
Полная версия:
Ценный груз
Дэмин и правда часто посещал это заведение – один из самых роскошных борделей Синторы. И слухи о холодности Дэмина к благородным дамам, усиленные его частыми визитами в бордель, быстро распространялись и, конечно, распаляли любопытство Мингли. На деле на это было две причины, и, узнай Мингли, он бы, скорее всего, разочаровался – в них не было ничего ни пошлого, ни запретного, ни нарушающего принципы Дэмина.
Первая причина – дома увеселений служили не только местом для плотских удовольствий, но и способом провести вечер в компании друзей. Там подавали изысканную еду, лучшие вина, играла музыка, а танцовщицы разыгрывали перед гостями целые истории. Всё это привлекало состоятельных мужчин, суля им отдых от семьи, учёбы или дел. Дэмин любил расслабиться подобным образом в компании друзей, обсуждая насущные проблемы, новости и даже сплетни.
А вторая причина – одна из наложниц этого заведения. Но о столь запутанных и странных отношениях, зародившихся меж ней и Дэмином, молодой господин предпочитал не рассказывать никому. И уж тем более демону, который только и ждет, чтобы найти в его душе нарыв, запустить туда пальцы и ковырять до смертного часа Дэмина.
– Боишься ошибиться с решением? – Заметив, как господин снова спрятался в привычную скорлупу, Мингли решил сменить тему. – Боишься, что тебя сочтут плохим человеком? Или что можешь навредить невиновному?
– Вечно ты задаешь провокационные вопросы.
Тень улыбки скользнула по лицу Дэмина.
– Я ж демон, – ухмыльнулся Мингли, – моя задача – сеять сомнения.
– Тебе просто нравится заставлять меня чувствовать себя хуже, чем я есть.
– А ты не допускаешь, что я просто хочу избавить тебя от наивной веры в необходимость быть «хорошим»?
– Не примеряй свою мораль к моим ценностям.
Мингли громко и заразительно засмеялся.
– Вот поэтому, достопочтенный, я никогда вас и не оставлю! Ваше упрямство и однобокий взгляд развеивают мою скуку.
С этими словами Мингли, не колеблясь ни секунды, протянул руку к чашке холодного чая, заказанного Дэмином, и с наслаждением осушил половину. Тот даже не успел толком возмутиться.
– Подумай сам: кому, как не людям, лучше всех знать, что такое судить других по своим меркам и навязывать свои правила? Будто вы – первые и неповторимые существа на этой земле.
– Я не собираюсь обсуждать с демоном ценность человеческой жизни и достижений.
– Ну и зря, – серьёзно сказал Мингли. – Так и останешься слепым, как новорождённый котёнок.
Дэмин нахмурился. Он терпеть не мог, когда его выставляли недалёким и недостойным.
– Не волнуйся, – усмехнулся Мингли. – Так и быть. Если оступишься в своей слепоте – я тебя за шиворот вытащу.
– Для чего только боги вас создали… – пробормотал Дэмин, устало отводя взгляд от очередной пикировки с неугомонным мечником.
– Чтобы вы, люди, не слишком зазнавались, – с довольной ухмылкой ответил тот.
– Для вас мы лишь инструмент для злобных развлечений.
Дэмин запустил тонкие пальцы в поясной кисет и, отсчитав нужную сумму, положил ее на деревянную стойку. Мингли отложил столовые приборы и серьезно посмотрел на господина. Карие глаза с желтым узором, сетью расходившимся от черного зрачка, внезапно показались Дэмину жуткими и неестественно пронзительными, словно он столкнулся взглядом с диким горным котом, который сейчас обдумывает, как с ним следует поступить. Они, бесспорно, принадлежали демону – пусть и скрытому под человеческой оболочкой. И вдруг это осознание стало настолько явным, что Дэмин не выдержал и отвёл взгляд.
– Ты хоть раз встречал другого демона до меня? – голос Мингли был спокойным, как обманчивое затишье перед надвигающейся бурей.
– Нет, – задумался Дэмин. – Никогда об этом не думал. Странно… Разве города не самое подходящее место для ваших проделок?
