Дитя минувшего

– Это не я… он выпрыгнул… я не мог остановить…

– Марк, почему ты тут? Что случилось?!

– ..на её месте должен был быть я… не мог…

Пришлось накрыть его лицо своими руками и заставить встретиться со мной взглядом. Он выглядел отстранённо, напугано. Дрожал и отказывался смотреть прямо. А я также задыхалась от страха и бега.

– Да очнись ты! – крикнула, отчаянно встряхнув его, а затем взмолилась. – Пожалуйста, я не знаю, что делать…

И я посмотрела наверх, где в воздухе в хищной позе застыл Касим, точно обледеневшая скульптура, покрытая переливчатыми узорами из снежного кокона. А над ними почти схлопнулся ледяной купол. Если бы время для Касима не остановилось, он бросился бы камнем на Марка, вышиб из него всю суть.

Суть.

А что, если люди застывали не от холода, а от своих воспоминаний? Они прокручивали их в голове по кругу, точно заевшая пластинка, и тем самым сами держали себя в прошлом. Застывали.

Шепот Марка сбивал с мысли, просил сдаться, оставить его.

– Ты просишь не меня, Марк. Ты сейчас в своем кошмаре, но это ловушка. Твоя суть, твой дух, он должен быть в настоящем. Вернись, пожалуйста. Ты сейчас здесь, нужен мне, чтобы всех спасти. Чтобы меня спасти.

Он вдруг закачал головой, отстранился:

– Я не спас… я должен быть на её месте…

– Так спаси сейчас, Марк! – уже крикнула я и поняла, что замерзаю. Теплый взгляд дедушки переманивал к себе. Возвращал в прошлое. – Спаси нас всех. Пожалуйста.

Он моргнул. Его зрачки дрогнули и взгляд наконец сосредоточился на мне. Холодный. Темный.

– Вот так, Марк, возвращайся, – шептала я, кивая и поглаживая его обледеневшие щеки большими пальцами. А сама отгоняла теплые руки дедушки, тянувшие меня в родной дом.

– Не могу остановить, – прошептал он уже осознанно, – этот холод, он пожирает.

Я с ужасом заметила, как морозные узоры взвились от горлышка его кофты к шее и щекам Марка, а затем перешли на мои обледеневшие пальцы и двинулись к локтям. Мы застывали. Превращались в ледяные скульптуры – прозрачные и безжизненные.

Вместе с дедушкой в сознании всплыл запах гари и черный дым протянул ко мне свои языки.

Дрожащая, напуганная, я с хрустом ледяной шеи оглянулась на застывших людей в беседках. У них не было сил бороться один на один, и они сдались. Замерзли. Точно с издевкой, на ледяных скульптурах задорно отблескивали солнечные зайчики, сверкая ярче натертых до блеска доспехов. Бороться одному не было шансов.

Шепот Марка оборвался, облачко пара вырвалось из него в последний раз, и я бросила на него отчаянный взгляд, прежде чем сделать то, что подсказало мне сердце.

Сознанием я провалилась в ледяные объятия дедушки, но телом рухнула в руки Марка, и он прижал к себе в ответ. Лед сковал нас вместе, но не смог пробраться к груди, к распалявшимся словно угли сердцам.

Время застыло, а затем, сжалившись над двумя полубогами, рвануло с новой силой.

Холод отступил от меня, завладев только телом, но в его власти оставалось сознание Марка, а потому лед не отступал от него. С напором я обняла Марка за плечи, а голову спрятала на груди, прислушиваясь. Сердце почти застыло. Все теплое, что у меня было, я старалась сконцентрировать в нить и вплести её в силу Марка.

– Пожалуйста, бейся, – молила, прильнув к его груди, – бейся для меня, сердечко. Бейся, не останавливайся.

