которые якобы устраивают на него облавы после каждого спектакля. Это также было большим преувеличением. Но все эти преувеличения на Татьяну с непривычки произвели сильное впечатление. И хотя здравый смысл ей подсказывал, что все это надо бы делить на два, а то и на десять, Татьяна пребывала в шоке. Она лихорадочно пыталась собрать в кучу свои мозги, чтобы сформулировать хоть сколько-нибудь достойный ответ. Но у нее ничего не получалось. Единственное, что ей пока еще с трудом удавалось – это «держать лицо» и не делать компульсивных движений пальцами рук. Все свое внимание девушка сосредоточила на своем теле, которое обычно первым начинает выдавать эмоции, выходящие из-под контроля – так ее учил Евгений. Лариса же не прекращала процедуру промывания Таниного мозга. Она пыталась внушить ей, что Журбин частенько погуливает на сторону – так всегда было и будет. И что далекая от театра женщина, не имеющая иммунитета против такого стиля жизни популярного артиста, любимца публики, не сможет этого выдержать. А вот она, Лариса, из того же теста, что и он – она актриса и давно к этому адаптировалась.

– Ты измучаешься, изведешься, подозревая его в изменах, которые бесспорно будут, как были с первого дня нашей с ним совместной жизни. А ведь он так меня любил! Он с ума сходил по мне, и сейчас он меня любит, он очень привязан ко мне и бросить меня не сможет – уже пытался. Но я проявила терпение, и он вернулся. Сам! Просто Евгений – пылкая натура, увлекающаяся, он неспособен совладать со своими эмоциями и чувствами. Но ему хватает ума понимать, что все это быстро проходит и разрушать из-за очередной любовной интрижки крепкий брак, в котором его принимают таким, какой он есть, точно не стоит.

В какой-то момент Танино тело восстало против того напряжения, в котором находилось уже полчаса и… зевнуло. Девушка едва успела подавить свой зевок, но он прямо распирал ей горло. Лариса от удивления сделала паузу.

– Извините… – пробормотала Татьяна, – просто я сегодня очень рано встала, а в комнате уже темно, вот я и…

– Ну, мне тоже пора, – Лариса, на самом деле еще много чего хотела донести до Татьяны, но неожиданная реакция собеседницы спутала все карты. – Я надеюсь, ты меня услышала и…

Она запнулась, забыв заготовленную формулировку. Что, собственно, «и»? И перестанешь встречаться с моим мужем? И оставишь моего мужа в покое? Пока она подбирала слова, кураж иссяк и оставалось только ретироваться опять же, не уронив лица. Тогда Лариса, оставив жирное многоточие, энергичным шагом проследовала к выходу.

Получив порцию яда, Татьяна машинально начала собираться домой, к родителям. Но уже стоя в туфлях пред вешалкой с плащом, она очнулась. В ней вдруг взыграла соперница, бешенная кошка – молодая и сильная, имеющая массу преимуществ в схватке за кота. Действительно, а чего это она вздумала капитулировать? И почему это она поверила всему, что ей тут наговорили про любимого человека? Кому поверила? – Сопернице. И кого собралась предать? – Любимого! Ну не бред ли?

Татьяна уже сталкивалась с разочарованиями в мужчинах, но всякий раз интуиция подсказывала ей это заранее. В данном случае все было иначе. Евгений, конечно, был отличный артист. Но физиологию-то не обманешь. Зачем ему врать ей? Она и так прекрасно видела, что нужна ему как женщина. Его приверженность ей, его чувственность и страсть били все доводы брошенной жены. Опять же, Евгений хотел ребенка, а значит, есть основания надеяться, что у него на нее серьезные планы.

Нет, она не в праве предавать его чувства, его надежды. Надо хотя бы поговорить начистоту. И Таня решила дождаться Евгения. Тем более, что сегодня у возлюбленного был трудный день. Ей меньше всего хотелось наносить ему удар в спину – то есть сделать то, чего он от нее никак не ожидает.

Из рук все валилось. На задуманном меню для ужина пришлось поставить крест: тушить говядину в маринаде из сладкого перца и томатной пасты не было уже ни сил, ни времени. Пытаясь почистить картошку трясущимися руками, Таня порезала палец. Поэтому пришлось ограничиться вареными сосисками и макаронами. Огурцы, помидоры, зелень, перец и томатная паста были убраны в холодильник до лучших времен. Есть не хотелось: запах пищи вызывал дурноту, а под ложечкой мучительно сосало. Тане не терпелось выяснить отношения с любимым, хотя она прекрасно понимала, что вечер накануне премьеры – не лучшее для этого время. Лучше бы отложить это хотя бы до завтрашнего вечера после спектакля. Но где же, где взять силы, выдержку, волю? – думала Татьяна, стоя перед открытым окном с сигаретой и напряженно вглядываясь в золотые купала храма, отсвечивающие в сумерках огнями уличных фонарей. Ее начинала бить нервная дрожь и тошнило от выкуренных сигарет.