– Потому что вы самые эгоистичные создания. Думаете, что весь мир крутится вокруг вас. Сущие дети. У нас своя жизнь. У вас – своя. Неужели думаете, нам нечем заняться, кроме как наблюдать за вашими страстями? – В голосе Мингли проскальзывала какая-то странная затаенная обида или, может быть, чувство огорчения на высказанные Дэмином слова о демонах? – Возможно, молодым духам или юным демонам еще будет интересно развлекаться с вашим братом, но только в виде шалостей, которыми страдают человеческие дети или студенты. А взрослым демонам до вашей жизни нет никакого дела.
– А сколько лет тебе? – спросил Дэмин, внезапно осознав, что никогда не задумывался об этом из-за внешности Мингли.
– Достаточно, чтобы потерять интерес ко всему человеческому, – лукаво ответил тот.
– Тогда почему ты оказался в ситуации, которая нас столкнула?
– Ну… иногда всё же приходится вступать в контакт с вами, – уклончиво протянул демон. – И, как видишь, обычно из этого ничего хорошего не выходит. Любое существо предпочло бы держаться от людей подальше. Потому что от вас одни беды!
Подобное заявление, сказанное с абсолютной серьезностью, порядком удивило Дэмина. Всю обратную дорогу до здания суда он пребывал в раздумьях о том, как могло получиться, что демоны считали людей не меньшей напастью, чем те думали о них?
8
Восседавшие на стульях ответчики больше напоминали присутствующих родственников на похоронах человека, который лишил их наследства. Престарелая госпожа, потерявшая дочь, по-прежнему была бледна. Узнав от служанки о том, что более богатый и перспективный жених был упущен, она то и дело бросала гневные взгляды на господина Лина – виновника ее горя. Тот, в свою очередь, всем видом показывал жуткое раздражение. Скрестив руки на груди и уставившись в пол, он еле сдерживал гнев на служанку, которая опорочила его доброе имя. Девушка лишь злорадно ухмылялась, наслаждаясь его страданиями.
Единственный, кто окончательно запутался и переживал больше остальных о том, что дело приобрело совсем иной оборот, был портовый работник, который рассчитывал, что через суд получит свои десять серебряников. Теперь же он был совсем не рад, что обратился с этим к судье. Простое прошение приобрело скверный оборот и не сулило ничего хорошего.
Конюх – пожилой мужчина, чью голову, подобно горным пикам, покрыло белым снегом седины, входил в зал неспешным, свойственным всем людям в возрасте шагом. Он дожил до тех лет, когда взор уже не потрясают огромные колоннады и высокие потолки величественных строений Синторы, когда чиновники не страшат, а бандиты кажутся простыми расшалившимися мальчишками. Годы брали свое: отнимая физические силы, чувство новизны и желание перемен в жизни, но даруя взамен крепкую порцию равнодушия ко всему, что творится в мире. Стоя одной ногой на пороге чертогов Диликтаса – кровавого бога смерти и безумия, – любой либо смиряется с неизбежным и приобретает философский взгляд на происходящее, либо страшится грядущего и пополняет ряды городских сумасшедших.
Дэмин почувствовал неловкость: в роскошном, богато украшенном зале не было ни одного сидячего места для тех, кто отвечает перед судом. Таковы были правила – равные для всех. Но сейчас даже они казались слишком суровыми перед лицом дряхлого старика. Он махнул рукой одному из стражей и приказал предоставить ответчику стул.
Конюх вежливо поприветствовал судью, не забыв поклониться настолько низко, насколько могла позволить старая спина, и с благодарностью сел на выставленный стул. При этом в глазах Демина он не стал выглядеть менее неуместно, чем если бы стоял. Все эти громадные колонны, украшенные богами, высокий купол крыши и помпезность до блеска начищенного пола вдруг резко показались какими-то ущербными и вычурными на фоне темных, наполненных мудростью и добротой глаз конюха. Судья украдкой посмотрел в сторону Мингли, словно пытаясь понять, ощущает ли нечто подобное демон, но тот был больше поглощен процессом переваривания обеда, чем неловкой атмосферой.
Уже зная, зачем его сюда привели, конюх без долгих прелюдий и разъяснений приступил к рассказу:
– Прежде чем я начну, – голос его был наполнен теплотой, будто он сидел не в зале суда, обращаясь к судье, а за костром после дневных работ в поле, в кругу внуков, готовый поведать им очередную сказку или легенду, – хочу сразу сказать о том, что скрывать и лукавить мне не имеет смысла, так как я стар и скоро лишусь службы при дворе моей госпожи.