Морозными, окаменевшими пальцами я сжимала кофту Марка на спине и повторяла как заклятье: «Бейся». Как вдруг Марк пошевелился. Он прижался сильнее, зарылся носом в мои волосы. Теплое дыхание согрело шею. В груди все закипело от силы, или от прикосновений… Теплыми волнами энергия пульсировала от нас, накрывая куполом, точно отматывая время с зимы на весну.

С очередным вздохом нас накрыл стремительный свист и на лед упало что-то тяжелое. Вздрогнув, я осмотрелась. Это был Касим. Он приземлился на лапы, но все-равно распластался по льду. Говорить не мог и лишь безвольно поднял клювик.

– Касим… – с его именем на губах я сгребла Хранителя ближе, подтягивая за перышки. Он был безвольной куклой, но по взгляду стало понятно, что сознание возвращалось, – Касим, я тут.

Он посмотрел на меня, затем на Марка, что все еще держал меня в объятиях. И я вдруг смутилась, осторожно отстранившись. Прижала к груди Касима, точно мать свое дитя.

– Нас нашли… – тихо сказал Касим, как вдруг его голос прервал треск. Я удивленно посмотрела себе под ноги. Огромная трещина прошла по льду прямо под нами. Все таяло от нашей пульсирующей силы.

– Встаем!

Следуя своей же команде, я поднялась на ноги, удерживая Касима. Его крыло безвольно повисло. Марк, стиснув зубы, поднялся за мной. Я заметила, как он бросил странный взгляд на стену леса, что мелькала за ледяным куполом, а затем подтолкнул нас к берегу.

Трещина разрасталась. Все заходило ходуном. Скользящими шагами я двигалась к берегу, заметив недалеко от себя плавающую вазу, от которой и пошли трещины. Где-то за моей спиной лед таял с такой скоростью, будто зима никогда не приходила в это место. И под громкий треск я спрыгнула на берег, набрав обжигающе-ледяной воды в кеды.

– Нам нужно уходить, – запыхавшись сказал Марк, появившись рядом и оглядывая застывших людей.

– Но…

Он понял все по взгляду, перебив:

– Тот, кто наслал это, пришел не за ними, а за тобой. Если ты уйдешь, то смертные не пострадают.

И Марк взял меня под локоть уводя с заднего двора. Не хотелось верить, что по моей вине вновь кто-то страдал, но стоило нам выйти к главному входу, как рычание сбило с мысли.

На огромной площадке, рядом с дорогой стоял Вихрь в человечьем обличии. Его волосы чубом спадали на лицо, а грудь тяжело вздымалась. Ледяной заклятие не действовало на духа. Он медленно отходил, пока не прижался спиной к красной морде одного из КАМАЗов. Три подобия снежных волков теснили его и рычали, нахохлившись.

– Опять волколаки?! – вскричала я в отчаянии, от чего волки тут же развернулись. Один из них сделал выпад в нашу сторон, и Марк всплыл передо мной. Его рука накрыла мою и потянула к дороге.

– Я не могу обратиться, – крикнул Вихрь.

Неожиданно раздалось карканье и Касим, точно пьяный, поднял голову с моих рук, косо осматривая теснивших нас волков. Вихря охранял третий.

– Это его твари. Того Бога.

– И что нам делать? – спросила я, отходя вместе с Марком по брусчатке. Прижала Касима к самой груди, боясь выронить такой ценный груз.

– Они не нападают, но выгоняют, – подметил Марк и мы наконец сошлись с Вихрем, объединившись. Волки также встали в одну линию и то рыча, то прыгая, пытались выгнать нас к дороге. Прогнать за ледяную линию. За ними вырос ледяной замок, когда-то бывший для нас гостиницей.

Отступая, мы вышли за границу, где землю больше не покрывала корочка льда. Жара упала на нас паутиной, облепившей кожу. Страх остался с холодом, а волки, видя, как мы вышли за пределы, просто сели, точно стражи. На их скалящихся мордах все еще читалось предупреждение и угрозы.