Наконец, раздался долгожданный скрежет ключа в замке.

– Здравствуй, мой маленький заяц! – Евгений вошел в кухню и небрежно положил на стол глянцевую коробку с зефиром – невиданный дефицит и роскошь. У него было отменное настроение. – А чего в темноте? Ох, дым коромыслом! Чего это ты? Я не знал, что ты куришь!

– А я раньше и не курила, – тихо отозвалась Татьяна, неимоверным усилием подавляя дрожь в голосе.

– А что случилось? – Он включил свет и по виду Татьяны сразу понял, что стряслось что-то неладное. – Танечка, что случилось?

– Да так, ничего особенного… Родители подали на развод, – соврала она.

– Н-да… грустно. И я вот тоже вчера объявил Ларисе, что подаю на развод. Решил сразу после премьеры, в ближайший выходной отправиться в ЗАГС. Ее согласие не требуется…

Таня подняла на кавалера удивленные глаза.

– Ты ей это объявил? Вчера? – Это известие в свете случившегося несколько озадачило Татьяну.

– Да. Поставил перед фактом.

– Это правда? Ты не врешь?

Евгений изменился в лице:

– Я разве когда-нибудь тебе врал?

– Не обижайся! Просто… это как-то не вяжется…

– С чем? – Евгений, озадаченный, продолжал возвышаться над ней, опираясь на край разделочного стола.

– Нет… ни с чем. Ну, хорошо, давай ужинать. Ты извини, я тоже поздно пришла, поэтому не успела приготовить нормальной еды. Вот, на скорую руку макароны с сосисками, даже салат не успела настругать. Но если хочешь, я сейчас сделаю, – засуетилась Татьяна, расставляя тарелки с едой и стаканы под пиво. От сердца вмиг отлегло – сразу же перестало трясти и даже захотелось есть.

– Да не надо салат. Перекусим быстро и спать. Все устали, завтра трудный день… наедаться уже поздно! А что с пальцем?

– Да вот, начала было картошку чистить и второпях порезалась.

– Ты рану обработала чем-нибудь? Картошка-то грязная, можно заражение получить… А у нас и аптечки-то нет. Хотя бы с мылом надо рану промыть!

– Не волнуйся, все сделала как положено. Все девочки умеют оказывать первую медицинскую помощь! – улыбнулась Татьяна и прижалась к любимому.

– Другим. А о себе не думают никогда, эти девочки, – Журбин крепко обнял подругу и так они простояли несколько минут, пока не вспомнили про остывшие сосиски и пиво.

***

Как только легкие сентябрьские сумерки опустились на Москву, Театральный бульвар вспыхнул торжественными огнями, золотой дорожкой ведущими к парадному крыльцу театра, двери которого, обрамленные яркими премьерными афишами и растяжками, были распахнуты навстречу густеющей толпе зрителей. До начала спектакля оставалось 15 минут.

Татьяна, в маленьком черном платье, укутанная в черный велюровый палантин, в бусах из черного речного жемчуга и в изящных лаковых туфельках на невысоком каблучке, почти летела мимо золотых огней туда, откуда все громче доносились звуки «Весенней увертюры» Кладницкого. Но мраморная парадная лестница в праздничных огнях с фанфарами была не для нее. Татьяну ждала малозаметная дверь служебного входа, темневшая в глубине плохо освещенного, узкого безлюдного переулка. Девушка словно растворилась в этом потайном, мало кому доступном пространстве и, подобно Алисе в стране чудес, очутилась в не менее чудесном мире театральной закулисы. Беломраморные лестницы с алыми ковровыми дорожками, золочеными перилами и массивными деревянными поручнями, узкие коридоры с закрытыми дверями, хранящими вековые театральные тайны, были безлюдны. Таня уже была здесь летом, «на экскурсии» с любимым, поэтому довольно уверено направилась по коридору вглубь здания, к правой ложе бенуара. Преодолев коридор, она с трудом отворила тяжелую дубовую дверь и оказалась в самой отдаленной части театрального холла. Навстречу ей уже спешил светловолосый кудрявый молодой человек в очках, похожий на повзрослевшего Купидона.

– Здравствуйте, вы Татьяна? – Спросил он, поправляя очки. – Простите, что не смог встретить вас у подъезда. Просто не знал, когда именно вы придете. Я Владимир.