Храбрость и честность старика подкупали Дэмина. Обычно большинство предпочитало в суде говорить как можно меньше, дабы не навлечь на себя лишних проблем. А вот Мингли посчитал, что все дело не в силе духа, а в законодательстве Синторы. Ему часто приходилось слышать, как господин перечитывает законы, и в одном из них значилось, что старики, достигшие семидесяти лет, награждались правом не нести наказания за легкие проступки и освобождались от жестких мер карательной доктрины, включавшей физические истязания. Разве эта причина не хороша для того, чтобы притвориться, что ты праведный человек?
– Я не ропщу на судьбу. Такова жизнь. И я знаю правила этой игры: когда перестаешь быть полезен в работе, надобно готовиться к уходу на покой. – Старик глухо вздохнул, наполнив легкие воздухом, как делают только пожилые люди перед тем, как начать рассказывать долгую историю. – Я служу этой семье с девятилетнего возраста, когда еще был жив прежний глава, мудрый и достойный человек. Будучи глупым мальчуганом, однажды я попытался выкрасть у него на рынке кошелек, но был пойман за руку. – Он улыбнулся, и глаза заволокло воспоминаниями о молодости, когда краски мира были ярче, а вкус даже самой простой еды казался насыщенней. – Но господин не отдал меня под суд и не лишил рук или пальцев. Он предложил мне достойный труд в своем поместье. Так я и начал трудиться за плату и в благодарность за прощение моего поступка. Шло время, и на моих глазах выросло новое поколение семьи, – старик вновь тяжело вздохнул, – которое, к сожалению, не приумножило славы семьи или ее достатка. – Госпожа, потерявшая дочь, недовольно скривила тонкие губы, заслышав, с какой горечью конюх сокрушался о потомках прежнего господина. – Боги также не хотели давать этой семье сыновей, а дочерей забирали хвори, прежде чем те достигали брачного возраста. Не единожды я слышал, как хозяин с хозяйкой сетовали на судьбу, ибо на дочерей приходились большие растраты: одежда, обучение и питание. Но выгоды они не принесли никакой, отправившись невестами к богу смерти. И вот родилась маленькая госпожа, – конюх тепло улыбнулся, – светлый ребенок. Истинный лучик света в этой семье. С детских лет, обладая врожденным кротким нравом и добропорядочностью, маленькая госпожа завоевала любовь всех слуг. Ее доброе сердце всегда было открыто чужой беде, и потому любое горе, что падало на плечи других людей, она воспринимала как свое собственное. Не счесть, сколько раз маленькая госпожа вступалась за слуг. – Конюх засмеялся, озаряясь радостью от воспоминаний. – И даже за меня слово замолвила, когда я по старости проглядел, что конь хромает.
Дэмин понимал, что все сказанное не имеет отношения к делу. Многие присутствующие на суде и подавно стали испытывать сонливость и скуку от монотонного и долгого предисловия. Единственным, кому по-настоящему был интересен рассказ, оказался Мингли. Его, как демона, грызло любопытство о любых подробностях в судьбах людей: как и чем они живут, какие испытывают чувства к богам и как те карают или благословят их. Почему в молодости люди так беспечны и совсем не помнят о скоротечности собственных жизней? А в старости все как один сокрушаются о прожитых годах и, даже находясь в столь немощных телах, молят любые силы о продолжении существования?
Демону сложно было постичь природу человеческой души. Если бы ему самому было суждено прожить так мало, он бы точно не растрачивал ценные годы на угождение другим и соблюдение несчетного количества правил, которые существовали в Синторе. Зачем ограничивать себя в чем-то, если твоя жизнь – лишь краткий миг? Зачем люди стремятся учиться и создавать что-то новое, если многое из созданного ими же они никогда не смогут использовать из-за отсутствия пары десятков лет на то, чтобы воплотить изобретения в жизнь? А что самое страшное и пугающее заметил Мингли в людях, так это то, что многие походили на детей, находившихся в телах стариков. Словно молодую душу обрекли на страдания в стареющем теле. Она бы и рада наслаждаться всем, что предоставляет жизнь, да дряблые мышцы, скрученная спина и отсутствие зубов не позволяют этого. Мингли иногда представлял себя в такой роли: молодой, сильный и пытливый дух, что закован цепью времени и обречен наблюдать, как его телесная оболочка рассыпается в прах без возможности что-либо изменить. Осознавая подобное, начинаешь понимать, почему люди как никто иной на земле так грезят тайнами бессмертия.