– Нам лучше уйти, – подвел итог Касим и поторопил, вскинув крыло в сторону дороги, точно указательный палец, – чем скорее, тем лучше.

Машины все чаще проезжали мимо страшным потоком, грозясь утащить с собой. Пыль оседала в легких, а солнце беспощадно светило, точно мы были смазанными маслом пирожками, а оно печкой. Никто не вспоминал произошедшее, боясь накликать беду. Пришлось свернуть в лес и достать из рюкзака Марка волшебный клубок.

– Отведи к отцу, – прошептала я и выпустила клубок на землю. Тут же ожив, он мгновение крутился, а затем, взяв верный курс, двинулся правее от дороги. Легкими прыжками клубок обходил ямы и терялся в кустах, а мы следовали за ним, растянувшись в колонну. То и дело острые ветки прилетали в меня от Марка, а одна даже хлестанула по лицу.

– Смотри по сторонам, – отстраненно сказал Марк, услышав мой писк.

– Так это от тебя отлетело!

– Ага.

Просто сказал он и я негодующе выдохнула воздух носом. Касим все еще лежал на моей руке, а второй я защищалась от нападений веток, но безуспешно пропускала удары.

– Касим, взберись на плечо, – попросила, на что ворон задумчиво повернул на меня клюв, – на плечо, говорю, заберись.

– У меня болит лапа.

– Хорошо… тогда, пока лежишь, расскажи, как вы оказались на озере?

Марк бросил на нас короткий взгляд, а затем споткнулся о ветку и выругался. Пришлось идти прямо.

Касим вдруг зашевелился в моей руке и цепляясь за футболку клювом, точно альпинист, взобрался на плечо. Голова устало опрокинулась назад, старательно не встречаясь со мной взглядом.

– У тебя лапа прошла, или ты опять не хочешь рассказать мне правду?

– Доберемся до Нави, там расскажу. Сейчас не тот день.

– Но я хочу знать сейчас, пока Навь не забрала меня сама.

– Тихо! – крикнул Касим, а черные глаза бусинки налились кровью. – Не взывай то, с чем не готова встретиться лицом к лицу.

– А я уже устала молчать. За мной пришел какой-то бог… это, получается, мой дядя что ли? – задумалась я и по удивленному лицу Марка, обернувшемуся ко мне, пояснила. – Я дочь Коляды – он бог. На нас напал еще один бог, следовательно он мой дядя, правильно?

Вопрос повис в воздухе. Как и комары, разрушавшие лесную тишину своим писков.

– Вот и спросишь у своего отца, как доберёмся до Нави, – ответил Касим и закончил, – сейчас нет смысла что-то объяснять. Только накликаем беду, вспоминая нечисть и мстительных Богов. Доберемся до Нави, а там хоть лешего вызывай.

– Спасибо, – буркнула я под нос, – леших мне хватило.

Так мы и шли какое-то время в тишине, скрываемые тенью деревьев. Мое мокрые кеды подсохли, но расклеились у самого носка. Одежда висела, а живот неприятно сводило от голода, напоминая об отсутствии хоть какого-нибудь завтрака и обеда.

Клубок вывел на длинную поляну, где у границы с лесом стояли небольшие кусты с красными, переливчатыми ягодками. Я на мгновении остановилась, облизнувшись. Спереди раздался уставший голос:

– Умереть хочешь?

Я посмотрела на Марка, что подошел ближе и склонился к ягодам, над которыми уже зависла моя рука. Касим настолько погрузился в свои размышления, что даже не заметил моей случайной попытки умереть.

– Думаешь, они ядовитые?

– А ты сама не видишь, какие они яркие? Тебя дедушка не учил разве, что самые яркие грибы и ягоды в лесу – ядовитые. Хоть мухомор вспомни, с его красной шапкой.

Я тяжело вздохнула и пошла дальше, мысленно питаться солнечным светом, что изредка просачивался через кроны деревьев. Марк шел рядом, следя за подпрыгивающим впереди клубком, но взгляд его все возвращался ко мне.

– Марк, – решилась я, раз Касима все равно было не разговорить, – что случилось у вас на озере?

Устало подняв голову, он долго думал, прежде чем ответить:

– Мы спустились на обед, как и все в гостинице, но твой ворон ощутил скопление энергии где-то в лесу, и мы пошли проверить, что это.

– Что-нибудь нашли?

Странный, изучающий взгляд Марка впился в мое лицо, что-то отслеживая. Но не найдя то, чего искал, сдался.

– Нет. Это была пограничная и темная энергия. Мы не успели разобраться, как ощутили холод. Рванули обратно, хотели сократить путь через замершее озеро, но не получилось.

Я понимающе кивнула, вспомнив замершего в воздухе Касима и тревожный лепет Марка. Что-то тяготило его, оставив след в резких, дерганных движениях и утомленном взгляде.

– Когда я нашла тебя, – тихо продолжила я, словно отделяя от разговора Касима и изучающего рядом листочки Вихря, – ты шептал, что не смог кого-то спасти.

По сжавшимся в тонкую линию губам я поняла, что Марк сильно переживает и корит себя. Его длинные пальцы сжались в кулак и разжались, как если бы он пытался ухватить кого-то.

– Это был член твоей семьи?

Он кивнул, а затем, через какое-то время хрипло сказал:

– Я родом из Санкт-Петербурга. Звучит комично, учитывая, что у меня под боком с рождения находился мост в Навь, но я все равно не знал, как встретиться со своим отцом.

– Мороком?

Он кивнул.

– Да, с ним. Мама рассказала мне, что отец древний бог еще в четыре года, когда нашла себе нового мужа и была вынуждена объяснить, что не предает моего отца. Что это он ушел первый, ведь был богом и не мог подвергать нас опасности. Я не поверил, уж лучше сказки про моряка, что ушел в плавание и не вернулся. Но время шло, на мой запах слеталось все больше Навьих духов, следя за мной, но не смея подойти. Когда же со мной заговорила старая уличная кошка, еще тот знаток древних историй, я осознал, что мама не обманывает. От отчима мама родила двух девочек с разницей в три года, а затем, случилась трагедия.

Марк замолчал. Взгляд его стал пустым, темным. Я поняла, что перед ним всплывают ужасные вспоминания и повинуясь внутреннему толчку, положила руку на его плечо. Словно ощутив, что находится не один, Марк принял мою поддержку, но рассказ не продолжил.

– Я верю, что ты не виноват в произошедшем, – прошептала я, останавливаясь и повернувшись к нему лицом. Он посмотрел на меня сверху вниз, но все равно казался меньше в своем горе.

– Ты не знаешь, что там произошло.

– Нет. Но точно знаю, что ты сделал все, что мог. Ты ни в чем не виноват.

В его глазах что-то сверкнуло, а может это было отражение от моих глаз. Он тяжело смотрел на меня, но я лишь улыбнулась, поддерживающе сжав его плечо.

И он вдруг выдохнул:

– Прости меня.

– За что?

– Просто… прости.

И я закивала головой, ничего не произнося, но уверяя, что ни на что не держу зла. Мне показалось, что Марк просил прощение за нашу первую встречу и лезвие кинжала у моего горла. Неужели, он так долго сожалел и носил это в себе?

После разговора мы шли тихо. Касим, потонув в своих мыслях, так задумался, что точно кот мял мое плечо своими когтями. Но я так устала и оголодала, что не замечала боли. Только и смотрела себе под ноги, переставляя их с трудом от долгой и неудобной тропы, которую выбрал наш клубок.

Словно почувствовав мою усталость, клубок решил меня добить и закатился на небольшой пригорок, замерев на его вершине, ожидающе. Рядом с ним встал Вихрь, взлетев без особых проблем вместе с Касимом. Мне же пришлось карабкаться наверх, подтягивая себя руками за торчащие корни. За мной лез Марк, то и дело подхватывая мои соскальзывающие с земли ноги и ставя их обратно на твердыню. Сил не оставалось и когда я поднялась наверх, с поломанными ногтями и грязными руками, то просто развалилась на земле. Мышцы горели от усталости, а кеды проветривало так, словно они уже превратились в сандалии.