И только демону казалось, что он постиг самые глубокие человеческие переживания – ведь что может быть хуже беспомощности перед стрелкой часов? – как он сталкивался с людьми, готовыми прервать жизнь раньше срока, или стариками, которые рады отмеренному времени и счастливы отправиться в чертоги бога смерти. Или, что казалось непостижимым, он наблюдал за молодыми людьми, чьи поступки и стремления больше походили на сердца тысячелетних духов, желания которых угасли многие века назад.
«Что, в самом деле, с этими существами не так?» – задавался вопросом демон, глядя на конюха, который, позабыв о собственной скорой смерти, тешился теплыми воспоминаниями и по-настоящему искренней любовью к молодой госпоже. «Разве осознание скорой кончины не должно беспокоить и вводить в злость и отчаянье? Как можно, стоя одной ногой на пороге чертогов Диликтоса, с таким волнением заботиться о чужой жизни?»
– Как вы знаете, – продолжал старик, – девочки в богатых семьях часто выступают в роли товара, что может принести роду материальные блага через удачное замужество. Конечно, дочери могут и иными способами прославиться и внести вклад в семью, например, честным трудом или выдающимися познаниями в какой-либо области. Но кто станет рисковать всем в надежде, что у вашего дитя будет достаточно ума и способностей, если значительно надежнее и проще выдать ее замуж? К тому же, как я уже говорил, новое поколение лишь растрачивало заработанное, а не приумножало. И оттого дела семьи из года в год становились только хуже.
– На то воля богов! – не выдержала престарелая госпожа. – Как может тот, кто дожил до такого возраста, винить во всем только людей! Порой что ни делай – все не заладится, если богам угодно потопить твой корабль.
Дэмин бросил недовольный взгляд на женщину, которой ранее было велено молчать, и та, фыркнув подобно непокорному коню, умолкла и закинула ногу на ногу, нервно покачивая мыском шелкового башмачка. Он сделал жест рукой в сторону старика, веля продолжать.
– Маленькая госпожа, в силу сердечности, не была против замужества. Ведь долг каждого отпрыска велик перед семьей, и следует сделать все, чтобы отблагодарить родителей за еду, старания и кров. Да только как приказать сердцу, которое наполнено пожаром молодости?
Конюх печально покачал головой и на какое-то время смолк. Он медленно обернулся, разглядывая лица присутствующих ответчиков: портовый грузчик откровенно зевал, господин Лин погрузился в раздумья, игнорируя злобные взгляды служанки, а престарелая госпожа не скрывала нарастающего недовольства.
– Здесь не все, – тихо проговорил старик, – надеюсь, что так и останется. – Прежде, чем Дэмин смог полностью разобрать сказанное и задаться нужными вопросами, конюх продолжил: – С самого детства маленькая госпожа водила дружбу с тремя мальчишками: господином Лином, Ши и Ляном. Пока девочка не может считаться женщиной, ей дозволительно играть в обществе противоположного пола. Обычно, когда она достигает зрелости, такое общение пресекается. Но хозяйка не пожелала рвать дружеской связи дочери с этими негодниками. Не по сердечной доброте, а из корыстных целей: господин Ши, сын богатого торговца, и господин Лин, из семьи военных, могли стать хорошей партией для дочери. Что же касалось господина Ляна, сына простого лавочника, то хозяйка была не рада его присутствию, но воспринимала как вынужденное обстоятельство.
По правде сказать, мне они все не нравились и казались недостойными общества маленькой госпожи. Их детские забавы, наполненные глупостями, а порой и жестокостью, переросли во взрослые увеселения, такие как азартные игры, увлечения певичками и жажда до славы и денег. Конечно, мужчина может считаться мужчиной, только имея амбиции, но эти проказники готовы были на все, лишь бы доказать друг другу и самим себе, что они лучшие из лучших. Но если выбирать из них самого достойного, то я соглашусь с сердцем маленькой госпожи и укажу на господина Ляна.