Солнышко на небе приветливо пустило ко мне свой прощальный луч, и я зажмурилась. Журчание моего желудка перекрыл тихий свист колес.

Уже знакомые сильные руки подхватили меня за плечи и подняли с земли. Я хотела возразить, сказать, что больше не могу идти и позвольте мне провалиться в Навь прямо на этом месте, но меня уже поставили на ноги. Марк наклонился, отряхивая мои колени от листьев и мелких веточек. Будь у меня силы, я бы отскочила в бок от такой неожиданной заботы, но получилось лишь устало застонать и раскрыть глаза.

– Я слышу шум машин и голоса людей, – оповестил Вихрь и мечтательно сказал, – вот бы мы быстрее вышли из леса и успели поймать закатное солнце.

Марк лишь усмехнулся. Отряхнул мою спину и, взяв меня за запястье, потащил за клубком. Касим молча приземлился мне на плечо и принялся вытаскивать веточки из моих волос. А может, наоборот, вил гнездо. Планировал создать семью. Мне уже было все равно. Я мечтала только о том, чтобы остановиться и покушать, да хоть червей.

И мои мольбы были услышаны.

Через несколько минут мы вышли за клубком на дорогу, где располагался какой-то населенный пункт. Высокие дома разрастались на каждом углу, точно сорняки. Мы прошли вперед и попали в муравейники-домов, что стояли лицом друг к другу, образуя квадрат и заслоняя соседа. Люди куда-то торопились, тонули в длинной улице, и мы влились в их поток. Я отвыкла от такого количества обычных людей и городской жизни. Чуть не перешла дорогу на красный свет, но вовремя отпрыгнула от несущихся машин.

Впереди виднелось небольшое заведение с красной крышей и огромной надписью «Ростикс». Я накрыла живот, что сжался в очередном спазме, а затем вздрогнула. Точно озаренная гениальной идей я дрожащими руками застучала по своим карманам и достала три купюры номиналом в пять тысяч рублей. Те самый, что я одолжила из гостиницы.

Толпа двинулась вперед, следуя зеленому сигналу светофора, а я любовно прижала деньги к груди и побежала к кафетерию. Касим впервые за долгое время вскрикнул:

– От кого бежим?

Он сильнее сжал коготками плечо и начал озираться, уже расправив крылья и приняв боевую позицию. Голова его, точно у коршуна, опустилась вперед.

– Мы бежим кушать! – воскликнула я и прыгая от счастья вбежала в заведение, толкнув двери. По тяжелым и быстрым шагам я поняла, что за мной вбежал Марк, отталкивая двери. Но я уже стояла у кассы и читала меню, сама не веря своему счастью и наглаживая купюры.

– У тебя есть деньги? – удивленно спросил Марк и также посмотрел на меню, плохо скрывая свой голод.

– Ага! Я украла в отеле, – радостно сказала я, а затем откашлялась и произнесла уже более с напускным осуждением в голосе, – точнее, украла в отеле. Но я им все верну. Когда-нибудь.

Марк видимо не собирался меня осуждать и мы, дождавшись очередь, заказали себе по две пары бургеров и два стаканчика колы, а также картошку и соусы. С огромными подносами мы вышли на улицу.

За одним из столов, на лавочке, сидел Вихрь и мечтательно смотрел на небо, где заходило солнце. Мы присели к нему.

– Я даже не сомневался в тебе, – признался Вихрь и посмотрел на Марка, что уже впился в картошку, – когда ты побежала и за тобой рванул Марк, я знал, что ты нас не покидаешь. Поэтому присел здесь и решил, что пока жду, наслажусь солнышком.

Я распечатывала упаковку от бургера и не могла говорить, желая только быстрее вкусить горячую котлету и булочку с кунжутом. Мой желудок одобрительно заурчал, и даже ноги, что ныли от долгой ходьбы, перестали болеть.

– Не торопись, Миша, жуй, – поругал Касим, а затем принялся с такой же жадность клевать часть от моей булочки, что я отложила на край стола. Мне хотелось что-то ответить, но внимание привлек широко улыбающийся Вихрь. Он подпер свою щеку ладонью и мечтательно смотрел вдаль.

– Что там такого? – спросила я Вихря и он также тепло, точно солнышко, ответил:

– Там закат. Такой красивый.

– Так он каждый вечер, этот закат.

– Нет, ты не понимаешь, – мягко возмутился он, – каждый закат, каждый лучик солнца особенный. Они больше никогда не вернутся, всегда будет что-то новое, особенное. Закаты, как люди, они неповторимы. Этот закат персиковый, бархатный, он окутывает своими кучерявыми облаками, просачивается сквозь них, точно ручкой машет. Нам нужно остановиться и ответить ему.

И Вихрь улыбчиво замахал солнцу, подталкивая и меня. Сжав между пальцев картошку, я также махнула рукой, а сама посмотрела по сторонам. Не признают ли во мне сумасшедшую?

– Как же хорошо, – протянул Вихрь и я вскинула брови, – не удивляйся. Я знаю, что у каждого человека есть проблемы, но вместе с этим, у вас есть жизнь. Из-за моей неправильной смерти, моя душа заточена в образ ветра, беспокойного, разрушающего. Это и благо, и наказание. Ведь я так тороплюсь жить, выполнить все свои цели, вновь ощутить тепло солнечных лучей, точно объятие матери. Но я упускаю то, что уже живу и мне нужно лишь остановиться, чтобы это осознать. Наблюдая за закатом, я живу вместе с ним. Вместе с рассветом. Вместе с падающей звездой. С поющим соловьем. Нужно лишь остановиться.

От слов Вихря я замерла с картошкой во рту и посмотрела на закат. Розовый, растянутый на все небо, точно художник оставил случайный мазок своей кистью, он действительно завораживал, замедлял время, что бессердечно текло до этого с безумной скоростью. И я остановилась.

Перестала безумно прожевывать и вдруг ощутила вкус еды. Солнышко тепло скользнуло по моим щекам, прощаясь и передавая власть ночи.

И я вдруг осознала, что так отчаянно хотела вернуть дедушку, восстановить свой старый, хрупкий мир. Но сейчас, двигаясь по этому пугающему и сложному для меня пути, я приобрела столько нового. И важного.

Взгляд замер на Марке, что также рассматривал закат, подставив бледное лицо под его рассеянные лучи. Затем Касим, что смешно подкидывал булочку и ловил её в воздухе, широко раскрыв клюв. Ножки его то и дело подгибались, точно пританцовывая. И наконец Вихрь, что просто наслаждался жизнью, а не стремился ею овладеть и настроить на нужный лад. Вихрь, который раскрыл мне глаза на то, что я приобрела за эти безумные дни. Такое важное и не менее хрупкое, чем моя прошлая жизнь. Не просто друзей, но странную, маленькую семью.

Ворон, дух и два полубога, бегущих от предначертанного.

Я не смогу просто отказаться от своих сил, но и сдаться на милость судьбы тоже не для меня.

Я буду бороться.

И построю свой новый дом.

Когда солнце спряталось за горизонтом и наступила ночь, пригород осветили высокие фонари. В них заклубились тени, то и дело отлипавшие от столба и провалившиеся сквозь землю.

Общим советом было решено, что оставаться на ночлег среди людей нельзя, иначе мы подвергнем их опасности, но и идти дальше до самого Санкт-Петербурга также нельзя. Уже ночь, духи Нави особенно сильны в это время, особенно, когда мост из Яви в Навь у них под боком.