– Разве не этого господина посадили в тюрьму? – уточнил Дэмин.
Старик усмехнулся:
– А разве всегда вынесенный приговор отражает истину?
Да, судебная система Синторы была несовершенна, и случалось, что выносили неверные или несправедливые решения. Дэмин понимал это и одной из главных задач в жизни считал усовершенствовать законы и способы расследования, чтобы для каждого человека, будь он бедняком или знатным горожанином, закон действовал одинаково и позволял добиться честного и разумного правосудия. Но все же любая критика в адрес выбранной им области ранила и пристыжала молодого судью. Казалось, он несет ответственность за действия коллег по цеху, так как был сыном Каведы – помощника судьи, чьи предки не один десяток лет прилагали усилия в развитии судопроизводства этой славной провинции. Благодаря их стараниям был переработан и улучшен судебный процесс. Одно из самых громких изменений, даже можно сказать скандальных, коснулось подачи заявлений в суд и внесения правок в Уложение о наказаниях. Отныне ложные доносы и заявления, которые могли опорочить имя обвиняемого, считались правонарушением, и за них полагались наказания постыдного характера, такие как прилюдная порка, письменное известие о недостойном поведении на досках объявлений и даже, за самые скверные лже-доносы, общественные работы в гильдии золотарей.
Стоит сказать, что Синтора славилась необычными и изощренными способами наказаний для преступников. Жители других шести провинций не раз устрашались или хватались за животы от смеха при виде описания классификации наказаний. Битье палками до смерти считалось самым гуманным и простым. Шутники поговаривают, что его внесли в список Уложения в момент, когда составителя законов покинула фантазия и одолела головная боль. Иначе как объяснить столь банальный способ на фоне отрезания носов, вываривания в котле и путешествия по водам реки в мешке?
К сожалению, даже это Уложение, по мнению Дэмина, было несправедливо по отношению к осужденным. От наказания была возможность откупиться, а расценки разнились в зависимости от суровости принятых мер. Бедняк вряд ли мог себе позволить избежать, например, лишения части тела, в то время как богатый и знатный мог разом внести плату за весь перечень наказаний, прописанных в законе, и не переживать о благополучии своих рук и ног, которые, к слову, ему были пусть и важны, но не настолько, как бедняку, зарабатывающему физическим трудом на плошку риса и горькую репу.
Демин однажды высказал отцу переживания по этому вопросу. Но тот лишь горько усмехнулся, сказав, что полностью справедливым и ясным для всех не может быть никакая система. Солнце и луна светят всем одинаково лишь потому, что люди не могут на это повлиять.
– Я не вправе обсуждать решения, вынесенные другими судьями, – обратился к конюху Дэмин. – Но думаю, что, если этого человека приговорили к заключению, были веские и доказанные причины.
– Ну конечно, достопочтенный, – улыбнулся старик. – Причины на то были, но судья не стал ждать, когда придет отлив и вода обнажит камни, ибо что стоят слова бедняка против убедительности звона монет?
– Вы намекаете на то, что судью подкупили? Вы понимаете, какие сейчас делаете заявления и каковы последствия?
Дэмину не хотелось, и более того, не было приятно угрожать пожилому слуге, но он был обязан предостеречь того от подобных высказываний.
– Вот и вы судите сразу по вершкам, господин судья. – Старик пожурил его, словно собственного внука. – Я не говорил, что подкупили судью, но то, что свидетели были не чисты на руку, понятно и слепцу.
– Да что взять со старика, – не выдержал господин Лин. – Он же все мерит по своему узколобию, откуда ему разбираться в судебном делопроизводстве?
– Может, я и вправду не смыслю в делах законников, но на человеческие сердца нагляделся побольше вашего, господин.
– Глупости, господин Лян просто оказался отъявленным мерзавцем, – не унимался Лин. – А так как вы ему симпатизировали, то и признать подобное вам сложнее остальных.
– Ваше мнение мы уже слышали, и если оно вновь потребуется, тогда и спросим, – ледяным тоном отчеканил Дэмин. – Сейчас я хочу выслушать историю конюха до конца. Продолжайте, уважаемый.
– Господин Лян из семьи простого лавочника, – возобновил рассказ старик. – Он рано понял, особенно в окружении более знатных друзей, что всего в этой жизни придется добиваться самому. Поэтому, имея острый ум и предприимчивый характер, он трудился не покладая рук и не жалея тела и, в конце концов, смог достичь звания капитана судна.
– Ага, – язвительно буркнул Лин, – судна, которое ему предоставил Ши.
– И что с того? – невозмутимо спросил старик. – Имея деньги, ты можешь купить себе хоть тысячу мотыг, но какой от них прок, если некому возделывать ими поля? Пусть корабль и принадлежал господину Ши, но славу и доверие среди торговцев и моряков этому судну подарил именно господин Лян. Он относился к своей команде как к семье, а его храбрость и смекалка не единожды помогали пройти шторм и доставить груз в целости. Даже когда заканчивался сезон, и иные капитаны предпочитали прекращать работать до следующей весны, господин Лян умудрялся продолжать доставлять товары, пока крепкий лед не сковывал реку. А чего только стоила его замечательная идея ставить небольшие грузовые суденышки на лыжи и, подгадывая ветер, умудряться доставлять груз до ближайших поселений! Истинный острый ум, – восхитился старик.
– Который привел его за решетку, – снова вставил свое слово господин Лин.
– Да как вам не стыдно такое говорить о человеке, который годами считал вас другом, – разгневался конюх.
– Друзья у друзей не воруют. Если ты запамятовал, старик, я напомню: Лян украл целый вверенный ему корабль вместе с грузом.
– Ничего он не крал, – недовольно проворчал старик. – Это дело слишком мутное. Посудите сами, господин судья: тот год выдался ужасным для водных торговцев. Сначала запоздало сошел лед с реки, потом начались ураганы и шторма в море, не позволяя кораблям добраться до соседних провинций, а потом случился небывалый скачок цен на многие продуктовые товары из-за сильной жары, что иссушала поля и огороды. И вот под осень Лян в очередной раз направился в соседнюю провинцию – Тивию – и якобы хотел украсть корабль со всей поклажей и командой, дабы продать все и скрыться с вырученными деньгами. Бессмыслица!
– Вовсе не бессмыслица, – парировал Лин. – Лян из-за погоды сильно поиздержался в деньгах, вот его жизнь и вынудила.
– То есть, по-вашему, имея здесь семью, питая чувства к маленькой госпоже и надеясь на свадьбу с ней, он вот так просто решил всех бросить и начать новую жизнь в чужой провинции?
Заслышав, что господин Лян смел питать надежду заполучить руку ее дочери, престарелая госпожа сдвинула брови и гневно выкрикнула:
– Какой мерзавец! Однозначно верно судья разрешил дело и засадил такого опасного преступника в тюрьму.
– А что такого в том, чтобы всех бросить? Такой человек, как он, и рад был бы освободиться от балласта престарелых родителей, – усмехнулся Лин. – И никогда он не любил вашу маленькую госпожу. Просто проспорил нам в кости, что заполучит ее в жены.
– В кости? – возмутился старик. – Ах вы, мелкие паршивцы! Как можно делать ставки на чьи-то чувства! Так ты, значит, тоже ради этого ее в жены брать надумал?
Лин тут же замялся и занервничал, пропустив мимо ушей, что какой-то слуга смеет тыкать в господина пальцами и неуважительно относиться к нему.
– Я не ставил, – повысил голос Лин. – Я лишь наблюдал, как играют Лян и Ши.
– Брешешь ты все, – отмахнулся старик. – В детские годы обо всем брехал и сейчас брешешь. Ни капли правды на твоем языке не водится.
– Вы его защищаете и выгораживаете только потому, что он такой же бедняк, как и вы! – горячо воспротивился Лин. – Даже боги ведают о справедливости, и потому Ляну не повезло, и мой друг Ши прознал о его плане раньше, чем тот смог выйти в море, оповестил стражей порядка, и те перехватили корабль, который, к сожалению, был потоплен в схватке.
– В схватке? – усмехнулся старик. – Да где это видано, чтобы умный капитан на торговом судне решит сражаться с кораблем военной гвардии? Достопочтенный судья, видите, какое странное дело? Все тут наперекосяк в показаниях.