Вернувшись на дорогу, мы свернули в лес и дошли до небольшой опушки. Недалеко протекал ручей, журча. В его водах кто-то плескался и переливчато посмеивался. Но Касим не обратил на это внимание и улетел, сказав, что осмотрит территорию.

Разводить костер мы не стали, ночь была теплее, чем неделей раньше, но воздух всё равно оставался плотным, как перед бурей. Марк молча развернул плед и протянул его мне. Ткань пахла сырой землёй и горьковатой прелой травой. Я приняла его, чувствуя, как холодок от прикосновения пробирается под кожу.

На секунду я склонилась к себе, уловив неприятный, солоноватый запах пота на своей футболке. Меня передернуло. Марк уловил мою реакцию и вопросительно посмотрел.

– Всё в порядке, – пробормотала я, поднимаясь на ноги. – Просто… хочу умыться. Тут ручей где-то рядом.

Он молча кивнул, но, когда я уже собралась уйти, тоже поднялся.

– Нет! – вырвалось у меня слишком резко. – Я… хочу искупаться. В озере. Как душ. Плавать. А ты… оставайся здесь.

Марк слегка смутился, его лицо окрасилось лунным светом, будто он стал частью этого ночного пейзажа. Он сел обратно и, не глядя на меня, сказал глухо:

– Я не двинусь с места. Обещаю. Не попади в неприятности.

Я кивнула и направилась в сторону ручья, стараясь не слушать, как учащённо бьётся сердце. Но спина горела, будто кто-то следил за каждым моим шагом. Я успокаивала себя мысленно: «Это Марк… он не причинит вреда. Хотел бы, давно убил». И всё же, между деревьями шептались чьи-то голоса – незнакомые мне. Они обжигали лицо, и я поймала себя на том, что щёки пылают не от смущения, а от чьей-то чужой, незваной близости.

Ручей плескался где-то впереди. Я сбросила влажные, прохудившиеся кеды, огляделась… И, поколебавшись, стянула с себя одежду. Что-то в ночи будто подгоняло меня, как гончие на охоте. Я рванула в воду, и её ледяной укус сжал грудь. Я вскрикнула и тут же прикрыла рот, но всё же эхо пошло гулять меж деревьев, а рядом раздался тихий, переливчатый смех.

Я резко обернулась – никого. Только по воде пошла рябь.

Пытаясь не думать, я погрузилась глубже, провела ладонями по грязному телу, распустила волосы. Лунный свет играл на моей коже, превращая её в бледный жемчуг. Тишина была слишком густой. Слишком плотной.

И вдруг что-то мягкое, скользкое лизнуло мою щиколотку.

Я отпрянула, сердце ударилось в горло. Смех раздался ближе, звонче, рядом со мной и я посмотрела туда, где недавно стояла.

Из темноты, под толщью воды показалось обескровленное лицо. Бледное, как смерть, с синими губами и глазами, в которых читалось озорство и насмешка. Её волосы извивались, как водоросли, а на губах трепетала улыбка.

Я хотела закричать, но голос застрял в горле.

И тут из глубины, будто из самого дна, раздался глухой, утробный голос:

– Не трогай наперсницу времени! Её сила не для тебя…

Холод, как из могильной щели, пробрал меня до костей. Моё собственное лицо, искажённое ужасом, глядело на меня из зеркальной глади воды.

А девушка лишь улыбнулась шире и исчезла, растворившись, будто её никогда и не было. Смех её уже звучал за моей спиной.

Я обернулась, завертелась на месте, выискивая в темноте хоть что-то, но водная гладь была ровной.

Выбравшись на берег, я дрожала то ли от холода, то ли от страха. С натугой натянула мокрую футболку, шорты. Волосы липли к коже, по ногам стекали капли. Кеды я прижала к груди, и, озираясь каждую секунду, пошла обратно к лагерю, туда, где ждали Марк и Вихрь.